дekoder | DEKODER

Престижной книжной премией «За европейское взаимопонимание», ежегодно вручаемой в Лейпциге вот уже тридцать лет, в 2025-м будет награжден беларуский писатель Альгерд Бахаревич. Жюри отметило его роман «Собаки Европы» («Сабакі Эўропы»). Тот самый, который власти Беларуси вместе с десятками других книг объявили «экстремистским». Сам Бахаревич покинул страну еще осенью 2020 года и живет в изгнании. И это лишь один из примеров, которые заставляют ставить неудобные вопросы. Пора ли признать, что вся настоящая литература живет теперь только в эмиграции? А шансов на развитие внутри страны не осталось? В то время за рубежом, благодаря демократически настроенной диаспоре, тиражи вот-вот взлетят? Или точнее все же было бы сказать, что у беларусов после 2020 года литератур две: свободная за границей и подцензурная на родине?

Критик Денис Мартинович размышляет о том, как незавершенная революция изменила беллит — это сокращение от «беларуской литературы» знакомо беларусам со школьных лет. .

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

В варшавском магазине издательства «Янушкевiч» стартовали продажи нового перевода «Вядзьмара» Анджея Сапковского, презентация Владимира Некляева в Вильнюсе собрала аншлаг — а в Минске объявили «экстремистской» очередную книгу. 

Примеры, которые, казалось бы, говорят сами за себя, можно множить и множить. В Беларуси разгромили сеть независимых издательств («Янушкевіч», «Галіяфы» и другие), но часть из них продолжила работу в эмиграции, где появились даже новые: «Гуттенберг», «Мяне няма». 

ПЕН-центр и Союз беларуских писателей закрыты. Однако первый уже успешно действует за границей, на смену второму пришел Международный союз беларуских писателей, его сайт — уже фактически полноценное медиа. В стране больше нет журнала «Дзеяслоў», но вместо него за границей выходит «Апостраф».

Число «экстремистских» книг в Беларуси перевалило за полсотни. Среди них и современная проза, (у того же Альгерда Бахаревича в списке, помимо «Собак Европы», еще «Последняя книга господина А»), и классика, такая как произведения Ларисы Гениюш. За границей эти книги не сложно купить. 

В эмиграции проводятся презентации, фестивали, вручаются премии. Казалось бы, пиши, издавайся! У тех же «Собак Европы» — уже пятое издание. Что еще надо для авторского и читательского счастья?

Но проблемы беллита начались не в 2020-м — тогда просто случилось так, что новые обрушились на ту культурную сферу, которая уже пребывала в кризисе. А старые никуда не делись. 

Непрофессиональная литература

Главной проблемой на протяжении десятилетий оставалась тотальная русификация, которая лишала литературу притока читателей, отдаляя их от нее. Беларусь находилась в российском информационном поле, и русская литература одними воспринималась просто как своя, для других же — несмотря на понимание ее «иностранности» — была ближе и понятнее, чем беларуская. 

Писатели чаще всего не могли заниматься одной литературой и писали в свободное от основной работы время

Учебники по беллиту оставляли желать лучшего. Акцент в них делался на темах, связанных со Второй мировой войной и жизнью в деревне. Так беларуская литература на старте теряла потенциальных читателей из числа современных городских школьников, все хуже понимающих эти реалии. 

Следствием стало отсутствие полноценного рынка. Слабый интерес к беларускоязычным книгам снижал тиражи, а 20-процентный НДС, от которого отказались в той же Украине, увеличивал цены на книги. Тиражи были небольшие, авторские гонорары — невысокие. Писатели чаще всего не могли заниматься одной литературой и писали в свободное от основной работы время, что сказывалось на уровне и количестве книг. Да еще и были вынуждены сами распространять их: у издательств чаще всего ресурсов на это не было. Чтобы далеко не ходить за примерами — так поступал и автор этого текста, написав две книги о Владимире Короткевиче.

Литературной критикой занимался с десяток человек и тоже в свободное время. Возникал замкнутый круг. 

Впрочем, всплески интереса к беларуской литературе все же случались. Например, к творчеству Андруся Горвата, ворвавшегося к читателям со своим «Радзівам Прудок». Или к Виктору Мартиновичу, каждые год-два выпускавшему в 2010-е новую книгу и собиравшему очереди во время автограф-сессий. Были и примеры успешного краудфандинга, благодаря которому вышел перевод произведений Светланы Алексиевич на беларуский. 

Такие кейсы могли решить частную проблему: распространить конкретную книгу или раскрутить конкретного автора, — однако не могли изменить государственную политику и запустить механизмы рынка.

Преодолеть русификацию в себе

В эмиграции удалось возродить литературный процесс в независимом сегменте в дореволюционном виде, вернуть его в состояние «до 2020-го» и даже двинуться вперед. 

Например, по-беларуски продолжают выходить части культового «Вядзьмара» Сапковского (перевод Катерины Матиевской), появился первый лицензионный «Валадар пярсцёнкаў» Толкина (работа Игоря Куликова). А вот «Гары Потэра» (перевод Алены Пятровіч) на паузе: правообладатели не захотели связываться ни с чем беларуским, пока РБ находится под санкциями. 

Все эти проекты выходили в издательстве «Янушкевіч», наиболее крупном из работающих за границей. Свои «фишки» есть и у других. К примеру, «Гутэнберг» стал издавать по-беларуски популярного у массового читателя Сашу Филипенко («Былы сын», «Крэмулятар»), в «Вясне» выходит на беларуском языке литовская классика (например, «Туўла» Юргиса Кунчинаса) и т.д.

Читатели рассеяны по миру, и издательствам пришлось приспосабливаться. Книги рассылают почтой, более активно участвуют в ярмарках и фестивалях, выпускают электронные издания, используют площадки типа Amazon и так далее. Беларуские издатели вышли на новый уровень, и у диаспоры есть все возможности для получения книг. 

Основная проблема — в размере аудитории. Ведь новая реальность автоматически не освободилась от влияния той ситуации, что годами складывалась перед 2020-м. 

Эмигранты не могли в одночасье преодолеть последствия многолетней русификации, пусть даже события 2020 года и дали для этого мощный эмоциональный толчок. 

«Тут няма татальнага дыктату рускага міру, гэтага ціску — інфармацыйнага, культурнага, медыйнага, які не дае развівацца беларускаму. <…> Таксама тут няма пастаяннага змагання з расійскім прадуктам <…>, што падсвядома вельмі дапамагае — у цябе быццам расчышчанае поле. Бяры, засейвай і працуй», — говорил в интервью Андрей Янушкевич («Здесь нет тотального диктата русского мира, этого давления — информационного, культурного, медийного, которое не дает развиваться беларускому. <…> Нет также постоянной борьбы с российским продуктом <…>, что подсознательно очень помогает — у тебя как будто расчищенное поле. Бери, засевай и работай»). 

Но это не быстрый процесс. Ведь нахождение в российском информационном поле не обязательно привязано к географии. Это выбор, сделанный в сознании конкретного человека, и многие сохраняют ему верность.

Самый высокий гонорар — 446 евро

Полноценного книжного рынка — что в Беларуси, что в эмиграции — как не было, так и нет. Использование краудфандинга только доказывает, что в книгоиздательстве не появилось больших денег. Александр Чернухо собрал 4,3 тысячи евро на издание нового сборника рассказов, издательство «Янушкевіч» — такую же сумму на перевод «Графа Монте-Кристо» на беларуский. Издательства по-прежнему вынуждены обращаться за помощью к читателям и частным спонсорам. 

Неудивительно, что писатели по-прежнему не живут с гонораров от тиражей. Прозаик Сергей Календа, как и раньше, работает парикмахером. Поэт Андрей Хаданович по-прежнему преподает: теперь он ведет «Перакладчыцкую майстэрню». Лауреат премии Гедройца Сергей Дубовец активно пишет для «Радыё Свабода». И так далее. 

Создается впечатление, будто диаспора поглощает книги огромными тиражами

Важно, что существуют европейские стипендии. Например, по одной из них Альгерд Бахаревич и поэтесса Юлия Тимофеева жили в австрийском Граце, теперь — в Германии.

Из-за обилия новостей про то, как открываются новые издательства, как беларусы активно участвуют в книжных ярмарках и презентациях, как новые авторы пишут все новые произведения, порой создается впечатление, будто диаспора поглощает книги огромными тиражами. И потребление действительно увеличилось — но не радикально, а тиражи остаются скромными. «От издателей я в разное время слышал про такой критерий: успех — это когда ты издаешь автора, а его книги за год продаются тиражом в тысячу экземпляров. <…> — говорит Павел Антипов, директор издательства «Мяне няма», добавляя: — Тысячу за год мы продали — но всех вместе». При этом почти половина пришлась на одного автора (без уточнения, на какого именно). 

Успехом издатель будет считать продажу в общей сложности 5 тысяч экземпляров книг автора. К слову, на такие же тиражи рассчитывают и издатели внутри Беларуси. 

В «Мяне няма» автор получает 1 евро с каждого проданного экземпляра, максимальный выплаченный гонорар — 446 евро. 

Андрей Янушкевич оперирует более крупными числами: за первую половину 2024 года его книжный магазин в Варшаве продал 1,6 тысяч томов. Общее количество распространенных через его площадки книг за этот период составило почти 7 тысяч экземпляров. 

Это хорошие показатели с учетом турбулентности, когда работу пришлось начинать с нуля. Но — и это понимают все участники литературного процесса — далеко не потолок. В целом тиражи остаются на уровне дореволюционных лет, если исключить некоторых конкретных успешных писателей. 

В поиске безопасных ниш

В самой Беларуси к проблемам, существовавшим и до 2020-го — прежде всего, к продолжающейся русификации, — добавились новые. Главная — атмосфера в обществе: вмешательство в литературный процесс может произойти в любой момент. Открыть независимое издательство невозможно, количество площадок для презентаций сократилось, оставшиеся СМИ пишут о литературе еще меньше, чем раньше, списки неблагонадежных авторов никто не отменял. За последние несколько лет в Беларуси для более-менее массового читателя не прозвучало никаких новых имен. 

Неужели настоящая беларуская литература действительно сохранилась только в эмиграции? Отвечая на этот вопрос положительно, мы попадаем в своеобразную психологическую ловушку.

Не все «альтернативные» писательницы и писатели автоматически эмигрировали. Каждый выбрал свою стратегию адаптации к новым реалиям

До революции в стране параллельно развивались два сегмента литературы: независимый и государственный. Характерный пример: за 2020 год премию имени Ежи Гедройца, которая тогда еще вручалась в Беларуси, получила Ева Вежновец, авторка повести «Па што ідзеш, воўча?». Эту книгу перевели на немецкий, чешский и норвежские языки. В том же 2021 году государственную Национальную литературную премию в номинации «Публицистика» получил за книгу мемуаров Александр Радьков, в прошлом высокопоставленный чиновник. 

На фоне массовой эмиграции возникла иллюзия, что независимый сегмент литературы уехал, а остался лишь государственный. На самом деле, не все «альтернативные» писательницы и писатели автоматически эмигрировали. Каждый выбрал свою стратегию адаптации к новым реалиям. Одни используют Запад как площадку для публикаций своих произведений (в лонг-листе премии Гедройца за последний год есть авторы, живущие по обе стороны границы). Вторые пишут в стол — об их произведениях мы узнаем позже. Третьим остается ориентироваться на немногочисленные независимые проекты, создавать их самим (например, сайт о литературе) или же пытаться попасть в государственные журналы или госиздательства. 

Остаются и более безопасные, но важные ниши: детская литература, краеведение, литературоведение, переводы, переиздание произведений классической литературы и изучение ее. Так, к слову, поступали и в СССР. Например, в государственном издательстве «Мастацкая літаратура» продолжается выход 25-томного собрания сочинений Владимира Короткевича — его готовит коллектив во главе с ученым Анатолем Верабьем.

«Сам здзіўляюся, колькі ў мяне панапісвана! Хацелася б гэта надрукаваць. А дзе? Наклад “Дзеяслова” усяго трыста асобнікаў. І ён не ідзе ні ў “Белсаюздрук”, ні ў бібліятэкі, ні ў школы. А “Полымя” ўсё ж ідзе», — говорил в 2023 году 83-летний Виктор Казько, когда независимый журнал «Дзеялоў» еще выходил («Сам удивляюсь, сколько у меня понаписано! Хотелось бы это напечатать. А где? Тираж "Дзеяслова" всего триста экземпляров. И он не идет ни в "Белсоюзпечать", ни в библиотеки, ни в школы. А "Полымя" все же идет»). 

Беллит не воскрес как птица Феникс, а, скорее, пророс как трава сквозь асфальт

В его словах — логика и мотив писателей, готовых к сотрудничеству с государственными журналами. Хотя попасть в них сейчас тот еще квест. Печататься же или нет с литераторами, уровень мастерства и политическая позиция которых могут сильно отличаться, — личный выбор каждого. Однако такая продукция все же распространяется по Беларуси, часть тиража обязательно пойдет в библиотеки. 

Насколько же доступна в «метрополии» литература, созданная в эмиграции, вам публично не ответит никто, хотя бы ради безопасности читателей. Очевидно, что книги в Беларусь передаются, но какие и в каком количестве, неизвестно. Учитывая общие тиражи, цифры будут невелики.

Послесловие

Беларуской литературе — единой, несмотря на события последних лет, — сложно и дома, и за границей. Просто в разных пространствах она сталкивается с проблемами разного уровня. В этих турбулентных условиях хорошо, что существует диаспора, выступающая мотором технологического процесса и площадкой, где можно выпустить то, что думаешь, без использования эзопова языка. И важно, что остается «метрополия», ради жителей которой, в первую очередь, и создаются произведения. 

Отойдя от первого шока, беллит действительно подал признаки возрождения. Нет, не воскрес как птица Феникс, а, скорее, пророс как трава сквозь асфальт. Насколько еще вырастет, предсказать не может никто. Сейчас у беларусов нет ресурсов радикально изменить условия существования беллита, но есть возможности развивать его в ожидании лучших времен. 

Текст: Денис Мартинович
Опубликовано: 09.12.2024

Читайте также

Беларуская культура на родине и в изгнании

Издатель «неправильных» книг

Белая эмиграция: почему из Беларуси уезжают врачи

Непроговоренная проблема беларуской оппозиции

«В конформизме обвиняют друг друга и внутрибеларусы, и внешнебеларусы»

«Теперь коллеги преследуют коллег»

Алеся Буневич уехала в Вильнюс вслед за мужем в 2021 году, но иногда бывала в Беларуси. В апреле 2022-го она поехала на годовщину смерти матери, была задержана, попала в СИЗО. Сначала Алесю обвинили в «терроризме» в рамках дела «рельсовых партизан», а в результате осудили за незаконное пересечение границы. Буневич была признана правозащитниками политзаключенной, отбыла весь срок, вышла спустя два с половиной года и вернулась в Литву, к мужу и сыну. 

Перед интервью Алеся уточнила: любые ее слова могут отразиться на людях, остающихся в заключении, и говорить она будет исключительно о личном опыте. Комментарии Дианы Пинчук из правозащитного центра «Вясна» помогут оценить масштабы и особенности репрессий против беларуских женщин в целом. 

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

«При моем первом звонке сыну нас оборвали, когда он начал рассказывать про музыкальную школу. Он едва ли не рыдал, потому что не успел рассказать даже короткую историю. Почему оборвали? Ну вот потому», — Алеся не всегда может и сама объяснить логику того, что ей пришлось пережить. 

Основное место заключения беларусок — колония №4 в Гомеле. В ней держат около полутора тысяч женщин, из которых на начало ноября 2024 года 109 проходили по политическим делам. Алеся была одной из них. 

Женщины и мужчины находятся в разных местах лишения свободы и, как правило, не встречаются. Хотя у них есть небольшой контакт через видеопоздравления к праздникам, которые они отправляют друг другу по распоряжению администрации. Алеся Буневич объясняет: сложно говорить, что кому-то из политзаключенных легче именно благодаря гендеру, но все же условия разнятся, по-разному устроен микросоциум внутри колоний. 

«Мужчины выглядят солидарнее. Среди женщин готовы поддержать и прикрыть только свои, остальным ты безразлична», — говорит она. 

Собеседница отмечает, что в мужских колониях есть некая иерархия среди заключенных и обладатели более значимой позиции могут вести переговоры с администрацией. В женской колонии в Гомеле усилиями тюремного начальства такая иерархия почти стерта.

«Им положена всего одна пачка прокладок в месяц»

И на тюремные будни влияет то, что тела мужчин и женщин выглядят и функционируют по-разному. В частности, различаются гигиенические потребности: в период менструаций, а это в среднем от трех до шести дней в месяц, женщине нужно чаще бывать в душе. Но в колонии мыться можно раз в неделю в так называемой бане. На самом деле это душ, где за 12 минут женщине нужно раздеться, помыться, одеться. Способы поддерживать себя в чистоте в остальное время различаются от отряда к отряду, рассказывает Алеся. Один из неприятных, но простых и популярных — мыться над унитазом из пластиковой бутылки.

За малейший проступок политзаключенных могут лишить посылок

У заключенных нет и возможности переодеться, когда нужно. При этом, хотя в некоторых СМИ писали, что ограничили также передачу прокладок, на практике этого не произошло — по крайней мере, в колонии в Гомеле. Во всяком случае, так сказали Алесе Буневич недавно освобожденные женщины.

Проблема в другом: политзаключенных за малейший проступок могут лишить посылок, некоторые к тому же внесены в списки «террористов», и денежные переводы им запрещены. В итоге, с учетом мизерной зарплаты в колонии и периодического отсутствия прокладок в местном магазине, достать их бывает сложно. 

Даже представить страшно, говорит Алеся, как обстоят дела у женщин, которые находятся в местах с более строгими условиями — в штрафном изоляторе (ШИЗО) или помещении камерного типа (ПКТ): «Им положена пачка прокладок в месяц. Но что такое пачка прокладок при обильных месячных?»

«Я не похорошела, я вымыла голову»

В заключении сложно почувствовать себя красивой — а хочется. Но многое зависит не от самой женщины. Например, у нее может измениться размер белья, но родственники не могут удаленно подобрать нужный. Хотя в жару, иронизирует Алеся, без бюстгальтера даже удобно. 

Также она упоминает длинные волосы. Расставаться с ними обычно никто не готов, но уход превращается в квест: например, формально голову разрешено мыть два раза в неделю, а на практике часто получается и вовсе один. «Постоянно ощущение грязных волос, это отвратительно. [К тому же раз в год горячую воду отключают на две недели], и одно дело помыть ледяной водой короткие стрижки мужчин, и другое дело — волосы до пояса», — говорит Алеся.

Она вспоминает, что постоянно чувствовала себя непривлекательной — с грязными зализанными волосами, без косметики и в очках вместо линз, потому что в тюрьме появились проблемы с глазами. «Сейчас многие [тоже вышедшие] девчонки увидели меня и сказали, что я похорошела. Нет, я просто помыла голову, надела линзы и накрасилась», — говорит она.

Алеся Буневич после освобождения из тюрьмы, 3 августа 2024 года / Фотография © Из личного архива Алеси Буневич

«Ввести военное положение»

Медицины в тюрьме скорее нет. Медпомощь предусмотрена, но фактически доступ к врачам, лечению и препаратам затруднен, их нужно «добиваться» — просить или требовать.

В случае Алеси было две проблемы, после которых она решила не обращаться к врачам, пока не выйдет на свободу. Сначала ей запрещали принимать гормональные препараты, что привело к полному сбою цикла и сильным болям. 

Второй случай касался мигрени, которую Алесе предложили перетерпеть. Позже прописали уколы для сосудов — но помешали прийти на половину из них. Например, один из уколов был назначен в день, когда в колонию приехала проверка, а потому политзаключенную по распоряжению администрации скрывали вместе с остальными в отряде. В колонии это называется «ввести военное положение». 

Политзаключенным в основном запрещают свидания с близкими

Что касается репродуктивного здоровья, то собеседница критикует не только оказание гинекологической помощи, но и организацию труда в колонии. Алеся пересказывает нормативы по памяти: формально заключенные женщины не должны поднимать тяжести свыше 30 кг, фактически вес доходил до пятидесяти, и отказаться нельзя. 

Еще один аспект — беременности в тюрьме. Впрочем, это редко касается политзаключенных, объясняет Алеся, потому что их в основном лишают свиданий с близкими. 

«Вместо счастливого момента…» 

Отдельная тема для политзаключенных женщин — дети. С кем они останутся, ждать ли угроз, что ребенка заберут органы опеки? В случае Алеси Буневич ребенок остался с папой за границей, и это было хорошим вариантом.

Общение с близкими разрешается по телефону. «Но телефонные разговоры с родственниками у нас, “экстремисток”, короткие. Я ни разу дольше шести минут не звонила, да и шесть только однажды, чаще четыре-пять. Один раз дали поговорить полторы минуты», — вспоминает она. 

«Я в какой-то момент перестала ходить на звонки, настолько это был большой стресс»

Общаться можно с кем-то одним, трубку передавать запрещено. Звонок могут оборвать, например, если говоришь слишком тихо. Не дозвонилась с первого раза — перезвонить не дают. 

«В итоге вместо счастливого момента… Все это из-за отношения людей, которые могут дать разрешение. Или не дать. Я в какой-то момент перестала ходить на звонки, настолько это был большой стресс». 

После долгого заключения у матери есть риск утратить связь с ребенком. В случае Алеси она снова наладилась: «Но время нужно, и хорошо, что теперь оно у нас есть».

«Опыт заключения преследует, хочешь этого или нет»

Перед выходом на свободу заключенная должна сдать вещи и сразу расписаться, что получила их обратно — хотя на деле их отдают позже и порой не все. Алесе, например, не разрешили забрать из колонии униформу, купленную за ее же деньги. «Хотелось иметь косынку, которую я зашивала на фабрике четыре раза, а она разваливалась от старости. Не отдали, хотя не имеют права. Сказали: “Ты хочешь выйти? А то выпустим не сейчас, а среди ночи”», — говорит Алеся Буневич.

Дома первое время бывшая политзаключенная жила по тюремному расписанию, а личные вещи раскладывала так, чтобы семья смогла их найти и передать в тюрьму, если понадобится. В какой-то момент Алеся задумалась, когда и кому понадобится? И не нашла ответа. 

Алеся Буневич с мужем и сыном после освобождения / Фотография © Из личного архива Алеси Буневич

Опыт заключения преследует так же, как детские травмы, — хочешь этого или нет, говорит она. «Мне снятся люди, которые меня задерживали. Не хочется думать, что я в безопасности, потому что меня приходят искать домой, к отцу. Ничего не закончено, учитывая, сколько людей там остается». С бывшими сокамерницами они постоянно обмениваются новостями и много говорят о тех, кто остался в тюрьме. 

«Администрация ведет себя так, будто политзаключенные не выйдут никогда». Комментарий правозащитницы

«Алеся рассказала свой опыт, а историй таких тысячи», — объясняет Диана Пинчук, представительница правозащитного центра «Вясна», добавляя к рассказу бывшей политзаключенной подробности, о которых знает благодаря своей работе. Вот цифры, которые она приводит:

• С 2020 года более 1400 женщин осуждены в Беларуси в уголовном порядке по политическим мотивам. 
• Минимум 164 политзаключенные женщины удерживаются на ноябрь 2024 года в колониях и на «химии» (ограничение свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа).

​«Это ужасные цифры, за каждой из них стоят человеческие истории, надломанные судьбы. В местах заключения удерживаются и пенсионерки, и студентки, и матери, которых лишили родительских прав во время заключения, женщины с серьезными проблемами со здоровьем», — говорит Диана Пинчук. 

Многие политзаключенные женщины имеют проблемы не только с физическим, но и с ментальным здоровьем. «Условия, в которых содержат политзаключенных, достигают уровня пыточных, — говорит правозащитница. — Политзаключенные женщины в той же гомельской колонии №4 часто сталкиваются с дополнительными формами давления из-за того, что осуждены по “экстремистским” статьям». 

Они терпят постоянные издевательства, оскорбления и угрозы, объясняет собеседница, администрация колонии может устраивать им провокации с помощью других заключенных. «Политических» по надуманным причинам помещают в ШИЗО и ПКТ, отправляют в так называемый «пресс-отряд», где на заключенных особенно давят. 

«Условия, в которых содержат политзаключенных, достигают уровня пыточных»

При этом осужденным по политическим мотивам женщинам запретили в колонии посещать церковь, спортивную площадку и развлекательные мероприятия, напоминает Диана Пинчук. 

С политзаключенными не рекомендуется общаться обычным заключенным, вплоть до наказания за разговор. Им просто не отдают письма от посторонних людей, а иногда и от родственников. Так, в той же гомельской колонии политзаключенная политик Мария Колесникова содержалась в режиме инкоммуникадо, то есть полной изоляции, с февраля 2023 года по 12 ноября 2024-го, когда к ней пустили отца. Встреча была в присутствии силовиков и пропагандистов, они и опубликовали фото, на которых Мария улыбается. Посещение разрешили после того, как в конце октября журналист Би-би-си спросил Лукашенко, почему к Колесниковой 18 месяцев не пускают родных, а тот резко ответил, что, может, она им «неинтересна». 

Когда Марию перемещают, в колонии объявляют «военное положение», но ранее просочились сведения, что у нее серьезные проблемы со здоровьем после экстренной операции из-за прободной язвы, что она весит 45 кг при росте 175 см. 

«Одна бывшая политзаключенная ИК-4 рассказала, что они с другими женщинами удивлялись: почему администрация колонии ведет себя так, будто политзаключенные никогда не выйдут?» — говорит правозащитница. 

Политзаключенные женщины находятся в постоянном напряжении, в неизвестности, что их ждет. Им могут угрожать продлением наказания с помощью статьи 411 УК РБ о «неповиновении» требованиям администрации. Так, задержанную еще в январе 2021 года политзаключенную Полину Шарендо-Панасюк уже судили по ней трижды, срок ее заключения из двух лет превратился в пять, она по-прежнему в гомельской колонии. 

Чтобы поддержать родных, семьи тратят огромные деньги на передачи, адвокатов, учатся обходить ограничения, которые придумывает режим. 

«С освобождением, как и сказала Алеся, проблемы не заканчиваются. Заключение сильно отражается на здоровье женщин, и на восстановление потребуется много времени, — говорит правозащитница. — Кроме того, есть случаи, когда бывшие политзаключенные в Беларуси сталкиваются с новым уголовным преследованием. Некоторых женщин в колониях судят повторно по другим политическим делам, добавляют сроки и переводят в колонию №24 для “рецидивисток”». 

***

Во время активной фазы протестов многие были уверены, что ситуация в стране изменится и политзаключенные выйдут на свободу до истечения своих сроков. Но уже выходят те, кому в 2020-м присудили четыре года, а у многих приговоры по десять лет и больше. 

«И они могут досидеть свои космические сроки. Да, могут, — подчеркивает Алеся Буневич. — Это настолько страшно, что иной раз думаешь: нужны какие-то кардинальные меры. Если мы на них не способны, то придется идти на переговоры с диктатором-террористом, чтобы спасти людей. А пока затаили дыхание и, не ища логики и смысла, ждем, как чуда, очередного освобождения». 

Текст: Анна Волынец
Опубликовано: 22.11.2024

Читайте также

Белая эмиграция: почему из Беларуси уезжают врачи

Секретная служба по спасению беларусов

Непроговоренная проблема беларуской оппозиции

«Не бывает так, что здесь у вас насилие и дискриминация, а здесь — все отлично»

«Теперь коллеги преследуют коллег»

Каток репрессий после 2020 года прокатился не только по беларусам, вышедшим на протесты, но и по их защитникам в судах. Независимой адвокатуры как института в Беларуси больше не существует: государство само решает, кому можно, а кому нельзя представлять интересы обвиняемых в суде — в том числе по политическим делам. Сотни опытных защитников выброшены из профессии, многие покинули страну. 

Продолжающиеся в Беларуси задержания, аресты и судебные процессы оставляют открытым вопрос: есть ли шанс получить квалифицированную юридическую помощь в стране, где, по выражению Лукашенко, «иногда не до законов»? 

Яна Махова специально для дekoder’а — о том, что происходит с адвокатами, оставшимися в Беларуси, и есть ли профессиональное будущее у тех, кто оказался за границей. 

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

Максим Знак и Мария Колесникова во время судебного процесса в Минске 9 июня 2021 года // Фотография © IMAGO / ITAR-TASS

Максим Знак — адвокат штаба Виктора Бабарико. Бывший кандидат в президенты получил 14 лет колонии, а сам Знак осужден на десять — и с февраля 2023 года к юристу не пускают уже его собственного адвоката. 

Жив ли Максим Знак? Никто из тех, кому он дорог, не может знать этого наверняка. 

Основателя адвокатского бюро «Брагинец и Партнеры» Виталия Брагинца задержали в мае 2022 года накануне суда над его подзащитным Андреем Мочаловым. В январе следующего года на закрытом суде Брагинца осудили по четырем статьям УК на восемь лет лишения свободы в колонии усиленного режима. 

Причем его бывший подзащитный Андрей Мочалов — тоже адвокат: в Беларуси запущена спираль репрессий над юристами. Страну экстренно покинули защитники Виктора Бабарико и Сергея Тихановского, Марии Колесниковой, Софьи Сапеги и многих других. 

Всего с 2020-го по начало 2024 года более ста беларуских адвокатов были лишены лицензии и не менее 23 адвокатов задержали после того, как они брались за защиту людей, арестованных по политическим мотивам, — это данные проекта «Право на защиту». Против шестерых возбуждены уголовные дела. В конце февраля 2024-го КГБ устроил очередную облаву на адвокатов политзаключенных и их семей, в ходе которой задержали не менее 12 защитников, оказывавших им юридическую помощь. Перспективы прекращения репрессий не просматриваются. 

Силовики на месте защитников

В 2021 году политическое руководство Беларуси уничтожило независимую юридическую сферу, внеся поправки в закон «Об адвокатуре и адвокатской деятельности». Реформа упразднила индивидуальных адвокатов и независимые адвокатские бюро. Теперь работать можно только в юридических консультациях, которые коллегии адвокатов открывают по согласованию с министерством юстиции. Адвокатам пришлось примкнуть к этим консультациям — или покинуть профессию. 

«Это было сделано, чтобы беларуская адвокатура перешла под контроль власти», — нет сомнений у Марии Колесовой-Гудилиной, защищавшей десятки беларусов от преследования властей в 2020 году. Она сама была лишена лицензии, покинула страну, а ее соцсети власти объявили «экстремистскими». 

«Все еще есть люди, которые берутся за политические дела и выполняют работу добросовестно»

Раньше отзывом лицензий занимался Минюст. Теперь он делегировал полномочия коллегиям — но возглавить их может только человек, одобренный министерством. 

«Теперь коллеги преследуют коллег. Практически невозможно найти адвокатов по политическим делам, а те, кто соглашается, рискуют. Это большая проблема. В 2023 году были задержаны адвокаты, которые выполняли функции коммуникантов (то есть отправителей и получателей информации. — Прим. дekoder’а). Шесть адвокатов сидят в тюрьме за то, что профессионально выполняли свою работу. Несмотря на это, все еще есть люди, которые берутся за политические дела и выполняют работу добросовестно», — говорит Колесова-Гудилина.

Адвокаты внутри Беларуси замечают: на фоне исхода из профессии независимых защитников в адвокатуру все чаще приходят бывшие силовики, прокуроры и судьи. Им явно дали зеленый свет: чтобы переквалифицироваться, достаточно ходатайства со стороны профильного ведомства, стажировки в усеченном формате и не экзамена в Минюсте, как остальным, а устного собеседования. 

Не просто «дорогостоящий почтальон»

При этом многие из лишенных лицензии адвокатов не уехали, а остались в Беларуси. Кто-то сменил сферу деятельности, но кто-то продолжил работу в юридическом бизнесе. 

«Оставшиеся в профессии адвокаты работают как госчиновники, про независимость речь не идет, — на условиях анонимности рассказал дekoder’у беларуский адвокат, лишенный лицензии за защиту политзаключенных. — Единичные порядочные адвокаты есть. За четыре года работы в диких стрессовых условиях они поняли новые правила и подстроились под них. Скажу странную вещь, но хорошо, что подстроились и продолжили помогать беларусам». 

Между тем многие в сегодняшней Беларуси не верят в реальную пользу от адвоката, особенно в политических делах, и называют его «дорогим почтальоном». Мария Колесова-Гудилина настаивает, что это неверно: работа адвоката порой не видна публике, но благодаря ему дело может дойти до суда в совершенно ином виде, с меньшим числом предъявленных статей и соответственно уменьшившимся сроком в приговоре. С ней соглашается другой беларуский адвокат, лишенный лицензии, который в разговоре с дekoder’ом напоминает о том, что с 2020 года случилось много политических, но при этом непубличных дел. «Сколько заключенных вместо реального срока в колонии получили химию или даже домашнюю химию, сколько эпизодов обвинения удалось исключить!», — говорит он на условиях анонимности.

«Хорошо, что есть те, кто встроился в новую систему и продолжил помогать беларусам»

«Не без труда, но удалось найти адвоката для мамы, которую судили за комментарий в соцсети. Мы не ожидали многого от адвоката, и он наши “неожидания” оправдал. Но мы рады, что у мамы был относительно независимый защитник, который участвовал в процессе, подсказывал юридические тонкости, передавал нам информацию о ее состоянии», — рассказали дekoder’у родственники политзаключенной, осужденной в результате на год колонии. 

Адвокат может быть и огромной моральной поддержкой для человека, который иначе бы остался один на один с системой. Он оказывает помощь, которая нужна здесь и сейчас. «Выслушать, помочь, подсказать заключенному, находящемуся в диких условиях, — перечисляет Колесова-Гудилина. — Кто-то скажет: зачем платить адвокату, все равно по 342-й будет «домашняя химия»? Но вы не знаете, не найдут ли на вас еще что-то. Иногда в ужасе люди сами на себя наговаривают. Чтобы этого не случилось, нужна квалифицированная юридическая помощь. Да, институт адвокатуры разрушен, но отдельные адвокаты существуют и оказывают ее». 

Ее лишенный лицензии коллега напоминает о том, что бывают, пусть и единичные, случаи прекращения уголовных дел. Об этом не говорят громко вслух, иначе ситуация может измениться моментально.

«Спасти от перегибов»

При всем том у юристов нет сомнений: если у следствия и прокурора уже есть план в отношении задержанного — адвокат не спасет, особенно в случае громких дел.

«Но он может спасти от перегибов и добиться более мягкого наказания, — говорит дekoder’у все тот же лишенный права на профессию беларуский адвокат, приводя в пример людей, осужденных по 342-й статье за участие в одном из маршей в Минске. — «Минсктранс» потребовал совокупную компенсацию в миллионы рублей. И суды с каждого осужденного по этой статье взыскивали суммы, не вникая в то, сколько уже выплачено. Знаю примеры, когда адвокаты предоставляли документы, что задолженность погашена, поскольку общую сумму давно оплатили ранее осужденные. Без адвоката пришлось бы не только сидеть, но и платить непомерные суммы». 

«Что касается неполитических дел, там и раньше правосудие было условным»

Тем временем репрессии против адвокатов влияют не только на политзаключенных. «Запугивание распространилось на все дела, госорганы поняли, что у них зеленый свет», — констатирует Мария Колесова-Гудилина. Защитники, оставшиеся в Беларуси, в разговоре с дekoder’ом подтвердили, что после 2020-го для режима в целом и силовиков в частности все стало «гораздо проще»: что надо — мы получим, суд — формальность.

Есть, впрочем, и другое мнение.

«Что касается неполитических дел, там и раньше правосудие было условным, — рассказывает на условиях анонимности беларуский адвокат. — Взять странные, на мой взгляд, ситуации, когда человек, в пятый раз осужденный за кражу, сразу после суда выходит на свободу. Это суть беларуской судебной системы — как была она такой до 2020-го, такой остается и сейчас». Впрочем, и он согласен: раньше, если у политического аппарата не было четкого интереса в деле, правосудие все же было возможным. 

Что касается дел с подобным интересом после 2020-го, то они не то чтобы стали рассматриваться отдельно, но в них четко просматривается «презумпция правильности интересов государства».

«Человек, который вывесил на балкон красные трусы между белыми носками — обязательно сядет в тюрьму», — резюмирует собеседник дekoder’a.

Из адвокатов в пекари

Сколько адвокатов покинуло Беларусь, доподлинно неизвестно, но их, по словам Колесовой-Гудилиной, точно больше ста. Часто это высококвалифицированные специалисты, средняя продолжительность практики которых — 13,5 лет. 

«Юридическое образование очень сложное и специфическое. В Беларуси и странах ЕС — сильно отличающиеся системы права», — рассказывает один из лишенных лицензии и покинувших Беларусь защитников. Беларуское юридическое образование, в основном, не признается, нужно либо получить новое, либо подтвердить квалификацию. Это дорого, долго и сложно. Важный момент — психологический: в один момент потерять профессиональную репутацию, наработанную десятилетиями, оказаться в статусе «мне снова 18» — очень сложно. Кто-то из уехавших адвокатов зарабатывает на жизнь за пределами Беларуси рабочими специальностями.

«Знаю, что некоторые адвокаты работают в доставке, пекут пироги, работают в магазинах, — подтверждает Колесова-Гудилина. — Нет плохих работ, но это наши мозги, то, чем нужно и можно пользоваться всем акторам, которые находятся за границей».

Покинувший Беларусь юрист рассказывает дekoder’у на условиях анонимности, что некоторые из его коллег разобрались в польском миграционном законодательстве и теперь помогают переехавшим в Польшу беларусам в миграционных и семейных вопросах.

«Надеюсь, что верховенство права в Беларуси возобладает»

Решением главной проблемы самих вынужденно эмигрировавших из Беларуси юристов — доступа к профессии в новой стране — занята Беларуская ассоциация «Адвокаты прав человека», которая была зарегистрирована в Вильнюсе. 

Это первый пример, когда независимая адвокатура занялась самоорганизацией, говорит Мария Колесова-Гудилина, которая была президенткой ассоциации, но в октябре 2024 года ушла с поста. 

«Существует жизнь и после лишения лицензии в Беларуси, есть возможности практиковать право. Наших адвокатов выгнали из профессии за неподчинение власти, но они продолжают помогать клиентам даже из-за границы», — рассказывает Колесова-Гудилина. 

Среди дел, которыми заняты беларуские адвокаты за границей, защита прав человека занимает особое место

Важная категория дел, которые ведут адвокаты за границей, касаются прав беларусов внутри страны и в изгнании. Они, в частности, могут вести дела сограждан в международных структурах. Некоторые участники Ассоциации готовят документы для будущего следствия против режима Лукашенко.

Благодаря усилиям ассоциации и ее сотрудничеству с литовскими коллегами беларусы с марта 2024 года могут быть включены в реестр адвокатов Литвы как иностранные защитники как «адвокаты третьих стран»: во многих других странах такой возможности нет. 

Впрочем, своей главной миссией «Адвокаты прав человека» называют восстановление института адвокатуры в будущей Беларуси. «Я работаю в околоюридических сферах в Западной Европе, зарабатываю немного, но на жизнь хватает, — рассказывает дekoder’у адвокат, лишенный права на профессию в Беларуси, уточняя, что для него проблема не столько в деньгах. — Я не могу заниматься любимым делом, ведь когда-то в беларускую адвокатуру я пришел по зову сердца. Воспринимаю это как временный этап жизни, надеюсь, что верховенство права в Беларуси возобладает и я снова смогу заниматься адвокатурой…»

Текст: Яна Махова
Опубликовано: 28.10.2024

Читайте также

Светлана Тихановская

Белая эмиграция: почему из Беларуси уезжают врачи

Работайте молча

Непроговоренная проблема беларуской оппозиции

«В конформизме обвиняют друг друга и внутрибеларусы, и внешнебеларусы»

После войнушки война

«Нас объединяют не только общая судьба и родственные связи, но и стремление дружить и ладить с соседями», — так Александр Лукашенко поздравил Украину с Днем независимости на третьем году войны с Россией и беларуского соучастия в ней. Войны, которую Лукашенко, как и Путин, предпочитает не называть войной. «Давайте сядем за стол переговоров и закончим эту драчку. Она ни украинскому народу, ни россиянам, ни беларусам не нужна», — убеждает он. 

Но что им нужно? Украинскому народу — стабильный мир, гарантии безопасности, восстановление разрушенной страны. Беларускому — прекращение репрессий, спасение практически утраченного суверенитета и налаживание нормальных отношений с соседями. 

Украина уже обозначила свой трек — через вступление в ЕС и НАТО. Европейские перспективы Беларуси пока существуют лишь в бумагах демократических сил, и даже в случае прихода к власти нынешней демократической оппозиции выбор стратегического направления развития станет серьезным вызовом.

Но нынешние отношения между странами заметно сложнее, чем отношения соагрессора и жертвы, пишет главред медиа Plan B Ольга Лойко для беларуского дekoder’а.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

Журналистка Ольга Лойко была вынуждена покинуть Беларусь // Фотография © Siarhei Balai

Чужая война

Война Беларуси действительно не нужна. Во-первых, потому что Лукашенко понимает, что ему эту войну не выиграть. «Мы не собираемся с вами воевать. Не потому, что вы хорошие, а потому, что мы с Россией не готовы увеличить фронт на 1200 километров. Вот вся граница — 1200 километров», — передал он свой воображаемый диалог с Украиной в интервью российскому телеканалу, имея в виду протяженность границы с этой страной. Вялая реакция России на украинский прорыв в Курской области подтверждает: свободных ресурсов не хватает даже на защиту собственных территорий. 

Лукашенко и раньше в ответ на упреки в нежелании делом помочь союзнику намекал, что рад бы, да не сдюжить его вертикали еще один фронт. И так все силы уже пятый год как брошены на борьбу с внутренним врагом. Отвлечение ресурсов на врага внешнего может серьезно повредить внутренней стабильности режима.

Вторая причина не ввязываться в войну — очевидное нежелание граждан Беларуси, чтобы конфликт коснулся лично их или их близких. По опросам Chatham House, агрессию России против Украины в декабре 2023 года поддерживало около трети беларусов. Но даже они не хотели бы, чтобы Беларусь в ней прямо участвовала. Принять участие в военных действиях на стороне России готовы всего 2% опрошенных, на стороне Украины — 1%. 

Отвлечение ресурсов на врага внешнего может серьезно повредить внутренней стабильности режима Лукашенко

Конечно, назвать это антивоенным консенсусом сложно. К примеру, объявить о полном нейтралитете, убрать российские военные базы из Беларуси и не высказываться в пользу ни одной из сторон готово только 29% опрошенных. При этом 27% считают, что Беларуси следует поддержать Россию и осудить Украину, но не вступать в военный конфликт самой. 

Россия нашла самый простой способ привлечь своих граждан на войну — деньги. Если бы Лукашенко вслед за Путиным предложил добровольцам приличные суммы за участие в боевых действиях, согласные, возможно, нашлись бы. А пока нет недостатка в желающих работать вахтовым методом в Оршанском районе Беларуси на производстве снарядов для российского ВПК. Ничего личного. Просто бизнес. 

Нефтяная дружба

Кстати про бизнес. В миролюбие Лукашенко по отношению к южному соседу можно было бы не верить, если бы не давние и вполне прочные бизнес-интересы в Украине. Интересы и Беларуси в целом, и отдельных ее граждан. В том числе — самых близких к Лукашенко. Война обернулась для них санкциями, заморозкой активов и прочими неприятностями. Можно говорить, что и на войне зарабатываются миллиарды, но мутные и «серые» сложно сравнивать с легальными и полученными по налаженным схемам.

Украина до начала войны была вторым крупнейшим торговым партнером Беларуси, опережая, к примеру, Китай. В 2021 году поставки в Украину выросли до 5,4 миллиарда долларов — это 13,6% от всего беларуского экспорта. 

Основой экспорта были нефтепродукты — около половины от общего объема. Причем для Беларуси это был высокомаржинальный рынок: дешевое российское сырье и небольшое плечо (расстояние) поставок создавали оптимальные условия для зарабатывания денег. В Украину и через Украину шли беларуские удобрения, автомобили и автобусы, продукты питания, электроэнергия. 

Украина до начала войны была вторым крупнейшим торговым партнером Беларуси

Это если говорить просто о хороших торговых отношениях. Но отношения были теснее и глубже. Насколько — можно оценить на примере поставок битума с беларуского «Нефтебитумного завода» Николая Воробья, которого называли приближенным к Лукашенко и к «куму Путина» Виктору Медведчуку. 

Кроме битума на миллионы долларов Воробей и близкие ему компании поставляли в Украину российское дизельное топливо и уголь, а в 2019 году Антимонопольный комитет Украины одобрил продажу его структурам 51-процентной доли в уставном капитале «ПрикарпатЗападтранса» — трубопроводе, который использовался для прокачки дизельного топлива из России и Беларуси транзитом через Украину в Европу. Правда, нефтепровод решением Совета национальной безопасности и обороны Украины вернули в собственность государства еще в феврале 2021 года, за год до начала полномасштабной войны. 

Игра без правил, но с интересами

Масштабное санкционное давление на беларуский бизнес в Украине началось в октябре 2022 года, когда был издан первый указ Владимира Зеленского о применении «персональных специальных экономических и других ограничительных мер». Под санкциями оказались 118 предприятий и организаций из Беларуси. Их активы в Украине начали блокировать, торговые контракты разрывались, лицензии аннулировались. 

Cейчас экономические отношения переместились в серую зону. Сельхозпродукцию, вывезенную с оккупированных территорий Украины, перерабатывают в Беларуси и продают по всему миру. В свою очередь, стекло компании через торговое представительство компании «Гомельстекло» в Польше везут в Украину, закрывая жизненно важную потребность страны в выбитых войной окнах. 

А еще Украине нужны запчасти для беларуской техники, закупавшейся массово и использующейся теперь для военных нужд. Хотя при этом кому-то приходится отвечать в суде за закупку беларуского трактора за счет бюджета. 

Это игра без четких правил, но с очевидными интересами и с высокими рисками. 

Почти случайное рукопожатие

Беларуси сейчас фактически две, и вторая, изгнанная из страны режимом Лукашенко, активно пытается выстроить отношения с США, ЕС и другими странами. Но ни в 2020-м, ни с началом полномасштабной войны демократические силы Беларуси не смогли наладить диалог с украинскими властями. Сначала беларусы были слишком заняты бурными событиями 2020 года, когда очередные президентские выборы обернулись массовым энтузиазмом, а затем не менее масштабными протестами и репрессиями. Потом война в Украине заставила Владимира Зеленского решать множество задач, критичных для выживания страны. 

То, что по-настоящему интересно Украине, пока контролирует Александр Лукашенко

А вот серьезной темы для встречи с беларускими демсилами так и не появилось. То есть за поддержку в виде донатов ВСУ или за полк Калиновского как часть ВСУ — спасибо. А встречи, союзы и альянсы Киеву есть с кем организовывать. Почти случайное рукопожатие Зеленского и Тихановской на мероприятии в Германии весной 2023 года, заочный обмен репликами поддержки про европейское будущее. Вот и все отношения. 

То, что по-настоящему интересно Украине, пока контролирует Александр Лукашенко. И с ним, судя по всему, контакты украинские власти сохраняют и переговоры ведут. В июне 2024 года Киев смог вернуть из Беларуси пятерых своих заключенных. В том числе — Николая Швеца, украинца, которого Минск обвинял в совершении диверсии против российского военного самолета А-50 в Мачулищах. Узников обменяли на осужденного в Украине за пророссийскую деятельность митрополита Ионафана. Лукашенко обмолвился, что это была просьба президента России. 

Впрочем, многие подметили, что в день, когда стало известно про обмен, произошло еще одно неожиданное событие. Киевский апелляционный суд снял арест с части активов дочерней компании беларуской госкомпании «Беларуснефть». 

Так что отношения Киева с Лукашенко не то чтобы лучше, чем с Тихановской. Но результативнее. И конкурентов у него пока нет. 

Граница под напряжением

Все контакты, договоренности и намеки между Минском и Киевом сейчас исключительно нестабильны. После полномасштабного вторжения в Украину в феврале 2022 года, начавшегося в том числе через Беларусь, риски втягивания беларуской армии в боевые действия были очень высоки. С тех пор ситуация на границе много раз обострялась. И Беларусь, и Украина стягивали туда дополнительные силы. Потом — отводили. 

«Я вынужден был почти треть армии перебросить дополнительно на усиление того, что было. Потом по каналам, которые у нас существуют с украинскими спецслужбами, мы запросили: ну, вы зачем это делаете? Они нам честно сказали, что вы собираетесь с россиянами нас атаковать из-под Гомеля. Но у нас цели такой не было», — уверял Лукашенко в августе 2024 года. 

Давление потенциально опасных обстоятельств заставляет Лукашенко, кричать, что старший союзник уже, на самом деле, достиг своих целей в Украине

Спровоцировать конфликт Минска и Киева сейчас очень легко. Одни дроны-камикадзе, регулярно залетающие на территорию Беларуси, могут обеспечить прекрасный повод. А есть еще очередные учения, по поводу которых МИД Украины сделал заявление, указав на сосредоточение войск у северной границы Украины. «Призываем должностных лиц РБ не делать трагических для своей страны ошибок под давлением Москвы, а ее вооруженные силы — прекратить недружественные действия и отвести войска», — заявили в МИД.

Видимо, это давление потенциально опасных обстоятельств и заставляет Лукашенко, опережая старшего союзника, кричать, что тот на самом деле уже достиг своих целей. «Вы говорите иногда про нациков. Нету там уже этих нациков. Денацифицирована Украина. Но есть несколько оголтелых нациков, которые там остались, но они уже не в тренде», — убеждает Лукашенко. 

Впрочем, Лукашенко говорит разное и часто противоречивое, и лучше следить за его делами. А иногда он весьма красноречиво молчит. Вот в августе четыре дня официальная Беларусь вообще и Лукашенко в частности молчали и старательно не замечали украинского наступления в Курской области. Озабоченности не выражали, на инсинуации некоторых Z-блогеров про беларуский след в подготовке нападения не реагировали. Рефлексировали слабости союзника и прикидывали сценарии развития ситуации, среди которых, очевидно, хватало неблагоприятных для режима Лукашенко. 

В задаче о будущем отношений Минска и Киева пока слишком много неизвестных. Демократическим силам Беларуси нужен друг, но Зеленскому не нужен еще один враг. И пока Лукашенко имеет в Беларуси достаточно влияния, Киев не будет идти на обострение. В условиях войны с превосходящими силами противника ставка на прагматизм очевидно выигрышная. Противникам режима Лукашенко остается честно и последовательно поддерживать Украину в ее борьбе. Без обид, претензий и ожиданий. 

Текст: Ольга Лойко
Опубликовано: 17.10.2024

Читайте также

Беларуская диаспора: обновленная солидарность

Светлана Тихановская

Отношения Беларуси и Польши: восстановлению не подлежат?

Непроговоренная проблема беларуской оппозиции

«Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

«В конформизме обвиняют друг друга и внутрибеларусы, и внешнебеларусы»