дekoder | DEKODER

Journalismus aus Russland und Belarus in deutscher Übersetzung

  • Театр одного юриста

    Театр одного юриста

    В конце 2024 года, в самый разгар политического кризиса, охватившего Германию, Бундестаг все же сумел двумя третями голосов принять поправки к Основному закону и провести реформу Федерального конституционного суда. Раньше многие из положений, касающихся его работы, были зафиксированы в обычном законе — теперь они попали в Основной. 

    Цель — не допустить, чтобы в будущем устройство судебной власти могло быть изменено простым большинством депутатских голосов. Важно и время: нет гарантий, что по итогам досрочных выборов в Бундестаг 2025 года у реформы нашлось бы достаточное число сторонников среди депутатов. Ведь сегодня почти нет сомнений, что «Альтернатива для Германии» серьезно укрепит свои позиции в парламенте. И нельзя исключить, что (возможно, вместе с другой популистской партией, «Альянсом Сары Вагенкнехт») получит даже треть голосов, которых достаточно, чтобы заблокировать конституционные поправки. А, например, по итогам выборов 2029 года — именно на такое развитие событий ориентирована судебная реформа — и большинство депутатских мест. 

    Интересно, что драйверами изменений во многом выступают не политики, опасающиеся потерять свои парламентские кресла и министерские портфели, а юристы, которые тщательно изучили авторитарный поворот в других странах и бьют тревогу. Их объединяет сайт Verfassungsblog («Конституционный блог»). Но добиваются своего они не только с помощью сухого анализа, но и средствами искусства. Об этом репортаж швейцарского издания Republik в переводе дekoder’a. 


    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.


     

    Еще секунда, и мы наконец увидим его — победителя сегодняшних выборов. Подсчет голосов в свободном государстве окончен, и его партия — Демократический Альянс, сокращенно ДА — добилась успеха с огромным перевесом, завоевав абсолютное большинство голосов. Традиционно такое достижение празднуют на месте, и речи победителей звучат в столице земли, но Доминик Арндт — тоже ДА — направляется прямиком в Берлин, чтобы выступить в зале Дома федеральных пресс-конференций, в сердце германской политической журналистики. 

    Ведь планы у Доминика Арндта — далеко идущие. Под лозунгом «ДА — это я!» он берет политическую жизнь на абордаж. Потому что ДА — это всерьез и надолго. Потому что цель — изменить всю систему, в нужном Доминику Арндту смысле и выбранном им направлении. 

    Синий задник Федерального дома прессы в Берлине телезритель почти ежедневно видит в новостях. Работающая там журналистская ассоциация сама для себя установила правила, которые призваны гарантировать справедливые отношения между политикой и прессой. Но Доминик Арндт плевать хотел на правила. И первое же его публичное выступление не оставляет в этом сомнений: говорит только он, модераторам не дает вставить ни слова. Доминик Арндт — из тех людей, которые исполняют предписания, когда они им выгодны. А когда нет, с легкостью их нарушает.  

    Доминик Арндт — «фольксбюргер» из одноименной пьесы Максимилиана Штайнбайса. Автор пьесы, юрист и главный редактор авторитетного сетевого издания о конституционном праве Verfassungsblog, проводит мыслительный эксперимент: что, если в одной из федеральных земель Германии абсолютное большинство голосов получит популистская партия? Какие в ее руках окажутся возможности для того, чтобы обойти систему или изменить ее? 

    Мыслительный эксперимент Штайнбайса настолько приближен к реальности, что зрителю становится не по себе

    Свободная труппа Nico and the Navigators под руководством режиссерки Николы Хюмпель поставила пьесу на месте событий — в том самом зале, где проводятся встречи журналистов с политиками. Представление пьесы четыре раза прошло в зале Федерального дома прессы, и теперь запись спектакля можно посмотреть в медиатеке телеканала Аrte

    Мыслительный эксперимент Штайнбайса настолько приближен к реальности, что зрителю становится не по себе: картина возможного будущего, которую он рисует, выглядит настолько угрожающей, что хорошие стороны этого гипотетического сценария легко упустить из виду. А они есть: каждый, кто понял нависшую угрозу, может приготовиться к защите. В этом и заключается главный смысл этой устрашающей интервенции.  

    Сама пьеса при этом состоит из череды вымышленных пресс-конференций. Публика сидит в том самом зале, на тех самых стульях, на которые обычно усаживаются журналисты. И тут же, среди зрителей, затесались актеры, исполняющие роли представителей прессы. Время действия: день сегодняшний. Длительность сюжета: ровно год. Больше не требуется: за год события разрастаются в снежный ком, и федеральное правительство оказывается перед необходимостью принять крайние меры.  

    Парализовать правовое государство 

    Доминик Арндт будет играть в демократию, и демократия станет игрушкой в его руках. Цели он из виду не теряет: утвердить авторитарный популистский режим; сначала исподволь, а затем все более беззастенчиво. 

    Как ему удается это провернуть? Ведомствам по делам иностранцев он дает распоряжение не принимать никаких решений или откладывать их до бесконечности. Мигранты больше не получат никаких разрешений, никакой поддержки. Не имея права на работу, они не могут оплачивать жилье; лишившись жилья, они оказываются на улицах. 

    Сначала известными становятся отдельные случаи и речь идет о «единичных инцидентах». Потом это уже называется «государственные учреждения не справляются с нагрузкой». «Пассивной депортацией» называют происходящее правозащитники. Ну, кто не желает приспосабливаться и вливаться в общество, безусловно, может найти себе место получше, парирует земельный политик. Известная позиция, венгерское и польское правительства годами действуют в этом ключе.  

    Затем Доминик Арндт делает следующий ход: «Свободное государство — прежде всего». Тут уж никто не сможет закрыть глаза на то, что такой политический курс — не случайность, а обдуманный образ действий.  

    В дрожь бросает от того, как вроде бы вежливо и культурно проходит выхолащивание демократических институтов — и как быстро

    Пресс-секретарь федерального правительства придерживается общепринятых правил хорошего тона: всех этих «безотлагательных поисков решения», «заинтересованностей в диалоге» и «ставок на конструктивное сосуществование». 

    Но если одна сторона отказывается, то и другая не сможет действовать конструктивно. И никакого сосуществования тут не будет. 

    Федеральное правительство настаивает на том, что и свободное государство должно оставаться правовым и соблюдать законы. Юристы изыскивают возможности вернуть министра-президента в лоно демократии. В Основном законе они находят статью 84. Параграф третий позволяет федеральному правительству взять под контроль земельное правительство и «назначать своих уполномоченных в верховные органы федеральной земли». На это премьер-министр Арндт говорит: «Я вам не цирковой пудель». 

    За день до премьеры 

    Фабиан Хендрикс, известный актер, играющий комиссара в сериале «Место преступления», делает своего Арндта очень похожим на авторитарного правого экстремиста и радикального популиста Бьорна Хёке (на которого он пугающе похож). Он придает ему черты народного трибуна где-то на полпути между напомаженным героем оперетты и несимпатичным эгоманом. С акульей ухмылкой Арндт заявляет: «Я не прикидываюсь; я абсолютно честен и равен сам себе». 

    Пьеса «Фольксбюргер» идет с подзаголовком «политический фарс», и это действительно остроумно и смешно. То и дело раздаются взрывы испуганного смеха. Все фразы знакомы, все эти обороты звучали столько раз. Театральное действо так похоже на настоящее.  

    И быстро становится не до смеха. Сидя в этом самом зале между рейхстагом и Ведомством федерального канцлера, в сердце политического Берлина, и глядя на политиков — действующих лиц в пьесе, — начинаешь кожей чувствовать, как сухая юридическая материя становится очень конкретной и ощутимой. В дрожь бросает от того, как вроде бы вежливо и культурно проходит выхолащивание демократических институтов — и как быстро! Искусство — в данном случае театр — заставляет явственно ощутить эту опасность. Редкий случай, когда искусство настолько созвучно политике, что предоставляет самой реальности шанс на просвещение в лучшем смысле этого слова, показывая, с какой серьезной опасностью столкнулась демократия. А возможность оказаться в центре театрального действа еще и усиливает резонанс, расширяя круг адресатов этого сообщения.  

    Формальность? Технические помехи? Ничего подобного

    Премьера пьесы состоялась 27 сентября. А за день до этого было сорвано первое, учредительное заседание тюрингского земельного парламента нового созыва. По традиции его провел старейший депутат ландтага, в данном случае — Юрген Тройтлер, представляющий «Альтернативу для Германии» (АдГ). На протяжении четырех часов отказывался провести голосование по новому регламенту и не давал избрать нового председателя

    Через двадцать минут после окончания спектакля на телефон приходит пуш: «Конституционный суд Тюрингии одобрил запрос партии ХДС» — тот самый, который фракция ХДС в срочном порядке отправила, не видя иного способа прорвать блокаду ландтага. Через день после театральной премьеры, 28 сентября, депутат от АдГ Тройтлер вынужден разрешить голосование; депутат от ХДС Тадеус Кёниг избран на пост председателя ландтага.  

    Формальность? Технические помехи? Ничего подобного.  

    «Может создаться впечатление, что все это лишь мелкие процедурные вопросы, — объясняет Франк Бройтигам, юридический эксперт телекомпании ARD, в ежедневной новостной программе Tagesschau в день тюрингского парламентского хаоса. — Но необходимо понимать: за этим кроются большие, важные процессы и принципиальные вопросы существования демократии в одной из федеральных земель».  

    Уязвимая демократия 

    Был ли неожиданным этот явно стратегический маневр АдГ? Нет. «Многие эксперты-юристы месяцами предупреждали о том, что первый день ландтага может пройти именно так», — говорит Бройтигам. В регламенте есть несколько процедурных правил, которые можно толковать двояко. Представители тюрингских «Зеленых» [еще в 2023 году] предлагали очертить эти правила яснее, но ХДС заблокировал решение, которое могло бы предотвратить эту грязную игру.  

    За неделю до сорванного заседания Максимилиан Штайнбайс пишет в Verfassungsblog: «Так может случиться, и я решусь прогнозировать: по всем правилам искусства АдГ превратит первое заседание нового ландтага Тюрингии в спектакль с одной целью — еще раз вызвать у зрителей то самое впечатление, которого АдГ все время добивается для своей публики: что демократия — это цирк, что она коррумпирована и ни на что не годна, если только не позволяет “подлинному народу” непрерывно видеть в ней свое собственное отражение. Это и есть тот кошмарный театр, который АдГ собирается устраивать все пять лет, начиная с четверга». 

    Штайнбайс ведет свой блог уже 25 лет. Это площадка для дискуссий по всем вопросам конституционного права в «Германии, формирующемся едином пространстве Европы и за его пределами». Авторы портала ищут лазейки в конституциях, которыми популисты могут воспользоваться для подрыва демократии. Юристы пытаются сделать европейские страны более устойчивыми против врагов демократии.  

    Движимый теми же побуждениями, Штайнбайс недавно выпустил книгу «Уязвимая демократия» (Die verwundbare Demokratie), в которой пишет: «Если сохранять в поле зрения все бреши, которые авторитарные популисты находят для себя в демократических конституциях, то можно своевременно подготовиться к протесту и сопротивлению, еще до того, как бреши станут тоннелями, а их перекрытие — бессмысленным». 

    Если авторитарно-популистская партия придет к власти в одной немецкой федеральной земле, то свобода действий для нее будет очень велика

    Задача популистов не так сложна, как может показаться. Ведь процессы, идущие в Германии, не уникальны. К сожалению, как раз наоборот. В частности, для экспертов в области права — а также, вероятно, и для популистов — работающей моделью служат действия Виктора Орбана в Венгрии и партии «ПиС» в Польше.  

    В некоторых странах, пишет Штайнбайс, популисты уже у власти (например, в Венгрии, Индии, Италии, Венесуэле, Турции), в других они вот-вот окажутся в правительстве (например, во Франции, Испании, Нидерландах, Австрии, США), в небольшом числе третьих они проиграли выборы, по крайней мере, на время (например, в Польше или Бразилии). Но даже если популизм предстает в разных обличьях, везде он придерживается одной и той же стратегии: как пишет Штайнбайс, популизм всюду пытается воспользоваться институтами либеральной конституционной демократии «для установления авторитарного режима». 

    В своей книге Штайнбайс подводит итоги «Тюрингского проекта», который Verfassungsblog инициировал перед выборами в Саксонии, Тюрингии и Бранденбурге. На основании ста с лишним интервью, взятых у политиков, государственных служащих, судей, ученых и представителей гражданского общества, они проиграли «сценарии, которыми авторитарно-популистская партия будет располагать на уровне федеральной земли, чтобы использовать свою власть в ущерб демократии» и оградить собственное правительство от конституционного контроля, демократической конкуренции и открытой критики. 

    Результат исследования, вкратце: свобода действий для такой партии была бы очень велика.  

    Эксперты-правоведы знают, где в законе можно отыскать лазейки. Они могут предложить решение, как эти лазейки закрыть. Но сделать это могут только депутаты, политики. А если те ставят собственное стремление к власти выше защиты институтов, а общество не осознает опасности, то защита остается слабой и институты получают пробоину — что и показал пример Тюрингии.  

    Пять лет назад Штайнбайс уже разыгрывал мысленный эксперимент, схожий с тем, который он проводит сейчас в пьесе «Фольксбюргер». Сценарий был таков: федеральный канцлер-популист, обладающий абсолютным большинством голосов, действует в обход Федерального конституционного суда, столь важного для Германии. Сначала текст был опубликован в виде эссе в Süddeutsche Zeitung, а затем на странице Verfassungsblog. Наконец, Штайнбайс превратил это эссе в театральную пьесу, которая была поставлена на фестивале «Асфальт» в Дюссельдорфе в 2020 году (запись доступна здесь). 

    Потрясение, вызванное этим экспериментом, было велико. Настолько, что в конце июля этого года коалиционные партии объединили усилия c ХДС/ХСС и согласовали пакет мер, употребив совокупное большинство в две трети голосов на то, чтобы закрыть лазейки и лучше защитить институт Конституционного суда. Демократия не беззащитна.  

    Но, говорит эксперт ZDF по правовым вопросам Сара Такке, «мы должны четко понимать: если противники конституции окажутся в большинстве, то ничто не поможет. Демократию может защитить только большинство граждан, готовых поддержать ее и ее институты». 

    Читайте также

    А если «Альтернатива для Германии» и правда придет к власти?

    Парламент — не место для работы

    «Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

    Идет ли демократии воинственность?

    Последнее средство против тирана (но только если он правда тиран)

    Правящий страх

  • Богатство — это то, что бывает с другими

    Богатство — это то, что бывает с другими

    В России в середине девяностых (особенно до кризиса 1998 года), а потом в нулевые часто искали признаки формирования среднего класса, которое должно было засвидетельствовать успешное завершение рыночных реформ и сделать страну мало отличимой от других европейских государств.  

    И действительно, если сегодня посмотреть на программы всех больших партий ФРГ (за характерным исключением «Левых»), то все они обещают поддержку среднего класса и среднего же бизнеса как основы многолетнего процветания немецкого общества. В реальности, как показывают исследования, в Германии (как и в остальных странах Европы) несколько десятилетий росло неравенство: самая богатая когорта общества продолжала наращивать доходы и благосостояние, в то время как у остальных они стагнировали. Правда, с начала 2000 года рост неравенства замедлился, и, более того, по уровню благосостояния оно даже снизилось по сравнению с 2008 годом. Тем не менее по этому показателю Германия занимает первое место в Евросоюзе. Политики стремятся отразить связанные с этим тревоги граждан, пусть даже реальная ситуация в последние годы почти не меняется. 

    Средний класс из экономической категории все больше превращается в политическую, а принадлежность к нему становится своего рода социально-психологической потребностью. Причем вне зависимости от реального уровня жизни. И не только в Германии. О том, как и почему это происходит, на своем личном примере рассказывает швейцарский журналист Карлос Ханиманн.

    Когда я только начинал писать первые тексты для региональной газеты, то диву давался, как легко, оказывается, зарабатывать деньги в этой профессии. Приходишь на какое-нибудь мероприятие где-нибудь в глубинке, слушаешь, задаешь пару вопросов и описываешь увиденное.  

    За это мне платили 150 франков (около 100 евро по курсу на конец января 2002 года, когда евро был введен в наличное обращение; около 160 евро в нынешних ценах). Со всей присущей молодым людям искренностью я верил: однажды эта работа сделает меня богачом. 

    Я был первым из семьи, кто поступил в университет, и временами ловил себя на мысли, что родственники точат на меня за это зуб. Но затем я снова обращал свой взор в будущее и доверчиво прислушивался к людям, которые рассказывали, что с университетским дипломом меня завалят не только предложениями о работе, но и денежными купюрами.  

    Потом меня взяли в штат.  

    Я работал как сумасшедший до самого подписания нашего еженедельника в печать, падал без сил, один день отдыхал, отсиживаясь на совещаниях, а затем снова работал как сумасшедший до подписания в печать следующего номера. 

    За это в конце месяца я получал чуть меньше 3000 франков после вычета налогов, за якобы 0,8 ставки (около 2000 евро на начало января 2006 года, около 4600 по нынешнему курсу). Стало понятно: богатым меня эта профессия не сделает.  

    К своему удивлению, я обнаружил, что это меня совершенно не тревожит. Ведь у меня было все, что мне было нужно (любовь, друзья, сигареты). А бóльшего и не требовалось, потому что ничего толком у меня и не было (ни детей, ни машины, ни квартиры в Цюрихе по завышенной цене).  

    С формальной точки зрения, с таким доходом я относился к низшему слою среднего класса. Но мне-то было ясно, что никакой я не средний класс, что я — беднее. Я понял одно: богатство — это то, что бывает с другими.  

    Вот только другие думают точно так же. 

    Почти все хотят разбогатеть, но если кто-то и вправду становится богатым, то не хочет в этом признаваться

    К примеру, актриса Кейт Бланшетт с состоянием в 95 миллионов долларов заявила недавно в Каннах: «Я — белая, привилегированная, я принадлежу к среднему классу». Эти слова вызвали волну насмешек и издевок (хотя она не имела в виду ничего плохого).  

    Или взять немецкого политика Фридриха Мерца, владельца двух частных самолетов и миллионера. В 2018 году он сообщил, что относит себя к «верхней прослойке среднего класса».  

    Или федеральный канцлер Олаф Шольц, доход семьи которого еще в бытность его министром составлял 30 тысяч евро в месяц. Однажды он сказал (с язвительным намеком на Мерца): «Я бы не назвал себя богатым».  

    Даже Кристоф Блохер считает богатыми только тех, кто переезжает в Монако. И поэтому тоже причисляет себя «к среднему классу», хотя состояние его семьи превышает 14 миллиардов франков (около 15 миллиардов евро).  

    Бланшетт, Мерц, Шольц и Блохер совсем не исключительны и далеко не одиноки в феноменально ошибочной (или, по крайней мере, феноменально кокетливой) оценке собственного состояния.  

    Около 90% американцев, проживающих в США, считают, что они относятся к среднему классу. В Канаде аналогичного мнения придерживается более 66% населения. 

    Жители Германии часто так же нереалистично оценивают уровень собственного благосостояния. Так, более 6 тысяч участников исследования, проведенного в 2023 году университетом Констанца, должны были оценить собственный уровень дохода и размер состояния по десятибалльной шкале. Оценки сильно отличались от реальности, в особенности у участников с самым высоким и самым низким уровнями дохода. В правой части шкалы наметилась явная тенденция к занижению оценки: так, шесть из семи самых богатых участников исследования серьезно недооценили уровень собственного благосостояния. Отклонение от реальности среди самых богатых достигало трех с половиной пунктов шкалы. В то же время беднейшие участники опроса переоценили уровень своего благосостояния, хотя и максимум на полтора пункта.  

    Получается, что богатые недооценивают степень собственного богатства, а бедные — собственной бедности. 

    Вот парадокс: почти все хотят разбогатеть, но если кто-то и вправду становится богатым, то не хочет в этом признаваться. Лучше быть «нормальным». Лучше быть из «среднего класса». Предположительно, за этим скрывается чувство стыда. По крайней мере, в Германии. Швейцарцы используют для этого более благозвучное слово — деликатность.  

    К слову, свое состояние респонденты оценивали не более адекватно, чем доходы. Хотя по этому параметру степень неравенства еще выше.  

    У такого отклонения оценки от реальности есть последствия — ведь для формирования политических оценок решающую роль играют не объективные факты, а куда чаще субъективное восприятие. Об этом свидетельствуют результаты многочисленных исследований. Участники того, что было проведено в Констанце, соглашались с тем, что неравенство — это проблема, однако сильно недооценивали его фактический масштаб. По словам одного из авторов исследования, эта проблема может найти отражение в политических решениях: «Получается, что выбор таких людей противоречит их собственным интересам». Например, когда речь идет о повышении налогов для состоятельных людей.  

    Что вообще такое средний класс? И почему все так хотят к нему принадлежать? 

    Кстати, к похожим результатам пришли авторы другого исследования на тему восприятия справедливости, проведенного в Германии в 2022 году. Почти две трети его участников сошлись на том, что богатство сильно зависит от удачи. Или от того, из какой человек семьи.  

    Лишь богатые респонденты считали, что (внимание, сюрприз!) их личное благосостояние — это результат «тяжелой работы». (Что, кстати, абсолютная ерунда: одной лишь «тяжелой работой» сколотить состояние уж точно не удастся.

    Мало кто пользуется такой популярностью (и получает столько реверансов со стороны политиков), как представители среднего класса. Но что вообще такое средний класс? И почему все так хотят к нему принадлежать? 

    Мультимиллиардер Кристоф Блохер, партия которого активнее всех апеллирует к «среднему классу», дает такое определение этой прослойки общества: «Это те, кто не настолько беден, чтобы претендовать на соцподдержку, и не настолько богат, чтобы непременно хотеть переехать в Монако».  

    Легче не стало?  

    Тогда немного статистики вам в помощь. 

    В современной Швейцарии к среднему классу относятся люди с доходом в 70-150% медианной заработной платы, что составляет 4000–8500 франков в месяц (4830–9120 евро, до уплаты налогов, для человека без семьи и детей) или 8300-17900 франков в месяц (8900-19210 евро для семьи с двумя детьми). На протяжении многих лет в эту категорию попадает 55–60% населения страны.  

    В Германии доход представителя среднего класса находится на уровне 1050-4400 евро в месяц (после уплаты налогов) или на уровне 2220-9230 евро в месяц для семьи с двумя детьми. 

    К глобальному среднему классу относится семья с двумя детьми, если она тратит 10-20 долларов США в день, что соответствует годовому заработку в 14600–20200 долларов США.  

    Уже по этому перечислению понятно, что доход настолько же излюбленный и распространенный параметр для определения среднего класса, насколько далеко не всегда осмысленный: жизнь на 4000 франков в месяц в Цюрихе сильно отличается от жизни на 8000 франков в Биле, Делемоне или Фрауэнфельде (привет, аренда!). Ведь как писал в свое время экономист Пол Кругман, когда мы говорим о среднем классе, то подразумеваем две вещи — безопасность и возможности.  

    На 1950-1970-е годы пришелся золотой век среднего класса. Но потом меритократия оказалась мифом

    Есть и другие подходы, принимающие в расчет состояние (не многим лучше) и потребление (а вот это неплохо). А иногда за основу берутся совершенно другие категории — например, ожидания от будущего или степень реализации планов на жизнь. В США, скажем, к таким ожиданиям относятся, в частности, дом, машина, возможность проводить каникулы с семьей, а детям дать образование, здравоохранение, пенсия. 

    С начала ХХ века представителей так называемого среднего класса становилось все больше: прослойка людей со средним уровнем дохода стала увеличиваться в Европе и многих промышленных державах Запада. На 1950-1970-е годы пришелся золотой век среднего класса. Качество жизни населения сильно и стремительно менялось, причем сразу у огромного числа людей. Почти все смогли позволить себе больше: стиральную машину, телевизор, автомобиль, летний отпуск.  

    Пирамида доходов раздалась и превратилась в «луковицу» — с хорошеньким таким пузом посредине. Жизнь по стандартам среднего класса оказалась вполне достижимой для большинства. Нужно было только слегка поднапрячься и немножко подстроиться.  

    Но в 1970-е годы эта модель угодила в кризис — как в экономический, так и в культурный. Меритократия оказалась мифом. Появились новые средние, новые обеспеченные и новые необеспеченные. А огромная притягательная сила среднего класса никуда не делась. Мы воспринимаем средний класс как экономически осмысленный, политически стабильный и более-менее справедливый с социальной точки зрения. Тот факт, что столько народу ощущают собственную принадлежность к среднему классу, коренится не в реальности, а в том, что люди склонны выдавать желаемое за действительное. И эта парадигма основана на том, что богачи — это всегда какие-то другие люди. Говоря, что кто-то богат, часто подразумевают: богаче меня. 

    Кстати, мой нынешний работодатель платит в два раза больше, чем первый: 6200 франков (6650 евро) после налогов за 0,8 ставки, которая иногда таковой и ощущается. С таким доходом я все еще отношусь к среднему классу. К тому, что повыше.  

    Читайте также

    «Лучший результат воссоединения — это посудомоечная машина»

    Что пишут: о поляризации и расколе немецкого общества

    Что пишут: о немецком кризисе. Далеко не только правительственном

  • Последнее средство против тирана (но только если он правда тиран)

    Последнее средство против тирана (но только если он правда тиран)

    До выхода Джо Байдена из президентской гонки казалось, что ее предопределит покушение на Дональда Трампа, фотографии которого с окровавленным ухом и поднятой вверх рукой моментально облетели весь мир. Спустя два месяца кажется, что выстрелы в Пенсильвании 13 июля имеют все шансы потонуть в череде других событий, от которых будет зависеть конечный результат выборов в ноябре.

    Но общественная поляризация как в Америке, так и в Европе никуда не делась, а вместе с ней и опасения перед новыми случаями политического насилия. В Германии нападениям подвергаются политики и активисты самого разного толка — от «зеленых» до представителей «Альтернативы для Германии». За один только 2023 год на немецких политиков было совершено 2790 нападений, причем если несколько лет назад жертвами чаще всего становились как раз представители АдГ, то теперь «зеленые». Среди сторонников «Альтернативы» относительно велик процент тех, кто считает политическое насилие допустимым (23% по сравнению с 9,5% придерживающихся такого мнения среди избирателей ХДС/ХСС в одном исследовании и 20% — в другом). Свыше трети сторонников этой партии считают, что политики своими действиями заслуживают «гнева, переходящего в насилие».

    Оправдано ли в такой ситуации насильственное сопротивление со стороны демократических сил и активистов? Следует ли считать его одной из составляющих «боеспособной демократии»? Об этом — в статье швейцарского издания Republik, которую перевел дekoder.


    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.


     

    После того как на предвыборном митинге в Пенсильвании Дональд Трамп разминулся со смертью буквально на ширину уха, нашлись те, кто втайне сожалел о промахе юного стрелка. Некоторые даже сочли это покушение делом вполне легитимным, ведь Трамп подрывает основы демократии. [Немецкий] сатирик Эль Хотзо получил много одобрительных откликов на пост о том, что «когда фашисты умирают, это совершенно замечательно», — после чего был уволен [с радиостанции RBB].  

    Так или иначе, большинство людей эту позицию интуитивно отвергает — в том числе и те, кто Трампа ненавидит. По крайней мере, лишь немногие осмеливаются выражать подобную точку зрения публично. И неспроста, ведь такой взгляд не оправдать. Не потому, однако, что политическое насилие неприемлемо в принципе, как настаивают многие из тех, кто пишет об этом покушении. На самом деле, политическое насилие может оправдываться четырьмя разными причинами. Три из них, с просвещенной точки зрения, должны быть отвергнуты. Но одна причина остается вполне легитимной. Речь идет о противодействии насилию, мотивированному первыми тремя. 

    Насилие ради собственности 

    Первый мотив, особенно широко обсуждаемый сейчас в контексте покушения на Трампа, связан с историческим триумфом буржуазии, благодаря которому феодализм уступил место капитализму. В XVII веке Джон Локк оправдывал насилие в случае вмешательства политической власти в вопросы частной собственности. Эта идея восходит к античной эпохе, когда убийство неправедного тирана считалось вполне законным. Со временем она трансформировалась в представление о праве на сопротивление тирании. 

    Насилие во имя права собственности вполне могло считаться легитимным в феодальный период, когда насилие и без того господствовало, но не в демократических правовых государствах, утверждавшихся начиная с XIX века. В основе их устройства лежат принципы ненасильственной политической борьбы демократическими средствами.  

    Ярким примером крайнего либерализма, оправдывающего насилие против демократического строя, остается военный переворот Аугусто Пиночета в Чили в 1973 году. Свергнув президента-социалиста Сальвадора Альенде, Пиночет установил жестокую военную диктатуру. На тех же идеологических основаниях жители США сегодня владеют 393 миллионами единиц огнестрельного оружия, которые нужны им для защиты своих жилищ и имущества. Неприкосновенность частной собственности — основная причина, по которой Илон Маск и другие миллиардеры поддерживают Трампа. Кроме того, Трамп обещает снизить корпоративный налог до 15 процентов, а в 2021 году еще и продемонстрировал готовность отправить разгневанную толпу к Капитолию ради достижения своих политических целей. Он же публично одобрял деятельность военизированных группировок, таких как ультраправые Proud Boys. 

    Второй мотив применения насилия, который также набирает силу по всему миру, связан с подъемом национализма и империализма в конце XIX века. Это насилие, имеющее своей целью навязывание определенной иерархии на основе этнической, религиозной или иной идентичности, что, в конечном счете, ведет к фашизму. Сегодня, как и в 1930-е годы, когда в Германии и Италии либералы маршировали бок о бок с фашистами, часть либерального фланга буквально сливается с правым национализмом. Это происходит, например, во Франции, где некоторые «Республиканцы» вступили в союз с «Национальным объединением» Марин Ле Пен. Или в США: там в фигуре Трампа воплощена надежда на то, что собственность миллиардеров останется неприкосновенной, а господство белой расы — неизменным. И в Швейцарии — тоже, где люди, именующие себя либералами, заигрывают с «Альтернативой для Германии» и Трампом. 

    Как и прежде, убежденных националистов хватает. Но, как правило, национализм нужен для реализации своей экономической повестки, поскольку его можно использовать для привлечения на свою сторону даже тех, кто, вообще говоря, не выигрывает от подобной политики. 

    Третий мотив — это ответ на рост буржуазии со стороны левых сил, которые прибегают к насилию ради того, чтобы разрушить власть частной собственности. История знает тому множество примеров: от терактов анархистов в XIX веке до коммунизма в СССР и терроризма RAF в Германии. 

    Отчасти из-за этого насилия либералы, такие как историк Джейкоб Тальмон, после Второй мировой войны популяризировали тезис о том, что советский коммунизм по сути представлял собой то же, что и фашизм, — тоталитарный режим. Сегодня этот тезис вновь обрел популярность с распространением так называемой «теории подковы». Эта теория, которая, среди прочего, дискредитирует левую идею как легитимную альтернативу, игнорирует не только тот факт, что и либерализм может перейти к насилию. Она закрывает глаза на то, что фашизм предполагает насилие уже в своем стремлении навязать людям иерархию, в том время как левые стремятся к реализации прогрессивной утопии — ограничению частной собственности для освобождения людей от социальной нужды. Кроме того, большинство левых, так же как и большинство либералов, поддерживают демократический конституционный строй.  

    Насилие во имя демократии 

    Четвертый мотив применения насилия подкрепляется вескими аргументами: это насилие со стороны тех же либеральных или левых сил, направленное против узурпации власти — независимо от ее идеологической окраски — с целью установить или защитить демократическое конституционное государство. Возможно, именно это представление побудило сатирика Эль Хотзо поспешно выразить восторг по поводу смерти фашистов.  

    Вряд ли сегодня кто-то всерьез поставит под сомнение историческую целесообразность революций конца XVIII века во Франции, США или на Гаити, которые, несмотря на всю своею кровопролитность, привели к созданию современных демократических конституционных государств. Или сопротивление, благодаря которому многочисленные страны Глобального Юга после Второй мировой войны сбросили власть колонизаторов. И мало кто осудит швейцарца Мориса Баво за попытку убить Адольфа Гитлера в ноябре 1938 года, как не осуждают и тех, кто пытался это сделать до него и после.  

    Если кто-то использует насилие для демонтажа демократии и становится причиной гибели миллионов людей, убийство этого человека, безусловно, стоит признать легитимным. Насилие во имя верховенства демократического права создает условия для ненасильственной политики. 

    Именно поэтому в Основном законе ФРГ, принятом после Второй мировой войны, закреплено право на сопротивление. На случай, когда кто-то пытается разрушить демократическое правовое государство, 20 статья гласит: «Если иные средства не могут быть использованы, все немцы имеют право на сопротивление любому, кто предпринимает попытку устранить этот строй». 

    Насилие из-за сомнительной исторической аналогии

    Однако, вопреки заявлениям американского политика Джей Ди Вэнса, который впоследствии совершил разворот на 180 градусов [в оценке Трампа] ради того, чтобы стать его кандидатом в вице-президенты, Дональд Трамп — это не Адольф Гитлер. Трамп подрывает демократическое правовое государство с помощью лжи, запугивания и клеветы, и как минимум подстрекательством к штурму Капитолия он показал, что не прочь заигрывать с насилием. Но пусть американская демократия, сильно зависящая от крупных доноров, оставляет желать лучшего, США все еще остаются демократическим правовым государством, где можно бороться мирными средствами — в том числе за расширение демократии. Трамп пока даже не у власти. 

    Если это вообще возможно, то насилие против Трампа можно было бы оправдать лишь как превентивную меру — для предотвращения еще большего. Возможно, штурм Капитолия действительно был предвестником насильственных мер, к которым Трамп может прибегнуть в случае избрания президентом США в ноябре. 

    После террористических атак на Нью-Йорк 11 сентября 2001 года идея превентивного применения силы для предотвращения возможного насилия в будущем получила широкое распространение. Президент США Джордж Буш-младший в 2003 году начал войну в Ираке, мотивируя это необходимостью превентивного удара, поскольку там якобы разрабатывали оружие массового уничтожения. Все более распространенной становится практика превентивных задержаний, особенно в отношении реальных или предполагаемых исламистов, которые могут совершить теракты. 

    Опасная затея, открывающая простор для злоупотреблений — как показала война против Ирака, где оружие массового поражения так и не было обнаружено. Вот и Трамп сначала должен стать тираном, силой отменяющим демократию, прежде чем можно будет говорить о легитимности политического убийства. В любом другом случае мы окажемся в еще более жестоком мире, где каждый оправдывает применение насилия со своей стороны тем, что с противоположной его могли бы применить в будущем. 

    В демократическом правовом государстве насилие не только недопустимо, но и бессмысленно. Убийство тирана-одиночки может открыть путь к демократии, но что принесла стрельба в человека, которого поддерживает примерно половина избирателей? Даже если бы покушение на Трампа закончилось его смертью, люди вроде Джей Ди Вэнса были бы готовы продолжить дело экс-президента. После провальной же попытки Трамп предстал со своим кровоточащим ухом одновременно и жертвой, и героем, а его шансы победить на выборах только увеличились. 

    Однако и ненасильственное сопротивление с его бесконечной критикой всех трампов этого мира подвержено той же проблеме, что и идея политического убийства. При всем том, что за ней стоит защита идеалов, в глазах сторонников всех этих трампов она лишь добавляет красок к их жертвенному и героическому образу. Главный вопрос, стоящий сегодня во всем мире: какая прогрессивная утопия сможет вернуть доверие людей, голосующих сегодня за Трампа? Ведь это единственный способ изменить мир демократическими средствами. 

    Читайте также

    Путинская Россия уже похожа на Третий рейх?

    Что пишут: о поляризации и расколе немецкого общества

    Миф о «хороших прусских»

    «Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

    Идет ли демократии воинственность?

    Тролль политический обыкновенный

  • Из кантона Аргау в направлении Лубянки

    Из кантона Аргау в направлении Лубянки

    Пользователи европейских интернет-сайтов знают о навязчивом предложении в момент захода на них — подтвердить согласие на использование файлов cookies. Это требование Европейского Союза, которое с 1 сентября 2023 года действует и в Швейцарии. От предложения можно отказаться. И иногда это может иметь политический смысл.  

    Швейцарское издание Republik еще осенью прошлого года выяснило, что крупнейшие СМИ страны используют инструменты «Яндекса», предназначенные для анализа траффика, и передают данные о пользователях в Россию. После тогдашней публикации названные издания отказались от этих систем, но, как выяснило Republik, они по-прежнему в ходу на сайтах и в приложениях ряда швейцарских региональных СМИ.  

    Как минимум одно из них после публикации заявило, что прекращает пользоваться инструментами «Яндекса», но подчеркнуло, что и раньше делало это исключительно для собственных аналитических целей, а не для более эффективной продажи рекламы, как предполагает Republik. В свою очередь, сервис Localpoint, который помогает всем упомянутым в статье печатным изданиям размещать свои бумажные публикации в интернете, в ответе на статью Republik сделало упор на том, что ни у «Яндекса», ни у российских спецслужб нет и не могло быть реальной возможности вычислить конкретного человека по собранным данным, в частности по IP-адресу, — для этого понадобилось бы согласие швейцарского суда.  

    Тем не менее значительный массив данных о швейцарских читательницах и читателях оказался в распоряжении российского технического гиганта. И это показывает одно из важнейших отличий нынешнего гибридного конфликта от холодной войны: обладая значительно меньшей экономической и военной мощью, чем СССР, путинская Россия значительно более интегрирована в западную экономическую жизнь и не только зависит от нее, но и может пользоваться этим в собственных интересах. 


    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России.


     

    Тем, кто размещает на своих сайтах интернет-рекламу и таким образом финансирует их, подобно многим медиакомпаниям, следует держаться подальше от «Яндекса». «Яндекс» — технологический гигант, который в России считается монополистом, — это сразу и поисковая система, и видео-платформа, и служба доставки, и стриминговый сервис.  

    Но этим дело не исчерпывается: компания — это российский аналог Google в сфере интернет-рекламы. Как и американский техногигант, «Яндекс» располагает обширной экосистемой так называемых «рекламных технологий» (AdTech). К ним относятся все технологии, которые используются для обработки данных посетителей сайтов и их передачи заинтересованным сторонам. Речь идет о файлах cookies, аналитических инструментах и трекерах, которые позволяют однозначно идентифицировать посетителя сайта на основе технических сведений. А заинтересованные стороны — это и рекламные агентства, и рекламодатели, в основном предприниматели. Все они получают долю при распределении данных. 

    Причина, почему с недавних пор медиахолдингам больше не стоит сотрудничать с «Яндексом», кроется в корпоративной структуре концерна. Еще несколько месяцев назад «Яндекс» был тесно связан со своим нидерландским юрлицом, которое действовало на основании налогового соглашения между Россией и Нидерландами. Поэтому отдельные сервисы «Яндекса» до начала года работали на территории Европы. 

    Однако в феврале 2024 года компания «Yandex Europa» продала все свои российские сервисы и продукты консорциуму инвесторов, связанных с государством, за 5,2 миллиарда долларов. В сделку были включены стриминговые сервисы, поисковая система, видео-платформы и целиком подразделение интернет-рекламы со всеми сопутствующими технологиями. 

    Причина продажи заключается в том, что репрессивное российское законодательство в сфере регулирования интернета поставило под угрозу бизнес европейской части компании «Яндекс». Кремль вот уже несколько лет как пытается подчинить себе главного российского игрока на рынке информационных технологий. Так, новостной агрегатор «Яндекса» (российский аналог сервиса Google News) считается рупором путинской пропаганды и, по мнению ЕС, несет частичную ответственность за дезинформацию российского населения, о чем свидетельствует детальное расследование издания Republik. В результате российское происхождение компании создало репутационные риски для европейского филиала, который в текущих условиях планирует полностью сосредоточиться на разработке продуктов в области искусственного интеллекта. 

    А еще ФСБ России регулярно обращается к «Яндексу» с требованием предоставить доступ к данным пользователей. Иными словами, нет никаких сомнений в том, что любое СМИ, пользующееся аналитическими инструментами и cookies «Яндекса», передает данные своих читателей российским спецслужбам. Что, похоже, совершенно не беспокоит многие швейцарские СМИ. Или чего они попросту не замечают. 

    Крупные издания, такие как NZZ, 20 Minuten и Blick, отказались от использования аналитических программ «Яндекса» после расследования Republik. Однако при помощи двух исследовательских инструментов мы выяснили, что региональные СМИ, такие как Reussbote в кантоне Аргау, Volksstimme в кантоне Базель-Ланд и La Gruyère в кантоне Фрибур, еще несколько дней назад (текст был опубликован 30 мая 2024 года. — Прим. дekoder’а) по-прежнему использовали российский аналитический инструмент «Яндекс Метрика» — как на сайтах, так и в приложениях.  

    Эксперт по рекламе Михаэль Маурантонио прокомментировал возможности «Метрики» по запросу Republik. Не только медиа, интегрирующее этот аналитический инструмент в код своего сайта, но и сам «Яндекс» получает доступ к целому ряду данных: какой контент читатель просматривал на сайте издания Reussbote, откуда он пришел — например, с фейсбука, X или Google — и на какой сайт он пошел дальше (Вот список онлайн-изданий, которые пересылали данные о своих читателях в Москву).

    Постоянный доступ к IP-адресам

    «Метрика» также встроена в приложения для Android 17 региональных СМИ (из-за закрытости системы не удалось выяснить, как обстоит дело с приложением для iOS). А это значит, данные о местоположении читателей могли передаваться в Россию, если они вручную не отключали отслеживание местоположения в настройках. Проблема особенно серьезна в силу того, что настройки «Метрики» обеспечивают доступ к бóльшему объему данных по сравнению с другими аналитическими инструментами, о чем в докладе на конференции «Black Hat IT» в августе 2023 года заявила разработчица систем защиты данных Кайли МакКреа. Помимо точного местоположения технология «Яндекса» также измеряет высоту нахождения смартфона и скорость его движения, что позволяет отслеживать все перемещения пользователя приложения. Впрочем, оператор платформы [Localpoint], обеспечивающей доступ к вышеупомянутым 17 региональным СМИ, утверждает, что приложения не запрашивали доступ к местоположению. Так или иначе, у «Яндекса» был постоянный доступ к IP-адресам — «домашним адресам пользователей в интернете». 

    И вот что особенно тревожит: все эти 17 ресурсов используют файлы cookies «Яндекса». Это так называемые идентифицирующие текстовые файлы, которые отслеживают поведение пользователя в браузере в целом и формируют его индивидуальный пользовательский профиль. К примеру, это позволяет вычислить, что конкретный пользователь сегодня прочитал статью на ресурсе Reussbote.ch, а завтра совершил покупку в интернет-магазине. На данный момент файлы cookies Яндекса деактивированы, но вовсе не потому, что швейцарские СМИ отказались от использования трекеров «Яндекса». Нет, это сам российский технологический гигант недавно удалил швейцарские региональные издания из своего клиентского портфеля в процессе разделения компании. Точная причина неизвестна. Но в любом случае, до весны 2024 года все данные об индивидуальных моделях поведения читателей 17 онлайн-изданий, включая уникальные IP-адреса, передавались в Москву. 

    Понимают ли издатели, во что ввязываются?

    За передачу этого огромного объема данных в Москву отвечает одна и та же компания: Localpoint.ch. Она управляет редакционной платформой, на которой размещены сайты 19 региональных и специализированных СМИ с практически идентичным техническим дизайном. 

    Понимают ли издатели, во что ввязываются? По всей видимости, да. 

    Два клиента Localpoint не работают с технологиями «Яндекса»: Seeblick и специализированный журнал Schweizer Soldat. По данным Localpoint.ch, эти СМИ приняли решение не интегрировать технологии «Яндекса» в свои проекты. Это свидетельствует о том, что СМИ имеют право голоса при определении маркетинговой стратегии для своих рекламных площадок. 

    По словам представителя Localpoint, в компании ошибочно полагали, что «Метрика» отправляет данные не в Россию, а в европейское подразделение «Яндекса». После того как сотрудники издания Republik ознакомили представителей компании Localpoint с выявленными фактами, 27 мая было принято решение о запрете использования трекеров «Яндекса» на всех сайтах и в приложениях, за которые отвечает компания. На момент публикации статьи аналитические инструменты «Яндекса» действительно исчезли с новостных сайтов. Соответствующее обновление для приложений находится в стадии разработки, сообщили в Localpoint.ch

    Вот только «Яндекс» — не единственный источник опасности. Много вопросов вызывает интегрированный в новостное приложение Watson модуль, разработанный другой российской компанией, «VK», которая также связана с государством. Эта компания считается российским аналогом Facebook, ее основал [будущий] создатель Telegram Павел Дуров. Под давлением российского правительства он был вынужден продать свою социальную платформу. С 2014 года «VK» принадлежит интернет-компании Mail.ru, контрольным пакетом в которой владеет близкий к Путину миллиардер Алишер Усманов. 

    Модуль «Вконтакте» также может собирать огромный массив данных, таких как местоположение и идентификатор устройств, а также другие конфиденциальные данные о пользователе, и отправлять их в Россию — по крайней мере, теоретически. Впрочем, в ответ на наш запрос представитель CH-Media Лино Бугманн сообщил, что эти функции в приложении Watson отключены. Кстати, аналогичный модуль интегрирован в код приложения китайского онлайн-магазина Shein — одного из самых популярных в Швейцарии. 

    Одна из ключевых угроз безопасности в интернете

    На все это можно ответить, что практически во все швейцарские СМИ интегрирован Google Analytics — аналитический инструмент американского техногиганта. После утечки, организованной Эдвардом Сноуденом, в этом контексте также возникает немало вопросов, ведь американские спецслужбы могут при необходимости получить доступ к данным о европейских пользователях благодаря Акту о негласном наблюдении в целях внешней разведки

    При этом США и ЕС недавно заключили рамочное Соглашение о защите данныхратификации которого заинтересована и Швейцария), чтобы создать механизм регулирования именно таких вопросов. Однако судьба этого соглашения находится под вопросом, так как австрийская организация по защите конфиденциальности Noyb обжаловала его в Европейском Суде. Дело пока находится на рассмотрении. 

    Тем не менее в случае с Россией дело обстоит по-другому: достаточно вспомнить об участившихся кибератаках против швейцарской экономики и жителей страны с применением российских программ-вымогателей, о растущей угрозе шпионажа со стороны России и о санкциях Швейцарии против России. Автоматический поток данных, отправляемых в Москву, подвергает ничего не подозревающих швейцарских интернет-пользователей несравнимо большему риску. Особенно учитывая тот факт, что данные о местонахождении пользователей интернет-ресурсов постоянно отправляются на российские серверы, и эта информация может быть перехвачена государством в любой момент. 

    Результаты исследования, проведенного специалистами в области конфиденциальности Вольфи Кристлем и Джонни Райаном, свидетельствуют о том, что нерегулируемый рынок интернет-рекламы — это одна из ключевых угроз безопасности в интернете. Заинтересованные стороны из разных стран — будь то секретные службы, преступники или компании — в такой экосистеме могут рассчитывать на богатый улов. До сих пор ни в ЕС, где почти во всех сферах с завидным постоянством вводятся новые регулирующие механизмы, ни в Швейцарии нет достаточной политической воли к урегулированию именно этой области. Несколько попыток пересмотреть Директиву ЕС о конфиденциальности и электронных средствах связи пока так и не увенчались успехом. 

    Похоже, что медиахолдинги, которые неплохо зарабатывают на размещении рекламы, располагают слишком сильными лоббистскими возможностями. И они не прочь подвергнуть своих читателей серьезным рискам в сфере кибербезопасности. 

    Исправление и обновление (Republik): в предыдущей версии статьи мы писали, что «Яндекс» также имел доступ к точным данным о местоположении пользователей, установивших приложения 17 швейцарских изданий. Однако, по данным Localpoint, это не соответствует действительности. Тем временем «Яндекс» ответил на запрос Republik, подтвердив, что европейские сайты были удалены из клиентского портфеля совсем недавно. Это означает, что сбор cookies был активирован для всех 17 онлайн-изданий вплоть до весны 2024 года, а все пользовательские данные читателей добавлялись в соответствующий профиль. То есть техническая информация об устройстве, уникальный IP-адрес и собранные демографические данные о каждом читателе передавались на серверы в Москве. Объем переданных данных оказался даже больше, чем предполагалось изначально. 

    Читайте также

    «Фактчекинг» как новое оружие российской пропаганды

    «Легким движением руки»: как RT обходит европейские запреты

    Российский exxpress из Вены

    Чем занят «Русский дом» в центре Берлина посреди войны

    «Кремлю невыгодно, чтобы альтернативные медиа были связаны с ним напрямую»

    За что в Германии запрещают СМИ — и другое ли это?

  • «Государствам предстоит в суде доказывать, что они борются с потеплением»

    «Государствам предстоит в суде доказывать, что они борются с потеплением»

    9 апреля Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) в Страсбурге вынес решение по иску швейцарской общественной организации «Климатические пенсионерки» (нем. KlimaSeniorinnen Schweiz). Более двух тысяч ее участниц обвиняли правительство Швейцарии в том, что своей климатической политикой оно нарушает их базовые права. Судьи поддержали швейцарок почти по всем пунктам и постановили, что власти страны не выполнили свои обязательства по двум статьям Европейской конвенции по правам человека: об уважении частной и семейной жизни (статья 8) и о праве на справедливое и публичное разбирательство дела в разумный срок (статья 6.1).

    В первом случае суд пришел к выводу, что Конвенция требует от государства, подписавшего его, гарантировать гражданам защиту их здоровья. Нынешний швейцарский климатический закон не дает таких гарантий пожилым истицам, поскольку большинство предусмотренных в нем мер по борьбе с климатическими изменениями, на это здоровье влияющими, будут реализованы только после 2031 года. Во втором случае ЕСПЧ решил, что швейцарские национальные суды отказали истицам в рассмотрении дела на крайне сомнительных и игнорирующих научные данные основаниях, среди которых, например, утверждение, что климатический кризис еще не вступил в критическую фазу.

    Противники решения ЕСПЧ (они есть и среди швейцарских политиков, и среди международных экспертов) указывают на то, что суд создал сразу два опасных прецедента: во-первых, чрезвычайно расширительного толкования Конвенции по правам человека, а во-вторых, вмешательства в компетенцию национальной законодательной власти, деятельность которой в случае Швейцарии была дополнительно легитимирована прямо выраженной волей граждан страны. Дело в том, что действующий закон, который судьи нашли недостаточно гарантирующим права «Климатических пенсионерок» и потребовали дополнить механизмами по их обеспечению, был принят парламентом и одобрен на референдуме в 2023 году. Наиболее радикальные критики ЕСПЧ даже предлагают Швейцарии выйти из Совета Европы.

    Решения суда обязательны к исполнению, хотя на практике страны иногда их игнорируют. Для граждан и правительств других стран-участниц этой организации (а это все страны Европы, кроме Беларуси и России) вопрос теперь состоит в том, станет ли решение суда прецедентным и будет ли он и в дальнейшем так внимательно следить за климатической политикой.

    Со швейцарским изданием Republic поговорила немецкая юристка Рода Ферхейен, которая специализируется на делах об обеспечении «климатических прав» европейцев.

    Republic: Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) во вторник, 9 апреля, вынес решение против Швейцарии в связи с тем, что государство делает недостаточно для защиты климата, нарушая тем самым права человека. Что это означает для Швейцарии?

    Рода Ферхейен: Ну, я надеюсь, что Швейцария не хочет отказываться от основополагающей идеи защиты прав человека, а значит, и от соблюдения Европейской конвенции по правам человека и решений соответствующего суда. То есть теперь придется что-то менять. Придется пересмотреть закон 2023 года и представить программу защиты климата, основанную на количественных ограничениях: проще говоря, принять эмиссионный бюджет СО2.

    — То есть Федеральный совет и парламент Швейцарии засядут за работу над ошибками и будут менять законодательство?

    — Решение суда предписывает не просто принятие какого-то конкретного закона или формулировку целей, но и гарантии их выполнения. В Швейцарии должна появиться целая система контроля над проектами, сроками и порядком финансирования — как в других странах, например в Германии. Одного закона недостаточно.

    — На ваш взгляд, это правильно, что политиков принуждают к таким действиям с помощью суда?

    — В задачи судов входит контроль над административной и законодательной властью — в зависимости от того, как сформулирован принцип разделения властей в той или иной конституции. Суд в Страсбурге всего лишь рассматривал вопрос о том, соблюдает ли Швейцария ратифицированную ею Конвенцию по правам человека. И суд принял решение: нет, не вполне. Соответственно, теперь в связи с данным решением суда политики вынуждены действовать.

    — Означает ли решение ЕСПЧ, что швейцарские суды не выполнили свою работу должным образом, в свое время отклонив жалобу «Климатических пенсионерок»?

    — Швейцарские суды, действительно, устроили неразбериху. Так дела не делаются. Мне довелось видеть много разных судебных решений, но заключение суда последней инстанции Швейцарии в 2020 году правда было будто из параллельной вселенной. Речь там шла о том, что, мол, «у мира еще много времени в запасе». Страсбургский суд это мнение однозначно отверг. Но, впрочем, не мне это комментировать, это не моя юрисдикция и я не была задействована в процессе.

    — ЕСПЧ не только постановил, что Швейцария делает слишком мало для защиты пожилых людей от последствий изменения климата, но и указал на необходимость обеспечить справедливое судебное разбирательство. Почему?

    — Статья 6 Европейской конвенции по правам человека гарантирует право на справедливое судебное разбирательство. Когда человек обращается в суд, необходимо дать ему возможность надлежащим образом изложить свое дело. Швейцарские суды отклонили и личные заявления этих пожилых людей, и жалобу, поданную их ассоциацией «Климатических пенсионерок». Однако ЕСПЧ постановил, что ассоциация имеет право подавать судебные иски и защищать права человека. Швейцарская судебная система отказала им в этом праве. Соответственно, справедливое судебное разбирательство не было гарантировано.

    — Решение, принятое в Страсбурге, станет прецедентом?

    — Это судебное решение не только закрепляет право на подачу таких исков, но и переносит бремя доказывания на другую сторону: подавая жалобу на государство, ни человек, ни организация (как, например, в данном случае — пожилых людей) не обязаны пояснять, что именно требуется. Наоборот, это государство должно доказать, что принимает достаточные меры для борьбы с глобальным потеплением, что у него есть общая концепция, основанная на четких количественных ограничениях выбросов парниковых газов. Я всегда говорила, что защита климата — это одно из прав человека. На сегодня этот факт уже подтвердили многие суды мира, будь то на основании Конвенции по правам человека, Основного закона Германии или Африканской хартии прав человека и народов. По-настоящему новым в деле против Швейцарии стало то, что по этим жалобам было реально вынесено решение и установлены два факта нарушения прав человека.

    — Решение Страсбургского суда изначально обязательно для исполнения только Швейцарией. Тогда какое это имеет значение для остальных 45 членов Совета Европы? Можно ли ожидать новой волны жалоб по вопросам климата?

    — Новый механизм коллективной защиты прав человека теперь применяется повсеместно. Таким образом, двери для такого рода жалоб широко распахнулись. Однако будут ли подаваться иски в национальные или международные суды, во многом зависит от того, что уже делают отдельные государства в области защиты климата. Вообще, хорошо бы в новых исках вовсе не было необходимости. ЕСПЧ принял три конкретных решения: во-первых, ассоциации и организации могут подавать иски; во-вторых, существует право человека на защиту климата, основанное на статье 8 [Конвенции по правам человека] «Право на уважение частной и семейной жизни». В-третьих, это право человека должно быть реализовано разумным и последовательным образом. Суд даже предлагает ряд критериев для этого.

    — Значит, дело прояснено окончательно?

    — Нет, некоторые вопросы остаются без ответа, и это уже стало поводом для критики. В любом случае все страны-члены Советы Европы обязаны соблюдать эти три основополагающих решения. В каждом государстве действуют свои внутренние правила, предусматривающие, что Европейская конвенция по правам человека и решения ЕСПЧ должны приниматься во внимание при толковании национального законодательства. Поэтому хотя данное решение было вынесено только в отношении Швейцарии, оно имеет реальное значение для всех членов Совета Европы.

    — То есть теперь любая общественная организация сможет подавать против своего государства иски в национальные или европейские суды и требовать защиты климата как неотъемлемого права человека?

    — В некотором смысле именно в этом заключается революционность принятого решения. Ранее подобные иски от частных лиц, утверждавших на основании статистики, что, например, волны жары особенно сильно влияют на их здоровье, и говоривших, что они лично пострадали, судом не принимались. А вот иск от организации принят был. На мой взгляд, истцы совершили по-настоящему альтруистическое коллективное действие. Ассоциация вправе подать иск, даже если ее члены не могут этого сделать. Это уже признано на основании Орхусской конвенции. Наверное, можно сказать так: либо частным лицам, либо ассоциациям национальные суды должны гарантировать доступ к правосудию. Так или иначе — по мнению ЕСПЧ — необходимо обеспечить возможность подачи иска о праве на защиту климата.

    — В тот же день ЕСПЧ вынес еще два решения: первое — по иску бывшего мэра одного из французских городов против своего государства, второе — по иску молодых людей из Португалии против Швейцарии и еще 31 европейской страны. Обе жалобы были отклонены. Почему эти истцы потерпели неудачу?

    — Мэр Дамьен Карем не проживает в соответствующем муниципалитете, поэтому его лично проблемы данного муниципалитета уже не затрагивают. В связи с этим его заявление было отклонено. Иск, поданный шестью молодыми людьми из Португалии против собственного и других государств, — тоже. Прежде всего потому, что молодые люди не имели права подавать такого рода иск о нарушении прав человека другими государствами — таким образом, здесь возобладал традиционный взгляд на защиту прав. Что очень жаль. Против Португалии иск, в принципе, легитимен, но не в этом случае, поскольку не было предварительного обращения в судебные инстанции внутри страны. То есть истцы не исчерпали средства правовой защиты у себя дома.

    — Вы сами приняли участие в жалобе, поданной ассоциацией пожилых людей Швейцарии: составили заявление в ЕСПЧ и присутствовали на слушаниях в Страсбурге в 2023 году. Почему вы этим занялись?

    — Решения Страсбурга влияют на все суды, в том числе и на те, в которые я сама обращаюсь. В настоящее время я подаю иски как в немецкие, так и в европейские суды. Я считаю, что необходимо доводить до сведения ЕСПЧ опыт, накопленный на уровне национальных судов, и вносить соответствующие предложения, в частности, относительно того, как реализовать право на защиту климата.

    — В настоящее время вы сами судитесь с рядом компаний, среди которых энергоконцерн RWE и автопроизводитель Volkswagen. Чего вы надеетесь добиться?

    — Нам необходимо столько всего сделать. Нельзя отдавать все это на откуп государству. Каждая крупная корпорация оказывает огромное влияние и на то, что творится за пределами конкретной страны. Именно на этом основаны корпоративные иски. Они могут касаться непосредственно производственной деятельности фирмы, как мой иск против энергетической компании RWE в связи с ее вкладом в изменение климата, либо же производимой ею продукции, которая распространяется по всему миру, как в случае с Volkswagen. Теперь это подтверждено и решением ЕСПЧ: необходимо принимать во внимание влияние на атмосферу в ее полных физических границах. Это касается как государств, так и компаний.

    — Вы настроены столь же оптимистично, как и в случае с иском пожилых людей против Швейцарии?

    — Я всегда говорила, что иск этой ассоциации пожилых людей будет в Страсбурге удовлетворен. Так что я выиграла сразу несколько пари, чем очень довольна. Но с исками всегда нужно быть готовой к тому, что какие-то вы выиграете, а какие-то проиграете. Это логично. Но я бы сказала, что на данный момент выигранных исков по вопросам климата больше, чем проигранных. Часто возникает вопрос, не служит ли подача таких климатических исков исключительно политическим целям. Я подаю только те жалобы, в которых, на мой взгляд, есть шансы на победу. Вероятно, так поступает каждый юрист, обращающийся в суд. Выиграю ли я на самом деле или проиграю — не мне решать.

    — Почему потребовалось так много времени, чтобы удовлетворить первые иски по вопросам климата? Иначе говоря, что изменилось?

    — Первые климатические иски были поданы, наверное, в 1990-х годах, но с момента подписания Парижских соглашений в 2015-м их количество значительно возросло. После того как в 2018 году Межправительственная группа экспертов по изменению климата (МГЭИК) опубликовала специальный доклад о последствиях глобального потепления на 1,5 градуса Цельсия по сравнению с 2 градусами, количество исков выросло еще больше. Научные данные стали точнее и надежнее, а Парижское соглашение теперь стало всеобщим ориентиром. Кроме того, сегодня эта проблема стала гораздо острее. Все больше людей ощущают на себе последствия изменения климата

    Читайте также

    Немецкие «зеленые» — из радикалов в истеблишмент

    Экологическая политика в Германии

    Евроимперия — это будущее Евросоюза?

    Проработка прошлого. Неоднозначный опыт Швейцарии

    Садовничать, штопать одежду и передвигаться на лошадях: экологическая утопия Нико Пэха

  • Сбросить человека до заводских настроек

    Сбросить человека до заводских настроек

    В 2019 году, незадолго до начала пандемии коронавируса, Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) отметила успехи российских властей в борьбе с алкогольной зависимостью среди граждан РФ. За полтора десятилетия потребление алкоголя в России снизилось на 43%, а смертность упала более чем на 35%, причем от причин, связанных с алкоголем, в наибольшей степени. В этот момент потребление алкоголя на душу населения в РФ было ниже, чем во Франции и в Германии.

    Но социальные кризисы следующих лет — и пандемия как первый из них — привели к новому подъему производства и продаж. В этом отношении Россия мало отличалась от других стран мира. А вот чем она действительно отличается — это тем, что за ковидом последовала война против Украины, за время которой россияне стали покупать гораздо больше крепкого алкоголя. А главное, доля смертей от алкоголя даже в успешном 2019 году и даже несмотря на все позитивные тренды оставалась почти самой высокой в Европе (за исключением Беларуси).

    В Германии, по данным ВОЗ на 2016 год, почти четверть из тех, кто употребляет алкоголь, в течение последнего месяца выпивали дозу, которую врачи считают опасной (в России таких было больше 45% — это один из самых высоких показателей в мире). По другим данным, среди пьющих немцев в возрасте от 18 до 25 лет свыше 30% «позволяют себе лишнее». Причем и в случае алкогольной зависимости бросаются в глаза исторически сложившиеся различия: в восточных землях, на территории бывшей ГДР (а также в Баварии и в Бремене) рискованное потребление алкоголя особенно распространено. 

    Статья в швейцарском издании Republik рассказывает о научных исследованиях, которые потенциально способны развеять распространенные представления о людях, зависимых от алкоголя, как о слабовольных и бесхарактерных.

    Коробка — узкая и тесная. Внутри только мышь, кормушка и небольшой рычажок. И все же это настоящий храм наслаждений. Ведь стоит нажать рычажок, как немедленно получишь удовольствие. С его помощью мышь обеспечивает своему мозгу дофаминовую подпитку. Этот гормон обычно выделяется при еде, сексе или приеме наркотических веществ (например, алкоголя, кокаина, экстази, героина или никотина), но здесь все гораздо проще: исследователи вживили в мозг мыши оптоволокно — оно торчит у нее прямо из головы, словно антенна. Как только мышь нажимает на рычаг, клетка подсвечивается синим светом и он по оптоволокну попадает прямо в систему вознаграждения, активируя в мозге молекулярный переключатель, установленный с помощью технологий генной инженерии. Это вызывает выброс дофамина из нервных клеток. Такая схема позволяет ученым изучать зависимости, не давая мышам алкоголя или других веществ, вызывающих привыкание, потому что побочные эффекты от их приема могут искажать результаты исследований (например, прием алкоголя приводит к отмиранию нервных клеток).

    Исследование проводит команда из Женевского университета под руководством врача-невролога Кристиана Люшера. Вот уже 20 лет Люшер изучает, как зависимости влияют на структуру мозга. Когда он только начинал работать с этой темой, его коллеги качали головой и не советовали подходить к зависимости как к медицинской проблеме. Тогда считалось, что зависимость — психологическое, а не физиологическое явление. Однако Люшер изначально был убежден в обратном: он считает, что «зависимость имеет органический коррелят». Есть что-то в теле, что-то в структуре мозга, что меняется. Сегодня Люшер знает, что именно, — благодаря мышам.

    Ненасытность

    Во время визита в Женеву Люшер показывает видеозапись эксперимента: мышь инициирует выброс дофамина, забивается в угол клетки, но уже через несколько секунд бросается обратно к рычагу. В клетке снова загорается синий свет. Каждый следующий раз для получения дофамина мыши приходится прикладывать больше усилий и нажимать на рычаг несколько раз. «У нас есть мыши, которые доходили до того, что по 500 раз нажимали на рычаг, просто чтобы получить еще одну дозу дофамина», — говорит Люшер. Ученые называют такое поведение «подкреплением»: как мышь стремится еще раз нажать на рычаг, так и зависимый от алкоголя человек не может устоять еще перед одним бокалом.

    По словам Кристиана Люшера, исследования показывают, что система вознаграждения у животных и людей устроена схожим образом. Если мозг — это компьютер, то алкоголь — хакер, который медленно, но верно переписывает код так, что в конечном счете человек меняется: перестает придерживаться общепринятого правила «один бокал, и только за едой» и готов выпить всю бутылку сразу — или не пить вовсе. Мыши-экспериментаторы помогли Люшеру и его команде разобраться в действиях «хакера»: ученые поняли, что алкоголь не только подменяет код отдельных «программ», но и переписывает всю «операционную систему».

    Нравственность

    Эти выводы важны, потому что люди с зависимостью долгое время считались бесхарактерными. Даже сегодня зависимость часто рассматривают как «состояние, возникшее по собственной вине человека и характеризующееся отсутствием силы воли, то есть относящееся не к сфере медицины, а к сфере морали», как сказано в международном исследовании, проведенном два года назад.

    Выводы ученых из Женевы, наоборот, свидетельствуют о том, что алкогольная зависимость — такое же органическое поражение, как и то, что возникает при диабете 2-го типа. Диабет 2-го типа изначально связан с поведением человека: избыток нездоровой пищи и недостаток физических упражнений приводят к тому, что высвобождающие инсулин клетки в какой-то момент необратимо изменяются. Ни у кого нет сомнений, что это болезнь. А вот аддикции Федеральный суд Швейцарии долгие годы заболеваниями  не считал и декларировал, что их можно преодолеть «разумным усилием воли», отказавшись от этой позиции лишь в 2019 году.

    Но стигматизация зависимых людей не исчезает в одночасье. Проведенное в 2022 году исследование показало, что швейцарские юристы по социальному обеспечению теперь хоть и рассматривают алкогольную зависимость как болезнь, но не как нечто, подобное раку, а как что-то, в чем, по крайней мере частично, виноват сам человек. Обвинение в слабохарактерности приводит к разрушительным последствиям: страдающие от зависимости люди остаются в одиночестве и до последнего не обращаются за помощью.

    Кроме того, многие неправильно понимают саму суть зависимости, отмечает Люшер; ведь это не только навязчивая потребность в какой-то субстанции, а также синдром отмены при прекращении ее приема. Например, многие люди любят кофе и испытывают головную боль, когда перестают его пить, — что, однако, не говорит о сформировавшейся зависимости. Зависимость в научном смысле — это еще и навязчивое стремление любыми средствами заполучить желаемое. Она считается сформированной, если человек повторяет действие несмотря на то, что оно имеет для него негативные последствия: например, постоянно пьет, рискуя потерять работу, или совершает преступления, чтобы приобрести наркотики.

    Электрошок

    Чтобы выяснить, как именно зависимость отражается на мозге, женевские исследователи добавили в свой эксперимент негативные последствия: при получении дозы дофамина мышей в качестве наказания било слабым током. Многие мыши перестали нажимать на рычаг, но почти половину грызунов это не остановило, потому что у них сформировалась зависимость.

    Исследователи начали искать причины этой зависимости в структурах мозга и обнаружили их в прилежащем ядре (nucleus accumbens) — части системы вознаграждения, регулирующей выброс дофамина. Именно сюда поступает информация из орбитофронтальной коры —  участка лобных долей, который указывает нам, что делать, а что нет. Через синапсы (точки сопряжения нейронов) нервные клетки орбитофронтальной коры передают информацию в прилежащее ядро, которое из-за накопленного дофамина меняет биохимическое состояние синапсов, то есть влияет на передаваемую информацию.

    «Мозг зависимых людей становится другим, — говорит Кристиан Люшер, — и люди начинают по-другому принимать решения». Это ведет к тому, что они продолжают употреблять определенные вещества, даже если это сопряжено с негативными последствиями.

    Настороже

    В мозге людей с клинической зависимостью происходят и другие изменения. Они начинают пить не только для того, чтобы инициировать выброс дофамина из системы вознаграждения, но и ради того, чтобы подавить негативные чувства, говорит Маркус Хайлиг, профессор нейропсихиатрии университета шведского города Линчёпинг. Хайлиг изучает процессы нейроадаптации в той части мозга, которая отвечает за чувства.

    У людей с многолетним пристрастием к алкоголю совершенно по-другому работают области мозга, контролирующие беспокойство и стресс. «Эти зоны обычно спокойны и активируются в том случае, если получают сигнал об угрозе, и тогда человек переходит в режим "бей или беги"», — говорит Хайлиг. Такие сигналы поступают из других зон, отвечающих за отрицательные эмоции. У зависимых людей эти участки мозга активны, хотя угроза отсутствует. «Эти люди всегда настороже. Они пьют алкоголь не для того, чтобы испытать удовольствие, а чтобы избавиться от негативных эмоций и избежать неприятного внутреннего состояния».

    Жертвы

    В случае с алкоголем путь к зависимости часто ведет через высокорисковое потребление, то есть потребление, чреватое последствиями для здоровья: циррозом печени, различными видами рака, сердечно-сосудистыми заболеваниями и психическими расстройствами, а также несчастными случаями. Так, только в Швейцарии каждый год от чрезмерного употребления алкоголя умирает 1600 человек в возрасте от 15 до 74 лет.

    Риск повышается в двух случаях: когда люди часто позволяют себе пьянствовать и когда систематически выпивают слишком много. «Слишком много» — это сколько? Вопрос дискуссионный. В канадских рекомендациях 2023 года рекомендуется ограничиться двумя напитками в неделю или вообще воздерживаться от алкоголя, потому что любое потребление рискованно. Власти Швейцарии рекомендуют пить не больше двух бокалов вина или пива по 0,3 л в день (для женщин — не более одного бокала 0,3 л), хотя каждый пятый житель страны потребляет больше. В среднем швейцарцы от года к году пьют все меньше, однако доля высокорискового потребления алкоголя увеличилась с 14 до 18% за период с 2007 по 2017 год, когда был проведен последний медицинский опрос. У некоторых возникает зависимость; их количество оценивается в 250–300 тысяч швейцарцев. Вероятность возникновения зависимости зависит от многих факторов, в том числе от семейной и социальной среды. Генетика также играет определенную роль: значимость наследственности в алкогольной зависимости оценивается примерно в 50%.

    Мыши Люшера предоставляют в этом отношении дополнительную информацию. Как и другие лабораторные животные, они относятся к одной  и той же генетической линии. Их отбирают специально, чтобы генетические различия не влияли на результаты. Несмотря на это, одни мыши после удара током останавливались, а другие продолжали давить на рычаг в поисках дофамина. Это говорит о том, что окружающая среда и собственный опыт играют определенную роль в формировании зависимости. «Жизнь лабораторных мышей не столь насыщенна, но индивидуальные различия у них тоже есть, — говорит Люшер. — Например, они могут занимать разное место в иерархии своей группы». Такие различия могут отражаться в небольших эпигенетических вариациях наследственного материала, включающих или выключающих определенные гены.

    «Сброс»

    Таким образом, если человек по какой бы то ни было причине приобрел алкогольную зависимость, то в большинстве случаев у него не будет возможности вернуться к контролируемому потреблению, ведь мозг уже претерпел необратимые изменения. Чтобы вылечиться от зависимости, нужно «обнулить» мозг, сделать «сброс до заводских настроек». 

    Люшер и его команда попробовали проделать это с мышами — и у них получилось. Они смогли обратить изменения мозга, стимулируя области с поврежденными синапсами через вживленные электроды. В результате мыши перестали нажимать на дофаминовый рычаг, как только ощущали удар током.

    Перенести эти результаты на человека исследователям пока не удалось, хотя воздействовать на систему вознаграждения путем глубокой электростимуляции мозга возможно: такая технология уже применяется для лечения болезни Паркинсона. Кристиан Люшер говорит, что такие исследования сложны, ведь для них нужно найти испытуемых с зависимостью. 

    Теперь он возлагает надежду на психоделики: считается, что они ослабляют синаптические связи и поэтому способны обратить изменения в структуре мозга. Ученые Цюрихского университета сейчас проводят эксперимент по лечению алкогольной зависимости псилоцибином, активным ингредиентом галлюциногенных грибов. Первое пилотное исследование 2022 года показало обнадеживающие результаты: принимающие псилоцибин пациенты пили реже, чем пациенты, получавшие психотерапию или плацебо. В планах Люшера — более подробно исследовать воздействие психоделиков на лабораторных животных.

    Читайте также

    «Лучший результат воссоединения — это посудомоечная машина»

    «Почему в Германии так много бастуют — и будут ли бастовать еще больше?» Спрашивали? Отвечаем!

    Это могло стать главным кейсом #MeToo в Германии

    «Осознанное отношение общества к ухудшениям уже было бы прогрессом»

  • «Мы не какие-нибудь съехавшие конспирологи»

    «Мы не какие-нибудь съехавшие конспирологи»

    13 июля защитники климата из группы «Последнее поколение» заблокировали взлетно-посадочные полосы аэропортов Гамбурга и Дюссельдорфа. В европейских городах такое случается все чаще: активисты приклеивают собственную одежду и руки к дорожному полотну, атакуют томатными супами и прочими субстанциями музейные полотна и заливают краску в фонтаны. В немецкоязычных СМИ для описания таких протестных акций уже прочно закрепился неологизм Klimakleber — «климатический приклеиватель»; в день таких акций это слово попадает на первые полосы газет и в заголовки новостных сайтов.

    В октябре 2022 года произошла одна из первых и поэтому запомнившихся акций новых защитников климата в Национальной галерее в Лондоне: две девушки из британской группы «Just Stop Oil» («Просто остановите нефть») вылили на одну из картин в экспозиции две банки томатного супа, а затем приклеили собственные руки к стене поблизости. Полотно оказалось четвертым вариантом картины Винсента Ван Гога «Подсолнухи».

    Международная деятельность сети активистов набрала обороты и продолжила креативный подход к процессу. За этой акцией последовали другие, в разных городах Европы: на картину Клода Моне «Стоги сена» в музее Барберини в Потсдаме уже выливали картофельное пюре, картину Анри де Тулуз-Лотрека «Клоун» в Дрездене обливали «искусственной кровью», полотно Густава Климта в Музее Леопольда в Вене залили нефтью. Как правило, в ходе таких акций произведения искусства не страдают, поскольку находятся под стеклом; страдают картинные рамы, а еще сами активисты — их задерживают, судят и штрафуют, на них обрушивается негодование и ненависть сограждан.

    Музейными акциями участники природоохранных организаций, разумеется, не ограничиваются. В Риме в мае 2023 года, например, активисты вылили черную жидкость в фонтан на площади Навона. Жидкость, оказавшаяся раствором воды с примесью древесного угля, по их замыслу, символизировала черное будущее человечества. То же самое несколькими днями позже активисты «Последнего поколения» сделали с самым, наверное, известным в мире римским фонтаном Треви, памятником позднего барокко, у которого ежедневно собираются толпы туристов. 

    В Берлине «Последнее поколение» уже практически регулярно блокирует дороги и как минимум однажды «атаковало» аэропорт Берлин-Бранденбург: там люди приклеили себя к взлетно-посадочной полосе. Это произошло в старой, недействующей, части аэропорта, но в целях безопасности движение авиатранспорта было на некоторое время ограничено.

    Собственные «климаклеберы» есть и в Швейцарии, имя им — «Renovate Switzerland»: в апреле 2023 года активисты движения заблокировали проезд из швейцарского кантона Тессин (Тичино) далее в сторону Италии. Блокада длилась недолго, и еще до нее на въезде в тоннель была пробка. С началом акции она предсказуемо увеличилась до 17 километров, ожидание составило до трех часов. Водители нескольких машин пытались атаковать активистов, на место вызвали полицию, которая и разрешила ситуацию: активистов «отклеили», задержали и составили протокол. 

    Как и зачем они это делают, что именно их волнует до такой степени, что они готовы терпеть агрессию автомобилистов и риск, что их попросту задавят машины, швейцарскому изданию Republik рассказали трое активистов: молекулярный биолог, активист организации и студент Высшей технической школы Цюриха.

    • Дария Вюст, 24 года, молекулярный биолог, научная сотрудница Высшей технической школы Цюриха (ETH), многократная участница акций блокировки дорог, приклеивала себя к асфальту перед Готардским тоннелем.
    • Макс Фёгтли, 30 лет, менеджер и активист в организации «Renovate Switzerland», в Готарде отвечал за диалог с автомобилистами и полицией.
    • Мориц Бишоф, 24 года, студент Высшей технической школы Цюриха (ETH), в Готарде впервые участвовал в перегораживании дороги, приклеивал себя к асфальту.

    — Новости переполнены сообщениями о протестах в борьбе за климат. В Берлине «Последнее поколение» на этой неделе несколько раз перекрывало дороги и вызвало большое возмущение. Вы сами на Пасху попали в большой репортаж газеты Blick, ваши фотографии и имена оказались на титульной странице. О вас написали почти все СМИ страны. Что там у вас произошло?

    Макс Фёгтли: Мы заблокировали автобан через Готардский тоннель на 36 минут.

    Дария Вюст: Это все было очень нервно. Утром в тот день я знала только то, что где-то в Швейцарии буду приклеиваться к автобану. Не знала где, когда и с кем. Я встала очень рано, села в поезд и только по дороге к Готарду постепенно начала догадываться о том, куда мы едем. Тут напряжение только выросло.

    — То есть еще утром вы не знали, где именно будете приклеиваться?

    Вюст: Нет, не знали.

    — Разве не страшно?

    Вюст: Нет, я же знала, что буду делать. А будет ли это в Цюрихе или в Готарде — без разницы.

    Мориц Бишоф: У меня какой-то огромный провал в памяти. Мне пришлось посмотреть запись стрима в инстаграме, чтобы убедиться, что я действительно был приклеен к автотрассе. Во время блокады я непрерывно дрожал. За моей спиной стояла машина, которая целую минуту непрерывно гудела. Было очень шумно. Люди кричали. Очень много впечатлений за очень короткое время. Я с трудом восстанавливаю цепь событий.

    — Как реагировали автомобилисты?

    Бишоп: Они на нас кричали. «Идите работать» и все в таком духе. Такое я слышу часто. Учитывая, что дело было в Страстную пятницу, это даже забавно. 

    Вюст: Я не впервые на такой акции и знала, что меня ждет. Но такого уровня агрессии, как в Готарде, я еще не видела. Я могу понять, что люди злятся. Правда, я их понимаю. Но настолько? Это было для меня шоком. Один автомобиль подъехал к нам с Морицем совсем близко, встал у нас за спиной и постоянно ревел мотором. И впервые на такой акции я задумалась: а что, если он отпустит тормоза? Мне было страшно.

    — А почему вы не убежали сразу? Вы же еще не были приклеены.

    Вюст: Ни в коем случае!

    Фёгтли: Это худшее, что можно сделать. Если Дария уйдет из цепи, то она поставит Морица под удар — автомобилисты немедленно попытаются протиснуться в возникшую брешь. Это крайне опасно.

    — Как вы думаете, почему люди настолько возмущены и раздражены?

    Фёгтли: Им кажется, что блокада дороги — худшее, что может с ними произойти.

    Вюст: Когда люди стоят в пробке, они не понимают взаимосвязь между перекрытой автострадой и климатическим кризисом. Они не понимают в эту секунду, что ставки максимально высоки. Мы сидим здесь, потому что земля горит, а не потому что хотим насолить конкретным автолюбителям.

    — Взаимосвязь действительно не так-то легко уловить: вы портите жизнь ни в чем не повинным гражданам, направляющимся на выходные в Тессин.

    Фёгтли: Верно. И да, это неприятно. Но эти люди — не единственные, кто здесь впадает в ярость. Я тоже в ярости.

    — Но эти люди ведь ни в чем не виноваты.

    Фёгтли: Автомобилисты не виноваты, но климатический кризис их тоже касается, и они еще от него пострадают. Мы все пострадаем. Во Франции прямо сейчас — ужасающая засуха. В Италии тоже. Люди страдают. А мы притворяемся, будто ничего не происходит.

    Вюст: Люди, наверное, много работали и заслужили свой короткий отпуск. Но мы все заслуживаем жить в мире, в котором еще возможно путешествие в Тессин. Мы со страшной скоростью несемся в климатический ад, и давно пора это наконец понять. Мне правда очень жаль, что я помешала этим людям. Они имеют право злиться. Это нормально.

    — На вас кричат, вас пихают, вас пинают. На видео из других стран мы тоже видим, как климатические активисты становятся жертвами физического насилия. Вас это пугает?

    Вюст: Да, мне было не по себе, когда мое имя, возраст и профессия стали циркулировать во всех СМИ. Вы не представляете, сколько писем я получила. В первый момент я испугалась, что не справлюсь с потоком хейта. Но от акции я не отказываюсь. И ни о чем не жалею. И снова буду это делать.

    — А что вам писали в этих письмах?

    Вюст: Прямо в пятницу или в субботу пришли где-то 20-30 имейлов, в которых было написано, что мне нужно найти себе работу. Юмор в том, что эти сообщения приходили на мой рабочий адрес. С понедельника я перестала читать входящие письма. Содержательно они все время повторялись. Одно письмо запомнилось. Отправитель писал, что он против абортов, но в моем случае это было бы для человечества благодеянием.

    — Вам все равно?

    Бишоф: Нет. Я серьезно воспринимаю ситуацию, особенно когда читаю, что кто-то хочет опубликовать в интернете мой домашний адрес.

    — И в то же время вы сами очень активно выступаете, публикуете в сообщениях для прессы и имя, и фотографию, и профессию.

    Вюст: Мы не отказываемся от своих дел. Мы — обычные люди, которым страшно за свое будущее. Мы бы хотели, чтобы каждый мог себя представить на нашем месте. Посмотрите на нас: мы ведь не какие-нибудь съехавшие конспирологи.

    Бишоф: Мы гораздо ближе к людям, если стоим на баррикадах под собственными именами. Тогда люди на нас смотрят и думают — вот один из нас.

    — В таком случае расскажите немного о себе. Часто ли вы думаете о климатическом кризисе?

    Фёгтли: Каждый день.

    — А бывают моменты, когда вы о нем не думаете?

    Вюст: Когда я в лаборатории занимаюсь своими молекулами и выделяю белки, я вижу, какое все это ничтожно малое, но в то же время завораживающее. Тогда у меня в голове нет лишних мыслей, все вращается вокруг этой клетки и я не думаю о глобальных вопросах.

    Фёгтли: У меня есть сезонный абонемент на матчи футбольного клуба «Базель». Раз в неделю — на стадион, то домашний, то на выезде, два часа, прокричаться, выпустить пар. Это мне необходимо, иначе пропаду.

    Бишоф: Иногда меня все это подавляет. И я не могу отделаться от тяжелых мыслей. И тогда очень благотворно бывает на пару часов притвориться, как будто бы этого всего нет и как будто бы у нас совершенно нормальная молодость, нормальная взрослая жизнь, и можно не заниматься постоянно климатическим кризисом. Это помогает расслабиться.

    — Кем вы хотели быть в детстве?

    Вюст: Я хотела быть молекулярным биологом, им я и стала.

    Фёгтли: Я хотел плавать на корабле Гринпис «Радужный воитель» (Rainbow Warrior). А потом отец уговорил меня заняться чем-то более серьезным.

    — Климатический кризис как-то помешал вашим планам на будущее?

    Вюст: В прошлом году я получила степень мастера и хотела сразу перейти в докторантуру. Но потом я внимательно изучила доклады Всемирного совета по климату IPCC. Поэтому я работаю всего лишь на должности научного ассистента. Если все так пойдет и дальше, то не вижу для нас будущего. Зачем нужна моя докторантура, если нет перспективы?

    Фёгтли: Мне 30 лет, я восемь лет работал в больших компаниях и делал карьеру. Потом, два-три года назад, я начал заниматься климатическим кризисом, сменил место работы, все больше занимался там устойчивым развитием. Но и в своей новой роли я видел все больше расхождений между словами и делами. И тогда я пришел в «Renovate Switzerland» и понял: здесь действительно делают дело, а не болтают. 

    Бишоф: Нет. Я нашел очень хороший баланс с учебой и очень рад, что могу совмещать активизм и обучение в университете.

    — Как вы оказались в политике?

    Фёгтли: Я изучал политологию. У меня всегда была политическая позиция, я читал Карла Маркса с 14 лет…

    Вюст: Я бы не сказала, что я политизирована, и у меня не было какого-то решающего момента в этом процессе. В моем окружении есть люди, интересующиеся политикой. А я однажды увидела озеро Гарда. Как оно высыхает.

    — А где вы в политическом спектре?

    Вюст: Борьба за будущее и климатическую справедливость — это не политический вопрос. Да, наверное, я — «левая». Но речь идет о выживании. А это должно быть в интересах всего политического спектра, а не только одной партии. И Швейцарская народная партия (SVP) тоже должна сделать своей целью предотвращение коллективного вымирания. Я не считаю себя политически активным человеком. Я просто хочу выжить.

    — Насколько вы последовательны, когда дело касается вашей собственной жизни? Например, позволяете ли вы себе летать на самолетах?

    Фёгтли: Нет, но в этом году я полечу в Китай на похороны отца. Что мы делаем в своем быту, а чего не делаем — это каждый должен решать за себя. Важна система. Я не против, если кто-то полетит в отпуск в Америку.

    Бишоф: Я уже давно никуда не летал, но я тоже думаю, что исключения возможны, например, чтобы повидать семью.

    — Вы хотите, чтобы все осознали, что климатический кризис — это кризис системный. Вместо этого вы всех раздражаете.

    Вюст: У акции и ее формата много противников. Это понятно. И мы не должны перетянуть всех граждан на свою сторону. Мы здесь не для того, чтобы нас полюбили. Нам нужно мобилизовать примерно один процент населения, чтобы возникло достаточное политическое давление, чтобы Федеральному совету и парламенту не оставалось ничего кроме как действовать.

    — Вы думаете, что своими блокадами вы мобилизуете десятки тысяч людей?

    Фёгтли: Сто процентов. 

    Вюст: Да, несомненно. Именно благодаря тому, что мы действуем радикально (хотя я вообще-то не люблю это слово), мы открываем пространство для дальнейшего активизма. Люди видят, как мы садимся перед автомобилями, идем на огромный риск и даже готовы к тому, что нас осудят. Это может простимулировать их к тому, чтобы отказаться от пассивной позиции и, например, начать сбор подписей.

    — Но сейчас происходит нечто совершенно другое: политики SVP поблагодарили вас за хорошие результаты на выборах и помощь в достижении этих хороших результатов.

    Бишоф: Так постоянно происходит…

    — Были жалобы и от тех людей, которых вы, наверное, причисляете к своим союзникам, например от сторонников закона об охране климата.

    Бишоф: Гражданское неповиновение — это часть здоровой демократии. Мы не можем на все оглядываться, где-то всегда будут проходить какие-то выборы или референдумы, на фоне которых лучше не блокировать дороги.

    — А вы начинаете сомневаться в своей правоте, если вас критикуют те люди, которые в принципе поддерживают ваши цели?

    Вюст: Я задаю себе один вопрос: добиваемся ли мы этими акциями цели? А если не так — то как? И ничего лучшего мы пока не придумали. Мы должны громко заявлять о себе. Это печально, но это правда — нас услышат, только если мы будем проявлять гражданское неповиновение.

    Бишоф: Когда я в твиттере или в комментариях к газетным публикациям вижу поток ненависти, направленный на меня, то задаюсь вопросом, действительно ли мы смогли мобилизовать достаточное количество людей. Но я все еще не слышал о методе, который был бы эффективнее, чем гражданское неповиновение.

    — Вы считаете себя мучениками?

    Фёгтли: «Мученик» — это очень громкое слово, но гражданское неповиновение подразумевает готовность чем-то жертвовать. Все, кто участвует в блокировке, проходят подготовку, во время которой каждый должен задуматься о том, какие последствия — финансовые, профессиональные, семейные и юридические — могут быть у этой акции лично для него или для нее.

    — Как далеко вы готовы зайти? Тюрьма?

    Фёгтли: Да.

    Бишоф: Да.

    Вюст: Да.

    — Дольше, чем на 48 часов?

    Фёгтли: Да.

    Бишоф: Да.

    Вюст: Да.

    — В голодовке вы бы участвовали?

    Бишоф: Да.

    Вюст: Да.

    Фёгтли: Да, но у меня, наверное, получилось бы очень плохо.

    — Разбрызгать краску или бросить контейнер с краской?

    Фёгтли: Да.

    Бишоф: Да.

    Вюст: Да.

    — Взорвать трубопровод?

    Бишоф: Нет.

    Вюст: Нет.

    Фёгтли: Нет.

    — Макс, вы не сразу ответили. Это потому, что говорите под запись?

    Фёгтли: Нет, не поэтому. Для нас ужасно важен принцип ненасилия. И я никогда бы не сделал ничего, что может повредить человеку или Земле. Взрыв трубопровода для меня нарушает эту заповедь.

    — То есть на какие-то поступки вы даже ради гражданского неповиновения не готовы пойти?

    Вюст: На словесное и физическое насилие. Для меня и повреждение имущества заходит слишком далеко.

    Фёгтли: Насилие против людей.

    Бишоф: Для меня определенные типы повреждения имущества еще относятся к ненасильственному гражданскому неповиновению. Но, действительно, необходимо полностью исключить, что при этом пострадают люди.

    — Вы бы разрезали шины внедорожника?

    Фёгтли: Резать шины — нет, выпускать воздух — да.

    Бишоф: В принципе да, потому что люди ведь не страдают при этом.

    — Вы верите в демократию? 

    Фёгтли: Я знаю, что такое автократия и что это значит — ходить на демонстрации в условиях автократии. Я вырос в Китае. Наша демократия — замечательная вещь. У нас есть классные политики, которые хотят что-то предпринять, каждый на свой лад — практически со всех сторон. Но наша демократия не рассчитана на подобные кризисные ситуации.

    — А почему вы не используете инструменты прямой демократии, такие как инициативы? Если бы вы сделали это четыре-пять лет назад, то сегодня мы бы уже за это голосовали.

    Бишоф: В моем случае ответ очень простой: мне недоступно политическое участие, я — гражданин Германии.

    Вюст: Были инициативы, которые могли что-то изменить. Был закон о CO2, была инициатива о пестицидах, была инициатива о массовом животноводстве. Все они давали огромные шансы на успех в защите природы и борьбе с климатическим кризисом. Все они были отклонены.

    — Мы правильно понимаем: поскольку вы не смогли добиться своих целей демократическим путем, то теперь идете путем гражданского неповиновения, потому что для него вам нужен только один процент населения?

    Фёгтли: Три тезиса. Во-первых, то, что мы делаем, находится в рамках демократии. Мы занимаемся политикой. Во-вторых, я не только участвую в блокировках и демонстрациях. Я еще и собираю подписи. Я это поддерживаю. Но моих критиков, честно говоря, я очень редко вижу за сбором подписей. И в-третьих, мы сейчас в разгаре кризиса. Для того чтобы оснастить теплоизоляцией миллион домов, народная инициатива — неподходящее средство. Дискуссии продолжались бы годами, и в конце концов было бы уже слишком поздно. Поэтому необходимо объявить климатическое чрезвычайное положение.

    Бишоф: Наверное, из ста человек, которые на нас реагируют, некоторые решают для себя: «А послушаю-ка я их доклад». Какие-то люди довольно быстро вливаются в движение. Наша цель — быстро достичь экспоненциального роста и каждый месяц вовлекать новых людей.

    — Вы сами сказали, что время не ждет. Что если ваши сторонники не будут прибывать по экспоненте?

    Бишоф: Возможно, наша кампания не достигнет своей цели. Но есть много других похожих кампаний, которые успешно работают.

    Вюст: Мы видим это в Германии на примере «Последнего поколения». Это движение старше, чем наше, и у них больше участников. И они почти каждый день на улице. Если ты политик, то рано или поздно ты будешь вынужден действовать, если работаешь на благо своего народа.

    — Но в Швейцарии недостаточно поддержки одних политиков, нужна еще поддержка самих участников референдумов. А они вас не слушают.

    Вюст: Да, нам нужно еще больше людей, которые выйдут с нами на улицу. Чтобы нас больше нельзя было игнорировать.

    Фёгтли: Например, мой брат не идеально ведет себя с точки зрения климата. Но он — хороший гражданин. Когда началась пандемия ковида и велели сидеть дома, он прислушался к рекомендации правительства. Он мне позвонил и сказал: «Оставайся дома». И при этом не было никакого референдума. Не было общественности (Souverän), которая бы это обсуждала. Правительство приняло решение. В этом все дело. Федеральный совет должен объявить климатическое чрезвычайное положение и сказать населению: «Граждане, если мы сейчас не будем действовать, то люди начнут гибнуть».

    — Чего автомобилистам ожидать от вас этим летом?

    Фёгтли: Вероятность встретиться с нами на дороге очень невысока. Но мы будем появляться. В разных местах.

    — В Испании у движения «Indignados» был такой слоган: «Если вы не дадите нам мечтать — мы не дадим вам спать». О чем вы мечтаете?

    Фёгтли: Что «Базель» однажды выиграет Лигу чемпионов. Понимаете, будущее моей мечты не так уж сильно отличается от настоящего. Я больше не летаю в Испанию, а езжу поездом. Я езжу на работу не пять раз в неделю, а всего лишь три раза. А в остальные дни я работаю как волонтер. Мы не переселимся в жестяные хижины. Но нам нужно привыкать к жизни, которая ограничена разумными масштабами.

    Вюст: Трудно сказать. Мне кажется, я так много времени потратила на осознание того, что нас ожидает, если мы не будем действовать, что у меня как-то не сложилась картина будущего, которое я хотела бы видеть. Я уже привыкла к мысли, что ничего хорошего нас не ждет.

    — Очень печально, что кризисная ситуация заняла так много места в ваших мыслях, что вы больше не можете мечтать.

    Вюст: Ну, у меня остается надежда, иначе бы я вообще ничего не предпринимала. Но на последней климатической конференции можно было увидеть: засуха во всей Африке, в Европе тоже. А мы что делаем? Мы посылаем деньги, вместо того чтобы по-настоящему действовать. Но вот о чем бы я мечтала для себя — это о сафари. Я однажды была на сафари с родителями. Это было бы здорово.

    — Вы хотите детей?

    Фёгтли: Да, конечно.

    Бишоф: Вообще, наверное, да. Но с этой перспективой будущего? Мне кажется, это было бы безответственно. Но я еще не в той жизненной стадии, где это предметный разговор.

    Вюст: Нет. Я никогда не была особенным фанатом детей, справедливости ради надо сказать. Но с моей точки зрения, было бы нечестно привести ребенка в этот мир.

    — Звучит довольно мрачно.

    Вюст: Я все время спрашиваю себя: «Дария, может быть, ты преувеличиваешь?» Но потом я читаю очередной доклад о климате и приходится отвечать: «Нет, я не преувеличиваю». И как только это доходит до сознания, ну тогда да…

    Фёгтли: У меня есть надежда, я оптимист. Не будь я оптимистом, я бы отправился три раза облететь вокруг света, потому что через пять лет мы и так все помрем. Я большой оптимист, иначе бы я не приклеивал себя к дороге. Но бывают моменты, когда мне правда становится страшно. И я сам себе говорю: Fuck, what if we don’t make it? («Черт, а что если мы не справимся?..»)

    Читайте также

    Немецкие «зеленые» — из радикалов в истеблишмент

    Садовничать, штопать одежду и передвигаться на лошадях: экологическая утопия Нико Пэха

    Теории заговора на экспорт

  • Откуда взялся этот коронавирус, господин Дростен?

    Откуда взялся этот коронавирус, господин Дростен?

    Вирусолог Кристиан Дростен был одним из авторов немецкой стратегии борьбы с коронавирусом, которая, по крайней мере на первом этапе пандемии, позволила избежать гибели многих людей. В России имя Дростена широко известно, в том числе благодаря тому, что «декодер» перевел его интервью газете Zeit, в котором он четко обозначил: жить в чрезвычайной ситуации придется год, а то и больше. В начале лета 2021 года, когда вариант дельта уже распространялся по миру, журналисты швейцарского издания Republik снова поговорили с Дростеном — на этот раз о происхождении коронавируса, обсуждение которого в какой-то момент с конспирологических интернет-форумов перекочевало в кабинеты самых влиятельных политиков мира. Дростен уверен: вероятность неудачного эксперимента или чьей-то злой воли крайне мала. «декодер» публикует интервью с ним целиком.

    Прошло уже больше года с начала пандемии, и конец уже виден. По крайней мере в Европе, где все больше людей вакцинируются или приобретают иммунитет, заболеваемость падает. Что об этой пандемии думает человек, который сыграл решающую роль в открытии вируса атипичной пневмонии в 2003 году?

    Мы едем в гости к Кристиану Дростену, профессору берлинской клиники Шарите, который уже 20 лет изучает коронавирусы и приобрел большую известность в последние полтора года благодаря своему подкасту «Новости о коронавирусе» на канале NDR. Дростен фактически изобрел первый тест на ковид за одну ночь. Что он думает о происхождении коронавируса, который вызвал пандемию?

    В день интервью президент США Джо Байден созвал комиссию, которая будет изучать версию об искусственном происхождении коронавируса из китайской лаборатории. Что об этом думает Дростен?

    «У вас назначено?» — спрашивает нас охранник на входе. Мы начинаем вытаскивать все наши документы: пропуск на территорию клиники Шарите, ПЦР-тесты и официальное подтверждение того, что нам не требуется карантин, — но нас сразу же пропускают внутрь.

    Дорожка ведет к небольшому домику из красного кирпича, окруженному многочисленными камерами, рядом с главной белой башней Шарите. Прямо перед входом стоит еще один охранник, который интересуется, что мы тут делаем. Мы объясняем, и он говорит, указывая на одну из дверей: «На второй этаж». На двери висит большая табличка: «Опасно! Риск заражения!»

    Мы заходим в кабинет, из-за стола поднимается профессор Дростен и говорит, что маски можно снять: он уже дважды привит.

    Все указывало на то, что источник вируса — животное, которое постоянно контактирует с человеком, скорее всего, сельскохозяйственное.

    Republik: Господин Дростен, вы изучаете коронавирусы уже 17 лет, хотя большинство людей узнали об их существовании только в январе 2020 года. Почему именно коронавирусы?

    Кристиан Дростен: В 2003 году один сингапурский врач заразился неизвестным вирусом, полетел в Нью-Йорк и уже там ощутил первые симптомы. Было известно, что в Сингапуре он контактировал с тяжелобольным пациентом. На обратном пути его самолет сел для дозаправки во Франкфурте, врача сняли с рейса и отправили в изолятор. Я тогда работал в Гамбургском институте тропической медицины, который занимается завозными инфекционными заболеваниями. Институт как раз разработал уникальную методику лабораторной диагностики ранее неизвестных вирусов, и вот так для меня и началась эта детективная история. К тому моменту эпидемиологи уже понимали, что наблюдаемая болезнь — новая, заразная и вызывает воспаление легких, но никто не знал, какой вирус является возбудителем.

    И что вы тогда сделали?
    Во Франкфурт я приехал на кандидатский экзамен и гостил там у коллег. Они как раз вырастили первую клеточную культуру и дали мне с собой несколько проб. Я проанализировал их по новой методике и обнаружил геном коронавируса, который до этого нигде не встречался.

    Так вы и открыли атипичную пневмонию?
    После этого мне с франкфуртскими коллегами оставалось сделать всего несколько шагов, чтобы показать, что именно этот вирус стал причиной болезни врача из Сингапура. Одновременно Центр по контролю и профилактике заболеваний (CDC) в Атланте получил еще одну пробу, взятую у второго пациента — врача ВОЗ, который скончался от этой болезни в бангкокской реанимации. Совместное изучение показало, что эти пациенты, никогда не встречавшиеся друг с другом, имели косвенную эпидемиологическую связь с Китаем, где были зарегистрированы вспышки новой болезни: оба заразились одним и тем же вирусом, и течение болезни тоже было одинаковым.

    Сколько длилась эта детективная работа?
    Основные события уместились в одну неделю.

    В 2012 году, когда произошла вспышка ближневосточного респираторного синдрома MERS, который вызывает тяжелое инфекционное заболевание, часто с летальным исходом, вы тоже сыграли важную роль. 

    Тогда стало понятно, что в ближневосточных медицинских учреждениях постоянно возникает одно и то же заболевание, которое передается из одной больницы в другую. Факты были таковы: смертность от вируса высокая, каждый заболевший заражал еще одного человека, тот — еще одного, но вскоре вирус угасал. Получается, что его способность передаваться от человека к человеку была нестабильной, однако вспышки MERS продолжались. Откуда же он появлялся? Все указывало на то, что источник вируса — животное, которое постоянно контактирует с человеком, скорее всего, сельскохозяйственное.

    Воткнуть в верблюда шприц — это для многих все равно что посадить царапину на новый «Мерседес»

    А как понять, какое именно?
    Ученые просто начали перебирать все виды таких животных, это не очень долго.

    И в итоге загнали вирус в угол?
    Да, несколько лабораторий объединились и протестировали все имеющиеся пробы сельскохозяйственных животных с Ближнего Востока на антитела. Сразу стало ясно, что все дело в верблюдах. Вирус часто заносят в больницы пожилые люди, у которых есть верблюды. Например, в Саудовской Аравии разведение верблюдов — это, грубо говоря, такое мужское хобби.

    И что было дальше? Пристрелили всех верблюдов?
    Лучше всего было бы взять и полностью уничтожить вирус в источнике. Верблюдов ведь можно вакцинировать — они не боятся человека, бери и прививай. Проблема в том, что хороший верблюд иногда стоит огромных денег, и владельцы зачастую не хотят прививать своих животных: воткнуть в верблюда шприц — это для многих все равно что посадить царапину на новый «Мерседес», примерно те же ощущения.

    Вы сказали, что этот вирус может два-три-четыре раза передаться от человека к человеку. Почему MERS на этом останавливается, а другие коронавирусы — нет?
    Нужно сразу сказать: респираторный вирус типа MERS, который начал передаваться от человека к человеку, — это, конечно, куда ближе к пандемии, чем другие зоонозные вирусы, например бешенство. Бешенство действительно передается человеку от животных, но случаи передачи от человека к человеку очень редки. Главное, что вирусы всегда адаптируются к своему хозяину: в случае с MERS — к верблюду. Если вирус хочет научиться лучше передаваться от человека к человеку, то эта адаптация (то есть соответствующие мутации) должна произойти в человеке. Сидя в верблюде, этого не сделать. Для начала необходимы два-три-четыре поколения вируса, передающихся от человека к человеку. И даже тогда пандемии начаться не так просто.

    До недавнего времени я наивно полагал, что популяции промежуточных хозяев вируса в Китае так или иначе контролируются

    Почему?
    В самом начале пандемии вирус не очень заразен: один заболевший обычно заражает одного, а не пять и не десять человек, то есть количество экземпляров вируса в природе ограничено, как и количество мутаций. Все мутации имеют случайный характер, а случайность, как доказывает эволюция, очень редко приводит к совершенствованию и без того работающего организма. Получается, что вирус, попав в человека, стоит на пороге смерти, если случай не поможет ему быстро породить правильные мутации.

    Вы говорили, что пандемии начаться не так просто. Наверное, именно поэтому появление SARS CoV-2 стало для вас неожиданностью?
    Каждый, кто работает с вирусами, передающимися от животных к человеку, понимает, насколько реальна опасность пандемии. Мы много лет занимались вирусом MERS и видели, что он начал к нам подбираться. Нынешний коронавирус меня удивил, потому что… Ну, в общем, потому что я до недавнего времени наивно полагал, что популяции промежуточных хозяев вируса (для SARS-1 это были енотовидные собаки и виверровые) в Китае так или иначе контролируются.

    Что вы имеете в виду под контролем популяции?
    Ну, мы не исходим из того, что летучие мыши напрямую передают эти вирусы человеку. Я сам работал с летучими мышами и изучал похожие на SARS коронавирусы. Они встречаются и в европейских популяциях летучих мышей, но исследования показывают, что их не так просто передать от мыши к человеку. То есть возникает вопрос: какое еще животное участвовало в передаче вируса? Часто переносчиками становятся сельскохозяйственные животные, которые содержатся в стесненных условиях, идеально подходящих для развития вируса. С ними человек взаимодействует уже не так, как с дикими животными типа летучих мышей. Возьмем пушных зверей: с енотовидных собак и виверровых шкуру снимают живьем, они ревут в предсмертной агонии, и в воздух попадают аэрозоли. Вдохнув их, человек может заразиться вирусом. Такие животные стали источником SARS-1, это научно доказанный факт. Для меня это был пройденный этап: я думал, что с животными так уже никто не обращается, поэтому и вирус не вернется. Но SARS вернулся.

    Как?
    Есть несколько гипотез, о них сейчас снова заговорили все СМИ.

    Есть такая: вирус мог вырваться из лаборатории. В пользу этой версии говорит то, что SARS-2 очень заразен для человека, и до сих пор непонятно, как вирус сумел развить такое свойство естественным путем, тогда как ход развития MERS и SARS вроде бы ясен. И еще есть версия о том, что вирус появился на китайских зверофермах и мутировал. Господин Дростен, откуда же взялся этот вирус?

    Я скорее смотрю в сторону звероводческих ферм. Гипотеза о лабораторном происхождении вируса, конечно, существует. Чисто технически, если просто посмотреть на геном, это вполне возможно. При этом я хорошо знаком с методиками, которые позволяют модифицировать вирус подобным образом, и если допустить, что SARS-2 действительно был разработан искусственно, то я бы сказал, что это сделано чересчур сложно. Можно было куда проще.

    Что вы имеете в виду?
    Смотрите, на самом деле гипотезы о лабораторном происхождении две: злой умысел (то есть кто-то намеренно сконструировал вирус) и случайность (то есть в ходе обычного научного эксперимента что-то пошло не так). Если про злой умысел, то честно — по этому вопросу лучше в спецслужбы обращаться, мне как ученому тут сложно что-то сказать.

    А версия с несчастным случаем в ходе эксперимента?
    Предположим, что кто-то целенаправленно хотел изменить какие-то свойства вируса. Пожалуй, наиболее заметное отличие SARS-2 — это генетическое свойство шиповидного белка, так называемый furin cleavage site, или «фуриновый сайт».

    Это тот фуриновый сайт, который позволяет SARS-2 легче проникать в человеческие клетки?
    Именно. Итак, давайте представим себе: какому-то ученому захотелось узнать, что будет, если вставить в коронавирус фуриновый сайт, известный по вирусам гриппа. Станет ли от этого вирус заразнее? Чтобы ответить на этот вопрос, я бы взял вирус SARS-1 в форме, которую я могу менять в лабораторных условиях, — то есть клон его ДНК. Понимаете?

    Гипотеза об эксперименте, вышедшем из-под контроля, кажется мне крайне маловероятной

    Попробуем понять. Вы объясните!
    Чтобы провести над вирусом какие-то эксперименты, нельзя просто взять его и положить в лабораторную посуду. Создать ДНК-клон из вируса — это два-три года работы молекулярного биолога, но клоны исходного вируса SARS-1 уже существуют. Получается, что если бы кто-то — ученый или ученая — захотел или захотела бы создать в лаборатории что-то наподобие SARS-2, то они взяли бы клон SARS-1 и начали бы вносить в него изменения: например, добавили бы тот самый фуриновый сайт, чтобы понять, становится ли вирус SARS от этого еще заразнее. Но здесь все было не так, потому что сама основа SARS-2 другая: в нем слишком много отличий от исходного SARS-1.

    «Основа другая»? Как это?
    Давайте я объясню на примере. Чтобы проверить, повышает ли какая-то модификация заразность вируса, мне нужно взять существующую систему, модифицировать ее и потом сравнить с прежней системой. Чтобы понять, действительно ли новая магнитола лучше, я возьму существующий автомобиль и поменяю в нем магнитолу, а потом сравню звучание. Мне не нужно строить для этого новую машину. А вот в случае с SARS-2 как раз так и случилось: машина другая.

    И что это значит?
    Гипотеза об эксперименте, вышедшем из-под контроля, кажется мне крайне маловероятной, потому что проводить такой эксперимент было бы неоправданно трудоемко. Гипотеза о злонамеренном вмешательстве какой-то тайной лаборатории спецслужб — не могу представить такую лабораторию при Уханьском институте вирусологии. Это серьезное научно-исследовательское учреждение.

    А какая версия кажется вам наиболее вероятной?
    Животноводство. Конкретно — разведение хищных животных.

    Почему?
    У меня нет никаких доказательств кроме научно подтвержденного происхождения SARS-1, а это вирус того же вида. Вирусы одного вида имеют схожее действие и часто — одинаковое происхождение. Промежуточными хозяевами SARS-1 стали енотовидные собаки и виверровые, это установлено наукой и неоспоримо. Известно и то, что в Китае енотовидных собак массово разводят и используют на мех: если вы покупаете где-то куртку с меховым воротником, то это, за редким исключением, будет мех китайской енотовидной собаки. Так вот, я вас могу заверить, что нет ни одного исследования — ни одного, — в котором ученые освещали бы вопрос о частотности SARS-2 в популяциях китайских енотовидных собак или других пушных зверей, например норок.

    Популяции животных, которых разводят в Китае, нужно изучать систематически

    Как так?
    Этого я тоже не понимаю. Могу только сказать, что для такого исследования нужно просто прийти, взять мазки и сделать ПЦР.

    Почему этого никто не делает? Разве не важно понять, как вирус попал к человеку?
    На эту тему не опубликовано ни одного исследования. В 2003 и 2004 годах в Китае провели крупные исследования, которые доказали связь SARS-1 с енотовидными собаками и виверровыми.

    Стоп, мы все правильно сейчас понимаем? Из-за пандемии мир уже целый год стоит на ушах, мы тратим огромные средства на борьбу с вирусом, а никто до сих пор не съездил туда, где вирус зародился, и не взял нужные мазки?
    Делегация ВОЗ была с официальным визитом в Китае, но популяции животных, которых разводят в разных регионах, нужно, конечно, изучать систематически — сделать выборочные тесты по всей стране. Я не знаю, занимаются ли этим китайские ученые, хотя исключать не могу. Быть может, на следующей неделе опубликуют статью, которая все прояснит, не знаю. Все, что я могу сказать: никакой информации по этому вопросу у меня нет.

    А почему вы не съездили в Китай в составе делегации ВОЗ?
    Я всегда готов принять участие в таких визитах, но в этом конкретном случае ВОЗ, которая организовывала миссию, не обратилась ко мне.

    Если вернуться к звероферме: можете объяснить, как это работает? Как SARS-2 попал к человеку от летучей мыши через промежуточного хозяина — китайскую енотовидную собаку?
    Пушные звери — хищники, в дикой природе они охотятся на мелких млекопитающих, в том числе на летучих мышей. Потомство у всех летучих мышей появляется одновременно и в строго определенный период. Новорожденные мыши иногда падают на землю, и пушные звери это знают, поэтому забираются в пещеры с летучими мышами и наедаются до отвала. Для них это настоящий праздник живота. Вирус может перейти к ним как раз в этот момент. Зверофермы часто пополняются животными, пойманными в дикой природе, поэтому вирус легко может оказаться внутри популяции. А о том, как снимают шкуры, есть целые телесюжеты: в этот момент животные напрямую контактируют с человеком и могут заразить его.

    Что делать, если на такой звероферме обнаружен вирус?
    Зверофермы закрыты. Вокруг забор. Если бы существовала вакцина, всех животных можно было бы привить. Ну или забить, как это сделали в Дании, — тогда вирус тоже будет уничтожен и не вернется сразу же — по крайней мере, в этом варианте. При этом надо понимать, что если изучить эти популяции сейчас, то мы можем уже и не найти тот вирус, который мог быть там полтора или два года назад. Может быть, зараженных животных уже забили. Или вирус угас сам.

    Чем больше плотность и размер животноводческих хозяйств, тем больше шансов, что вирус начнет взрывной рост

    В этом веке у нас уже была эпидемия SARS-1, потом MERS, а теперь — SARS-2. Что вообще происходит?
    Про пандемии SARS можно сказать вот что: 50-60 лет назад, когда трансатлантические рейсы были в диковинку и на них летали только дипломаты, а весь торговый оборот с Азией шел через контейнеры, вирус не смог бы распространиться так легко. Простота перемещений способствует перерастанию локальной эпидемии в пандемию. Если смотреть на источник, точку перехода от животных к человеку, мы видим, что люди захватывают у дикой природы все больше территорий и развивают животноводство. Растущее человечество жаждет мяса. Чем больше плотность и размер животноводческих хозяйств, тем больше шансов, что вирус, однажды занесенный в популяцию, начнет взрывной рост и станет мутировать, как SARS-2. Чем богаче становятся люди, тем активнее они используют сельскохозяйственных животных, и пример MERS здесь очень показателен.

    Почему?
    Верблюд издревле был жертвенным животным и большой ценностью. Верблюды дороги. Если человек религиозен, но беден, он скорее принесет в жертву овцу. Однако население страны богатеет и начинает приносить в жертву все больше верблюдов. Так, во время хаджа на Аравийском полуострове ежегодно убивают 40 тысяч верблюдов — и это только в качестве жертвы. Полвека назад это было просто немыслимо. Наконец, во всем мире идет преобразование природных экосистем, ведь наличие большой популяции сельскохозяйственных животных в одном месте — неестественная ситуация. В природе животноводства не бывает: ни одно животное не использует других животных так, как это делаем мы.

    В Швейцарии почти никто не говорит о том, почему пандемия началась, зато все говорят о том, как поскорее справиться с ней. Почти треть населения уже привиты как минимум один раз, рестораны, бары, магазины, салоны красоты — все открыто. Приближается лето, заболеваемость падает. Она до сих пор высокая, но падает почти постоянно. Можно ли сказать, что при наших темпах вакцинации пандемия у нас уже закончилась?
    Что такое пандемия? Это ситуация, когда инфекционная болезнь начинает распространяться столь быстро, что приходится прибегать к решительным мерам вплоть до локдауна. Теперь у нас есть вакцина — еще один инструмент, который замедляет распространение вируса значительно эффективнее, чем ограничение социальных контактов. Плюс к этому повышается температура воздуха, что замедляет распространение еще почти на 20%, поэтому число заболевших идет на спад. Теперь самое важное — не сворачивать ограничительные меры слишком быстро, иначе график снова начнет расти по экспоненте. Действовать нужно постепенно. А делают это, конечно, власти, которые руководствуются не только научными доводами, но и необходимостью компромисса. Если этот осторожный подход сохранится и пандемию мы определяем именно так, как описано выше, то да — скоро она закончится. 

    Есть все основания полагать, что SARS-2 нам уже продемонстрировал практически все, на что способен

    И тогда мы достигнем коллективного иммунитета?
    А что именно вы под этим подразумеваете?

    Коллективный иммунитет возникает, когда 70%, 80% или 90% населения (данные разнятся) привиты либо переболели. В таких условиях вирус перестает циркулировать, то есть даже непривитые оказываются в безопасности.
    Понятно. В нашем случае это не сработает.

    То есть как?
    Такой подход к коллективному иммунитету с самого начала был ошибочным: 70% получили иммунитет (привились или переболели — неважно), а остальные 30%, получается, больше никогда не будут контактировать с вирусом. Для SARS-2 это не так: все, кто не привился, обязательно заразятся. Понятие коллективного (иначе — стадного) иммунитета пришло к нам из ветеринарии, и там в прошлом действительно были такие выкладки, например применительно к вирусу чумы рогатого скота. Он очень заразный, но однократная прививка формирует у животного пожизненный иммунитет. Здесь действительно можно рассуждать так: если у нас есть изолированная популяция, сколько животных нам нужно привить, чтобы остановить циркуляцию вируса? Вот откуда сам термин.

    Люди живут не в стаде?
    Люди не живут изолированными группами. Мы умеем путешествовать, а еще взаимодействовать друг с другом: даже если границы закрыты, из одной деревни можно попасть в соседнюю, а из нее — в соседнюю, и так далее. Именно так и будут распространяться вирусы, в полном соответствии с их вирулентностью. Через пару лет сто процентов населения либо привьется, либо переболеет, но и после этого люди продолжат болеть SARS-2, просто это будут повторные заражения. Самое неприятное — это ведь когда заболеваешь впервые; все последующие разы болезнь протекает легче. Я бы сказал, что ковид, скорее всего, станет чем-то вроде простуды.

    В последнее время мы много говорим о вакцинном неравенстве в мире. Раз миллиарды людей остаются без прививки, вирус может продолжить мутировать. Или в какой-то момент у него кончатся идеи?
    Предполагаю, что кончатся.

    Почему?
    Чтобы разобраться в этом, давайте поговорим про иммунитет. От заражения и от болезни нас защищают разные части иммунной системы. Антитела, которые позволяют нам не заболеть, быстро пропадают и умеют распознавать вирус только по определенным кусочкам. Получается, что мы относительно быстро можем заболеть опять, особенно если вирус мутировал именно в этих местах.

    Но?
    Но эту болезнь мы уже перенесем значительно легче, потому что та часть иммунной системы, которая защищает нас от болезней, имеет более долгосрочное действие. Судя по всему, именно поэтому вакцинация на несколько лет защищает нас от тяжелых последствий. Такой иммунитет определяется так называемыми Т-клетками, о которых уже целый год все говорят. В отличие от антител, Т-клеткам не мешают мутации вируса, потому что они умеют распознавать его по целому ряду признаков. Получается, что потеря пары отличительных особенностей в ходе мутаций ничего не изменит.

    То есть мы зря опасаемся, что вирус мутирует и сделает нынешние прививки бесполезными?
    Мы наблюдаем, что различия между вариантами вируса, которые появляются по всему миру, не столь велики. С вирусологической точки зрения есть все основания полагать, что SARS-2 нам уже продемонстрировал практически все, на что способен. Дело в том, что у коронавирусов мутации обычно происходят медленнее и не столь выраженно, как, например, у вирусов гриппа, которые имеют значительно более высокий пандемический потенциал. Мутацию, которая приобрела бы способность вызывать тяжелое заболевание у большинства вакцинированных, я себе не представляю.

    Что будет с теми, кто к осени останется непривитым, — с детьми, например?
    Чисто технически их можно привить. Исходя из нынешнего уровня знаний, вряд ли мы когда-то выясним, что прививки представляют какую-то доселе неизвестную опасность для детей. Большой вопрос в том, какова польза прививки для самого ребенка. Конечно, можно привить всех, просто чтобы не уводить школы на дистант, но вот как болезнь отражается на детях? Этого пока никто не может сказать. Даже если ребенок легко перенес болезнь, могут ли у него остаться долгосрочные последствия? Только что вышло исследование, которое показывает, что примерно у 4,5% переболевших детей через месяц после выздоровления продолжают наблюдаться такие симптомы, как потеря обоняния и вкуса, а также хроническая усталость. Мы хотим такого для своих детей? 4 процента — это немало. Еще одно соображение — мультисистемный воспалительный синдром, который развивается в одном из нескольких тысяч случаев. Это тяжелое заболевание, которое может длиться до полугода. Как родитель я бы, конечно, хотел, чтобы мой ребенок привился. Испытывать судьбу я не хочу.

    Я не понимал, почему в обществе и СМИ иногда складывается «ложный баланс», и не осознавал, что его нельзя полностью скорректировать

    Господин Дростен, подкаст канала NDR «Новости о коронавирусе» с вашим участием стал для многих в Германии первым источником информации о пандемии. Чего вы не знали, когда начинали вести этот подкаст?
    Я тогда не знал, как устроены средства массовой информации.

    В каком смысле?
    Я не понимал, почему в обществе и СМИ иногда складывается «ложный баланс», и не осознавал, что его нельзя полностью скорректировать.

    «Ложный баланс»? Как это?
    Это когда мы говорим: вот мнение большинства ученых, скажем, ста, а вот двое других, которые отстаивают строго противоположное мнение. При этом в СМИ мы видим, как один из сотни спорит с одним из двух, и со стороны это выглядит так, как будто силы равны. В результате происходит то, что, в общем, и вызывает все проблемы, — власть говорит: «Ну что же, значит, правда где-то посередине». Получается, что все идут на ложный компромисс. Это раньше было мне незнакомо, я не представлял себе, что такое бывает. Более того, я не думал, что эта схема такая живучая и предопределенная. Так случилось почти во всех странах, все ученые об этом говорят, но я не ожидал, что я со своим подкастом окажусь между двух огней.

    Вы жалеете о своем решении сделать подкаст?
    Нет. Я не уверен, что это стало бы сейчас для меня достаточным доводом, чтобы не сделать всего того же самого, если это потребуется снова. Мне кажется, что я сделал все абсолютно правильно, потому что подкаст оказал определенное положительное воздействие, особенно в первую волну, пока этот «ложный баланс» не набрал большой силы. Все изменилось осенью, с началом второй волны, и это тут же отразилось на действиях властей, которые оказались в полной растерянности. Политики тоже стали говорить: «Вот один ученый нам сказал так, но мне больше нравится другой, а он говорит по-другому». Они начинают спорить друг с другом и приходят к тому самому компромиссу, то есть к полумерам. А полумер этот вирус не прощает.

    Читайте также

    Ковид или ковид-отрицатели — что угрожает демократии больше?

    «Раскола нет. Есть шумное меньшинство, недовольное ковидными ограничениями»

    «Год в чрезвычайной ситуации? Возможно»

    Бистро #4: Пандемия в разных обществах

    Кто прогнозировал пандемию задолго до ее начала?

  • «Кровожадная система обретает очертания на наших глазах»

    «Кровожадная система обретает очертания на наших глазах»

    «Джулиан Ассанж — жертва пыток. Его хотят выдать мучителям, чтобы он никогда не рассказал об их преступлениях». Заголовок в таком роде легко представить в российском официозном СМИ. Особенно в преддверии суда об экстрадиции Ассанжа в США, который должен начаться в Великобритании в конце февраля. В России тема Ассанжа «приватизирована» пропагандой, стремящейся доказать, что права человека в Европе и особенно в США защищены ничуть не лучше. Но что, если Ассанжа действительно пытали? 
    Во всяком случае, именно это утверждает швейцарский юрист и специальный докладчик ООН по проблеме пыток Нильс Мельцер. Он получил доступ по крайней мере к части материалов о расследовании — и на их основании утверждает, что дела сфабрикованы, что против Ассанжа объединились власти как минимум четырех стран, что судьи пристрастны, а сам Ассанж стал жертвой психологических пыток. 
    Интервью, которое он дал швейцарскому онлайн-изданию Republik, вызвало большую дискуссию в европейской прессе. Вскоре после его выхода более 130 немецких политиков подписали открытое письмо к британским властям с требованием освободить Ассанжа. Они считают, что речь идет не только о судьбе одного человека, но и о свободе прессы как таковой. С другой стороны, авторы другой швейцарской газеты Neue Zürcher Zeitung или немецкого радио Deutschlandfunk считают слова Мельцера всего лишь интерпретациями, которые он выдает за установленные факты. Это касается и того, что он называет «пытками»; и утверждения, будто в WikiLeaks занимались обычной расследовательской журналистикой; и уверенности, что власти множества стран объединились ради уничтожения Ассанжа, которая очень напоминает теорию заговора.
    В США Ассанжа обвиняют в шпионаже, его сторонники по всему миру называют это политическим преследованием. Без интервью Мельцера медийный нарратив о деле Ассанжа будет теперь неполным.

    1. Полиция Швеции фабрикует изнасилование

    2. Ассанж несколько раз обращается в шведские органы правопорядка, чтобы его допросили. Те увиливают от допроса

    3. Когда верховный суд Швеции обязывает стокгольмскую прокуратуру либо предъявить обвинение, либо закрыть дело, британские власти требуют: «Даже не думайте сейчас идти на попятную!»

    4. Если Ассанж будет признан виновным, то через 20 лет мы можем уйти очень далеко. Сможете ли вы что-то вообще писать как журналист? Я убежден, что свобода печати сегодня находится под угрозой.

    5. 175 лет тюрьмы за журналистику и безнаказанность военных преступников. Возможные последствия прецедентного разбирательства «США против Джулиана Ассанжа»


    1. Полиция Швеции фабрикует изнасилование

    Господин Мельцер, почему специальный докладчик ООН по вопросу о пытках занимается делом Джулиана Ассанжа? 

    Об этом меня недавно спрашивали представители министерства иностранных дел Германии: «Это действительно входит в сферу вашей ответственности? Ассанж — действительно жертва пыток?»

    И что вы ответили?

    Дело Ассанжа касается моей сферы деятельности сразу в трех отношениях. Во-первых, этот человек опубликовал сведения, доказывающие систематические пытки, которые практиковали власти, но преследованию подверглись не мучители, а он сам. Во-вторых, физическое состояние Ассанжа говорит о том, что он стал жертвой психологических пыток. В-третьих, предстоит выдача Ассанжа государству, которое в схожих случаях содержит людей в тюремных условиях, признанных организацией Amnesty International пыточными. То есть Джулиан Ассанж разоблачил случаи пыток, сам подвергся пыткам, а вскоре может быть запытан до смерти в США. Разве это лежит вне сферы моей ответственности? Вдобавок ко всему дело Ассанжа имеет принципиальное значение для каждого гражданина любого демократического государства.

    Почему вы раньше не занимались этим делом так активно?

    Представьте себе, что вы сидите в темной комнате. Вдруг в луче прожектора вы видите слона — военные преступления, факты коррупции… У прожектора стоит Джулиан Ассанж. Некоторое время правительства пребывают в замешательстве, но потом направляют луч на самого Ассанжа, обвинив его в изнасиловании. Это классическая манипуляция общественным мнением. Про слона все забывают, он теперь находится за прожектором, зато теперь на переднем плане все, что происходит с Ассанжем, и мы рассуждаем о том, как он катается на скейте в помещении посольства и правильно ли кормит своего кота. Мы вдруг узнаем, что он насильник, хакер, шпион и нарцисс, а разоблаченные им правонарушения и преступления исчезают во тьме. Со мной произошло то же самое, несмотря на весь мой профессиональный опыт, который должен был уберечь меня от неосторожных выводов.

    Давайте с самого начала. Когда вы стали заниматься этим делом?

    В декабре 2018 года адвокаты Ассанжа впервые обратились ко мне с просьбой вмешаться в ситуацию. Вначале я отказался: я был перегружен другой работой и плохо знал обстоятельства дела. Мое представление о нем было сформировано материалами СМИ: мне тоже казалось, что Ассанж так или иначе виновен и просто хочет манипулировать мной. В марте 2019 года его адвокаты связались со мной во второй раз, так как все указывало на то, что Ассанжа скоро выставят из посольства Эквадора. Они переслали мне несколько ключевых документов и общее описание дела, и тут я подумал, что как добросовестный профессионал хотя бы раз должен взглянуть на них.

    И что вы выяснили?

    Мне сразу же стало понятно, что тут что-то не так, что здесь есть противоречие, которое я не могу объяснить, несмотря на весь свой юридический опыт: почему в отношении человека уже девять лет ведется следственное производство по уголовному делу об изнасиловании, но обвинение до сих пор не предъявлено?

    Это нетипично?

    Я еще никогда не видел ничего подобного. Расследование может быть открыто в отношении любого человека, если кто-то заявит на него в полицию. Однако власти Швеции никогда не проявляли заинтересованности в том, чтобы допросить самого Ассанжа — напротив, они намеренно держали его в подвешенном состоянии. Представьте себе, девять с половиной лет весь государственный аппарат и СМИ твердят о том, что вы совершили изнасилование, а вы даже не можете сказать ничего в свою защиту, потому что обвинение вам так и не предъявлено.

    Вы говорите, что власти Швеции никогда не проявляли заинтересованности в том, чтобы допросить Ассанжа, но из сообщений СМИ и государственных органов складывается совершенно другая картина: Ассанж якобы скрылся от шведского правосудия, чтобы уйти от ответственности.

    Я так тоже думал, пока не начал собственное расследование. На самом деле все ровно наоборот: Ассанж неоднократно обращался в шведские государственные ведомства, чтобы официально ответить на обвинения, но чиновники всячески избегали общения.

    «Всячески избегали общения» — это как?

    Позвольте мне рассказать все с самого начала. Я свободно говорю по-шведски, поэтому ознакомился со всеми документами в оригинале и не поверил своим глазам: сама потерпевшая говорит, что изнасилования не было. Более того, показания этой женщины были задним числом и без ее ведома переписаны полицией Стокгольма, чтобы все-таки как-то притянуть за уши подозрение в изнасиловании. Все эти документы — электронные письма и SMS — есть в моем распоряжении.

    «Показания этой женщины были переписаны полицией» — что вы имеете в виду?

    20 августа 2010 года в стокгольмский полицейский участок заходит женщина, названная в материалах дела «С. В.». Ее сопровождает другая женщина, именуемая в материалах «А. А.». С. В. заявляет, что по обоюдному согласию вступила с Джулианом Ассанжем в половую связь. Это, однако, произошло без презерватива, поэтому теперь она боится, что могла заразиться ВИЧ, и хочет узнать, может ли она принудить Ассанжа сдать анализ. Она очень обеспокоена. Полиция принимает заявление, тут же связывается с прокуратурой и, даже не завершив опроса С. В., информирует ее о том, что Ассанж будет арестован по подозрению в изнасиловании. С. В. шокирована и отказывается продолжать разговор. Прямо из полицейского участка она пишет своей подруге смс, что не думает ни в чем обвинять Ассанжа, а просто хочет, чтобы тот сдал анализы на ВИЧ, но полиция явно намеревается заполучить его.

    И что это означает?

    С. В. вообще не обвиняла Джулиана Ассанжа в изнасиловании. Она отказывается продолжать опрос и уезжает домой. Тем не менее уже через два часа шведская бульварная газета Expressen выходит с заголовком «Джулиана Ассанжа обвиняют в двойном изнасиловании».

    В двойном изнасиловании?

    Да, потому что там была и вторая женщина — А. А. Она не подавала заявления в полицию, а просто пришла вместе с С. В. в полицейский участок. В тот день она вообще не говорила с полицейскими, однако позже заявила, что Ассанж домогался ее. Естественно, я не могу сказать, правда это или нет, я просто констатирую, что случилось. Женщина приходит в полицейский участок не для того, чтобы сообщить о правонарушении, а для того, чтобы потребовать проведения теста на ВИЧ. Полиция приходит к мысли, что это могло быть изнасилованием, и возбуждает дело в порядке публичного обвинения. Женщина отказывается подписывать заявление, уходит домой, пишет подруге, что она не хочет никого обвинять, но полиция хочет заполучить Ассанжа. 

    Через два часа об этом выходит новость в газете. Как мы сегодня знаем, в прессу эту информацию передала прокуратура. При этом Ассанжа никто не вызывает на допрос. Вторая женщина, которая, как гласил заголовок от 20 августа, тоже была изнасилована, вообще подала заявление только на следующий день.

    О чем заявила вторая женщина?

    Она заявила, что разрешила Ассанжу пользоваться своей квартирой, когда тот приехал в Швецию для участия в конференции. У нее небольшая однокомнатная квартира. Ассанж еще находился в квартире, когда она вернулась домой — раньше, чем было запланировано. Женщина заверила, что не видит в этом ничего плохого, и разрешила ему лечь спать с ней в одной кровати. Той же ночью они по обоюдному согласию занялись сексом. С презервативом. При этом, по ее словам, Ассанж в ходе полового акта намеренно порвал презерватив. Если это так, то это, конечно, наказуемое деяние — так называемый «стелсинг». Но согласно собственному заявлению, А. А. заметила порванный презерватив лишь спустя некоторое время. Это противоречие обязательно необходимо прояснить: если не видишь этого, то невозможно утверждать, что партнер совершил это действие намеренно. Презерватив был предоставлен в качестве улики, однако на нем не были обнаружены ни ДНК Ассанжа, ни ДНК потерпевшей А. А.

    Откуда эти женщины знали друг друга?

    Они были знакомы не очень хорошо. А. А., приютившая Ассанжа и выполнявшая функции его пресс-секретаря, познакомилась с С. В. на мероприятии, где С. В. была одета в розовый кашемировый свитер. А. А., очевидно, знала от Ассанжа, что он также хотел секса и с С. В. Однажды вечером она получает смс от знакомого: «Ассанж же живет у тебя, мне нужно с ним связаться». А. А. отвечает, что Ассанж сейчас, скорее всего, спит с «кашемировой девушкой». Следующим утром С. В. звонит А. А. и говорит, что действительно только что переспала с Ассанжем и теперь боится, что заразилась ВИЧ. Судя по всему, ее страх не наигранный, так как она уже нашла клинику, куда хочет обратиться за консультацией. В ответ на это А. А. предлагает ей пойти в полицию, чтобы полицейские заставили Ассанжа сделать тест на ВИЧ. Они собираются и идут, но не в ближайший полицейский участок, а в очень удаленный от них, где работает подруга А. А. Эта подруга и принимает заявление, причем допрос потерпевшей вначале проводится в присутствии самой А. А., что совершенно некорректно. Тем не менее вплоть до этого момента можно было говорить лишь о непрофессиональных действиях.. Злонамеренность государственных органов становится очевидной в тот момент, когда власти начинают тут же распространять сведения о подозрении в изнасиловании через прессу — не допросив А. А., исказив заявление С. В. и нарушив явно прописанный шведским законодательством запрет на публикацию имен потерпевших и подозреваемых в совершении уголовных преступлений на сексуальной почве. После этого на дело обращает внимание главный прокурор Стокгольма. Через несколько дней она прекращает предварительное расследование изнасилования в связи с тем, что заявления С. В. заслуживают доверия, но не указывают на правонарушение.

    Но ведь после этого все как раз и закрутилось. Почему?

    Начальник сотрудницы полиции, проводившей опрос, отправил ей мэйл с требованием переписать заявление С. В.

    Что именно переписала сотрудница?

    Это неизвестно, потому что первый протокол допроса был исправлен прямо в компьютерной программе. Мы знаем только то, что первоначальный вариант, по заключению главного прокурора, не содержал никаких указаний на факт правонарушения. В исправленном варианте протокола написано, что половых актов было несколько, все по обоюдному согласию и с презервативом, однако утром потерпевшая проснулась от того, что Ассанж пытался войти в нее без презерватива. Она спрашивает: «Ты в презервативе?». Он отвечает: «Нет». Она говорит “You better not have HIV” («Надеюсь, что у тебя нет ВИЧ») и дает ему продолжить начатое. Этот вариант протокола был создан без участия заявительницы и не был ей подписан. Это подложное доказательство, из которого шведские власти сфабриковали дело об изнасиловании.

    Зачем это шведским властям?

    Важен временной контекст: в конце июля WikiLeaks вместе с газетой New York Times, газетой Guardian и журналом Spiegel публикует так называемое «Афганское досье». Это одна из самых крупных утечек в истории американской армии. США немедленно начинают требовать от своих союзников привлечь Ассанжа к уголовной ответственности. Всей переписки мы не знаем, однако фирма Stratfor, которая консультировала США в сфере безопасности, судя по всему, советовала властям на ближайшие 25 лет изолировать Ассанжа по всем возможным уголовным делам.

    «Сделай следующим образом – добавь это в допрос и подпиши его». Оригинал переписки сотрудников шведской полиции. © Republik
    «Сделай следующим образом – добавь это в допрос и подпиши его». Оригинал переписки сотрудников шведской полиции. © Republik

    2. Ассанж несколько раз обращается в шведские органы правопорядка, чтобы его допросили. Те увиливают от допроса

    Почему же Ассанж не сразу предстал перед полицией?

    Напротив, он так и сделал, я об этом уже упоминал.

    Тогда расскажите об этом подробнее.

    Из прессы Ассанж узнает о подозрении в изнасиловании. Он обращается в полицию, чтобы дать показания. Несмотря на публичность скандала, его требование удовлетворяется лишь через девять дней, когда обвинения в изнасиловании С. В. с него уже сняты, но дело о домогательствах в отношении А. А. еще расследуется. 30 августа 2010 года Ассанж приходит в полицейский участок. Его допрашивает тот же полицейский, который ранее давал указания переписать протокол допроса С. В. В начале беседы Ассанж заявляет, что он дает показания добровольно, но не хочет, чтобы и об их содержании узнала пресса. Это его право, и его заверяют, что так и будет. Тем же вечером все снова попадает на страницы газет. Информация о показаниях могла поступить только от властей, так как на допросе больше никого не было. Получается, что мы имеем дело с целенаправленным разрушением его репутации.

    Как вообще появилась история о том, что Ассанж скрылся от шведского правосудия?

    Эта история сфабрикована и не соответствует действительности. Если бы он скрывался от правосудия, то не явился бы добровольно в полицейский участок. На основе переписанного протокола допроса С. В. постановление главного прокурора о прекращении дела обжалуется, и 2 сентября 2010 года дело об изнасиловании возобновляется. Женщинам назначают государственного защитника Клэса Боргстрема, представляющего их законные интересы. Боргстрем ранее был соучредителем юридической практики бывшего министра юстиции Томаса Бодстрема, с согласия которого шведская Служба государственной безопасности в центре Стокгольма задерживала людей, разыскиваемых в США, а затем без суда и следствия выдавала их ЦРУ, где они впоследствии подвергались пыткам. Все это позволяет понять, как данная история связана с другим берегом Атлантики. После возобновления дела об изнасиловании Ассанж повторно передает через своего адвоката, что желает дать показания по делу. Прокурор, ведущая дело, увиливает: то ей не подходит назначенное время, то болеет ответственный сотрудник полиции. Так проходит три недели, пока адвокат не сообщает, что Ассанжу необходимо посетить конференцию в Берлине, и спрашивает, можно ли ему выехать из страны. Прокуратура дает письменное согласие на выезд, уточняя, что Ассанжу можно кратковременно покидать Швецию.

    Что происходит потом?

    А вот что: в тот день, когда Джулиан Ассанж покидает Швецию — пока неясно, надолго ли, — власти выдают ордер на его арест. Ассанж летит из Стокгольма в Берлин рейсом авиакомпании SAS, при этом из зарегистрированного багажа пропадают его ноутбуки. По прилету в Берлин компания Lufthansa обращается за разъяснениями в SAS, однако та отказывается от комментариев.

    Почему?

    В том-то и проблема. В этой истории постоянно происходит что-то такое, чего вообще не может случиться, и это невозможно осознать, если не посмотреть на все под другим углом зрения. Тем не менее Ассанж дальше летит в Лондон, но не скрывается от правосудия, а через своего шведского адвоката передает в прокуратуру информацию, необходимую для допроса в Швеции, — эта переписка существует. Потом Ассанж узнает, что в США против него тайно открыто уголовное дело. Тогда американские власти не подтвердили эту информацию, но теперь мы знаем, что это правда. С этого момента адвокат Ассанжа занимает следующую позицию: его доверитель готов дать показания на территории Швеции, но требует дипломатических гарантий того, что он не будет экстрадирован в США.

    А это вообще возможно?

    Более чем. Как я уже упоминал, за несколько лет до этого шведская Служба государственной безопасности без суда и следствия передала ЦРУ двух человек, просивших убежища и зарегистрированных на территории страны. Прямо на летном поле стокгольмского аэропорта их силой задержали, усыпили и вывезли в Египет, где впоследствии пытали. Мы не знаем, были ли другие подобные случаи, а об этом узнали только потому, что оба мужчины выжили, пожаловались на нарушение прав человека в структуры ООН и выиграли свои дела. Каждому из них Швеция выплатила полмиллиона долларов компенсации.

    Швеция согласилась выполнить требование Ассанжа?

    Адвокаты говорят, что за те семь лет, пока Ассанж жил в посольстве Эквадора, они более тридцати раз пытались согласовать с властями Швеции приезд Ассанжа в страну в обмен на заверения в невыдаче властям США. Шведы всегда отвергали это предложение, аргументируя это тем, что никакого запроса на экстрадицию со стороны США не существует.

    Как вы обосновываете это требование?

    Подобные дипломатические заверения — повседневная международная практика. Они гарантируют отказ от экстрадиции в страны, где вероятны серьезные нарушения прав человека. Предоставление таких гарантий никак не связано с тем, есть ли в отношении человека запрос на экстрадицию в соответствующую страну. Это политический, а не правовой механизм. Пример: Франция требует от Швейцарии экстрадиции казахского бизнесмена, который проживает в Швейцарии, однако разыскивается во Франции и Казахстане по обвинению в уклонении от уплаты налогов. Власти Швейцарии не видят угрозы применения пыток во Франции, однако считают ее реальной в Казахстане. В связи с этим органы власти Швейцарии сообщают французским коллегам, что готовы выдать данного мужчину в обмен на дипломатические заверения в том, что он не будет экстрадирован в Казахстан. В ответ на это французы не говорят: «Ну, Казахстан же еще и не направлял ни одного запроса!» — а, естественно, дают необходимые заверения. Аргументы шведов притянуты за уши. Это первое. Второе: весь мой практический опыт международной работы говорит о том, что отказ в дипломатических заверениях дает все основания сомневаться в чистоте намерений соответствующей страны. Почему шведы не могут дать такой гарантии? Ведь с правовой точки зрения США действительно никак не связаны со шведским уголовным делом об изнасиловании.

    Почему же Швеция не захотела давать такие заверения?

    Достаточно посмотреть на то, как велось дело: Швеция никогда не преследовала цель защитить интересы потерпевших. Ассанж был готов дать показания даже после того, как шведские власти отказались предоставить дипломатические заверения. Он сказал: «Раз вы не можете гарантировать невыдачу, я готов ответить на все вопросы в Лондоне или по видеосвязи».

    А это обычная процедура? Возможно ли с правовой точки зрения, чтобы шведские должностные лица проводили подобные действия в другой стране?

    Это еще одно подтверждение того, что Швеция никогда и не стремилась к установлению истины. Ровно для таких вопросов существует соглашение о сотрудничестве между Великобританией и Швецией. Оно предусматривает, что шведские должностные лица могут допрашивать подозреваемых на территории Англии и наоборот, — или делать это по видеосвязи. В других делах Великобритания и Швеция воспользовались такой возможностью 44 раза, но только в случае Джулиана Ассанжа Швеция настаивала на том, что он обязательно должен явиться для допроса лично.


    3. Когда верховный суд Швеции обязывает стокгольмскую прокуратуру либо предъявить обвинение, либо закрыть дело, британские власти требуют: «Даже не думайте сейчас идти на попятную!»

    Почему они на этом настаивали?

    Всему этому — отказу гарантировать невыдачу и отказу провести допрос в Лондоне — есть только одно объяснение: Швеция хотела заполучить Ассанжа, чтобы выдать его США. Количество нарушений, допущенных в ходе предварительного расследования уголовного дела всего за несколько недель, абсурдно велико. Власти назначают законного представителя, который сообщает потерпевшим, что преследование по делам об изнасиловании осуществляется в публичном порядке — то есть трактовка изложенных в заявлении обстоятельств производится органами власти, а не потерпевшими. Отвечая на вопрос о противоречиях между показаниями потерпевших и версией следствия, этот же законный представитель говорит, что потерпевшие «просто не специалисты в юриспруденции». При этом прокуратура в течение пяти лет уклоняется от того, чтобы хотя бы допросить Ассанжа по подозрению в изнасиловании, пока адвокаты не доходят до Верховного суда Швеции с требованием принудить прокуратуру либо предъявить обвинение, либо закрыть дело. Когда шведы сообщают англичанам, что дело, возможно, придется закрыть, те обеспокоенно пишут: “Don’t you dare get cold feet!!” — «Даже не думайте сейчас идти на попятную!!».

    «Даже не думайте сейчас идти на попятную!!»: письмо из британской Королевской службы уголовного преследования CPS ведущему дело шведскому прокурору Марианне Ню. Этот документ был получен журналисткой из Италии Стефанией Маурици в ходе пятилетнего судебного разбирательства по закону о свободе информации. Разбирательство еще не закончено. © Republik

    Что-что?

    Да, Великобритания в лице Королевской прокурорской службы во что бы то ни стало хотела помешать шведам закрыть дело. При этом англичане вообще-то должны были радоваться тому, что им больше не придется тратить миллионы налогоплательщиков на полицейских, которые охраняли Ассанжа у посольства Эквадора.

    Почему англичане заинтересованы в том, чтобы шведы не закрывали дело?

    Хватит думать, что здесь расследуется преступление на сексуальной почве. Деятельность WikiLeaks в равной степени опасна для политических элит как в США, так и в Англии, Франции и России. WikiLeaks публикует конфиденциальные сведения государственного масштаба и выступает за открытый доступ к информации. В мире, где даже так называемые зрелые демократии стремятся к тотальной информационной закрытости, такие действия расцениваются как фундаментальная угроза. Ассанж продемонстрировал, что государства сегодня сконцентрированы не на обеспечении легитимной конфиденциальности, а на том, чтобы бороться с распространением важных сведений о коррупции и преступлениях. Возьмем одну из знаковых утечек — раскрытую военнослужащей Челси Мэннинг видеозапись авиаудара, известную под названием «Сопутствующее убийство». (5 апреля 2010 года WikiLeaks опубликовал секретное видео армии США, на котором зафиксировано, как американские солдаты расстреливают в Багдаде несколько людей, в том числе двух сотрудников новостного агентства Reuters. — прим. ред.) Я много лет работал юридическим консультантом Международного комитета Красного Креста и его представителем в горячих точках, поэтому могу утверждать, что на видео — несомненное военное преступление. Солдаты с вертолета выкашивают группу людей пулеметным огнем. Даже если у одного или нескольких человек из этой группы было при себе оружие, солдаты целенаправленно добивают раненых. Это военное преступление. Один из американцев говорит: «Он ранен. Стреляю». И слышен смех. Потом подъезжает микроавтобус, водитель хочет спасти раненых. В салоне у него два ребенка. Солдаты говорят: «Сам виноват, раз с детьми полез на поле боя». И стреляют. Отец и раненые погибают на месте, дети получают тяжелые ранения. Эта публикация делает нас свидетелями преступной и бессовестной бойни.

    И что должно делать правовое государство в этом случае?

    Власти правового государства могут начать расследование дела о разглашении служебной тайны в отношении Челси Мэннинг, которая передала это видео Ассанжу, но Ассанжа они точно преследовать не будут, так как он опубликовал это видео в интересах общества, как сделал бы любой другой журналист в ходе своего расследования. Что точно произойдет в правовом государстве, так это преследование и наказание военных преступников, ведь эти солдаты должны сидеть за решеткой. Однако фигурантом уголовного дела не стал ни один из них, а человек, который проинформировал об этом случае общественность, сидит сейчас в экстрадиционной тюрьме в Лондоне и может быть приговорен за это к 175 годам тюремного заключения в США. Это абсолютно абсурдная мера наказания. Для сравнения: в ходе трибунала по бывшей Югославии главные военные преступники получили по 45 лет, а здесь — 175 лет заключения в условиях, которые специальный докладчик ООН и организация Amnesty International классифицируют как бесчеловечные. Самое страшное в этом деле — это бесправие, с которым мы столкнулись: сильные мира сего могут безнаказанно идти по трупам, а журналистика превращается в шпионаж. Говорить правду становится преступлением.


    4. Если Ассанж будет признан виновным, то через 20 лет мы можем уйти очень далеко. Сможете ли вы что-то вообще писать как журналист? Я убежден, что свобода печати сегодня находится под угрозой.

    Что ожидает Ассанжа, если он будет экстрадирован?

    Справедливого судебного разбирательства в отношении него не будет. Это еще одна причина, почему его нельзя экстрадировать. Дело Ассанжа будет рассматриваться судом присяжных в Александрии, штат Вирджиния, — печально известным «шпионским судом», куда передаются все дела, связанные с национальной безопасностью. Выбор места не случаен, потому что присяжные избираются пропорционально из числа проживающих в городе граждан, а 85% населения Александрии составляют сотрудники ЦРУ, АНБ, министерства обороны и Госдепартамента — так называемое «сообщество работников национальной безопасности». Если такая коллегия присяжных рассматривает обвинение в создании угрозы для национальной безопасности, то приговор очевиден с самого начала. Процессы всегда ведутся одним и тем же судьей, за закрытыми дверями и с использованием засекреченных доказательств. Этот суд не оправдал ни одного из обвиняемых по таким делам, поэтому большинство людей заключает сделку и признает как минимум часть вины, получая за это более мягкое наказание.

    Вы утверждаете, что в США Ассанжу не будет обеспечено справедливое судебное разбирательство?

    Именно так. Пока американские чиновники действуют по приказу своих начальников, они могут развязывать войны, совершать военные преступления и пытать людей, зная при этом, что им не угрожает наказание. Получается, мы забыли уроки Нюрнбергского процесса? Я провел в горячих точках достаточно времени и понимаю, что на войне случаются ошибки. Это не всегда бессовестная уголовщина, многое происходит из-за стресса, перегрузок и паники. Ровно поэтому я могу понять, когда власти говорят: «Государство показывает всю правду и берет на себя всю ответственность за причиненный ущерб, однако если индивидуальная вина не слишком тяжела, мы не будем прибегать к драконовским мерам наказания». Если же власти, наоборот, утаивают правду и не привлекают преступников к ответственности, то ситуация становится крайне опасной. В 1930-е годы прошлого века Германия и Япония вышли из Лиги наций, а через пятнадцать лет весь мир лежал в руинах. Сегодня США вышли из Совета ООН по правам человека, а запечатленная на видео «Сопутствующее убийство» бойня, пытки ЦРУ после 11 сентября и война, развязанная Америкой в Ираке, не привели к уголовному преследованию. Теперь этому примеру следует Великобритания: комитет по разведке и безопасности британского парламента в 2018 году опубликовал два больших отчета, которые доказывают, что Соединенное Королевство было значительно серьезнее вовлечено в секретные пыточные программы ЦРУ, чем считалось ранее. Комитет потребовал провести судебное расследование, однако Борис Джонсон, заняв пост премьера, первым делом аннулировал его.

    Нарушение условий выхода под залог в Англии обычно карается штрафом, в крайнем случае — несколькими днями тюрьмы. Ассанжа же в порядке ускоренного судопроизводства приговаривают к 50 неделям лишения свободы в тюрьме для особо опасных преступников, не предоставив возможность подготовить свою защиту

    В апреле 2019 года английская полиция практически вынесла Джулиана Ассанжа из посольства Эквадора. Как вы оцениваете эту ситуацию?

    В 2017 году в Эквадоре меняется правительство, и Конгресс США направляет в Эквадор такое письмо: американские власти были бы рады сотрудничеству; речь, конечно, о крупных денежных суммах, но вот есть одна загвоздка — Джулиан Ассанж. США будут готовы сотрудничать, если Эквадор выдаст Ассанжа. С этого момента на Ассанжа в эквадорском посольстве начинает оказываться большое давление. Ему пытаются усложнить жизнь, однако он не соглашается уехать. Тогда Эквадор лишает его убежища и дает Великобритании зеленый свет на задержание. Так как предыдущее правительство предоставило Ассанжу гражданство Эквадора, властям одновременно приходится отозвать у него паспорт, так как Конституция Эквадора запрещает выдачу собственных граждан. Все это происходит за одну ночь без соблюдения каких-либо правовых процедур. У Ассанжа не остается ни единой возможности сделать какое-то заявление или оспорить принятые решения. Британцы заключают его под стражу, в тот же день он предстает перед английским судом, который приговаривает его к наказанию за нарушение условий выхода под залог.

    Как вы расцениваете столь быстрое судопроизводство?

    У Ассанжа было всего 15 минут, чтобы подготовиться к заседанию вместе со своим адвокатом. Само разбирательство тоже длилось всего 15 минут. Адвокат Ассанжа положил на стол толстый том документов и заявил протест в связи с пристрастностью и необъективностью одной из судей в деле: на WikiLeaks ранее было опубликовано 35 документов, компрометирующих ее мужа. Судья без какого-либо изучения доводов отклонил протест и заявил, что обвинять его коллегу в конфликте интересов оскорбительно. В ходе заседания Ассанж сказал только одну фразу: “I plead not guilty” («Я не признаю себя виновным»). В ответ на это судья заявил ему: “You are a narcissist who cannot get beyond his own self-interest. I convict you for bail violation” («Вы нарцисс и думаете только о своих собственных интересах. Я приговариваю вас к наказанию в связи с нарушением условий выхода под залог»).

    Я правильно понимаю вас: у Ассанжа изначально не было шансов?

    Именно. Я не говорю, что Джулиан Ассанж — ангел или герой, но ему и не нужно им быть, ведь мы говорим о правах человека, а не о правах ангела или правах героя. Ассанж — человек, у него есть право на защиту и человечное обращение. В чем бы ни обвинялся Ассанж, у него есть право на справедливое судебное разбирательство, но в таком разбирательстве ему неизменно отказывали — что в Швеции, что в США, что в Англии, что в Эквадоре. Вместо этого его вынудили почти семь лет сидеть взаперти и находиться в подвешенном состоянии. Потом его внезапно выкинули из посольства и за несколько часов без какого-либо предупреждения приговорили к наказанию за нарушение условий залога, которое заключалось в том, что он получил политическое убежище у властей страны-члена ООН — в полном соответствии с нормами международного права и точно так же, как это делали многочисленные китайские, российские и другие диссиденты в посольствах стран Запада. Без всяких сомнений, здесь мы имеем дело с политическим преследованием. Кроме того, лишение свободы при нарушении правил выхода под залог в Англии применяется крайне редко, обычно суд ограничивается штрафом. Ассанжа же в ускоренном режиме приговорили к 50 неделям лишения свободы в тюрьме для особо опасных преступников. Это очевидно несоразмерное наказание преследует единственную цель — изолировать его как можно дольше, чтобы США могли спокойно завершить предъявление обвинений в шпионаже.

    Как вы оцениваете условия содержания Ассанжа под стражей с позиции специального докладчика ООН по вопросу о пытках?

    Англия запрещает Ассанжу взаимодействовать со своими адвокатами в США, где против него открыто секретное дело. Его британский адвокат также жалуется, что ей не предоставляют достаточного времени для общения с подзащитным, обсуждения позиций суда и доказательств. Вплоть до октября ему запрещали держать в камере документы, связанные с делом, то есть отказали в осуществлении основополагающего права на подготовку своей защиты, предоставленного Европейской конвенцией по правам человека. Ко всему прочему, Ассанжа почти постоянно держат в условиях одиночного заключения — это абсолютно несоразмерная мера наказания за нарушение условий залога. Если он находится за пределами камеры, то охрана полностью освобождает коридоры, чтобы избежать контакта с другими заключенными.

    Такое наказание за простое нарушение условий выхода под залог — когда тюрьма становится пыткой?

    Швеция, Англия, Эквадор и США целенаправленно применяют в отношении Джулиана Ассанжа психологические пытки; первая из них — абсолютный произвол при осуществлении судебного разбирательства. Процесс, который вели власти Швеции при активном участии Англии, был направлен на то, чтобы оказать на Ассанжа давление и изолировать его в посольстве. Швеция никогда не стремилась установить истину и помочь потерпевшим, а лишь пыталась загнать Ассанжа в угол. Это злоупотребление судебным процессом, призванное поставить человека в такое положение, когда он не может защищать себя. В дополнение к этому можно упомянуть слежку, оскорбления, унижения и атаки со стороны политиков этих стран вплоть до угроз убийством. Подобные преследования со стороны государства вызвали у Ассанжа серьезный стресс и тревожное расстройство, что повлекло за собой существенные когнитивные и неврологические последствия. В мае 2019 года я посетил Ассанжа в его лондонской камере в сопровождении двух опытных врачей с мировым именем, специализирующихся на криминологических и психиатрических экспертизах жертв пыток. Заключение врачей было однозначным: у Ассанжа характерные симптомы человека, перенесшего психологические пытки. Если не взять его под защиту в ближайшее время, то вероятно быстрое ухудшение его состояния вплоть до смертельного исхода.
    В ноябре 2019 года, через шесть месяцев после того, как Ассанж попал в экстрадиционную тюрьму в Англии, Швеция внезапно, без широкой огласки закрыла его дело. После девяти долгих лет расследования. 

    Что произошло?

    Почти десять лет шведские власти целенаправленно и публично клеймили Джулиана Ассанжа как насильника, а потом вдруг закрыли дело с тем же обоснованием, по которому его уже закрывала прокурор Стокгольма в 2010 году — через пять дней после возбуждения: показания потерпевшей женщины заслуживают доверия, однако признаки преступления не усматриваются. Это невероятный скандал, но ноябрь 2019 года — неслучайная дата. 11 ноября было опубликовано официальное письмо, которое я двумя месяцами ранее направил в правительство Швеции. В этом письме я потребовал от властей Швеции объяснить, как их процедуры сочетаются с правами человека почти в пятидесяти различных ситуациях: как получилось, что пресса сразу узнает все о деле, хотя это запрещено? Как получилось, что информация о подозрениях публикуется еще до того, как был проведен допрос потерпевшей? Как получилось, что власти говорят об изнасиловании, хотя потерпевшая утверждает обратное? В день публикации письма я получил от властей Швеции скупой ответ: «Правительство не имеет иных комментариев по этому делу».

    Что означает этот ответ?

    Это признание вины.

    Почему?

    Как специальный докладчик ООН по вопросу о пытках я уполномочен странами-членами ООН проверять индивидуальные жалобы, поступившие от жертв пыток, и требовать от властей разъяснений или проведения расследования. Это то, чем я занимаюсь ежедневно. Могу сказать по своему опыту, что государства, действующие добросовестно, почти всегда очень заинтересованы в том, чтобы предоставить мне требуемую информацию, подтвердив тем самым законность того, что они делают. Если государство не желает отвечать на вопросы специального докладчика ООН по вопросу о пытках, то это означает, что власти сознают неправомочность своих действий и не хотят отвечать за них. Так как они понимали, что я буду настаивать на своем, они неделю спустя сорвали стоп-кран и закрыли дело. Если государства наподобие Швеции позволяют так манипулировать собой, то это значит, что нашим демократиям и правам человека угрожает смертельная опасность.

    Вы утверждаете, что Швеция осознанно принимала участие в этой игре?

    Да. По моему мнению, Швеция однозначно действовала недобросовестно. Если бы все было чисто, то у шведских властей не было бы ни одной причины не отвечать на мое письмо. То же самое справедливо и для британцев: после того как я посетил Ассанжа в мае 2019 года, им потребовалось пять месяцев на то, чтобы составить ответ на мое письмо. Ответ состоял из одной страницы, на которой они в целом ограничились тем, что отвергали все обвинения в пытках и процессуальных нарушениях. Это детский сад, а не ответ. Я — специальный докладчик ООН по вопросу о пытках. Я уполномочен задавать ясные вопросы и требовать на них ответа. На каком правовом основании кому-то можно отказать в основополагающем праве на собственную защиту? Почему неопасного и не склонного к насилию человека месяцами держат в одиночном заключении, хотя стандарты ООН в общем случае запрещают одиночное заключение дольше 15 дней? Ни одно из этих государств-членов ООН не инициировало расследование, не ответило на мои вопросы и даже не выразило готовности к диалогу.


    5. 175 лет тюрьмы за журналистику и безнаказанность военных преступников. Возможные последствия прецедентного разбирательства «США против Джулиана Ассанжа»

    Если страны-члены ООН отказываются предоставлять информацию своему собственному докладчику по вопросу о пытках, что это значит?

    Это значит, что исход игры предопределен. Дело Джулиана Ассанжа хотят превратить в показательный процесс для устрашения других журналистов. Во всем мире пытки вообще в первую очередь служат для устрашения. Это сигнал нам всем: вот что будет с вами, если вы будете копировать модель WikiLeaks. Такая модель столь опасна, потому что она крайне проста: люди, обладающие важной информацией о правительствах или компаниях, передают ее в WikiLeaks, сохраняя свою анонимность. Реакция властей показывает, насколько серьезно они воспринимают такую угрозу: четыре демократических государства — США, Эквадор, Швеция и Великобритания — объединили усилия и властный ресурс, чтобы сделать одного человека чудовищем и потом сжечь его на костре инквизиции с молчаливого согласия общества. Это невероятный скандал и свидетельство полного краха западной правовой государственности. Если Джулиан Ассанж будет признан виновным, это смертный приговор свободной прессе.

    Что будет означать этот судебный прецедент для журналистики?

    Это приведет к тому, что вы как журналист будете вынуждены защищаться. Если журналистские расследования будут признаны шпионажем, за который можно преследовать по всему миру, то начнется цензура и тирания. Кровожадная система обретает очертания на наших глазах. Военные преступники и палачи уходят от ответственности: на YouTube доступны видео, где американские солдаты хвастаются, что регулярно насиловали пленных иракских женщин, доводя их тем самым до самоубийства, и это никто не расследует. В то же время человеку, который разоблачает подобные вещи, грозит 175 лет тюрьмы. Его десять лет подряд мучают недоказанными обвинениями, и никто не несет за это ответственности, никто не признает свою вину. Это разрушение общественного договора, по которому мы передаем власть государству, делегируем ее правительству, но в обмен приобретаем право требовать от него отчета о том, как оно пользуется этой властью. Если мы не будем требовать отчета, то рано или поздно утратим свои права. Люди не демократичны по своей природе, а власть развращает, если ее не контролировать. Коррупция — это результат того, что мы не настаиваем на контроле над властью.

    Это злоупотребление судебным процессом, призванное поставить человека в такое положение, когда он не может защищать себя

    Вы утверждаете, что дело в отношении Ассанжа угрожает свободе печати как таковой…

    Если Ассанж будет признан виновным, то через 20 лет мы уйдем очень далеко. Сможете ли вы что-то вообще писать как журналист? Я убежден, что свобода печати действительно находится под угрозой. Это происходит уже сейчас — в связи с публикацией «Афганского досье» власти внезапно обыскивают штаб-квартиру австралийского информационного агентства ABC News. Почему? Потому что пресса снова обнародовала информацию о незаконных действиях представителей государства. Чтобы принцип разделения властей соблюдался, государственная власть должна контролироваться свободной прессой — четвертой властью в государстве. Появление WikiLeaks абсолютно логично: если истина становится недоступной, потому что все документы засекречиваются, если отчеты о расследовании пыток со стороны властей США держатся в тайне, а опубликованные сокращенные версии все равно содержат множество отцензурированных деталей, то в какой-то момент происходит утечка. Деятельность WikiLeaks — это следствие быстро прогрессирующей политики информационной закрытости и непрозрачности современных государственных органов. Конечно, существуют определенные сферы, где сохранение конфиденциальности крайне важно, но если мы перестаем понимать, что именно делают власти, по каким критериям преследуют или не преследуют преступников, то это невероятно опасно для единства общества.

    Какими могут быть последствия?

    Как специальный докладчик ООН по вопросу о пытках, а ранее — как делегат Международного комитета Красного Креста я видел много жестокости и насилия. Я знаю, насколько быстро мирные страны вроде Югославии или Руанды могут превратиться в ад. Первопричиной этих событий всегда становятся непрозрачные управленческие структуры и бесконтрольная политическая или экономическая власть вкупе с наивностью, безразличием или внушаемостью населения. То, что сегодня происходит только с другими — безнаказанные пытки, изнасилования, гонения и убийства, — может внезапно начать происходить с нами или с нашими детьми. И защищать нас тогда уже будет некому, поверьте мне.

    Подготовка этой публикации осуществлялась из средств ZEIT-Stiftung Ebelin und Gerd Bucerius

    Читайте также

    Общество со всеобщей амнезией

    Убийство как объявление войны

    Тролль политический обыкновенный

    «Брекзит»: европейский взгляд

    «Вполне возможно, что мы немного уменьшим градус наших эмоций»

    Как морализм порождает китч

  • Тролль политический обыкновенный

    Тролль политический обыкновенный

    Еще несколько десятилетий назад слово «троллинг» —  во всяком случае, в его англоязычном варианте (trolling) — означало ловлю рыбы с движущейся лодки, обычно на блесну. В девяностые оно впервые зазвучало в контексте онлайн-коммуникаций: уже тогда первые исследователи заговорили о троллинге на интернет-форумах и в сообществах. Лингвист Клэр Хардакер определила интернет-тролля как человека, в истинные намерения которого входит инициировать раскол и (или) обострить конфликт ради собственного развлечения. Онлайновый тролль лжет, сеет раздор и самим своим существованием обязан эффекту, который он производит, — то есть всеобщему заблуждению.

    Однако сегодня тролли сходят с компьютерных экранов и внезапно оказываются там, где их, казалось бы, еще недавно было невозможно помыслить: в премьерских и президентских креслах. Хамство и откровенная ложь, поданные как шутка, — главное коммуникативное оружие троллей — стали политическими инструментами. «Схвати ее за киску», «Денег нет, но вы держитесь» —  эти фразы принадлежат не выдуманным (отрицательным) персонажам сатирических журналов, а реальным людям, управляющим государствами.

    Почему такие люди имеют сегодня успех на политической арене? О причинах популярности троллей и о способах их изжить — политический обозреватель швейцарского онлайн-журнала Republik Константин Зайбт.

    Дети тонко чувствуют будущее. Оно и понятно — им в нем жить.

    Осенью 2016 года на игровых площадках начальных школ в швейцарском городе Арау среди детей прошел слух о том, что в лесу поселился злой клоун.

    Прогноз оказался точным, только вот злые клоуны сегодня живут уже не в лесах, а в столицах крупнейших демократий мира — они их возглавляют.

    Потеха и политика

    Для профессионалов юмор — дело далеко не безобидное. Его цель — обезоружить публику. На сцене комик оказывается в ситуации дуэли: если никто не посмеется над его шутками, то смеяться уже будут над ним самим. Любой записной школьный остряк прекрасно знает, что в этой роли нужно уметь быстро дать одноклассникам по башке, если причиной их веселья становишься ты сам, а не твои выходки.

    Смех — это разрушение рамок приличия, покушение на хороший вкус, обычаи или логику. Именно этим буржуазные политики любят объяснять тот факт, что все мало-мальски достойные комики придерживаются левых взглядов. Лишь самые умные и меланхоличные из них понимают, что на самом деле это та цена, которую комик платит за свой профессиональный успех: нельзя устанавливать правила и одновременно нарушать их.

    Однако все эти рассуждения — привет из прошлого, из далекого двадцатого века. В веке двадцать первом оружие аутсайдеров — хаос и насмешки — переходит в арсенал власти. Плохие манеры и отсутствие организованности теперь не ведут к полному фиаско. Во всяком случае, не в политике. Напротив, эти качества в наши дни стали залогом бурного карьерного роста: кажется, что невоспитанность сегодня превратилась в такой же же знак благонадежности, каким раньше была степень кандидата наук.

    В XXI веке действительно произошло нечто невообразимое: на политическую арену вышел персонаж, тысячелетиями живший только под землей, — тролль.

    Чудо

    В истории человечества редко происходило что-то более удивительное.

    Чуть ли не до самого избрания такие клоуны, как Дональд Трамп или Борис Джонсон, даже в рядах собственных партий не рассматривались в качестве серьезных кандидатов, а уж представить, что они выиграют выборы и партия будет действовать по их указке, было совершенно невозможно.

    Ни один разумный человек не пожелает себе начальника-тролля: такому типу — непоследовательному, злобному и несерьезному во всем, кроме ощущения своей обделенности, — нельзя доверить даже кота.

    Когда Борис Джонсон в 2016 году захотел выдвинуть свою кандидатуру на выборах председателя партии, начальник его избирательного штаба и ближайший соратник Майкл Гоув заявил, что Джонсон абсолютно не подходит на пост главы правительства — он слишком непоследователен, не способен работать в команде и не обладает лидерскими качествами. Гоув решил сам стать кандидатом, и половина страны долго говорила о его предательстве, однако его суждения о Джонсоне не оспаривал никто.

    Борис Джонсон действительно создал себе устойчивую репутацию подлеца как в политической, так и в частной жизни: он пропускал заседания, не сдерживал обещаний, менял позиции, плодил скандалы и внебрачных детей (а потом бросал их), да и вообще был серийным лжецом (хотя и забавным) и как журналист, и как политик. Все считали его второстепенной фигурой, но совсем недавно произошло то, во что три года назад не поверил бы ни один политолог: Борис Джонсон был избран на пост премьер-министра Великобритании подавляющим большинством голосов.

    Премьером стал человек, которого журнал Economist назвал «самым безответственным политиком за много лет»: по мнению журналистов, «никто не обманывал свою страну и партию так, как он». Как, черт подери, ему удалось забраться так высоко? Все потому, что у политиков-троллей есть ряд удивительных преимуществ.

    Подарок Господа (или сатаны)

    Предания гласят, что тролли жили в пещерах или под мостами, обычно были не в духе и собирали со всех дань. Сетевые тролли известны в первую очередь тем, что портят окружающим настроение, вовлекая проходящих мимо в споры, в которых одерживают верх благодаря подложным аргументам. Это тоже своего рода дань: мы платим троллям своим бесполезно потраченным временем.

    На заре интернета тролли еще были аполитичными анархистами, которые стремились разозлить всех — хороших и плохих, левых и правых, наивных и умудренных опытом. Их девизом была фраза Граучо Маркса: «Что бы то ни было, я против!»

    Однако очень быстро стало ясно, что троллинг может быть эффективным политическим инструментом: один-единственный тролль может отравить своим присутствием весь спор, а хорошо организованная группа троллей может создать впечатление, что смятение охватило как минимум половину общества.

    Неудивительно, что тролли начали сбиваться в группы: вначале троллинг стал бунтарской субкультурой, а потом — инструментом профессиональной пропаганды. Политики вроде Владимира Путина теперь имеют собственные фабрики троллей: за небольшую плату те создают шум, сеют раздор и вовлекают людей в бесцельные споры — о таком Путин в бытность агентом КГБ даже и мечтать не мог.

    Изначально ставившие себя вне политики — то есть против всех — тролли резко и быстро поправели. Левые, зеленые или интеллектуальные тролли иногда попадаются, однако их почти не видно. Хотя некоторые их атаки и привлекают определенное внимание, они никогда не занимали ведущих позиций в своей касте.

    Правые тролли, напротив, оказались на первых ролях: для праворадикалов они стали реальным решением важной проблемы. Смесь иронии и оскорблений для них оказалась даром божьим (или сатанинским), ведь троллинг объединяет абсолютно разные, ранее совершенно не связанные меньшинства: циников, сторонников теорий заговора, озлобленных мужчин, белых параноиков, ортодоксальных христиан, ксенофобов всех мастей — в общем, религиозных, либеральных и правых радикалов. Объединенные не общей идеей, а общей яростью, все они вдруг осознали себя реальной боевой единицей в Сети.

    Наконец, правым также удалось поставить себе на службу гнусную изобретательность  парней-подростков. Впервые со времен Второй мировой войны праворадикализм сделался частью поп-культуры. Это было большой победой, которая предвещала еще больший успех. Ибо тролли сошли с компьютерного экрана в жизнь. Освободившись из тысячелетнего заточения, они сразу же оказались в свете софитов, выйдя на самую важную из всех возможных арен — политическую.

    На этой арене они отнюдь не статисты, ведь тролли сегодня — наиболее успешные политики. Везде — от Варшавы до Вашингтона, от Будапешта до Бразилии — в креслах глав правительств сидят господа с настолько сомнительными манерами, что каждый день им можно задавать один и тот же вопрос: «Что бы сказала ваша мама, если бы она вас сейчас услышала?»

    Шутка и агрессия

    Большое преимущество политического тролля в том, что агрессия и юмор, к сожалению, находятся в близком родстве и могут мимикрировать друг под друга: если кто-то заходит слишком далеко, то всегда можно сказать, что это было в шутку. Вспомните: угрозы убийством в Сети тоже часто сопровождаются смайликом.

    Выгода политика-тролля тут в том, что он вообще может не брать на себя ответственность. Прикрываясь шутками, можно наладить невероятно прямую коммуникацию: вот, например, Дональд Трамп говорит сотрудникам своей администрации, что помилует всех, кто будет нарушать законы при строительстве предложенной им стены на границе с Мексикой. В ответ на просьбу о комментарии Белый дом заявляет: президент пошутил.

    Такое же объяснение было дано и следующим поступкам Трампа:

    • когда он потребовал у России опубликовать электронную переписку Хиллари Клинтон;
    • когда призвал всех соратников сделать так, чтобы «Хиллари Клинтон никогда в жизни не смогла назначить ни одного судью»;
    • когда потребовал от американцев «сидеть тихо», пока он говорит;
    • когда предложил назначить его «пожизненным президентом».

    В результате политики-тролли не только разговаривают, как злодеи в комиксах о супергероях, но и почти так же неуязвимы. Они могут практически еженедельно позволять себе вещи, которых несколько лет назад хватило бы, чтобы разрушить политическую карьеру: уклонение от уплаты налогов, ложь, невежество, жестокость, некомпетентность, непоследовательность, хвастовство, оскорбления, коррумпированность, харрасмент и многое другое.

    Импорт-экспорт

    Чисто технически политические тролли были импортированы в политику из смежной отрасли — индустрии развлечений. На эстраде Джонсон и Трамп были бы крепкими середняками, однако в политике те же самые приемы, применяемые с должным постоянством, оказались в новинку.

    Неслучайно наиболее значимые политики такого рода — Дональд Трамп и Борис Джонсон — выделяются своими прическами в стиле «бетонный вихор» и «я только что проснулся». Их мультяшные образы стереотипны и узнаваемы. Обоих лучше знают по именам, а не по фамилиям. Как профессионалы индустрии развлечений они десятилетиями работали над своими образами и успешно выстроили их.

    Настоящего успеха Дональд Трамп добился не как магнат в индустрии недвижимости (в этом качестве он оставил после себя лишь хаос из банкротств и судебных процессов), а как тот, кто выдает себя за магната. Все началось с желтой прессы, продолжилось в книгах, а потом вышло на телевидение. За этим крылась усердная работа и продуманный план: Трамп десятилетиями кормил журналистов звонками, фотографиями и скандалами. Его образом занимались лучшие специалисты: главные хиты — бестселлер «Искусство заключать сделки» и телевизионное реалити-шоу «Кандидат» — были от начала и до конца созданы профессиональными писателями и сценаристами, а сам Трамп поучаствовал в этой работе лишь своей прической.

    Гениальность Бориса Джонсона тоже заключалась в успешном конструировании своего образа. Александр Джонсон был блестящим, хотя и рассеянным учеником, пока не поступил в Итон, где выбрал роль хулигана-заводилы, переименовался в Бориса, да так им и остался — вечный юнец со спутанными волосами (которые он тщательно взлохмачивал перед каждым выступлением) стал политиком-журналистом, известным своей любовью к латыни и скабрезностям. Его воспринимали как енота, таскающего еду на пикнике, — он был слишком забавным, чтобы на него злиться.

    Трамп и Джонсон долгое время считались антиидеологами, потому что от них никто не ожидал ничего, кроме театрального эффекта. Даже когда они уже сильно ушли вправо, большинство наблюдателей говорило: «Он просто притворяется».

    Джонсон и Трамп привнесли в политику невероятно действенное средство — вчерашний авангард. Систематическое нарушение табу долгое время считалось прерогативой (и долгом) богемы и целых сто лет кормило всех художников и артистов, от дадаистов до панков. Они знали: чтобы поддержать протест, повысить популярность стихов и нарастить продажи, достаточно вызвать у людей негодование. На протяжении десятилетий именно негодование было инструментом оппозиции, пока потрепанным бастардом не оказалось там, где однажды оказываются все революционные идеи, — на службе у реакционеров.

    Вещи-пустышки — это мусор, а вот мысли-пустышки — потенциальные хиты. Новые идеи никому не по душе, они становятся пригодными и безопасными для массового потребления только тогда, когда стареют и становятся беззубыми. Вот политические клоуны и начали распространяться, как питоны во Флориде: инвазивный вид без естественных врагов.

    Чертовски пошлое, но увлекательное шоу

    Шоу, которое эти клоуны выдают… Ну, оно никуда не годится. Политический тролль действительно использует в работе два самых популярных развлекательных инструмента — шутки и борьбу. Но применяет он их в самой архаичной форме, как это делают школьники на перемене. Там само оскорбление — это уже смешно, а «Сам такой!» — достаточный контраргумент.

    Став премьер-министром, Борис Джонсон, сделавший себе имя на жутких свитерах, комедийных гэгах и самоиронии (и до сих пор способный произносить смешные речи), почти в мгновение ока сбросил с себя всю милоту и пушистость и теперь говорит практически одними оскорблениями. Например, лидера оппозиции Джереми Корбина он уже называл «теткиной кофтой», «хлорированным цыпленком» и просто «катастрофой», а своим главным предвыборным слоганом помимо «Брекзита» сделал «2020 год без Корбина».

    Дональд Трамп любит хвалиться, что на каждый удар он отвечает с десятикратной силой, а его соратники говорят, что он непревзойденный боец в контратаке. Однако в реальности Трамп ограничивается тем, что встречает критику такой же критикой. В ответ на любое обвинение он обвиняет своих оппонентов в том же самом — «Сам такой! Сам такой! Сам такой!»

    Конечно, с содержательной точки зрения эти перепалки сравнимы с плоскими шутками на фекальную тему, только хуже. И тем не менее за ними до противного увлекательно наблюдать.

    Пример Трампа и Джонсона сотоварищи на практике показывает, насколько мы недооцениваем собственную зависимость от условностей и насколько вездесущи неписаные законы. Трампу без каких-либо проблем удается ежедневно нарушать правила приличия: он без предупреждения сдает своих курдских союзников туркам, называет себя избранным и держит зонтик только над собой, забыв о своей супруге, — чего мы только не видели за прошедшие три года. Почти каждый день заголовки об очередном неприличном действии распространяются по всему миру, словно небольшая взрывная волна, и миллионы людей тихо вздыхают, как вздыхают родители ребенка, только что разломавшего с большим трудом склеенную модель самолета. Правила приличия — как воздух: их не замечаешь, пока они есть, но без них жить становится невозможно.

    Получив пост премьера, Борис Джонсон начал нарушать их ускоренными темпами: уволил половину кабинета, отправил парламент в отпуск, солгал королеве, был остановлен Конституционным судом, выкинул из партии несколько десятков заслуженнейших людей, за десять дней проиграл столько голосований в нижней палате, сколько за 11 лет не проигрывала Маргарет Тэтчер, — и в ответ на все это заявил, что не намерен придерживаться решений суда или парламента, а перед каждой из этих выходок дезинформировал всех. Все эти эскапады без исключения были для британской политики в новинку. Поведение Джонсона было покушением не просто на устаревшие традиции, а на сложившиеся правила игры.

    Больше всего политический тролль любит, когда его обман провоцирует в неприятельском лагере ответную ложь и что-то среднее между неверием, отвращением и возмущением. Тролль дает большому количеству избирателей то, чего они давно хотели, — отмщение. 

    «Вот сейчас мы покажем этим засранцам!»

    Левым политикам кажется абсурдным, когда правые жалуются на всемирное господство леваков, но в этом есть доля правды, ведь за последние пять-шесть десятилетий левые действительно добились потрясающих успехов. Взять хотя бы повседневные вещи: сегодня женщины делают карьеру; однополые пары становятся целевой группой рекламных агентств, а не полицейских патрулей; общество обратило внимание на невероятное количество меньшинств; общепринятой морали больше не существует; дети имеют право голоса в семье; корпорациями в Кремниевой долине управляют хиппи; армия стала убежищем для бедных (как в материальном, так и в моральном плане) и так далее, и так далее.

    А ведь есть еще и конкретные достижения: медицинское страхование, защита от увольнения, пенсии… Все они не идеальны, не дешевы и практически не подлежат пересмотру. За последние десятилетия левые силы проиграли много битв, потеряли задор и ориентиры, однако выиграли войну.

    Но и капитализм тоже превзошел самые смелые ожидания. Детскую смертность, безграмотность, бедность, проблемы с образованием, голод, неравенство, отсутствие прав и свобод, войны и эпидемии пусть и не получилось победить полностью, но удалось как минимум радикально сократить. Технический прогресс, повышение эффективности труда и глобальная торговля привели к тому, что наш мир сегодня — самый свободный и счастливый за всю историю.

    Именно поэтому настолько сильным было разочарование тех, кто на фоне всеобщего благоденствия опускался вниз. В идеологическом проигрыше остались представители крайне правого фланга. Люди, ставившие во главу угла привилегии, иерархию, порядок и традиции, в одночасье лишились власти, потеряли почву под ногами и прежнее уважение. Тот, кто воспринимал жизнь как борьбу всех против всех и черпал в этом свою гордость, не смог найти себя в хаосе мировой торговли и роскоши принесенных ею бытовых удобств.

    В психологическом плане потрясение наиболее сильно ударило по тем, кто после Второй мировой войны двигал вперед не только капитализм, но и социал-демократию. За несколько десятилетий они смогли преобразить мир — белые мужчины западного среднего класса. Вначале эту социальную группу подкосил ее собственный успех, а потом — успех всех остальных. Неудивительно, что даже сохранив привилегии, они внезапно почувствовали себя чужими на этой планете. 

    И вот тут политические тролли говорят людям с мироощущением 60-х годов: «Ваши времена вернулись!» Привычная жизнь с понятной иерархией, в которой каждый уважающий себя мужчина мог построить для своей семьи небольшой дом. Времена, когда западный средний класс стал первой в истории человечества массовой аристократией — миллиард людей, обязанных привилегированным положением лишь факту своего рождения.

    Именно они, впрочем, совсем скоро стали объектом презрения. Над ними начали насмехаться моралисты, другие социальные группы, желавшие получить свой кусок пирога, работодатели и ультралиберальные эксперты, нередко объявлявшие человека лишним компонентом, не способствующим экономическому росту.

    Именно из-за этого многих избирателей не только не смущает, но даже привлекает скандальное поведение и управленческий стиль политических троллей, ведь те снова показывают победившим засранцам, кто в мире хозяин.

    Стратегия произвольных действий

    Мы уже упоминали, что сеять страх — первый навык, которым должен овладеть комик: нужно приучить публику смеяться над шутками, но не над самим артистом. Это роднит комиков с начальниками. Хороший актер может в одиночку сыграть кого угодно, кроме короля: короля делает свита. 

    Именно поэтому все авторитарные правители запрещают всем смеяться над собой под страхом возмездия, а их приспешники очень надеются, что и они никогда не станут объектом чужих безнаказанных насмешек. Авторитарные правители умеют шутить, но маскируют свои шутки под неожиданные постановления правительства, вылетающие из-под их пера как эстрадные — правда, несмешные — юморески.

    Большое преимущество троллинга состоит в том, что произвольность не требует больших раздумий; достаточно просто следовать переменчивым настроениям. Трамп как политик, например, совсем не отличается изобретательностью. Он устроен до противного просто. Для него важны:

    1. Он сам.
    2. Его следующее импульсивное желание.

    Из-за этого он предсказуем и непредсказуем одновременно — как трехлетний ребенок с заряженным револьвером в руке.

    Стратегия произвольности проста, но несмотря на это необычайно действенна. С Трампом пока не смогли справиться ни юстиция, ни пресса, ни оппозиция, ни его соратники. Постоянно множащиеся оскорбления, нападки и лживые заявления президента США оставляют в замешательстве даже самые светлые головы в Вашингтоне. Даже железные доказательства, как в случае с импичментом, оказывают минимальное воздействие, потому что сам Трамп и его люди их просто игнорируют. Политический процесс не предусматривает существование политиков, не имеющих ни стыда, ни какого-то плана.

    Произвольность поведения дает политику два преимущества. Во-первых, это самая простая стратегия, отвечающая древнейшим представлениям о суверенитете: творю, что хочу, и никто мне не указ. Для мира, строго упорядоченного законами, договорами и цепочками поставок, это нечто совершенное новое. Во-вторых, власть без логики подчиняет себе людей более эффективно, чем власть, имеющая план действий. С первой абсурдной посылкой все соглашаются из вежливости, из слабости или не разобравшись. Потом по все тем же причинам соглашаются со второй, а начиная с третьей дороги назад нет: раз согласился с первой и второй бредовой идеей, то нельзя объяснить, почему теперь стоит отказаться от этой.

    Американские конгрессмены-республиканцы исторически считали себя крутыми принципиальными парнями, но три года хаотичного правления Трампа привели к тому, что они убежденно защищают каждое решение президента, даже если его новое начинание идет вразрез с той идеей, которую они всю свою жизнь отстаивали.

    Иосиф Сталин, большой специалист в этом вопросе, однажды сказал: «Если ощипать курицу, пнуть ее, а потом кинуть ей пару зерен, то она будет следовать за тобой повсюду». Судя по всему, этот принцип работает и для парламентариев.

    Авторитарный рынок

    Никто не ожидал успеха Трампа на предварительных выборах, за исключением двух социологов. В 2009 году, за семь лет до этих событий, политологи Марк Хизерингтон и Джонатан Вайлер в книге, посвященной авторитаризму и поляризации общества, рассказали о том, что в обществе неявно, но стремительно формируется новый многочисленный электорат — озеро вулканической лавы под тонкой коркой американской политики. Этот класс избирателей, писали Хизерингтон и Вайлер, обеспечит победу деятелям, доселе не известным в Америке.

    Своей многочисленностью новый электорат был обязан быстрому распространению определенного психологического типа: исследования показывали, что число людей авторитарного склада резко возросло и достигло 40% от имеющих право голоса. 

    Авторитарные личности ценят порядок, контроль и иерархичность, ненавидят любое инакомыслие и выступают за жесткие меры. Такими людьми движет страх, и они в первую очередь боятся опасностей извне. Людей этого типа можно разделить на две группы: радикально авторитарных пугают любые изменения в культуре, любые потенциальные новые угрозы, поэтому они хотят видеть во главе государства политика, который объявит всему новому войну и будет вести ее до полного уничтожения.

    Наряду с ними есть еще и очень большая группа латентно авторитарных людей — об этом, например, пишет Карен Стеннер. Эти люди ведут себя расслабленно, но, почувствовав физическую угрозу, начинают вести себя как радикально авторитарные и искать себе решительного защитника. При этом лишь немногие из них действительно разделяют принципы авторитарного лидера; они просто рады тому, что тот воспринимает их опасения всерьез и энергично борется с пришлыми, поэтому выбирают его скорее из соображений самозащиты, нежели из симпатии.

    Финансовый кризис 2008 года сопровождался массовыми выселениями и увольнениями, превращением белых из большинства в меньшинство и избранием чернокожего на пост президента страны. Все это и стало идеальным штормом, повсеместно пробудившим авторитарно настроенных граждан. Второй причиной было ощущение безнадежности: чем меньше вера в будущее, тем больше шансы на успех у политиков нового типа.

    Ситуация окончательно обострилась из-за того, что за полвека все авторитарные личности — хотя это, в общем-то, не политическая категория — оказались в рядах Республиканской партии. Дело в том, что республиканцы с 1960-х годов позиционировали себя как партия порядка и закона, выступали за незыблемость принципов и ограничение гражданских прав, в то время как демократы вступали в коалицию с различными меньшинствами, что не только не привлекало авторитарно настроенных, но и активно претило им.

    В 2016 году критическая масса была накоплена, и Дональд Трамп ко всеобщему удивлению начал выигрывать одни праймериз за другими. Он увлекал электорат не столько обещаниями (а обещал он то же самое, что и его конкуренты), сколько стилем — скандалами и грубостью. Называя мексиканцев насильниками, а черных судей — обиженными людьми с партийными предрассудками, он показывал, что и на посту президента не будет обращать внимания на правила приличия и покажет всем врагам нормальных людей, кто тут хозяин.

    Хизерингтон сразу в ужасе позвонил Вайлеру и спросил: «Ты тоже это видел? Это правда случилось?» Действительно, прогноз социологов полностью оправдался: политик нового типа предстал перед ними в галстуке, плоти и крови, а спавшее до этого озеро из лавы вырвалось наружу.

    Люди-обманки

    Политические тролли редко выигрывают выборы большинством голосов — если перевес и есть, то он минимален. Трамп был избран 46% голосов против 48% из-за двухступенчатой системы выборов, а исход выборов в конечном счете решили 70 тысяч людей из проголосовавших за него 130 миллионов. За выход Великобритании из ЕС проголосовало 52% избирателей, против были 48%; инициатива по мерам борьбы с массовой миграцией была принята 50,3% голосов против 49,7%; Борис Джонсон убедительно выиграл не на волне всеобщего восхищения — результат консерваторов вырос с 42 до 43%. Триумфом это стало лишь потому, что лейбористы потеряли целых восемь процентов.

    Решение о том, в каком из абсолютно противоположных направлений пойдет страна, принимает небольшая группа избирателей, а шаткость успеха ни на секунду не мешает пришедшему к власти троллю расценивать свою победу как абсолютный карт-бланш и ничем не ограниченный мандат на любые пришедшие в голову действия.

    При этом он учитывает интересы своего электората. Вне зависимости от того, с какими меньшинствами он официально боролся в ходе избирательной кампании, он не видит между ними никакой разницы: мексиканцы, транссексуалы, преступники, китайцы, женщины, геи, люди с высшим образованием, демократы, педофилы, югославы, черные, компьютерщики, веганы… С ними тролль обычно начинает разбираться в абсолютно случайном порядке — они же все ненормальные. Неудивительно, что политический тролль всегда говорит о предстоящих трудностях и нерадивости своих предшественников: приходится от многого избавляться.

    Политика хаоса

    Цель политики троллей — создать хаос. Прошлое для них не наследие, а большая кувалда: они, конечно, часто говорят о старых добрых временах, когда еще царил нормальный порядок. Однако обычно они делают это донельзя неопределенно, почти бесстрастно. Единственное исключение — когда разговор заходит о том, кто был у руля, а кто нет.

    В действительности у них нет политических требований, потому что вне зависимости от партии содержание всех программ одинаковое — слом всех существующих структур: демократических институций, принципа разделения властей, правового государства, а еще традиций, манер, принципов, договоров, и вообще исключение какой бы то ни было преемственности.

    Тролль обещает своим избирателям разрушить все, что построено. Недаром в наиболее ярких и успешных пассажах своих речей он внушает всем отвращение к упадничеству и угрожает элитам. В этом не только суть речей, в этом суть самого тролля. Его избиратели знают это и поэтому почти не чувствуют себя обманутыми, если после выборов тролль ничего для них не сделает. Люди, выбравшие Дональда Трампа, проголосовали не за соратника, а за то, чтобы закинуть гранату в Белый дом.

    Стратегия разрушения замечательна тем, что ее легко реализовать даже в сложном мире — для этого хватит обычной некомпетентности, если применять ее с должным усердием. Постепенно троллю начинает помогать и его команда: компетентных и идейных людей увольняют или они уходят сами, освобождая место для соглашателей, манипуляторов и мошенников. Когда у власти тролль, эволюция поворачивается вспять.

    Проще некуда

    Возникает вопрос: почему тролли не сидят там, где должны сидеть: в подвалах, тюрьмах, на форумах в интернете или в редакциях газет? Почему они вдруг в большом количестве оказались у руля уважаемых демократий? Почему их практически невозможно оттуда убрать?

    Их секрет в простоте. В любом политическом вопросе тролли выбирают кратчайший путь — без оглядки на традиции, без чувства такта, без трепета перед масштабами задачи. Их практическая деятельность потрясающе эффективна.

    • Если ты тролль, то на все вопросы нужно отвечать: «С этим я справлюсь сам». Этот ответ может быть основой или центральным лозунгом твоей кампании. Его плюс в том, что твое важнейшее обещание будет выполнено уже в момент твоего избрания.
    • Что же до твоих несуществующих слабостей и скелетов в шкафу, то тебе не нужен ни психолог, ни могильщик — обвиняй своих политических противников в том же, а если не уверен, то просто нагруби.
    • Ты без проблем можешь выиграть дебаты даже у значительно более компетентных оппонентов. Причину этого сформулировала феминистка, колумнистка и писательница Лори Пенни. Известный в свое время тролль Майло Яннопулос однажды вызвал ее на открытую дискуссию, но она отклонила предложение, сказав: «Не потому что я боюсь проиграть, а потому что знаю, что проиграю, ведь ему все равно, а мне — нет».
    • Чтобы забраться на вершину власти, тебе не придется прикладывать больших усилий; хватит того, что ты заявишь о предстоящих великих делах, потому что главное — это шоу. Хороший пример: люди Трампа требовали от украинского правительства не начать расследование в отношении семьи Байденов, а только официально сообщить об этом.
    • Если твоя главная политическая цель заключается в разрушении правящей элиты, то думать тут — последнее дело.
    • Меняй позиции и делай все произвольно, это решит почти все твои проблемы: прекрасно разовьет лояльность твоих людей, повергнет противников в ужас или как минимум заставит сомневаться, а избиратели будут тобой гордиться — вот тот человек, которому было не слабо.
    • Разбираться в экономике тебе не нужно: забирай у врагов, отдавай друзьям.
    • Выбирать кандидатов тоже несложно. Вот критерии:
      1. кровное родство или сходство характеров;
      2. заслуженные пропагандисты;
      3. зануды, которые тебя никогда не затмят.
    • ​Думай, как избиратель. Трудных решений не существует. Важные люди и страны всегда получают от других копеечку, пирожок и большое спасибо.
    • Ничего не объясняй. Никому ничего не прощай. Не признавай ошибок. Атакуй, когда на тебя нападают.
    • Избавляйся от своих людей и идей, которые начали действовать тебе на нервы. Делай что угодно, только не иди на компромисс.
    • Ври сколько хочешь. Во-первых, это удобнее всего; во-вторых, это отвлекает соперника: пока он тщетно пытается опровергнуть твою предпредпоследнюю ложь, ты уже говоришь что-то другое.

    Неудивительно, что тролли остаются на высоте даже в кризисные времена, а скандалы и контрудары им нипочем, ведь им не нужно копить силы для следующего шага и дел по управлению страной, а создаваемый ими шум, хаос и паника энергии тоже не требуют. Вот они и распространяются в демократиях, потому что у них есть иммунитет против сложности демократического устройства.

    Стратегии для XXI века

    XX век не кончался почти 20 лет, но теперь все-таки окончательно завершился. В раннем XXI веке уже скопились целые залежи ископаемых: вот сериалы как вид искусства, интернет, кризис доверия к прессе, арабский терроризм, производные финансовые инструменты, глобальное потепление, климатическая политика и расцвет троллей-руководителей демократических государств.

    Кроме того, вместе с XX веком уходят его ритуалы и рефлексы. Скажем, панк-движение умерло ужасной смертью дважды. Первый раз случился в 2008 году, когда банкиры (а не анархисты) практически довели мировую финансовую систему до катастрофы, но умудрились выйти сухими из воды, а панки к тому же моменту не ушли дальше собственных музыкальных лейблов, баров и магазинов экопродуктов — то есть дальше малого бизнеса. Второй раз панк-движение уничтожили тролли: после их появления плохие манеры и идеи разрушения государства перестали увлекать кого бы то ни было.

    Для борьбы с троллями не годится привычный арсенал оппозиции — такие инструменты, как протест и провокация, узурпированы новыми власть имущими. Быть может, противоядие против троллей стоит поискать в чем-то ином, например, в вещах, которые в XX веке еще казались скучными: в хороших манерах, благоразумии и тщательности.

    Политики Республиканской партии — и верующие христиане, и убежденные либертарианцы — всегда гордились своими радикальными принципами, но практически все склонились перед человеком, который регулярно отстаивал мнения, строго противоположные их убеждениям. Против Трампа выступили высокопоставленные чиновники — опытные профессионалы, не связанные с политикой и всегда стремившиеся добросовестно выполнять свою работу. Они не смогли проигнорировать халтуру со стороны президента и допущенные им нарушения конституции. Действительно, добросовестный труд во времена хаоса — это настоящая диверсия.

    Второе противоядие можно найти в Швейцарии. Когда Швейцарская народная партия предложила высылать иностранцев из страны при совершении даже незначительных правонарушений, представители общественного движения «Операция Либеро» начали троллить троллей в сети, не оставляя без внимания ни одного ложного аргумента. Это привело к тому, что Швейцарская народная партия проиграла «Операции Либеро» уже шесть референдумов и теперь, как раньше ее противники, жалуется на несправедливость. Получается, что ясная позиция, усердие, настойчивость и четкая стратегия помогают дать троллям бой на их же территории.

    Конечно, полностью убрать троллей из политики — дело небыстрое. Тот, кто любит свою страну, должен управлять ей с решительным дружелюбием.

    Подготовка этой публикации осуществлялась из средств ZEIT-Stiftung Ebelin und Gerd Bucerius

    Читайте также

    Любовь к ближнему: как христианские церкви Германии помогают беженцам

    Общество со всеобщей амнезией

    Бистро #1: «Брекзит» и выборы в Великобритании

    Убийство как объявление войны

    Обзор дискуссий № 3: Слабая Меркель, сильный Путин?

    Садовничать, штопать одежду и передвигаться на лошадях: экологическая утопия Нико Пэха