дekoder | DEKODER

Journalismus aus Russland und Belarus in deutscher Übersetzung

  • Германия — чемпион мира по борьбе с парниковым эффектом?

    Германия — чемпион мира по борьбе с парниковым эффектом?

    В конце 2017 года, когда о Грете Тунберг еще никто не знал, в Швеции появилось слово «flygskam» — чувство стыда за совершение авиаперелетов, — которое затем проникло и в другие языки. Это понятие не только описывает новую эмоцию, но и свидетельствует о росте экологической сознательности людей, стремящихся реже пользоваться самолетами. Авиатранспорт генерирует лишь около 3% общемировых выбросов углекислого газа (CO2), однако распространение «авиастыда» говорит о том, что внимание к личному углеродному следу постепенно становится массовым. 

    Парниковые газы считаются основной причиной изменения климата. В 2018 году доля CO2 среди всех парниковых газов достигла 88%. 

    В первые месяцы пандемии казалось, что от нее может быть хотя бы один положительный эффект — снижение выбросов углекислого газа. Но, похоже, даже этим надеждам не суждено будет сбыться. В ноябре 2020 года Всемирная метеорологическая организация опубликовала предварительные расчеты, согласно которым концентрация парниковых газов в атмосфере снова побьет рекорд, установленный за год до этого. Несмотря на снижение экономической активности, в том числе сокращение тех же авиаперевозок. 

    Каждый житель Земли ежегодно генерирует в среднем пять тонн углекислого газа, а каждый житель Германии — около восьми тонн. Это один из самых высоких показателей в мире, при том что «предельно допустимый» объем выбросов, согласно требованиям Федерального экологического ведомства, составляет 2,5 тонны СО2 на человека в год. Получается, что средний немец сегодня потребляет энергетические ресурсы почти в тройном размере. При этом совокупная доля Германии в мировых выбросах углекислого газа составляет всего 2%, а на Евросоюз в целом приходится около 10%.

    На таком фоне в Германии вот уже несколько лет разворачивается активная общественная дискуссия о сокращении индивидуального углеродного следа. Но подкрепляются ли слова делами?

    Почти 85% выбросов парниковых газов в Германии связаны с производством и потреблением энергии: это выбросы энергетических предприятий, жилищно-коммунального хозяйства и транспорта. Энергетический сектор, в том числе электро- и теплогенерация, — основной загрязнитель, отвечающий за 36% всех выбросов CO2, которые в первую очередь образуются из-за сжигания ископаемого сырья, преимущественно бурого и каменного угля.

    Именно на этот сектор сейчас обращает основное внимание федеральное правительство, стремящееся к 2050 году сократить выбросы на 80–95% от уровня 1990 года. Благодаря либерализации энергетического рынка в 1998 году потребители получили право свободно выбирать поставщика электроэнергии, и возникли первые поставщики электричества, полностью полученного из возобновляемых источников (так называемого экотока, по-немецки Ökostrom), такие как Greenpeace Energy и Lichtblick. Их рыночная доля постоянно растет: так, в 2016 году экотоком пользовались 9,7 млн немцев, а в 2019 году — уже почти 12,7 млн. Сейчас доля частных домохозяйств в общегерманских выбросах СО2 составляет примерно 10%.

    Отказ от угля

    Чтобы добиться сокращения выбросов, Германия работает в трех направлениях: развивает возобновляемую энергетику, повышает энергоэффективность и сокращает использование ископаемых источников энергии. Для этого федеральное правительство приняло ряд законов. Так, в 2000 году был принят закон о возобновляемой энергетике: он де-факто предусматривает введение экологической надбавки к тарифу, которую оплачивают почти все потребители электроэнергии. В дополнение к этому Бундестаг решил отказаться от использования угля в производстве электроэнергии к 2038 году. 

    В период с 1990 по 2016 год доля каменного угля в валовой выработке электроэнергии сократилась почти на 9%, а доля бурого угля — почти на 8%. Устойчивое снижение значимости угля сопровождается развитием возобновляемой энергетики. 



    Однако падение доли угольной генерации до 24% в 2020 году обусловлено совершенно иной причиной: согласно прогнозам, по результатам 2020 года пандемия коронавируса снизит энергопотребление в Германии на 7–12%, а доля ветряной и солнечной энергетики вырастет на 10% в том числе и из-за благоприятных погодных условий. Поскольку хранение электричества из возобновляемых источников энергии крайне дорого, этот ток сразу поступает в сеть и потребляется, а объемы производства угольных электростанций ограничиваются из-за падения спроса. Все это приводит к тому, что объем выбросов СО2 из энергетического сектора в 2020 году упадет на 10–17%. 

    Отказ от атомной энергии

    Европейский Союз считается общепризнанным лидером в сфере защиты климата, однако в решении вопроса о сокращении выбросов парниковых газов члены ЕС избрали разные стратегии. Германия решила отказаться от атомных электростанций после аварии на Фукусиме в 2011 году: последняя АЭС будет отключена от сети не позднее 31 декабря 2022 года. Напротив, во Франции до сих пор работает 56 атомных реакторов (причем некоторые из них — очень старые), развитие возобновляемой энергетики идет медленно, а параллельно продолжают строиться новые «экоустойчивые» АЭС. Эммануэль Макрон защищает право страны на атомную энергию, а также активно продвигает ее на общеевропейском уровне. Он считает, что благодаря атомной энергетике внутриевропейские выбросы парниковых газов должны к 2030 году снизиться минимум на 55% от уровня 1990 года. Иными словами, атомная энергетика, по мнению Макрона, — это «инвестиция в устойчивое будущее», то есть один из инструментов, который поможет Еврокомиссии достичь климатической нейтральности к 2050 году.

    Германия: чемпион мира по защите климата?

    Несмотря на продолжающийся экономический рост, в 2019 году выбросы парниковых газов в Германии составили 805 млн тонн, что на 6% меньше, чем в 2018 году. Это снижение стало крупнейшим за все время наблюдений с 1990 года, если не брать в расчет 2009 год — год глобального финансового кризиса. 

    Из-за влияния пандемии на экономику ЕС снижение выбросов продолжилось и сохранилась динамика, необходимая для 20%-го сокращения выбросов по сравнению с 1990 годом. Но Германия, как и двенадцать других стран-членов, согласно оценкам экспертов, так и не смогла достичь целевых показателей.

    Прогресс в сфере декарбонизации энергетики очевиден, однако этого недостаточно для достижения поставленных целей. Отсюда постоянная критика экологических организаций в адрес федерального правительства: с их точки зрения, отказ от угля происходит слишком медленно, а усилий по стимулированию энергоэффективности и снижению энергопотребления должно быть больше. 



    Графика: Даниель Маркус
    Текст: Антон Химмельспах

    23.12.2020

    Читайте также

    Немецкие «зеленые» — из радикалов в истеблишмент

    Самая немецкая из партий

    Давид Кламмер: Ende Gelände — не дать стране угля

    Садовничать, штопать одежду и передвигаться на лошадях: экологическая утопия Нико Пэха

  • Давид Кламмер: Ende Gelände — не дать стране угля

    Давид Кламмер: Ende Gelände —  не дать стране угля

    В период с 2018 по 2020 год несколько тысяч членов движения Ende Gelände провели ряд впечатляющих протестных акций в угледобывающих регионах Германии и на угольной электростанции «Даттельн-4». Фотограф Давид Кламмер побывал на некоторых из них. За свои снимки он получил второе место на конкурсе «Фото года в Северном Рейне — Вестфалии» и второй приз The Independent Photographer Storytelling.

    «Золотой палец» («пальцами» называются авангардные отряды движения) отделяется от демонстрантов Fridays for Future, проходящих мимо деревни Хохнойкирх, и устремляется вниз, на территорию угольного разреза Гарцвайлер. Работа всех экскаваторов остановлена © David Klammer/laif

    Самое крупное месторождение бурого угля в Европе расположено недалеко от Кельна. В 1826 году уголь — новое золото — здесь начал разрабатывать промышленник с говорящей фамилией Гольдштайн (Goldstein в переводе с немецкого — «золотой камень»). Сегодня в Рейнском буроугольном бассейне, включающем в себя несколько угольных шахт и электростанций, работает только дочерняя компания концерна RWE — второй по величине поставщик электроэнергии в Германии RWE POWER. 

    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif

    На месте поселка Кайенберг через несколько лет должен появиться угольный разрез для добычи угля открытым способом. Кайенбергу грозит участь, которая постигла уже многие другие деревни в округе: их сровняли с землей, а тысячи жителей переселили. В Кайенберге чувствуется скорый конец: жалюзи опущены, многие дома пустуют. Активисты Ende Gelände снова вдохнули жизнь в покинутый поселок. «Я отсюда не уеду, это не обсуждается, — цитирует одну из местных жительниц газета taz, — но RWE постепенно скупает здесь все дома и магазины, и это отравляет жизнь». Многие говорят, что не понимают, почему деревню уничтожают, хотя отказ страны от угля — уже решенное дело. Новая немецкая энергетическая политика, которая была инициирована Ангелой Меркель после атомной катастрофы 2011 года, предусматривает полный отказ от угля к 2038 году.На странице RWE размещен следующий комментарий: «Продолжение планомерного переселения способствует сохранению деревенских сообществ и социальному согласию». Компания заявляет, что прекращение начатого в 2016 году процесса переселения поселков приведет к расколу сообществ и породит конфликты, «поэтому заявленные ранее обязательства перед гражданами должны быть выполнены, а совместно согласованные планы — реализованы».

     

    Активисты Ende Gelände готовятся к захвату предприятий RWE в Рейнском угольном бассейне: в лагере проходят тренировки и пробные прогоны акции. Некоторые отряды позже будут задержаны полицией (например, «Розовый палец», оказавшийся на заблокированном вокзале города Юхен) © David Klammer/laif 
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif

    Участники Ende Gelände, местные жители, полиция и сотрудники RWE непримиримо враждуют между собой. RWE апеллирует к немецкому законодательству о разработке полезных ископаемых, которое допускает подобное переселение, полиция обеспечивает реализацию этих прав, а экоактивисты выступают против горнодобычи вообще — не только из-за ущерба для ландшафтов: официальные замеры показали, что содержание мелкодисперсной пыли в воздухе вокруг угольного разреза значительно выше среднего. Кроме того, работа угольных электростанций приводит к большим выбросам ртути, а образующиеся при сжигании бурого угля парниковые и углекислый газы вносят свою лепту в глобальное потепление.

     


    2019 год. «Зеленый палец» перекрывает подъездные железнодорожные пути для транспортировки угля к электростанции Нойрат концерна RWE. © David Klammer/laif
    Рано утром почти 120 активистов проникают на территорию электростанции «Даттельн-4». © David Klammer/laif
    Участники движения занимают электростанцию «Даттельн-4», работающую на каменном угле: активисты блокируют работу кратцер-крана. © David Klammer/laif
    Полиция освобождает территорию от демонстрантов. © David Klammer/laif

    По существующим планам, добыча бурого угля в Рейнском регионе продлится до 2030 года. Что будет дальше, никто не знает.

     

    Шествие Fridays For Future из Хохнойкирха в Кайенберг. В колонне идут активисты «Золотого пальца» движения Ende Gelände, которые впоследствии сменят маршрут и захватят угольный разрез Гарцвайлер. © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif

    На акции Ende Gelände съезжаются климатические активисты со всей Европы. Федеральная служба защиты конституции добавила движение в список левоэкстремистских организаций. «Мы боремся с капитализмом, а не с демократией», — отвечают на это активисты. Фотографии Давида Кламмера иллюстрируют репортаж журнала Spiegel, который рассказывает об ожесточенном противостоянии активистов, RWE и полиции. «Конфликт активистов, полицейских и RWE отражает общественную дискуссию о приемлемых формах протеста в вопросах защиты климата. Достаточно ли выходить по пятницам на улицы, чтобы оказывать давление на власть и бизнес, или пора поднимать градус противостояния? Насколько радикальным может быть протест?» — пишет журналист Лукас Эберле.

    Примерно 2000 демонстрантов перекрывают железнодорожную ветку Хамбах компании RWE Power AG, последовав призыву движения Ende Gelände. © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif
    © David Klammer/laif

    Фото: Давид Кламмер/laif
    Интервью: редакция «декодера»
    Перевод: Николай Андреев
    Бильд-редактор: Анди Хеллер
    опубликован: 04.12.2020

    Читайте также

    Михаэль Даннер: Migration as Avant-Garde

    Немецкие «зеленые» — из радикалов в истеблишмент

    Возмущение, шок и удовольствие: Почему люди протестуют?

    Фотопроекты

  • Экологическая политика в Германии

    Экологическая политика в Германии

    Кислотные дожди, загрязнение воды, вырубка лесов — еще в XIX веке в ходе индустриализации Германия столкнулась с серьезными экологическими проблемами. В результате к концу столетия в Германии, как и во многих других странах, возникло экозащитное движение. Однако рост производства, законодательство и судебная практика скорее мешали борьбе с загрязнением окружающей среды, чем помогали ей. За первые десятилетия XX века многие природоохранные меры — от организации вывоза мусора до применения новых градостроительных норм — были приняты на местном уровне, но как общенациональная задача защита окружающей среды в Германии начала восприниматься только в 1970-е годы, причем в тот момент этот тренд объединял обе части разделенной страны. Тогда же на Западе появился и сам термин «экологическая политика», под которым сегодня подразумевается сфера политической деятельности, рассматривающая проблемы взаимодействия человека с окружающей средой. 

    До 1970-х годов защита окружающей среды считалась в ФРГ делом скорее инженеров и чиновников, чем политиков. Между тем экология превращалась в тему, которая настойчиво требовала внимания и места в общественной дискуссии. В 1969 году в министерстве внутренних дел ФРГ был создан отдел по защите окружающей среды (в 1986 году преобразованный в отдельное профильное министерство). Этот шаг показал, что отныне власти будут уделять теме экологии повышенное внимание. 

    Важной частью этой политической кампании было стимулирование научных исследований, впервые позволивших в полной мере выявить и проанализировать многие риски для окружающей среды. В это же время экологические темы стали все чаще привлекать внимание масс-медиа. 

    Развитие экологической политики

    Дискуссия в Западной Германии развивалась так же, как и в других странах Запада. Важный пример подали Соединенные Штаты, где в начале 1970-х годов был принят целый ряд ключевых законов и постановлений, заложивших основу сегодняшней американской экологической политики. 22 апреля 1970 года около 20 миллионов американцев приняли участие в первом Дне Земли, который теперь ежегодно проводится во многих странах мира. Определяющую роль в этом процессе сыграл президент-республиканец Ричард Никсон: Республиканская партия начнет критиковать экологическую политику как вмешательство государства в свободный рынок только в 1980-е годы.

    Гражданские активисты стали проводниками экологической политики уже начиная с 1970-х годов. Общественные объединения выступали против вредных производств и неэкологичных транспортных проектов, в ФРГ выступления были направлены главным образом против атомных электростанций. Возникшие в этот период крупные общественные организации (например, Союз окружающей среды и охраны природы Германии, BUND) приобрели влияние, сравнимое с NABU и «Гринписом», не в последнюю очередь благодаря своим протестным акциям. Основанная в 1979 году партия «Зеленые» закрепилась на политической карте страны и со временем стала, возможно, самой влиятельной из «зеленых» партий в Европе. С того времени экологические вопросы начали играть важную роль и в предвыборной борьбе.

    Экологические проблемы и экологическая политика в Восточной Германии

    Вплоть до 1970-х годов при проведении экологической политики ГДР была настолько же активна, что и ФРГ. Порой даже казалось, что социалистическая плановая экономика может превосходить западногерманскую рыночную, и не только в вопросах экологии. В рамках этой политики в начале 1972 года было создано министерство охраны окружающей среды и водного хозяйства, но вскоре плановая экономика и систематический дефицит свели экологическую активность ГДР на нет.

    Бурый уголь оставался единственным добываемым в ГДР энергоресурсом, и в 1970-х годах его добыча активизировалась, несмотря на серьезное разрушение природных ландшафтов и загрязнение воздуха промышленной пылью и диоксидом серы. Руководство ГДР хотело решить проблему с помощью атомных электростанций, но задержки при строительстве реакторов были слишком серьезны — а в этом вопросе ГДР полностью зависела от советских технологий. В итоге во всей ГДР были две работающие АЭС — в Грайфсвальде и в Рейнсберге. В ходе воссоединения все восточногерманские реакторы были остановлены из-за несоответствия стандартам безопасности.

    С середины 1970-х годов экологическая политика ГДР становилась все менее активной. Ханс Райхельт оставался на посту министра окружающей среды до воссоединения, но поле для маневра было ограничено, а в последние годы своего существования ГДР экономила даже на простом ремонте очистных станций. 

    На борьбу с растущими проблемами в 1980-е годы вышло гражданское общество, где сформировалось свое экологическое движение. По большей части оно существовало в рамках действующего режима, но несмотря на формальную лояльность, было на удивление критичным и интеллектуально независимым. Особое внимание привлекали к себе инициативы протестантской церкви, от которой осенью 1989 года пошел важный импульс для массовых протестов — несмотря на то, что формально в протестантских экологических группах, вероятно, состояло не более тысячи активистов.

    С падением Берлинской стены на базе групп по защите окружающей среды, мира и прав человека была создана политическая партия «Союз 90» (Bündnis 90). После объединения партия сблизилась с западногерманскими «Зелеными», и в 1993 году они объединились, так что теперь «Зеленые» официально называются «Союз 90/Зеленые». Но это не отменяет того факта, что западногерманский подход полностью доминирует в институтах, занимающихся защитой окружающей среды, и в самом отношении к ней. 

    «Защита окружающей среды — источник новых рабочих мест»

    Экологическая политика формируется под влиянием государства, общественных инициатив, научного сообщества и прессы, причем вклад каждого из этих акторов постоянно изменяется. Вплоть до 1970-х годов в экологической политике Западной Германии превалировала законодательная и исполнительная власть. Затем возросла роль СМИ и гражданских активистов. В 1980-е годы значение приобрели и интересы западногерманской экспортно ориентированной промышленности: планомерно проводимая политика по защите окружающей среды создала стимулы для разработки энергоэффективных и малотоксичных продуктов, и немецкие предприятия увидели в этом возможность обеспечить себе лидерство на мировом рынке. Так общественное мнение стало воспринимать защиту окружающей среды как источник новых рабочих мест.

    Элемент национальной идентичности

    Очевидно, последнее обстоятельство также предопределяет высокую значимость вопросов экологии в германской общефедеральной повестке. Для многих немцев экологическая политика практически стала элементом национальной идентичности. 

    В 1980-х годах характер экологической политики изменился. Изначально в центре внимания было загрязнение окружающей среды, поэтому все усилия были направлены на отказ от вредных видов производства. Однако со временем начался поиск нестандартных решений и способов их долгосрочного применения, основанного на результатах научных исследований. Так, запреты и технические средства (в данном случае — применение катализаторов) не позволили в полной мере справиться с негативным влиянием автомобилей на окружающую среду, поэтому на первый план вышли комплексные решения проблемы — развитие внутригородского и междугороднего общественного транспорта, а также расширение сети велодорожек на местном уровне. На реализацию подобных мер сейчас выделяются многомиллиардные суммы.

    Новая энергетическая политика

    Важной вехой стала острая общественная дискуссия об угрозе «вымирания лесов» под воздействием выбросов серы с угольных ТЭЦ. После Чернобыльской катастрофы одна из двух крупнейших партий ФРГ — Социал-демократическая (СДПГ) — приняла решение добиваться отказа от атомной электрогенерации. В 1998 году СДПГ в коалиции с партией «Зеленые» сформировала федеральное правительство, которому удалось согласовать с операторами АЭС договор, предусматривающий закрытие последней немецкой АЭС к концу 2022 года.

    Самым амбициозным общефедеральным экологическим проектом стала концепция «новой энергетической политики». Одна из ее целей — снизить долю атомных и угольных электростанций в производстве электроэнергии, поэтому значительные финансовые ресурсы вкладываются в возобновляемые источники энергетики. Последствия этой политики вышли далеко за пределы самой Германии. Крупные инвестиции в научно-исследовательские разработки обеспечили резкий рост эффективности производства, в первую очередь в солнечной и ветряной энергетике. Именно поэтому возобновляемые источники энергии сегодня стали конкурентоспособными и не требуют дополнительной финансовой поддержки. Успех новой энергетической политики подтолкнул федеральное правительство к тому, чтобы полностью отказаться не только от атомных, но и от угольных электростанций — последняя из них будет отключена от сети не позднее 2038 года.

    Чтобы смягчить социальные последствия отказа от угольной энергетики, правительство реализует комплекс мер по инфраструктурной поддержке угольных регионов. При этом отказ от угля вызывает серьезный протест населения в первую очередь в угледобывающих областях центральной Германии, а также в регионе Лаузиц, ранее входившем в состав ГДР. 

    Интернационализация экологической политики

    Сегодня экологическая политика все чаще определяется международными организациями. Во-первых, это связано с директивами и инициативами Евросоюза, который с 1980-х годов определяет общеевропейскую повестку. Во-вторых, с начала 1970-х растет количество международных соглашений, наиболее важными из которых являются Рамочная конвенция ООН об изменении климата и Конвенция о биологическом разнообразии, подписанные на саммите в Рио-де-Жанейро в 1992 году. При этом международные конвенции не умаляют значение решений, принятых на национальном уровне, но служат основой для законодательных актов, принимаемых внутри страны.

    Наряду с этим становится все очевиднее, что обеспечить устойчивое развитие экосистемы невозможно одними лишь мерами «сверху»: многие экологические проблемы напрямую связаны с потребительскими привычками граждан экономически благополучных стран Запада, которые невозможно полностью регламентировать. Именно поэтому в общественной дискуссии все чаще поднимается вопрос о личной ответственности потребителей.

    Читайте также

    Самая немецкая из партий

    Какая экологическая политика правильная? Обзор дискуссий № 1

    Садовничать, штопать одежду и передвигаться на лошадях: экологическая утопия Нико Пэха

  • Самая немецкая из партий

    Самая немецкая из партий

    «Зеленые» — давно уже не партия одной, экологической, повестки. Они имеют репутацию самой прогрессивной политической силы Германии, выступающей не только за защиту природы, но и за открытость общества, борьбу со всеми видами дискриминации и защиту угнетенных групп, в том числе мигрантов. В то же время эта партия ушла от радикализма первых лет своей истории и готова к компромиссам с другими политическими силами.

    Журналист и бывший театральный режиссер Александр Кисслер в статье для журнала Cicero бросает вызов устоявшемуся взгляду на «зеленых» как на воплощение современной немецкой демократии. Он напоминает, что именно стремлением к прогрессу были продиктованы революции прошлого, которые в итоге приводили к установлению жестоких диктатур. Пожалуй, самое неоднозначное утверждение Кисслера касается того, что устремление «зеленых» в будущее на самом деле представляет собой попытку вернуться в выдуманное идеальное «вчера». Это должно напомнить немецкому читателю о популярных в начале XX века в Германии идеях «консервативной революции», которые повлияли в том числе и на идеологов нацизма. Очень спорная ассоциация.
     

    «В будущем мы должны изменить наш образ жизни, экономику и пищевые привычки». Этот тезис партии «Зеленых» содержит требования серьезнее некуда. Начнешь их исполнять — и камня на камне не останется. Хотим ли «мы» этого? 

    Разумеется, любая партия имеет право рисовать образ желаемого будущего. Партии обязаны мыслить прогрессивно, иначе они застрянут в зарослях актуального. Тот, кто действует по обстоятельствам, не видит перспектив. Но «зеленые» делают еще один — радикально утопический — шаг: они считают себя экспертами по послезавтра. Это их уникальная черта. Они — покорители воздушных пространств. 

    «Все мысли о настоящем»

    Роберт Хабек, один из двух сопредседателей партии «Зеленых», комментируя падение рейтинга во время «коронакризиса», справедливо заметил: «Люди думали только о настоящем». По его мнению, «зеленые» смогут отыграться, когда на повестке дня опять появятся «перспективные вопросы» и нужно будет принимать «решения на будущее». Что касается вызванного пандемией «экономического кризиса» — это якобы лишь краткосрочный феномен. Определяющий тренд, уверены Хабек и его однопартийцы, — это все равно «долгосрочный климатический кризис» и «системный кризис неустойчивого экономического развития».

    Кризис сопровождает «зеленых» постоянно. Они входят в правительства одиннадцати федеральных земель и представляют сегодняшнюю действительность в таком черном свете, что на этом фоне их партийная программа выглядит еще более лучезарной. Последний раз с такой серьезностью о реформе образа жизни людей политики заявляли в начале ХХ века. Это придает их требованиям энергию, их речам — нетерпимость. Они говорят «мы» — см. приведенную в самом начале цитату из выступления Ренаты Кюнаст в Бундестаге, — потому что считают, что мандат им выдало все человечество. Они употребляют слово «должны», так как уверенность в безальтернативности собственных предложений у них появилась задолго до того, как кто-то вообще заговорил об этой безальтернативности. Их риторика не терпит компромиссов, их аргументы не знают уступок: «В будущем мы должны изменить наш образ жизни, экономику и пищевые привычки», потому что наша «система продовольствия себя исчерпала».

    Радикальные меры против любой проблемы

    Бывший министр продовольствия и сельского хозяйства умудрилась произвести типичную для «зеленых» оценку ущерба на основании, в общем-то, случайного события — все случайно на фоне вселенской катастрофы, — речь, разумеется, о «коронакризисе». 28 мая в Бундестаге Кюнаст сказала буквально следующее: «Причина пандемии — в неверном способе производства продовольствия, управления сельским хозяйством и обращения с окружающей средой. Мы выступаем за то, чтобы это осознать, сделать разворот и сказать: вот поэтому нам срочно необходима реформа продовольственной системы». Любую проблему «зеленые» предлагают решать радикально. И поэтому они постоянно отыскивают новые проблемы, ведь катастрофы позволяют предстать в роли потенциальных спасителей. 

    Из-за этого легко упустить из виду, что здесь ничего не обосновывается, а только постулируется как данность. Вся политическая практика «зеленых» основана на морально обоснованной эксплуатации утверждений. Мнение выдается за знание. «Причина пандемии», начавшейся, как известно, в Китае, разумеется, заключается вовсе не в «способе», которым немецкие фермеры возделывают поля или разводят скот. Ответственность за события в Ухане не получится возложить даже на абстрактный Запад.

    Политизация повседневности

    Этот сомнительный вывод Кюнаст подобен прочим умозаключениям «зеленых»: современный человек нарушил естественный природный порядок, поэтому людей необходимо обуздать. Те, кто хочет «сделать разворот», как требует Рената Кюнаст, мечтают о возвращении к какому-то прежнему состоянию. На примере «зеленых» мы видим подтверждение тому, что каждый революционер восстает против современности во имя идеализируемого прошлого. Его движение вперед — это движение назад, во вчерашний день, просто на другом уровне. Его послезавтра — это технически оптимизированное позавчера.

    Климатический, системный, продовольственный кризис: если бы хоть один из них разрешился, «зеленым» было бы нечего делать. Кризисы нужно всячески поддерживать для того, чтобы всегда имелся предмет для борьбы. Современность должна стать сценой, где бунтует неспокойный мир. Никакого уюта, никакой жизнерадостности, никакого расслабления, спокойствия, оптимизма. Всюду должен царить принцип постоянно увеличивающейся опасности. И в каждом слове, каждой традиции, каждом жесте может таиться что-то неправильное, с чем нужно бороться. Повседневность должна быть политизирована, потому что только так политика может заставить человека вести себя желаемым образом. К индивидууму нужно относиться с недоверием, ведь если начать доверять, кризис может и закончиться — а этого допустить нельзя. 

    Авторитарная нота

    Долгий путь в «зеленое» послезавтра ведет через равнины современности. Их необходимо пересечь быстро. Помешать этому могут, в том числе, устаревшие условности, скажем, «право» и «бесправие». «Зеленая молодежь» называет себя крайне левой, а берлинские зеленые хотят с помощью «Земельного антидискриминационного закона» помешать работе местной полиции. В соответствии с ним, полицейские должны каждый раз доказывать, что те или иные следственные действия не имели под собой дискриминирующих оснований, например, не были связаны с национальностью подозреваемого. Профсоюзы госслужащих и полиции видят в этом так называемый перенос бремени доказывания.

    В обосновании законопроекта было сказано, что его цель — «повысить ценность культурного и социального разнообразия» и что Германия — не полицейское государство. Это абсолютно верно, но странно слышать такое замечание «зеленого» депутата Бенедикта Люкса в городе, полиция которого отличается скорее сдержанностью, чем каким-то неподобающим поведением. Вероятно, полицейские и госслужащие, чья профессия заключается в сохранении статус-кво, просто считаются рискованным элементом на пути в бурное послезавтра.

    «Зеленые» не скрывают, что на этом пути будут потеряны и рабочие места. Роберт Хабек говорит о «перераспределении рабочих мест», а «зеленые» берлинского района Панков требуют в «век новых инфекций» прекратить развитие градостроительной деятельности. По их мнению, необходимо на законодательном уровне защитить «зеленые оазисы в центре города» и заняться «озеленением и уходом за пустующими территориями». Нельзя допустить, чтобы Берлин «рос, как раковая опухоль: без планирования, хаотично, небрежно». Злокачественная опухоль как метафора для родного города отчетливо показывает, что «зеленым» нужно и планирование, и порядок, но под знаком чего-то зеленого. Свою политику они считают терапией, а с врачами не спорят.

    Поэтому в риторике «мы должны» Ренаты Кюнаст, к которой прибегают и Хабек, и Бербок, звучит авторитарная нота. «Зеленые» просят не быть щепетильными и мелочными: повеселимся послезавтра, а сейчас нас ждут ежедневные тяжелые испытания. Подвал, в котором можно смеяться, закрыт по экологическим причинам. Кто бы мог подумать, что «зеленые» под знаменем разнообразия и открытости превратятся в самую немецкую из всех немецких партий. И радоваться тут нечему.

    Читайте также

    «Мою работу практически не замечают»

    Самая немецкая из партий

    «АдГ добьётся того, что Восточная Германия снова себя потеряет»

    Садовничать, штопать одежду и передвигаться на лошадях: экологическая утопия Нико Пэха

    «Немецкая федерация» против пандемии

  • Немецкие «зеленые» — из радикалов в истеблишмент

    Немецкие «зеленые» — из радикалов в истеблишмент

    Сразу после объединения Германии в октябре 1990 года развернулась кампания по выборам в первый состав Бундестага воссоединенной страны. Голосование состоялось 2 декабря того же года — и на фоне всеобщей эйфории закончилось разочарованием для партии «Зеленых». Это были четвертые выборы в ее истории, каждые следующие были лучше предыдущих, уже дважды она формировала парламентскую фракцию. И вот на этот раз она не смогла преодолеть пятипроцентный барьер, необходимый для попадания в парламент. Выбрав предвыборным лозунгом «Все говорят о Германии, мы говорим о погоде», она, казалось, рисковала уйти в прошлое вместе со всей своей радикально левой, антиамериканской и антивоенной повесткой. 

    В реальности все оказалось по-другому: через четыре года (в 1994 году) «зеленые» вернулись в парламент, еще через четыре впервые вошли в федеральное правительство, а к сегодняшнему дню прочно закрепились в роли второй по популярности партии в Германии. Когда-то «зеленые» бросали вызов западногерманскому истеблишменту даже своим внешним видом, теперь стали трендсеттерами и с точки зрения риторики, и в смысле имиджа.
    У роста рейтингов «зеленых» в последние годы было несколько причин. Но, возможно, главная — что еще до появления Греты Тунберг и превращения движения Fridays for Future во всемирное, состояние окружающей среды волновало немцев больше, чем людей во многих других странах мира, а старым партиям долгое время было нечего на это ответить. Каковы были этапы этой «зеленой» революции в Германии? 

    Поиск лица: «фундаменталисты» против «реалистов»

    Первый съезд партии «Зеленых» прошел в январе 1980 года, но исследователи традиционно ищут корни «зеленых» в событиях, произошедших десятилетием раньше. Революция 1968 года привела к фундаментальной переоценке ценностей у западногерманской молодежи — и в то же время к некоторому разочарованию от невозможности быстро достичь решительных перемен. Десять лет спустя тема защиты окружающей среды объединила в одну партию целый спектр активистов. Например, четвертое место в партсписке на первых выборах в истории «зеленых» (в Европарламент в 1979 году) получил Бальдур Шпрингманн, бывший эсэсовец, представлявший националистически настроенных аграриев, которые отвергали современный глобальный капитализм как разрушающий «исконно немецкий образ жизни».

    Впрочем, уже через год Шпрингманн покинул ряды «зеленых»: левые тенденции в новой партии с самого начала оказались сильнее других. Для левых проблемы окружающей среды стали идеальной иллюстрацией пороков современной капиталистической системы — стремления к неуемному богатству, доминирования США и бесконтрольного потребления. Первоначальные цели партии были соответствующими: отказ от атомной энергетики, рост налогов для крупного бизнеса, вывод с территории ФРГ американских войск и выход самой Западной Германии из НАТО. 

    Но и левое большинство довольно быстро разделилось на «фундаменталистов» (Fundis) и «реалистов» (Realos). Первые считали, что «зеленые» должны жестко блюсти себя как «антипартийную партию» и избегать сотрудничества с традиционными политическими силами. Они отвергали представительную демократию и не видели большого смысла участвовать в выборах. «Реалисты» исходили из того, что для достижения целей «зеленым» необходимо попасть в парламент и создавать союзы. Так, уже в 1985 году в земле Гессен местные «зеленые» впервые вступили в коалицию с социал-демократами под обещания закрыть наиболее вредные производства, в том числе АЭС в городе Библис (деактивирована только в 2017 году). Многие в федеральном руководстве расценили это как предательство партийных ценностей, а коалиция на земельном уровне развалилась через пару лет из-за спора о лицензии для химического концерна, который нарушил правила работы с ядерными отходами.

    В Бундестаг «зеленые» первый раз попали в 1987 году, сформировав самую маленькую по численности фракцию. Конфликт между «фундаменталистами» и «реалистами» был разрешен по итогам следующих выборов, которые прошли в 1990 году, сразу после объединения Германии. Оказалось, что у «зеленых» нет четкой позиции по этому вопросу — многие левые активисты опасались, что воссоединение приведет к подъему немецкого национализма и неоимпериализма. В итоге партия вела кампанию под лозунгом «Все говорят о Германии, мы говорим о погоде!» и снова, как в 1980 году, не смогла пробиться в парламент.
    Это помогло «реалистам» одержать окончательную победу во внутрипартийной борьбе. Отказу от «фундаменталистских» позиций способствовало и объединение с «Союзом 90» — группой восточногерманских либеральных правозащитников, которые принесли с собой острое неприятие социализма. На этом фоне партию покинули многие из ее основателей, но это не особенно поколебало ее позиции. В 1994 году «зеленые» вернулись в Бундестаг. 

    Первые разочарования: «зеленые» в правительстве 

    На выборах 1998 года «зеленые» набрали меньше голосов, чем четырьмя годами ранее, и тем не менее впервые в своей истории вошли в правительственную коалицию — как младшие партнеры социал-демократов. Пост министра иностранных дел в кабинете Герхарда Шредера получил Йошка Фишер. Харизматичный политик, он воплощал новый образ своей партии — раскованной, свободной, но в то же время готовой брать на себя различные обязательства.

    Фишера довольно часто упрекают в том, что он и его коллеги не смогли отстоять повестку своей партии и в результате подорвали доверие избирателей к «зеленым». Во-первых, красно-зеленая коалиция смогла договориться только об очень постепенном отказе от атомной энергии, ради чего, собственно, и создавалась партия «Зеленых». Во-вторых, при Фишере в качестве министра иностранных дел Германия приняла участие в военных действиях в Косово и в Афганистане, что противоречило антивоенным установкам ранних «зеленых».

    Но нельзя сказать, что это сильно повлияло на электоральные результаты, 
     — «зеленые», как и прежде, стабильно получали около 8% на всех парламентских выборах. И тем не менее с 2005 года, когда к власти пришла Меркель, «зеленые» ни разу не попадали в федеральное правительство. Зато заметно расширили свое присутствие в региональной власти. 

    «Зеленые» у власти в одной отдельно взятой земле

    11 марта 2011 года произошла авария на японской АЭС «Фукусима» — крупнейшая со времен чернобыльской катастрофы. Две недели спустя на выборах в ландтаг земли Баден-Вюртемберг «зеленые» заняли второе место после христианских демократов, но их местный лидер Винфрид Кречман — бывший радикал маоистского толка и воцерковленный католик — благодаря союзу с социал-демократами стал первым в истории «зеленым» премьер-министром немецкой федеральной земли.

    Впрочем, успех «зеленых» был предопределен не только Фукусимой. К тому времени в Баден-Вюртемберге уже несколько лет шли споры вокруг строительства нового железнодорожного вокзала «Штутгарт-21». Строго говоря, за и против его возведения было примерно равное число местных жителей, однако «зеленые» смогли успешно мобилизовать противников строительства. 

    Любопытно, что случилось со «Штутгартом-21» дальше. Через несколько месяцев после формирования правительства новая коалиция провела референдум о том, должны ли региональные власти отказаться от своей части финансирования проекта. На голосовании почти 60% высказались за сохранение финансирования, и с тех пор отказ от строительства больше не обсуждается.

    Все это, однако, не помешало «зеленым» не только остаться у власти по итогам выборов 2016 года, но и впервые в истории выиграть их. Причем новую коалицию они сформировали уже не с социал-демократами, а с христианскими демократами — что для многих наблюдателей свидетельствует о все большем дрейфе «зеленых» от первоначального левого радикализма к центристским позициям. 

    Впрочем, в других землях партнерами «Зеленых» по-прежнему остаются социал-демократы. И если по итогам региональных выборов того же 2005 года не осталось ни одной земли с «зелеными» политиками в правительстве, то сегодня они работают в 11 из 16. Везде — в качестве министров по делам окружающей среды, а в некоторых также отвечают за сельское хозяйство, дела мигрантов, права потребителей и другие сферы. 

    Кризис больших партий и рост рейтинга «зеленых»

    Влияние идей «зеленых» трудно переоценить: все годы своего существования они настаивали на отказе от атомной и угольной энергии, а теперь это официальная политика правительства. В 2000 году на возобновляемые источники приходилось 6% производства электроэнергии в Германии, в первой половине 2020 года (тут сыграл свою роль карантин) — свыше 55%. «Зеленые» были и остаются противниками генно-модифицированных продуктов — и c 2012 года ГМО запрещены для коммерческого выращивания в Германии. Поставки из-за рубежа крайне ограничены, что создает проблемы иностранным сельхозпроизводителям, прежде всего американским. Но «Зеленые» уже давно — не партия одной темы. Так, еще до того, как Меркель объявила о политике «открытых дверей» для мигрантов, «зеленые» выступали за либерализацию миграционного законодательства. Как отмечают эксперты, может создаться впечатление, что перемены в Германии идут в соответствии с партийной программой «зеленых».

    При этом распространение идей «зеленых» не коррелирует с ростом непосредственного политического влияния партии. Во-первых, многие идеи успешно адаптируют другие политические силы — например, активное внедрение зеленой энергетики пришлось на последнее десятилетие, то есть на правление Меркель; в какой-то момент ее партия также поддержала, например, легализацию однополых браков, на которой настаивали «зеленые». Во-вторых, масштабы изменений явно не дотягивают до тех, на которых настаивает партия (не говоря о том, что ее радикальные внешнеполитические предложения вроде выхода из НАТО давно забыты). В-третьих, электоральные результаты «зеленых» на федеральных выборах по-прежнему остаются в границах 10%. 

    Возможно, в последние годы это несоответствие наконец начало исправляться. Весной-летом 2019 года «зеленые» сначала обошли социал-демократов в соцопросах и стали второй по популярности партией в Германии, а потом на короткое время и вовсе — самой популярной. 

    Казалось бы, стабилизация социально-экономической ситуации после миграционного кризиса 2015 года должна была поднять популярность Меркель и ее партнеров. Но судя по всему, немецкое общество устало от того, что за 15 лет властная конфигурация почти не менялась. Это воспринимается многими уже не как стабильность, а как стагнация. Кризис традиционных партий считается одной из главных причин роста популярности «зеленых». Особенно это касается социал-демократов, которые были младшими партнерами в трех из четырех правительств Меркель и в глазах избирателей утратили свою идейную идентичность. Отчасти на роль главной левой силы теперь претендуют именно «зеленые». 

    На выборах в Бундестаг в 2017 году многие прежние избиратели ХДС и СДПГ поддержали «Альтернативу для Германии» (АдГ). При этом для самой АдГ именно «зеленые» — главные идеологические оппоненты, хотя они борются за избирателей из разных общественных страт. С точки зрения «Альтернативы», за последние годы и десятилетия правительство реализовало почти все ключевые идеологические инициативы «зеленых» — начиная с отказа от атомной энергетики и заканчивая однополыми браками — и тем самым радикально изменило лицо самой Германии.

    В свою очередь, для многих немцев, напуганных ростом популярности самой АдГ, «зеленые» выглядят той самой силой, которая, в отличие от обессилевших старых партий, способна противостоять правому популизму. И АдГ, и «зеленые» эксплуатируют тревогу немецкого общества по поводу возможной утраты привычного благополучия. Но в риторике АдГ главная угроза — иммиграция и всевластие европейской бюрократии, а для «зеленых» — распространение идей самой АдГ. За 40 лет из радикальных критиков «зеленые» превратились в защитников немецкой общественной системы, которая и сама радикально изменилась. 

    Коронавирус сбил с «зеленых» корону

    На фоне подъема рейтинга «зеленых» эксперты заговорили о том, что они могут стать еще одной «общенародной партией» (Volkspartei) — то есть такой, которая пользуется поддержкой не только среди мобилизованной группы сторонников, но и в обществе в целом. Однако в 2020 году, за несколько месяцев пандемии и карантина, «зеленые» вновь серьезно отстали от христианских демократов и опустились почти что до показателей СДПГ, то есть до 17–19%. Эксперты объясняют это тем, что действующее правительство во главе с Меркель сделало для борьбы с пандемией все, что могли бы предложить сами «зеленые»: доверилось ученым, поставило человеческую жизнь выше экономического роста и в качестве побочного эффекта карантина еще немного улучшило экологическую ситуацию. Стоило делам этих партий пойти немного лучше, как цифры популярности «зеленых» упали до более привычных значений. 

    Проблема «зеленых» в том, что их электорат распределен по немецкому обществу неравномерно, а самых преданных избирателей, которые голосуют за них при любых условиях, довольно мало. Особенно заметно это по электоральной географии: «зеленые» — по-прежнему партия западных немцев. Во всех землях, ранее входивших в состав ГДР, их результаты на выборах в Бундестаг 2017 года оказались ниже, чем в среднем по стране. 

    Уже в конце 1990-х годов эта партия, за которую в первые годы существования голосовали молодые, часто не очень богатые немцы, превратилась в опору наиболее обеспеченных граждан страны (в среднем богаче только избиратели свободных демократов). При этом поддержка «зеленых» среди самых пожилых немцев (старше 60) все равно заметно ниже, чем у других крупных партий, а в обществе, где они составляют почти четверть населения, это очень важный фактор.

    Сегодня «Зеленые» попали в замкнутый круг: чтобы вернуть собственную политическую идентичность и меньше зависеть от перепадов популярности крупнейших партий, им снова нужны смелые, прорывные требования. Но так они рискуют оттолкнуть от себя более умеренную аудиторию, которая им нужна для превращения в «общенародную партию». Пока эта дилемма не решена, немецкие журналисты вспоминают о том, что в 2011 году, как раз после аварии на «Фукусиме», рейтинги «зеленых» взлетели даже выше цифр 2019 года, до 28%, но в итоге на выборах 2013 года они получили привычные 8,5%. 

    Будущее «зеленых» — это важная тема и для России, ведь сегодня эта партия наиболее последовательно и жестко выступает за сохранение и даже расширение санкций. В частности, после отравления Алексея Навального она потребовала прекратить строительство «Северного потока-2». И если «зеленые» по итогам следующих выборов войдут в правительство Германии, российские власти рискуют столкнуться с новым центром сопротивления. 
     

    Читайте также

    Самая немецкая из партий