дekoder | DEKODER

Journalismus aus Russland und Belarus in deutscher Übersetzung

Spenden

  • Бистро #22: Почему в девяностые беларусы отказались от демократии?

    Бистро #22: Почему в девяностые беларусы отказались от демократии?

    Original by Виктор Шадурский on dekoder
    Translation

    Авторитарный режим, прочно ассоциирующийся с именем Александра Лукашенко, за десятилетия правления превратил Республику Беларусь из «белого пятна» между Польшей и Россией в государство, угнетающее свой народ, в пособника Кремля, развязавшего кровавую агрессию против соседней Украины.

    В 2020 году Беларусь попала на первые полосы мировых СМИ благодаря массовым протестам беларусов против грубой фальсификации президентских выборов. Диктатору удалось жестоко подавить выступления сотен тысяч мирных граждан.

    Почему беларуские избиратели в июле 1994 года подавляющим количеством голосов избрали на пост президента страны руководителя сельскохозяйственного предприятия? Какие уроки могут и должны извлечь из недалекого прошлого сторонники демократических перемен в Беларуси? 

    На эти и другие вопросы отвечает беларуский историк Виктор Шадурский.

    Deutsche Version

    1.Распространено мнение, что в 1991 году Беларусь получила суверенитет благодаря удачному стечению внешних обстоятельств, а не в результате внутренней борьбы за независимость. Так ли это?

    Конечно, нельзя преуменьшать самоотверженность многих поколений беларусов, которые на протяжении веков боролись за свободу и независимость. Однако следует признать, что подавляющее большинство жителей Белорусской Советской Социалистической Республики не видело перспектив существования за пределами «одной шестой части суши». Согласно социологическим данным, в 1990 году лишь 12% опрошенных беларусов выступали за государственный суверенитет республики.

    82,7% беларуских участников всесоюзного референдума, который прошел 17 марта 1991 года, голосовали за сохранение СССР, и только 16,1% были против. Число сторонников единого государства было заметно выше, чем в России и в Украине.

    В ходе начавшегося в 1988 году в СССР «парада суверенитетов» Беларусь приняла свою Декларацию независимости лишь 27 июля 1990 года, то есть после России, Украины и еще семи союзных республик. Таким образом, беларуские власти двигались по направлению к государственному суверенитету позади не только стран Балтии, но также России и Украины.

    Можно согласиться с утверждением, что Беларусь получила шанс стать независимым государством в первую очередь благодаря благоприятным внешним условиям — позиции соседних стран, в том числе России.

    2. Почему беларусы оказались более просоветскими и пророссийскими, чем другие народы СССР?

    Серьезным испытанием для развития беларуской нации, особенно в период после Второй мировой войны, стала активная политика русификации. Эта политика предусматривала не только утверждение русского языка в системе образования, в культурной жизни и в системе управления, но и стремительную индустриализацию республики. Создание новых гигантов машиностроения вызвало бурный рост Минска и других беларуских городов, а также создало условия для заметного повышения уровня жизни населения.

    Большую роль в снижении национального самосознания беларуского общества сыграла централизованная кадровая политика Москвы, когда в Беларуси на все важные должности назначались лишь «проверенные» наверху функционеры. На смену так называемой «партизанской элите», ассоциирующейся с именами Кирилла Мазурова и Петра Машерова, в конце 1970-х годов стали приходить руководители, представлявшие «промышленную группу», для которых беларуские национальные ценности были скорее пережитком прошлого, нежели духовным фундаментом народа с глубокими европейскими традициями.

    Особо тщательному контролю советского идеологического аппарата подверглись исторические исследования и преподавание истории Беларуси. Практически замалчивалась история беларуских земель до 1917 года. История Беларуси периода Великого княжества Литовского и Речи Посполитой представлялась как оккупация беларуского народа, «мечтавшего» о воссоединении с Москвой.

    3. Несмотря на все объективные и субъективные препятствия, Беларусь обрела суверенитет. Что этому способствовало?

    Как отмечалось выше, обретению Беларусью независимости благоприятствовали внешние условия. Но без необходимых внутренних факторов никакие внешние обстоятельства не могут привести к серьезным изменениям в стране.

    Большой удачей для беларуского народа оказалось то, что на протяжении всей истории он имел в своем составе небольшую, но очень мотивированную национально-ориентированную элиту. Именно эти люди в нужное время находили потенциал и возможность предложить обществу национальную программу действий. Это происходило и в 1905–1917 годах, и в период первой беларусизации в 1920-е. В 1990–1991 годах немногочисленные национально-демократические силы, представленные прежде всего Беларуским народным фронтом во главе с Зеноном Позняком, сумели провести через аморфный и консервативный беларуский парламент — Верховный Совет XII созыва (1990–1995) — важнейшие решения, которые открыли для Беларуси путь к государственному суверенитету, создали условия для демократических преобразований и рыночных реформ.

    Демократические процессы в Беларуси были активно поддержаны творческой интеллигенцией, работниками образования, культуры, бизнесменами. Идея возрождения беларуской нации нашла отклик и в других слоях населения. Однако большая часть государственной бюрократии, сохранившаяся в Беларуси после падения советской империи, оставалась чуждой национально-демократическим преобразованиям.

    4. Был ли у Беларуси шанс сохранить демократическую форму правления?

    У сторонников перемен в первой половине 1990-х годов существовал хотя и небольшой, но шанс остановить наступление авторитаризма. Упущенной возможностью эксперты называют то, что некоторые демократические депутаты не поддержали проведение внеочередных парламентских выборов. В результате них могли бы быть избраны более активные и национально-ориентированные представители общества. Верховный Совет XII созыва был сформирован в 1990 году, то есть еще в период существования СССР и политического доминирования Коммунистической партии, поэтому в основном включал в себя сторонников прежней системы власти.

    В марте 1994 года Верховный Совет принял Конституцию, предусматривающую введение в Беларуси сильной президентской власти, которая в условиях низкой политической культуры населения и незрелых демократических институтов открывала путь персоналистской диктатуре. Практика наглядно показывает, что страны с парламентским режимом проявляют большую устойчивость к авторитаризму.

    По нашему мнению, Беларусь периода парламентской республики не получила необходимой материальной и моральной поддержки со стороны демократических государств, которые на том этапе рассматривали молодое государство прежде всего как традиционную «сферу влияния» Российской Федерации.

    5. Почему на выборах 1994 года Александру Лукашенко удалось победить и демократических кандидатов, и представителя тогдашней «партии власти»?

    Распад СССР привел к крушению жестко централизованной экономической системы, в том числе к разрыву тесных торговых и производственных связей между союзными республиками. Беларусь начала испытывать резкий дефицит товаров и услуг, быстрыми темпами росла инфляция, сокращались рабочие места. Кризис в экономике сопровождался номенклатурной приватизацией, когда наиболее привлекательные объекты государственной собственности переходили в руки чиновников и их родственников. Эти негативные явления большая часть населения ассоциировала с противоречивыми демократическими процессами. В общественном сознании жителей страны они не связывались с повышением уровня жизни, скорее наоборот, они видели в демократизации основную причину экономического кризиса, усиления бюрократии, роста коррупции.

    Возникший кризис вызвал запрос большей части общества на «сильную руку» в форме единоличной президентской власти. Беларуский народ, не имевший опыта существования в условиях устойчивой демократии, был сильно уязвим по отношению к политическому популизму.

    Ностальгию населения по советскому прошлому, желание получить простые ответы на сложные вопросы четко уловила группировка во главе с амбициозным Александром Лукашенко, которая начала яростную критику как официальной власти, так и демократических кандидатов. Вместо конкретной и обоснованной предвыборной программы популистский политик предложил обществу лозунг «Назад в СССР», который и привел его к убедительной победе (80,34% голосов избирателей во втором туре).

    6. Население Беларуси проголосовало за Лукашенко, а потом поддержало и его курс на свертывание политики беларусизации, суть которой была в поддержке беларуского языка и культуры, в популяризации национальной истории. Почему так произошло?

    В отличие от других постсоветских авторитарных правителей Лукашенко представляет опасность еще и тем, что его политика направлена на уничтожение национально-культурных основ государства. Одной из первых его инициатив стало проведение в мае 1995 года референдума, на который наряду с тремя другими был вынесен и вопрос «Согласны ли вы с приданием русскому языку равного статуса с белорусским?». 83,3% участников референдума поддержали инициативу главы государства. Большинство (75,1%) участников референдума выступили за смену национальной символики и более тесную интеграцию с Россией (83,3%).

    Несмотря на то, что большинство сторонников Лукашенко были беларусами по происхождению, беларуский язык не представлял для них высокой ценности. Многие переехавшие в русскоязычный город жители села стремились побыстрее избавиться от статуса «колхозника», «выходца из деревни», пытаясь разговаривать по-русски. Однако многим бывшим сельчанам не удалось полностью избавиться от характерного беларуского произношения и смешанной лексики — «трасянки». С началом активной беларусизации они не хотели возвращаться к беларускому языку, потому что это перечеркивало их усилия по адаптации в русскоязычной среде, требовало нового напряжения сил.

    Следует подчеркнуть, что курс Лукашенко поддержали и многие демократически настроенные избиратели, которые на первых порах поверили популистскому деятелю в том, что двуязычие не приведет к ущемлению беларуского языка, а будет способствовать демократизации языковой политики.

    7. Какую роль сыграли демократические достижения периода парламентской республики в последующем развитии Беларуси?

    В ноябре 1996 года в результате так называемого «общенародного референдума», который по сути представлял собой государственный переворот, Лукашенко установил в Беларуси персоналистскую диктатуру. В стране началось проведение политического курса, ведущего к деградации всех значимых сфер общественной жизни. Вместе с тем беларуское общество, опираясь на завоевания периода парламентской республики, поддержку демократических стран, не без успеха пыталось сопротивляться укреплению авторитаризма и скатыванию его в тоталитаризм. Это сопротивление имело место и в политике, и в экономике, и в образовании, и в культуре. Так, несмотря на нелюбовь правителя к частному предпринимательству, в Беларуси продолжалось медленное, но стабильное развитие малого и среднего бизнеса, не прекращался импорт современных технологий из экономически развитых стран, в страну поступала значительная международная гуманитарная и техническая помощь.

    Когда в 2020 году баланс, существовавший между деградирующей авторитарной группировкой и развивающимся беларуским обществом, начал разрушаться быстрыми темпами, для сохранения своего существования диктатура вынуждена была перейти к тоталитарным методам.

     

    Текст: Виктор Шадурский
    Опубликовано: 26.01.2023

  • Журналист не должен становиться активистом. Даже во время войны

    Журналист не должен становиться активистом. Даже во время войны

    Original by Мориц Гатманн on Übermedien
    Translation by Константин Каминский

    Вторжение России в Украину 24 февраля 2022 года поставило целый ряд сложных этических вопросов, один из которых касается журналистской работы: как нужно освещать происходящее в условиях, когда нет сомнений, что одна сторона — Россия — развязала войну и несет полную за нее ответственность. 

    Специальный корреспондент журнала Cicero Мориц Гатманн рассказывает о боевых действиях и повседневной жизни украинцев с первых недель полномасштабных боев. В 2014–2015 годах он ездил в Донбасс и своими глазами видел, как начинался конфликт. Его отношение к войне и ее виновникам в Кремле вполне однозначно. И все же он встревожен: по его мнению, солидарность с Украиной и желание поддержать украинский народ в борьбе с оккупантами зачастую мешает немецким СМИ говорить об этой войне объективно. То есть, по большому счету, не дает им выполнять свой профессиональный долг.

    Статья Гатманна для портала Übermedien продолжает большую дискуссию об объективности в немецких медиа, в ходе которой был высказан, в частности, такой тезис: многие небольшие редакции не имеют достаточных профессиональных и финансовых ресурсов, чтобы проверить факты и суждения, и вынуждены просто ретранслировать устоявшуюся позицию. Когда идет война, на которую не многие способны добраться физически, и когда в этой войне совершенно очевидно, кто агрессор, а кто жертва, эта проблема только обостряется.

    Гатманн призывает немецких журналистов сохранять непредвзятость — но могут ли к этому призыву прислушаться независимые российские журналисты, представляющие страну, которая развязала войну? Вопросы остаются.

    Предварительное замечание. Изложенное ниже — это не высокомерная критика коллег, а рефлексия по поводу работы репортера спустя восемь месяцев после начала войны в Украине. Все, что тут сказано, в равной мере касается и меня самого. Пусть этот текст послужит военным корреспондентам, освещающим события в Украине и другие вооруженные конфликты, как повод для размышлений.

    Я не припомню другой войны в недалеком прошлом, когда бы нам, журналистам, и обществу в целом было столь предельно ясно, на чьей мы стороне: 24 февраля Украина подверглась нападению со стороны соседней России, обладающей (как казалось) военным преимуществом и действующей с беспрецедентной жестокостью по отношению к мирному населению. Цель — завоевание страны и установление на ее территории пророссийского режима. Таким образом президент России Владимир Путин пытается пресечь попытки Украины идти своим, независимым от Москвы, путем — как во внутренней и внешней политике, так и в экономике.

    Всех нас — журналистов, работающих в Украине, — глубоко впечатляют и героическая борьба солдат против превосходящего по численности противника, и страдание людей, вынужденных спасаться бегством, и многочисленные сообщения о варварских военных преступлениях российских войск в Буче и в других населенных пунктах Украины, где были обнаружены тела преднамеренно расстрелянных гражданских лиц.

    Мы хотим, чтобы голоса украинцев услышали в Германии и чтобы немецкие политики и граждане не забывали о том, что происходит в Украине. Ведь учитывая нарастающее ощущение кризиса, возрастает и угроза, что поддержку получат политические силы, стремящиеся к заключению гнилого компромисса с Путиным ради того, чтобы восстановить в Германии экономический и социальный покой. Украинцы нуждаются в нашей стойкости, потому что без нашей политической, финансовой и военной поддержки Украина не выстоит в борьбе против России. 

    В этих условиях для журналистов, однако, возникает проблема: как быть с информацией, которая может испортить позитивный в целом образ Украины? 

    Негативные твиты об Украине — еще не значит пророссийские

    Журналист газеты Bild Юлиан Репке, несмотря на свою подчеркнуто проукраинскую позицию, регулярно подвергается в твиттере нападкам со стороны своих же поклонников. Обвинение — распространение российской дезинформации! Повод — сообщения о военных поражениях или о преступлениях украинской армии. Он продолжает писать их — и правильно делает.

    Поведение проукраинских журналистов в твиттере — отдельная тема, здесь граница между журналистикой и активизмом размывается слишком часто. И я по себе знаю, насколько велик соблазн использовать собственную популярность в социальных сетях, чтобы обосновать необходимость поддерживать Украину. И тем не менее — оглядываясь на последние восемь месяцев, я вынужден признать, что не стоило ретвитить некоторые сообщения, поскольку проверить их я не мог. 

    Один из самых вопиющих примеров за последние несколько недель — история про золотые зубы. Опираясь на сведения высокопоставленного следователя украинской полиции в Харьковской области, одна украинская активистка распространяла снимки ящика с «золотыми зубами», якобы обнаруженными в камере пыток. Сопровождающий вопрос: "Doesn’t remind you of anything from the past history? [Ничего не напоминает вам из истории?]". По данным Bild, эта информация целенаправленно распространялась также Министерством обороны Украины — и была перепечатана тысячи раз.

    Но спустя некоторое время работающий на востоке Украины журналист Bild Пауль Ронцхаймер выяснил, что эти зубы (к слову, не золотые) были украдены у местного зубного врача, а не вырваны у пленных или убитых. Этот эпизод отчетливо показывает: даже информация из официальных украинских источников нуждается в тщательной проверке. Несмотря на то, что публикуемые нами сведения достоверны в подавляющем большинстве случаев, достаточно лишь нескольких подобных «проколов», чтобы основательно подорвать доверие к прессе. 

    Другой пример — триумфальные твиты украинских чиновников, которыми делились многие журналисты. Там показаны улицы Киева и Днепра, куда попали ракеты — и которые якобы были восстановлены в тот же день. Конечно, это символ столь восхищающего нас сопротивления украинцев, но столь же очевидно, что подобного рода информация — не что иное, как пропаганда. Она отвлекает внимание от ключевой проблемы, суть которой в том, что электростанции, которые остаются главной целью российских ракетных атак, за день восстановить невозможно. Журналистам действительно нужно это ретвитить?

    Правило «информационной гигиены»

    С началом войны в Украине укоренилась практика, иронично прозванная «информационной гигиеной»: информация, которая может тем или иным образом повредить Украине, сознательно замалчивается. Большинство едино в том, что о проблемах в армии или о коррупции стоит снова говорить уже после окончания войны. С украинской точки зрения это вполне можно понять: не хочется подливать масла в огонь мощной пропагандистской машины противника или предоставлять аргументы тем на Западе, кто только и ждет оснований, чтобы отказать Украине в военной поддержке. 

    Похожая моральная проблема встает и перед нами. Однако, перефразируя известное высказывание, — мы должны быть на стороне украинского народа и в то же время не допускать размывания границ между журналистикой и активизмом. 

    Это же касается и украинских нарративов: мы должны дать голос (разным) украинцам. Но мы не должны воспроизводить их нарративы один к одному — мы обязаны проверять их на достоверность. Это относится в том числе к оценке ситуации в оккупированных Россией областях.

    До недавнего освобождения силами украинской армии происходящее там было «черным ящиком» для журналистов. За несколькими исключениями, ни один из нас не имел туда доступа. Не столько даже из соображений личной безопасности, сколько по причине того, что въезд на оккупированную территорию со стороны России автоматически приводит к запрету на въезд в Украину.

    Тем не менее в Германии мне в последнее время часто задавали вопрос: что происходит в Мариуполе? Что думают живущие там люди об Украине, о российской оккупации, о мерах по восстановлению города, предпринятых Россией? Немецкие СМИ один-два раза пытались нарисовать картину, не имея доступа к месту событий, когда российские государственные СМИ — или, как в этом случае, беларуский канал — снимали там пропагандистские материалы о героическом восстановлении силами братского русского народа. В июле репортер ZDF участвовал в поездке в Мариуполь, которую организовала для журналистов российская армия, естественно, не получив шанса независимо рассказать о происходящем. В июне съемочная группа телеканала France 2 смогла пробраться в город. Но, пожалуй, самое нейтральное впечатление (по крайней мере, визуально) создает простой 19-минутный видеоролик, который местный житель снял, проезжая на машине по центру города.

    Буча не повсюду

    Вероятно, пройдет еще какое-то время, прежде чем мы сможем независимо освещать ситуацию в Мариуполе. По мере того, как Украина километр за километром освобождает территорию, у нас появляется возможность взглянуть на условия жизни во время российской оккупации. Мы должны приложить максимум усилий, чтобы отнестись к этой теме беспристрастно. Даже с учетом того, что на оккупированных территориях проукраинские политики, активисты и молодые мужчины, проходившие службу в украинской армии, подвергались репрессиям, — далеко не каждый населенный пункт превращался в Бучу. 

    Моя гипотеза после посещения освобожденных мест в Херсонской области: чем дальше от фронта, чем меньше стратегическое значение поселения, тем спокойнее жилось там во время оккупации. Пример тому — деревня Золотая Балка на берегу Днепра, которую мне удалось посетить. Это тоже фрагмент общей картины — несмотря на все ужасные преступления, совершенные российскими оккупантами и их приспешниками из «народных республик», не везде и всюду была Буча.

    Подобно мне в Золотой Балке, коллеги все чаще будут сталкиваться с проблемой так называемого «коллаборационизма». Жители (вновь) захваченных Россией территорий по-разному взаимодействуют с российскими оккупантами и их назначенцами. Некоторых влечет перспектива власти, которая была бы для них недоступна в нормальных условиях, будь то место главврача, мэра или губернатора целой области. Другие рассчитывают на материальную выгоду: в Херсонской области крупные землевладельцы, часть из которых заседала в местном парламенте, получили доступ к сельхозтехнике и земельным участкам своих конкурентов, бежавших на контролируемую Украиной территорию. Многие просто приняли обстоятельства как данность: не имея возможности получить украинскую пенсию, приходится брать ту, которую выплачивает Россия; то же самое касается и гуманитарной помощи. Есть и «идейные» — те, кто приветствовал наступающие войска и даже поступил на службу в российскую армию или выходил 9 мая с российскими флагами на центральную площадь в своем городе.

    Реальность сложнее, чем то, что о ней рассказывают

    На эту тему есть ряд материалов с четким распределением ролей: вот красивые благородные украинские патриоты, а вот — отвратительные, жестокие и двуличные коллаборационисты. Выходят, однако, и тексты, в которых отражается вся сложность ситуации — как, например, в Süddeutsche Zeitung или в Morgenpost.

    Они лишь отчасти соответствуют нарративу, который распространяется активистами в социальных сетях, где в каждом уголке Украины патриоты, которые встречают украинских освободителей с цветами в руках. Подобные сцены стремительно расходятся по твиттеру и тиктоку. И все это действительно происходит. Но исчерпывается ли многогранная реальность этой картинкой? Даже на подконтрольной Украине территории я то и дело встречал людей, которые выражали пророссийские позиции (зачастую в несколько завуалированной форме). 

    Один знакомый тележурналист на протяжении нескольких недель снимал квартиру в Краматорске и проводил вечера с соседями-пенсионерами, которые настроены отчетливо пророссийски. Но высказаться на камеру они, конечно, не согласились: после 24 февраля никто в Украине не решается открыто говорить на эту тему, опасаясь подвергнуться остракизму. Тем не менее, даже если это не вполне соответствует нашей картине реальности, подобные настроения существуют, особенно на востоке Украины и особенно среди пожилых людей. Украинский режиссер Олег Сенцов, который провел несколько лет в заключении в России, а теперь воюет в Донбассе, подтвердил эту оценку в недавнем интервью.

    Мы, журналисты, несмотря на то, что поддерживаем Украину, должны с особым вниманием относиться к этому аспекту реальности. Значение этой темы будет возрастать по мере того, как Украина постепенно будет отвоевывать территории так называемых «народных республик» — Луганска и Донецка, контролируемых с 2014 года Россией. Не исключено даже, что установить контроль над отвоеванными землями будет проще, чем осуществить реинтеграцию населения в украинское государство, которое за прошедшие восемь лет стало намного более украинским — как в политическом, так и в культурном смысле. Что будет делать Украина с этими людьми? Губернатор (по большей части оккупированной) Луганской области Сергий Гайдай заявил в интервью о необходимости «ассимиляции» населения и «максимального наказания» коллаборационистов. 

    Здравая оценка ракетных ударов

    Еще одна сложная тема — как бы цинично это ни звучало — здравая оценка ракетных ударов. Например, 10 октября Россия провела массированную атаку, задействовав больше 90 ракет и беспилотников. Многие журналисты живут в Киеве в гостиницах, расположенных неподалеку от целей этих атак, и мы видим картинку с мест: прямые включения, в том числе и с мэром Кличко, на фоне взрывной воронки на детской площадке, разрушенные дома и уничтоженные машины в центре города. Но адекватно ли передают картину репортажные подводки вроде «ракетные удары по детским площадкам, налеты беспилотников-камикадзе на жилые дома»? При попадании примерно 45 ракет (около половины было перехвачено) погибло 20 человек — это сравнительно немного, и об этом как минимум необходимо упомянуть.

    Де-факто ракеты по большей части попали в цель — в первую очередь, ударили по электростанциям и электроподстанциям, то есть по объектам критической инфраструктуры Украины. Сделано это было для ослабления страны в преддверии предстоящей зимы. И чтобы составить целостную картину, необходимо понимать, что цель российских обстрелов — это именно критическая инфраструктура, а не детские площадки. Упоминание об этом не отменяет того факта, что жестокая война, которую ведет Россия против Украины, грубо нарушает международное право. Речь только о корректном освещении событий, не искажающем фактов. 

    Ограниченное количество жертв [в этом случае] заслуживает внимания в сравнении с ситуацией в городе Запорожье на юго-востоке Украины, который на протяжении недель подвергается обстрелу ракетами типа С-300. В октябре в результате одной из таких атак за ночь погибло почти столько же людей, сколько при массированном обстреле Украины 10 октября. Но и в этом случае ситуация сложнее, чем может показаться: Запорожье — это фактически прифронтовой город, через который украинцы перебрасывают большое количество войск и техники на линию фронта, проходящую южнее. Россия атакует объекты, где, как предполагается, размещены солдаты, расположены склады оружия или проводится ремонт танков и другой боевой техники. Завод «Мотор Сич», на котором, среди прочего, производятся моторы для беспилотников «Байрактар», подвергался многократному обстрелу. К сожалению, российские ракеты попадают в цель, хотя в украинских официальных сообщениях об этом, по понятным причинам, умалчивается. 

    Украинцы тоже убивают мирных граждан

    Еще более сложная тема — как быть с сообщениями о жертвах среди мирного населения в результате украинских ударов по оккупированным Россией территориям. Представление, будто украинские ракеты наносят хирургические удары по российским позициям, явно не соответствует действительности. В чем я сам мог убедиться, посетив одно недавно освобожденное село в районе Харькова: там украинцы на протяжении недель вели артиллерийский и ракетный обстрел позиций российской армии — в данном случае по школе в центре города, задевая жилые дома по соседству. На улице возле одного из домов еще торчал снаряд от украинской реактивной системы залпового огня. 

    Методы ведения войны, используемые ВСУ, принципиально отличаются от российских, самый яркий тому пример — упомянутый выше разрушенный Мариуполь. Но, конечно, промахиваются и украинцы тоже — и попадают по мирному населению. У нас об этом упоминают разве что вскользь. Лишь один пример: 7 октября, по информации местной администрации [оккупационной], украинская ракета попала в автобус недалеко от Дарьевского моста под Херсоном. Минимум четыре человека погибло. На фотографиях с места события виден сгоревший автобус — на протяжении прошедших месяцев украинцы действительно обстреливали этот и другие мосты. Проблема для нас в том, что мы фактически не можем проверить эту информацию. 

    Как и рассказы местных жителей о том, что россияне якобы сами обстреливают оккупированные ими населенные пункты, чтобы настроить население против украинской армии. Подобные истории мне рассказывали в Херсонской области. Проверить их практически невозможно. И что делать с такой информацией?

    Образ растерзанной страны

    В заключение еще один пример медийного искажения, который бросился мне в глаза во время последней поездки. В Германии доминирует образ Украины как разрушенной страны, населенной измученными отчаявшимися людьми. Но если бы вы поехали этой осенью в Украину, то увидели бы людей, которые возвращаются из-за границы в родные города. Во многих местах, даже в Запорожье, всего в 40 километрах от фронта, вы обнаружите очень живую страну: заводы, работающие, пусть и не на полную мощь; рестораны, в которых молодые пары справляют свадьбу; людей, которые ввиду военных успехов украинских вооруженных сил с осторожным оптимизмом смотрят в будущее. 

    По пути из Запорожья в Кривой Рог мой автобус сделал остановку в Днепре. Я воспользовался паузой для прямого включения на телеканале WDR. На заднем плане виден автовокзал, люди рассаживаются по автобусам. Только после эфира я заметил, что автовокзал отчасти разрушен в результате российского обстрела в конце сентября. Тележурналист, скорее всего, занял бы место в кадре на фоне разрушений. Но не является ли именно этот прием частью проблемы? Визуальный ряд с большим количеством разрушенных домов и трупов может создать у зрителей впечатление, будто вся страна, в общем, так и выглядит, что каждый день приносит с собой только горе и отчаяние. Но это неправда.

    Читайте также

    «Что можно противопоставить путинской пропаганде?» Спрашивали? Отвечаем!

    «Война в Украине — это не конфликт двух имперских проектов»

    Швейцарский взгляд: ЕС ведет рискованную игру с Россией

    Как поход Кремля против «гендера» привел российскую армию в Украину

    «Я называю это войной с признаками геноцида»

    «Путь для переговоров уже проложен»

  • «Путь для переговоров уже проложен»

    «Путь для переговоров уже проложен»

    Original by Александра Ситенко, Вольфганг Шпоррер, Себастьян Хоппе on TE.MA
    Translation

    В декабре 2022 года бывший канцлер Германии Ангела Меркель в разговоре с журналистами Zeit среди прочего сказала, что Минские соглашения были «попыткой дать Украине время на перевооружение» — и страна этим временем успешно воспользовалась. Владимир Путин назвал слова Меркель «абсолютно неожиданными», заявил, что «разочарован ими», и подчеркнул, что это только доказывает правильность решения о начале «спецоперации» в Украине — ведь, «оказывается, никто не собирался выполнять соглашения». 

    Договоренности, о которых идет речь, были заключены в Минске в феврале 2015 года. Меркель и Путин, наряду с тогдашними президентами Украины и Франции Петром Порошенко и Франсуа Олландом, были среди ключевых участников переговоров. Считалось, что соглашения должны установить долгосрочный мир на востоке Украины и привести к реинтеграции Донбасса в состав страны. 

    Но буквально с первых недель стало понятно, насколько трудным будет путь к урегулированию конфликта. В первую очередь стороны не могли договориться о том, что и за чем должно следовать: конституционная реформа в Украине или возвращение Киеву контроля над Донбассом. В итоге не случилось ни того, ни другого.

    Немецкий политический аналитик Вольфганг Шпоррер несколько лет проработал в миссии ОБСЕ в Украине и руководил в ней департаментом человеческого измерения (Human Dimension Department). В интервью изданию te.ma он размышляет о том, почему минский процесс не смог предотвратить новый, куда более страшный виток конфликта. Он также предлагает свой вариант прекращения конфронтации, который сводится к тому, что нужно искать не финальное решение, а неуклонно добиваться прогресса по частным вопросам.

    Александра Ситенко (АС): Господин Шпоррер, вторжение России в Украину не удалось предотвратить, несмотря на все дипломатические усилия, предпринимаемые с 2014 года, когда произошла аннексия Крыма и началась война на Донбассе. Еще в начале этого года войны практически никто не ждал. Вы были непосредственным участником минского переговорного процесса. Почему он потерпел крах?

    Вольфганг Шпоррер: Минский процесс был задуман как мирный, но привел в итоге не к миру, а к войне еще большего масштаба. Мне кажется, он потерпел крах, потому что ни одна из сторон не была заинтересована в исполнении соглашений, хотя переговоры безусловно позволили снизить остроту конфликта. 

    За прошедшие восемь лет Россия и сепаратистские силы не проявили стремления к выполнению договоренностей и не добились никаких успехов, связанных с безопасностью: не было ни долгосрочного перемирия, ни полноценного разведения войск, ни отвода тяжелых вооружений. Кроме того, с украинской стороны так же не наблюдалось прогресса в исполнении тех пунктов Минских соглашений, которые касались политического урегулирования и гражданского диалога: ни налаживания торговли через линию соприкосновения, ни восстановления экономических отношений. Никаких подвижек не было и в политическом процессе с целью проведения выборов. 

    Минские соглашения не дали ни одной из сторон того, к чему она стремилась. Россия, как мне кажется, никогда не ставила перед собой цели получить контроль над Донбассом или присоединить новые территории; она намеревалась контролировать Киев и, в первую очередь, внешнюю политику Украины. Сама же Украина на самом деле не хотела автономии для Донбасса, потому что это дало бы России желаемые рычаги влияния. 

    АС: А какие-то положительные результаты все-таки были? 

    Кое-чего добиться точно удалось. Без Минских соглашений не было бы ни нового моста в станице Луганской, ни обменов пленными, ни реальных гуманитарных проектов. Кроме того, нельзя забывать, что переговорщикам удавалось добиваться относительно длительного прекращения огня: так, при посредничестве команды Мартина Сайдика и Эртугрула Апакана объявлялось перемирие в начале учебного года, в начале сбора урожая, на Пасху, на Рождество и так далее. Все это облегчало людям жизнь. Были также и попытки разведения сторон, например в станице Луганской и в Золотом. Да, это никогда не работало на все сто процентов, но иногда приносило пользу мирным жителям. 

    Еще мне хотелось бы упомянуть об одном не политическом, а практическом аспекте, о котором часто забывают: Минские соглашения потерпели крах еще и потому, что с начала 2020 года участники переговорного процесса не встречались лично, а вели диалог только онлайн. Как банально бы это ни звучало, в таких трудных переговорах, где стороны и так не доверяют друг другу, кофе-брейки и обед имеют большое значение, ведь медиатор может подойти к каждой из делегаций и поговорить с глазу на глаз. Невозможность личных встреч совершенно точно внесла свой вклад в то, что обстановка начала ухудшаться и переговорный процесс потерпел оглушительный крах.

    АС: Какую роль в предшествующих войне событиях и крахе Минских соглашений сыграл Европейский союз? Можно ли говорить об упущенных шансах? 

    Евросоюз практически не играл никакой роли в переговорах трехсторонней контактной группы, делегировав свои функции Германии и Франции, задействованным в формате «нормандской четверки». Поэтому, говоря о Евросоюзе, мы подразумеваем Германию и Францию. 

    Стремление к миру было велико, но отношение к Минским соглашениям внутри Евросоюза и мирового сообщества в целом было очень неоднозначным, и инициативы «нормандской четверки» отчасти подрывались. Какие-то страны Евросоюза действительно стремились к реализации Минских соглашений, а какие-то исходили из того, что Украина на практике не должна выполнять политические договоренности, в том числе пункт об изменении своей конституции. 

    Сигналы были столь противоречивыми, что Украина не ощущала внешнего давления и не спешила с реализацией соглашений. Между тем если мы хотим выполнения Минских договоренностей, то это подразумевает, что все пункты должны быть воплощены в жизнь — всеми подписавшими сторонами. Однако это условие не было четко сформулировано, поэтому, возможно, здесь стоит поставить вопрос об упущениях со стороны Евросоюза. 

    Невозможность личных встреч совершенно точно внесла свой вклад в то, что обстановка начала ухудшаться и переговорный процесс потерпел оглушительный крах

    АС: Существует мнение, что аннексия Крыма сделала эту войну неизбежной, что все шло к ней, медленно, но верно. Что вы об этом думаете?

    Нужно четко сказать, что эта война была начата в одностороннем порядке, решением Российской Федерации, поэтому мне кажется, что представлять войну неизбежной кульминацией исторического процесса было бы неверно. Думаю, что за это время и у России, и у Украины было несколько возможностей снизить напряженность и разрядить конфликт. В конце концов, у России не было необходимости нападать на Украину. Решение о вторжении было абсолютно незаконным, односторонним, не было ничем спровоцировано и было принято без какого-либо внешнего повода. Говорить о том, что эта война была неизбежной и все равно началась бы рано или поздно, абсолютно бессмысленно. 

    АС: Как эту войну можно было бы предотвратить? Что нам об этом говорит конфликтология?

    Конфликтология знает множество способов профилактики и раннего обнаружения конфликтов. В этом случае признаков надвигающегося конфликта было больше, чем когда-либо. Причем я отношусь к числу тех, кто вплоть до 24 февраля 2022 года настаивал: войны не будет! Признаю: я жестоко ошибался. Если бы Европа за несколько месяцев до 24 февраля осознала, что война — это реальная угроза, то можно было бы предпринять что-то на международном уровне, например в рамках ООН, чтобы запустить переговорный процесс между Россией и Украиной. 

    Но все это теперь спекуляции. Чтобы постфактум разобраться, были ли возможны переговоры, надо понять, какие цели преследовала Россия до вторжения. Чего Москва хотела добиться как минимум и как максимум? Такой же вопрос нужно задать и для Украины: чего из того максимума, который сейчас определяется Киевом как победа, Украина уже тогда готова была добиться военным путем? 

    Я могу сказать лишь одно: за прошедшие восемь месяцев положение серьезно изменилось: Россия теперь будет вынуждена довольствоваться меньшим, чем в начале войны, а требования Украины, при выполнении которых она согласилась бы прекратить военные действия, наоборот, значительно выросли по сравнению с 24 февраля. Анализ показывает, что ситуация сейчас явно складывается в пользу Украины и не в пользу России. 

    Себастьян Хоппе (СХ): От экспертов по внешней политике России мы знаем, что важнейшие решения в Кремле часто принимаются неформально. В подобной сугубо персоналистской системе власти государственные органы играют скорее второстепенную роль. Можно ли в таких условиях вообще опираться на профессиональных дипломатов для разрешения возникающих конфликтов? Или роль российской дипломатии свелась к фарсу? 

    Действительно, сейчас дипломатия в России — это фарс. Мне кажется, что министерство иностранных дел практически не задействовано в процессе принятия решений в Кремле, а к голосам дипломатов в ходе подготовки к войне никто не прислушивался. Именно так устроена российская политика в отношении Украины. В последние восемь лет МИД вообще никак не влиял на нее, она всегда транслировалась напрямую из Кремля — например, через Владислава Суркова или Дмитрия Козака. 

    При этом мы видим, что Путин склонен возвращать управление профессионалам, как только ситуация начинает ухудшаться. Это сейчас происходит с армией: дела идут плохо, и Путин возложил руководство военными действиями на генералов — в частности, в Херсоне. Это может обернуться катастрофой для Путина с политической точки зрения, но с военной точки зрения это, по-видимому, верное решение, которое способно хотя бы на некоторое время стабилизировать фронт. 

    Получается, что если внешнеполитическая ситуация станет критической, то Путин снова может привлечь к обсуждению профессионалов из МИДа. Сейчас российский МИД полностью выведен из игры, это правда. Надолго ли — вопрос открытый. 

    Если внешнеполитическая ситуация станет критической, то Путин снова может привлечь к обсуждению профессионалов из МИДа

    СХ: О дальнейшем развитии событий сейчас говорят очень схематично: либо война до победного конца, либо переговоры и мир. Имеет ли смысл вообще думать о переговорах при нынешнем градусе ненависти в риторике как украинской, так и российской стороны? 

    Думать об этом имеет смысл всегда. Кроме того, путь для переговоров уже проложен, и его важность мы не так давно увидели на примере зерновой сделки. Я напоминаю вам, что каждый день российские и украинские военные собираются в одном помещении в Стамбуле и договариваются о безопасных коридорах и прекращении огня, когда это необходимо, — и все это несмотря на отсутствие взаимного доверия! Если можно договориться об этом, то можно договориться и о других вещах — было бы желание. Мне кажется, что зерновая сделка может стать своего рода основой для дальнейших обсуждений других вопросов, в которых заинтересованы обе стороны. Например, можно договориться о зоне разведения войск вокруг Запорожской АЭС или о каких-то точечных компромиссах, например о прекращении огня в одной деревне в обмен на прекращение огня в другой деревне. 

    Если вы выступаете за перемирие и прекращение войны, вы не должны сразу говорить о потенциальном конечном результате — это одна из самых больших ошибок. Как только кто-то говорит об итоговых договоренностях или о финальных компромиссах, он мгновенно становится настолько токсичным, что перестает быть приемлемым собеседником как минимум для одной из сторон. Сейчас любой мыслимый исход будет кем-то отвергнут, поэтому важно нацеливаться на переговорный процесс как таковой, а не на его конечный результат, совершать маленькие шаги, к которым готова каждая из сторон. Именно так можно обеспечить должный уровень доверия между делегациями. Хороший медиатор не скажет: «Вот условия договора, примите их». Наоборот, он будет говорить: «Мы сейчас не формулируем конечный результат, моя роль состоит в том, чтобы предлагать небольшие шаги вперед». Идти от конечного результата бессмысленно. 

    Если вы выступаете за перемирие и прекращение войны, вы не должны сразу говорить о потенциальном итоговом результате — это одна из самых больших ошибок

    АС: Какие шаги? С чего можно было бы начать? 

    Зерновая сделка уже запустила этот процесс, ее можно расширить на другие товары. Потом можно спросить себя, что именно сейчас больше всего беспокоит обе стороны. Думаю, что для Украины было бы крайне важно остановить разрушение гражданской инфраструктуры. 

    Переговорный процесс, заведомо не формулирующий конечного результата, мог бы выглядеть следующим образом. Во-первых, наладить двустороннюю челночную дипломатию. Во-вторых, понять, как можно расширить зерновую сделку. Потом нужно сравнить пожелания обеих сторон — они точно найдутся, потому что обе стороны несут тяжелые потери и находятся в непростой ситуации. После этого нужно подумать, как без особой публичности посадить противников за стол переговоров. Переговорный процесс должен быть поддержан международным сообществом и сильными государствами. В той мере, в какой это сочетается с ее военными целями, Украине следует пойти на переговоры, чтобы сохранить человеческие жизни и предотвратить новые людские страдания.

    Сомневаюсь, что обе стороны конфликта — и в особенности Украина — действительно настолько не готовы к переговорам, как они об этом заявляют. Договориться можно о многих вещах: о разведении войск, об обмене пленными, о безопасности электростанций или определенных химических производств. Руководить такой конфиденциальной челночной дипломатией должен посредник, пользующийся всеобщим признанием. К сожалению, этот посредник не может быть из Евросоюза, так как Россия рассматривает ЕС как участника конфликта, поэтому можно представить себе турецко-бразильско-китайскую или чисто турецкую контактную группу. 

    Руководить такой конфиденциальной челночной дипломатией должен посредник, пользующийся всеобщим признанием. К сожалению, этот посредник не может быть из Евросоюза

    СХ: Иногда говорят, что переговоры без участия США не будут иметь смысла и Вашингтону в них должна быть отведена ключевая роль. Вы согласны с этим?

    Конечно, помощь Вашингтона и стран Евросоюза крайне важна для Украины: без поставок вооружений из Европы ей не удалось бы добиться военных успехов. Но важно и другое: стране не удалось бы продолжать боевые действия без внешней макроэкономической помощи — поддержки украинского государственного бюджета. С учетом всего этого переговоры должны проходить с участием США и ЕС, но не в роли посредников или медиаторов, потому что Россия будет категорически против этого.

    СХ: Вы говорите о достигнутых переговорных успехах, потенциальных посредниках, признаках замедления боевых действий — то есть вам не кажется, что это настолько особенная война, что переговоры вообще невозможны? 

    Любая война сложная и особенная, и в любой войне возможны переговоры, как показал недавний пример с зерновой сделкой. Эта сделка — договоренность сторон, ООН и Турция ее не навязывали. Стороны вооруженного конфликта практически всегда исключают возможность переговоров; в процессе медиации это обычное явление, потому что публичная демонстрация готовности к диалогу служит проявлением слабости. В то же самое время обе стороны естественно заинтересованы в том, чтобы разрешить ситуацию максимально комфортным для себя образом, причем каждая из них вкладывает в словосочетание «максимально комфортным образом» что-то свое.

    АС: Недавно в твиттере вы высказались за «разоружение разговоров» об этой войне. Вы имели в виду риторику высших политических эшелонов или же широкую дискуссию внутри страны [Германии] и за ее пределами?

    Я не хочу оценивать риторику высокопоставленных политиков, так как это будет некорректным обобщением. Многие заявления, которые я читал (например, заявления федерального канцлера Шольца), показались мне крайне продуманными с дипломатической точки зрения. При этом у меня складывается впечатление, что широкая общественность имеет смутное представление об Украине и России и поэтому высказывает радикальные мнения. Чем меньше в чем-то разбираешься, тем полярнее становятся мнения. Такая накаленная атмосфера многих отпугивает и не позволяет им высказывать свою позицию.

    У меня складывается впечатление, что широкая общественность имеет смутное представление об Украине и России и поэтому высказывает радикальные мнения

    Споры в социальных сетях сегодня часто скатываются к обвинениям: оппоненты утверждают, что говорящий высказывает не свое мнение, а действует в чьих-то интересах или делает это за деньги. В англосаксонском мире дискурс не настолько поляризован: в журналах Foreign Affairs и Foreign Policy вы найдете статьи, которые отражают весь спектр мнений — от «немедленно начать переговоры с Путиным» до «Украина сама решит, когда закончить войну». Подобное многообразие мнений, возможно, присутствует и в немецкоязычном пространстве, но оно не столь заметно, и это меня расстраивает.

    Читайте также

    Быть другим – инакомыслие в СССР

    Запад тоже виноват в войне? — Спрашивали? Отвечаем!

    «Война в Украине — это не конфликт двух имперских проектов»

    Швейцарский взгляд: ЕС ведет рискованную игру с Россией

    Журналист не должен становиться активистом. Даже во время войны

    «Легким движением руки»: как RT обходит европейские запреты

  • «Я называю это войной с признаками геноцида»

    «Я называю это войной с признаками геноцида»

    Original by Александер Кисслер, Вольфганг Софски on Neue Zürcher Zeitung (NZZ)
    Translation

    В понедельник 19 декабря президент Украины Владимир Зеленский выступил по видеосвязи на второй очной встрече стран-участниц Объединенных экспедиционных сил (Joint Expeditionary Force, JEF) в Риге и попросил о новых поставках вооружений. 

    В составе JEF — 10 стран: Великобритания, Дания, Норвегия, Исландия, Эстония, Латвия, Литва, Нидерланды, а также Финляндия и Швеция, не входящие в НАТО. У Норвегии Зеленский просит больше пусковых установок NASAMS и ракет для передвижных норвежских зенитных ракетных комплексов, у Швеции — истребителей Gripen, зенитных ракетных систем RBS 98 и самоходных артиллерийских установок Archer. Аналогичные просьбы о поставках президент Украины адресовал и другим странам. 

    Германия в JEF не входит, поэтому Зеленский обратился к ней через нидерландских партнеров — в Украине давно ждут немецкие танки «Леопард», которые находятся в арсенале сразу нескольких европейских стран. Еще ранее бывший генеральный секретарь НАТО Андерс Фог Расмуссен конкретизировал запросы и претензии по отношению к ФРГ. По его словам, германское правительство тянет и «тянуло слишком долго» с поставками вооружения из «боязни спровоцировать Россию». Тем более, что некоторые западные эксперты и так уверяют, что европейские страны уже вступили в «прокси-войну» с Россией. В том числе швейцарский военный аналитик Мишель Висс, перевод статьи которого, вышедшей в газете Neue Zürcher Zeitung (NZZ), публиковал деkoder.

    Корректно ли называть происходящее «прокси-войной»? Насколько вообще велика военная помощь Украине? Та же NZZ поговорила об этом с социологом и публицистом Вольфгангом Софски, который много лет изучает проявления социального насилия и террора и считает, что поводов для упреков в адрес Германии более чем достаточно.

    Господин Софски, внимание политиков и СМИ всего мира приковано к войне в Украине. Но можно ли, находясь вдалеке от конфликта, хотя бы примерно представить себе происходящее в Харькове, Одессе, Херсоне?

    Мы — сторонние наблюдатели, мы можем послушать короткое интервью с человеком, чей дом был разрушен снарядом, или мельком взглянуть на карту военных действий. Вот и все. О стратегии сторон в этой войне можно только догадываться. O тактических перемещениях известно мало, а о том, как это ощущается на месте, мы не имеем представления вовсе: об оглушительном шуме взрывов, о боях в окопах, в жилых домах и в подвалах, о грязи, голоде, крови, об оторванных конечностях, о криках раненых, о ярости, страхе, горе, апатии.

    Россия — агрессор, а Украина держит оборону: это действительно два разных вида войны?

    Это война, поскольку это действия, совершаемые обеими сторонами. Но есть разница и асимметрия в целях, средствах и мотивах.

    В чем проявляется эта разница? 

    Война идет на территории Украины, а не в России. Если бы агрессор прекратил насилие, то войны бы не было. А если перестанет обороняться украинская армия, не станет самой Украины. Это война между деспотией и демократией, пусть и несовершенной. Россияне бьются за уничтожение Украины, украинцы — за то, чтобы выжить как нация, как народ.

    В России не согласились бы с тем, что они хотят уничтожить всю Украину.

    Российская пропаганда чего только не рассказывает. Я же не говорю, что они хотят убить все 44 миллиона украинцев, однако они уничтожают все, что необходимо для выживания, и хотят полностью включить территорию Украины в великорусскую империю, то есть устранить украинское государство и нацию. В этом смысле это — война на уничтожение.

    Россияне уничтожают все, что необходимо для выживания, и хотят полностью включить территорию Украины в великорусскую империю

    В чем заключается военная стратегия России?

    После поражения под Киевом российская армия до сих пор вела затяжное наступление на востоке и юге, обладая там большим превосходством в дальнобойном оружии. Снаряды и крылатые ракеты могут — прицельно или не прицельно — бить всюду. Это терроризирует все общество, в том числе на западе страны, во Львове. Русские относительно произвольно уничтожают обустроенную среду обитания, квартиры и дома, объекты инфраструктуры и материальной культуры, образовательные учреждения, музеи, язык. Они занимаются пытками и казнями мирных жителей в захваченных городах и деревнях. Точное количество массовых убийств и захоронений до сих пор неизвестно. Но Буча — далеко не единичный случай. Возможно, они не хотят убивать всех жителей подряд, но украинцев хотят ликвидировать как украинцев лишь потому, что они украинцы и считают себя таковыми. Этот народ и его национальное государство должны исчезнуть с карты мира.

    В российский нарратив, согласно которому украинское правительство прежде подавляло русских на украинской территории, вы, конечно, не верите?

    Один из простейших методов военной пропаганды — это утверждение обратного. Агрессор представляет себя невинной жертвой, вынужденной защищаться. А тот, кто на самом деле лишь защищает себя, провозглашается злобным нацистом. Россия обвиняет украинское руководство в нацизме, в то время как фашистские черты проявляются именно в том, какие методы репрессий и ведения войны использует сама российская деспотия. Ведь путинизм — это не просто безобидная «автократия». Репрессивный аппарат огромен, и меры принимаются драконовские: действуют лагеря, закрыты все независимые СМИ, общество пребывает в состоянии постоянной мобилизации, государственный аппарат и бизнес состоят из послушных исполнителей, тайная полиция вездесуща, а более 200 тысяч «нацгвардейцев» служат Путину личными преторианцами.

    Часто можно услышать, что война «расчеловечивает» — и чем дольше она длится, тем сильнее. Это действительно так?

    В экстремальных условиях войны Homo sapiens показывает все свои лица и гримасы: и жестокость, и храбрость, и трусость, и тягу к разрушению, и альтруизм, готовность жертвовать собой ради других.

    Запад поддерживает Украину оружием и деньгами, единодушно заверяя в своей солидарности. Что означает солидарность в условиях захватнической войны?

    Солидарность означает всеобщую поддержку того, кто попал в беду, без оглядки на собственные затраты. В случае с Украиной солидарность — это предоставление обороняющейся стороне необходимых материальных и военных ресурсов для успешной обороны, то есть для отражения атаки агрессора. Все остальное — пустая болтовня, но как раз в этом Германия — большой мастер.

    Канцлер Германии Олаф Шольц считает заслугой своего правительства, что Украине оказывается «масштабная поддержка: финансовая, экономическая, гуманитарная, политическая и не в последнюю очередь поставками оружия».

    Я ведь не спорю с тем, что Германия поставила 10 тысяч спальных мешков, 28 тысяч касок, 100 километров детонирующего шнура и 500 ракет Stinger. Что касается тяжелого вооружения, то на данный момент поставлено пять зенитных установок Gepard, три реактивные системы залпового огня и несколько самоходных артиллерийских установок, которые уже пришли в негодность. Обмен танками с Польшей, Чехией и Словакией не состоялся. Не был одобрен и экспорт десятков отремонтированных и уже готовых к отправке боевых машин пехоты и танков. Без конца слышны отговорки, ложь и пустые обещания. Тут впору говорить не о солидарности, а о намеренном непредоставлении помощи.

    Видите ли вы некую общую цель, которую Запад ставит перед собой в Украине? Кто-то говорит, что нельзя дать России победить, кто-то — что победу должна одержать Украина. Насколько тут велика разница?

    Насколько я могу судить, у так называемого «Запада» единой цели нет. Американцы и британцы хотят, чтобы Украина победила. Германия не хочет окончательно испортить отношения с Россией. Вообще, войны заканчиваются либо патовой ситуацией без победителей и проигравших, либо победой одних и поражением других. Когда говорят о том, что Россия не должна победить, — это очень двусмысленная, если не коварная, формулировка: она не предполагает, что Путин должен потерпеть поражение, вместо этого обсуждается некая патовая ситуация. На основании чего следует отказ в поставках тяжелого вооружения.

    Без конца слышны отговорки, ложь и пустые обещания. Тут впору говорить не о солидарности, а о намеренном непредоставлении помощи.

    Как можно было бы сформулировать цели этой войны более конкретно? 

    Однозначными были бы следующие военные цели: во-первых, ослабить российского агрессора настолько, чтобы он либо добровольно, либо вынужденно покинул территории, принадлежащие украинскому государству. Во-вторых, все военные преступления и акты геноцида должны быть расследованы, а виновные на всех уровнях — привлечены к ответственности. В-третьих, предстоит решить вопрос о возмещении Россией причиненного Украине ущерба.

    Можно ли действительно говорить об актах геноцида? Имеются ли для этого достаточные доказательства? 

    Необходимо расстаться с представлением о том, что геноцид — это только когда есть лагеря смерти с крематориями. Достаточно уже самого факта единовременного убийства большой группы людей либо уничтожения физических, социальных и культурных условий для выживания такой группы. Я называю это ведением войны методами геноцида: когда уничтожается жилье, вся жизненно важная гражданская инфраструктура, например больницы, объекты водоснабжения и энергетики, детские сады, школы и университеты, коммерческие предприятия, театры, музеи и так далее, то есть когда разрушаются все объекты общественной жизни, не имеющие военного назначения. Плюс непосредственно массовые убийства и депортация сотен тысяч детей. Короче, все эти преступления вы сами можете увидеть, даже находясь вдалеке от происходящего, просто по фотографиям в СМИ. Надо только дать себе труд осознать происходящее.

    Председательница Еврокомиссии Урсула фон дер Ляйен заявила, что украинцы сражаются еще и за Европу, за ценности ЕС, и готовы умереть за них. Это правдоподобная интерпретация?

    Ну, столкновение ценностей — это все же немного высокопарно. Украинцы в первую очередь сражаются за самих себя, за независимость своей страны, за право на самоопределение, за собственную свободу, поскольку не хотят жить под российской тиранией. Они воюют за жизнь своих семей и друзей, а также за выживание своих боевых товарищей. Ради этого многие готовы отдать собственную жизнь. Я сомневаюсь, что многие немцы готовы стольким пожертвовать за свою страну и соотечественников. Другими словами, это не прокси-война, потому что европейцы, за которых в ходе нее якобы воюют, вряд ли бы захотели — и уж точно не смогли бы — пойти на такой риск ради своего собственного будущего.

    Это не прокси-война, потому что европейцы, за которых в ходе нее якобы воюют, вряд ли бы захотели — и уж точно не смогли бы — пойти на такой риск

    Есть и мнение, что свою прокси-войну ведут США, пытаясь защитить свои геополитические интересы за счет Украины. И крайне левые, и крайне правые сходятся во мнении, что США хотят расширить сферу своего влияния и влияния НАТО, а Украина для этого подходит как нельзя лучше.

    Это опять-таки попытка выдать противоположность за факт. Здесь уже козлом отпущения становится НАТО, который едва ли способен защитить свою восточную границу традиционными видами вооружения. США, понятное дело, в любом случае всегда во всем виноваты. А любая международная ситуация описывается только в терминах сфер влияния «великих держав». При этом вовсе не учитывается тот факт, что все без исключения страны Восточной Европы были просто счастливы спастись от российского деспотизма. На самом деле, Россия хочет отыграться за поражение 1989 года и вернуть себе потерянные территории или оставить себе возможность двинуться туда позже. Следующими в списке на завоевание после Украины значатся страны Балтии, Молдова, Грузия и Центральная Азия.

    По мнению Хенрика М. Бродера, немцы не могут понять «людей, готовых сражаться и умирать, чтобы быть свободными», потому что среди самих немцев в последнее время растет «антипатриотизм». Согласны ли вы с этим?

    Немецкая идеология — вопрос сложный. Но когда в последний раз немцы по-настоящему боролись за свою свободу? В наполеоновских «освободительных войнах», на нескольких баррикадах в 1848, 1918, 1953, 1989 годах? В войнах этих дело было в завоевании, а не в борьбе за свободу! С 1945 года Западная Германия поручила защиту собственной свободы США; а в Восточной Германии никакой свободы и не было. После 1989 года немцы всерьез поверили, что время войн и деспотизма навсегда в прошлом. Невероятная историческая глупость.

    Россия хочет отыграться за поражение 1989 года и вернуть себе потерянные территории или оставить себе возможность двинуться туда позже

    Часто именно историей оправдывают территориальные претензии, так же, как и чью-то поддержку. Получается, мы не извлекаем уроки из прошлого, а используем его как инструмент пропаганды для самых разных целей?

    История рассказывает о тех фактах из прошлого, которые можно установить достоверно. Все остальное — легенды, мифы, анекдоты, литература. Поэтому история как наука о фактах важна для проверки и корректировки чьих-то мнений, пожеланий и пропагандистских аргументов. Можно и надо ли обосновывать те или иные притязания на основе фактов — это уже другой вопрос. Как известно, из фактов самих по себе не следуют никакие нормативные утверждения. Тем не менее видеть в истории «magistra vitae» — желание достойное, ведь каждое поколение, как известно, совершает собственные ошибки, и не столь уж редко те же ошибки уже совершали ваши предки.

    Читайте также

    «Газовый кризис великолепно подходит для ультраправой мобилизации»

    «К “фашизму” и “Гитлеру” это никакого отношения не имеет»

    «Война в Украине — это не конфликт двух имперских проектов»

    Швейцарский взгляд: ЕС ведет рискованную игру с Россией

    Как поход Кремля против «гендера» привел российскую армию в Украину

  • Возрождение тоталитаризма в отдельно взятой европейской стране

    Возрождение тоталитаризма в отдельно взятой европейской стране

    Original by Артем Шрайбман on dekoder
    Translation

    На глазах у всего мира, но без какого-либо его внимания режим Александра Лукашенко перестает быть авторитарным, обретая черты тоталитаризма советского типа.

    Долгий путь от автократии к тоталитаризму начинается с первых шагов, и Лукашенко их сделал. Во-первых, придав репрессиям совершенно другой размах. После 2020 года они проникли во все сферы жизни, стали обязанностью некоторых ведомств. Другая примета времени — пропагандисты, которые могут закрыть книжный магазин или выставку, отменить концерт и указать, кого арестовать. 

    Беларусь пока не за железным занавесом. Недовольные еще могут уехать, внутри страны доступны соцсети и онлайн-платформы. Но надолго ли? 

    Движение в сторону тоталитаризма — органичное для Лукашенко, его режим — порождение советской системы, и в момент кризиса он возвращается к своему политическому ДНК. Пока нет причин думать, что этот откат остановится, пишет политический аналитик Артем Шрайбман. И непонятно, что, кроме поражения России в войне, может помешать властям Беларуси

    Заглушенный грохотом российской войны против Украины, почти неслышно и незаметно для внешнего мира идет еще один процесс, аналогов которому не было в Европе десятилетиями. Режим Александра Лукашенко, пережив массовые протесты в 2020 году и пользуясь полной поддержкой России, перестает быть классической авторитарной системой, обретая все больше черт тоталитаризма советского типа.

    Сразу оговоримся, что путь из автократии в тоталитаризм — долгий, и Лукашенко еще далек от «идеала», от государства вроде коммунистических Китая или Северной Кореи. Но несколько отчетливых шагов в этом направлении беларуская власть уже сделала. И неясно, что, кроме поражения России в войне, может остановить этот тренд.

    Репрессии стали рутинной работой некоторых силовых ведомств 

    Самое заметное для рядовых беларусов и для мировых СМИ измерение этого процесса — размах и системность репрессий. До 2020 года репрессивная политика Лукашенко и его силовиков была скорее точечной и превентивной. Под постоянным наблюдением и прессингом властей были самые видные активисты уличного протеста, некоторые оппозиционные СМИ, потенциально опасные для власти сообщества вроде футбольных фанатов или анархистов. Уголовные дела против оппозиции были скорее исключением, чем правилом. Число политзаключенных до 2020 года даже на пике измерялось несколькими десятками. Пытки и избиения задержанных случались, но были больше эксцессом исполнителя, чем системной практикой. 

    После 2020 года изменилось все. Репрессии проникли во все сферы жизни и стали не просто освоенным, но рутинным и, по сути, основным занятием для некоторых силовых ведомств. Механизм стал работать сам по себе, включилась межведомственная конкуренция, когда успешность работы того или иного силовика оценивается по тому, сколько оппозиционеров он или его отдел смог найти и наказать. 

    Количество только признанных правозащитниками политзаключенных приближается к полутора тысячам. Реальные цифры могут быть намного больше, потому что родные задержанных и осужденных часто боятся сообщать об этом, чтобы не усложнять положение своих близких. Для политзаключенных неформально установлен отдельный порядок содержания под стражей — в переполненных камерах, без прогулок, посылок, постельного белья, с ограничениями на переписку и на возможность получать лекарства. Практика пыток и избиений задержанных, от которых требуют разблокировать телефон или записать признание на видео, как возникла в августе 2020 года, так до сих пор и не прекратилась. Власть использует систему распознавания лиц и методично задерживает всех, кого удалось идентифицировать на фото протестов 2020 года. Под запретом оказалась не только деятельность оппозиционных активистов, независимых СМИ, но даже комментарии таким СМИ (это считается содействием экстремизму) и подписки на их страницы в соцсетях или на каналы в телеграме. В последние месяцы силовики стали все чаще приходить к родственникам политзаключенных, политических эмигрантов или беларуских добровольцев, воюющих на стороне Украины. В законодательстве Беларуси воскресили и советскую норму о возможности лишать политических беженцев гражданства.

    Пропагандисты могут закрыть выставку, отменить концерт и указать, кого арестовать 

    Перечисление новых репрессивных практик можно продолжать часами, но эволюция в сторону тоталитарного режима советского типа проявляется не только в жестокости и терроре. В конце концов, после смерти Иосифа Сталина брутальность и репрессивность советского режима сильно снизились, но тоталитарным он быть не перестал. При этом сегодняшние беларуские силовики явно превосходят по этому показателю своих учителей из КГБ СССР. 

    Другим важным элементом перехода к тоталитарным практикам стало активное вовлечение в репрессии провластных активистов. Власть стала регулярно принимать решения о закрытии издательств, книжных магазинов, выставок и музеев, об отмене концертов и фестивалей, об арестах бизнесменов, экскурсоводов и музыкантов, о переименовании культурных учреждений после того, как на них пожалуются в своих статьях или в соцсетях представители нового прорежимного «гражданского общества». 

    Словно неформальные идеологические инспекторы, эти люди — в основном блогеры и телевизионные пропагандисты — занимаются мониторингом всего, что происходит в культурной среде, и указывают силовикам на признаки нелояльности. Активистов такого рода стали привлекать и для давления на западных дипломатов. Когда те пытаются прийти на суды над политзаключенными или отдать дань памяти жертвам сталинских репрессий, рядом с ними всегда появляется несколько шумных пропагандистов, которые пытаются спровоцировать их на ответную грубость или вывести из себя. Некоторым арестам, как и в годы СССР, предшествует травля в государственных СМИ.

    В роли партии власти выступает бюрократия

    В отличие от классических тоталитарных режимов, в Беларуси нет партии власти. Это кажется принципиальной позицией Лукашенко, который начинал свою политическую карьеру как оппонент советских коммунистов в годы перестройки и видел, какую аллергию вызывает у людей партийный аппарат, особенно в ситуации экономического упадка. Роль партии власти в сегодняшней Беларуси отдана коллективной бюрократии. 

    В конституции с начала этого года появился новый орган — Всебеларуское народное собрание (ВНС). Ежегодный съезд 1200 чиновников, местных «депутатов» и выдвиженцев от провластных организаций — наследников комсомола, ветеранских и профессиональных союзов. Этот орган, состоящий из проверенных людей без намека на возможность избирателей напрямую влиять на его состав, во многом напоминает Центральный комитет компартии СССР. ВНС сможет отменять любое решение других органов власти (кроме судов), включая указы будущих президентов и законы, принятые парламентом. ВНС будет формировать Центральную избирательную комиссию, назначать ключевых судей в стране и ставить финальную точку в процедуре импичмента. Одно из самых важных полномочий ВНС — право в течение пяти дней после объявления итогов президентских выборов объявлять их «нелегитимными» без каких-либо оснований, просто потому, что бюрократии не понравился победитель. 

    Лукашенко, очевидно, планирует возглавить ВНС как председатель его Президиума (орган, чем-то напоминающий Политбюро) и таким образом контролировать своего преемника, если он вообще когда-то решится на транзит власти. А до тех пор конституция позволяет Лукашенко, и только ему, совмещать обе должности. Уже после принятия конституции он дважды заявил, что надо было вообще отказаться от прямых выборов президента и поручить его избрание ВНС, чтобы не дестабилизировать общество постоянными электоральными кампаниями. Здесь Лукашенко ссылался не на советский, а на китайский опыт. Но и это тоже движение в сторону конституционного устройства тоталитарных коммунистических режимов.

    Советская конституция закрепляла монополию КПСС на власть. Лукашенко пока не пошел так далеко, в том числе и потому, что у него своей партии нет. Но в новом законе о политических партиях, который должны принять в ближайшие месяцы, власть собирается прописать запрет на существование партий, чья идеология противоречит курсу, заданному ВНС. Иными словами, съезд чиновников и провластных активистов будет задавать идеологические рамки для легальной политики в стране. За принятием этого закона последует перерегистрация партий, которую почти наверняка не удастся пройти ни одной оппозиционной.

    Страна пока открыта, а соцсети работают. Надолго ли? 

    Отсутствие четкой мобилизационной идеологии — это на сегодня главное отличие беларуского режима от классического тоталитаризма. Лукашенко пытался сформулировать особую беларускую идеологию с начала 2000-х, но сам многократно признавал неудачу в этом вопросе. Но отсутствие доктрины наподобие коммунизма, «чучхе», религиозного фундаментализма или фашизма не мешает беларускому режиму возрождать советские практики идеологического контроля. Только верность идеологическим догмам в этой системе заменяется на политическую лояльность. 

    С недавнего времени в стране введена система личных характеристик при переходе на новую работу и поступлении в университеты. В этих характеристиках прежний наниматель или школа должны указывать, был ли человек замечен в протестной активности и как он относится к «конституционному строю». Негативная отметка ставит крест на надеждах человека устроиться на работу в госсекторе и даже в крупных частных компаниях. Этот тест на лояльность может быть критичным для многих работников культуры, учителей или врачей, потому что в их сферах государство доминирует. Вслед за государственными компаниями во многих крупных частных бизнесах появились «комиссары» — сотрудники КГБ, которые занимают должность заместителя директора и следят, чтобы в компании не работали оппозиционеры и чтобы она не пользовалась услугами идеологически ненадежных подрядчиков, например в сфере рекламы. Таким образом бывшие протестующие, если они когда-то попали на радары спецслужб, вынуждены эмигрировать не только из-за прямых рисков репрессий, но и из-за фактического запрета на профессию. Отток квалифицированных врачей, по многочисленным сообщениям из Беларуси, стал серьезной проблемой для отрасли и тех людей, кто зависит от качественной медицины.

    Еще одно важное отличие от классического тоталитаризма — в том, что Лукашенко пока не стремится закрыть Беларусь железным занавесом. Недовольные могут уезжать. Несмотря на блокировки всех независимых медиа, внутри страны доступны основные мировые соцсети и онлайн-платформы вроде Facebook, Youtube, Twitter и Telegram. 

    Невозможно быть уверенным, что эти послабления просуществуют долго. Движение в сторону тоталитаризма — не прихоть, а органичная для Лукашенко реакция на турбулентность последних лет. Его режим по своей сути — порождение советской системы, он сам открыто называет себя советским человеком. Частичный откат к знакомым советским практикам — это возвращение режима к своему политическому ДНК в момент экзистенциального кризиса. И увы, пока этот кризис будет углубляться, нет причин думать, что откат остановится. Разумеется, при условии, что у главного донора Лукашенко, Кремля, останутся ресурсы и воля его содержать.

    Текст: Артем Шрайбман

    Опубликовано: 16.12.2022

    Читайте также

    Инакомыслие и власть

    Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?

    «К “фашизму” и “Гитлеру” это никакого отношения не имеет»

    Беларуские демократические силы и «невидимые» женщины

    Новая беларуская оппозиция рискует повторить путь старой

    Светлана Тихановская

  • Новая беларуская оппозиция рискует повторить путь старой

    Новая беларуская оппозиция рискует повторить путь старой

    Original by Александр Класковский on dekoder
    Translation

    В 2020 году неожиданно для многих в беларуской оппозиции появились новые лидеры и активисты, которых тут же окрестили «оппозицией 2.0». «Старая гвардия», готовившаяся к переломному моменту десятилетиями, оказалась вне игры, хотя и не утратила позиции полностью. 

    Правда, и новые лидеры не смогли обеспечить победу протестам. Многие представители обеих оппозиций попали в тюрьму или были выдавлены за границу. 

    Но, кажется, через два года новая оппозиция стала наступать на те же грабли, что и старая, — ее сотрясают междоусобицы и скандалы. А главное, она не имеет влияния на ход событий внутри Беларуси. Рейтинги зарубежных штабов демократических сил падают. Они рискуют увязнуть в склоках и маргинализироваться, как некогда произошло с их предшественниками.

    Жива ли в политическом смысле старая оппозиция? Каковы перспективы новой? И не ждет ли нас «оппозиция 3.0»? Этими вопросами задается политический аналитик Александр Класковский.

    Бурные события 2020 года породили феномен новой белaруской оппозиции. Старая гвардия идейных противников режима, которая много лет твердила о неизбежности революционной ситуации, парадоксальным образом оказалась практически вне игры в тот исторический момент, когда массы пробудились. 

    Правда, и лидеры-неофиты не смогли обеспечить победу протестам.

    Жива ли в политическом смысле старая оппозиция сегодня? Есть ли у нее шанс сказать свое слово в борьбе за смену режима Александра Лукашенко, перспективы которой после удушения протестов снова выглядят туманно?

    Как режим постепенно маргинализировал старую оппозицию

    Прообразом демократической оппозиции в Беларуси стал возникший еще на закате Советского Союза, в годы перестройки, Беларускі народны фронт (БНФ), созданный по примеру движений за отделение от СССР в странах Балтии.

    В первые годы независимости в Беларуси не было поста президента, а парламент — Верховный совет — оказался относительно плюралистичным (тогда на выборах еще считали голоса). В нем действовала хоть и не слишком большая, но энергичная фракция того же БНФ.

    Однако постепенно он стал утрачивать популярность. Многим беларусам, сознание которых подверглось сильной русификации, показалась слишком радикальной предложенная Фронтом программа национального возрождения. Значительная часть электората начала ностальгировать по СССР, чем и воспользовался талантливый популист Лукашенко, пришедший к власти в 1994 году на первых президентских выборах.

    Между тем в начале 1990-х, при относительном либерализме властей, сформировался целый спектр политических партий. Некоторым удалось получить официальную регистрацию — до тех пор, пока крепчавший авторитарный режим Лукашенко не заморозил этот процесс (с 1999 года Минюст не зарегистрировал ни одной новой партии).

    Пока режим был относительно «вегетарианским», время от времени заигрывал с Западом, оппозиционные партии хотя и подвергались дискриминации, но могли действовать в легальном поле: проводить манифестации, выдвигать своих кандидатов на выборах, вести агитацию.

    Но сменить власть через урну для голосования у оппозиции не получалось. Во-первых, до поры до времени Лукашенко имел относительно широкую электоральную базу. Он обеспечивал неплохой по постсоветским меркам рост благосостояния (во многом благодаря финансово-экономической поддержке со стороны Москвы), и масса обывателей была благодарна вождю за «чарку и шкварку».

    Во-вторых, на выборах власти занимались приписками, формируя избирательные комиссии в основном из «своих людей». И с каждой кампанией фальсификации (о которых позволяла судить, в частности, независимая социология) становились все более масштабными.

    В-третьих, противников Лукашенко методично загоняли в гетто, используя пропаганду и репрессии (которые тогда еще дозировались). Их изображали лузерами и агентами Запада.

    В общем, оппозиция, которую потом станут называть старой, была постепенно маргинализирована. Внутри нее усиливались распри. Из-за них она провалила даже собственные праймериз — процесс определения единого кандидата, призванного стать соперником Лукашенко, — весной 2020 года.

    Президентские выборы, назначенные на 9 августа того же года, могли бы оказаться серыми, анемичными, но перчатку вождю вдруг бросили новые фигуры, за которыми не тянулся шлейф поражений и скандалов, — блогер Сергей Тихановский, бывший банкир Виктор Бабарико, экс-руководитель Парка высоких технологий Валерий Цепкало.

    Когда Тихановского (а потом и Бабарико) арестовали, в борьбу неожиданно вступила жена блогера Светлана Тихановская. Избирательная кампания вчерашней домохозяйки стала феноменальной. В ее образе воплотились надежды на перемены, в итоге за Тихановскую проголосовали миллионы. Она, судя по косвенным данным, де-факто победила вождя режима.

    Но Центризбирком объявил о победе Лукашенко с результатом в 80% голосов. Массовые стихийные протесты возмущенных сторонников перемен были жестоко подавлены. Саму Тихановскую выдавили в эмиграцию, часть ее соратников — тоже, часть посадили.

    Внутри страны теперь выжигается все живое

    Итак, новые лидеры не смогли по-настоящему возглавить мирное восстание, у них не оказалось стратегии. Но, если разобраться, действенной стратегии не было и у старой, классической оппозиции. В ее среде господствовал стереотип: если на улице окажется сто тысяч протестующих, милиция перейдет на сторону народа — и дело в шляпе, режим рухнет.

    Но в 2020 году на манифестации в Минске выходило по несколько сотен тысяч человек. Однако верх взяли натренированные и хорошо экипированные силовики с промытыми пропагандой мозгами. Лукашенко же вошел во вкус насилия, сделал его основным политическим инструментом. Теперь новая оппозиция в таком же тупике, в каком была старая: против лома нет приема.

    Тем временем Лукашенко велел провести перерегистрацию партий, что на деле будет означать ликвидацию старых оппозиционных брендов. Готовится новый закон о партиях, согласно которому на политическую арену допустят только сугубо лояльных — для бутафории.

    Формально партии старой оппозиции — Объединенная гражданская партия (ОГП), Партия БНФ, Белорусская социал-демократическая партия (Грамада) (БСДП), «Справедливый мир» и другие — еще существуют, но де-факто они парализованы атмосферой тотального политического террора.

    Пожалуй, последней попыткой легально провести публичную акцию стала апрельская заявка партии «Зеленые» на проведение традиционного «Чернобыльского шляха», которую власти предсказуемо отклонили. Выходить же на несанкционированные акции означает обречь себя на тюрьму.

    Некоторые лидеры традиционной оппозиции, примкнувшие к протестам 2020 года, получили поистине сталинские сроки лишения свободы: христианский демократ Павел Северинец — 7 лет, социал-демократ Николай Статкевич — 14 лет.

    Руководителю Партии БНФ Григорию Костусеву дали 10 лет, обвинив в «заговоре с целью захвата власти».

    Cегодня всякая неподконтрольная властям активность внутри страны криминализирована: шевельнись, подай голос против режима — тут же посадят в тюрьму за «разжигание социальной розни», «оскорбление властей», «экстремизм», «подготовку массовых беспорядков» или по другой шитой белыми нитками уголовной статье.

    Пример тому — пытавшаяся сохранить какую-то активность ОГП. В итоге ее верхушку арестовали. В начале ноября глава партии Николай Козлов получил два с половиной года колонии. Формально — за участие в уличном марше в августе 2020 года, по сути — за то, что пробовал наладить партийную жизнь и в нынешних суровых условиях. Недавно на съезде Козлова переизбрали председателем, но это чисто символический шаг. Из тюрьмы он руководить не сможет. Да и чем руководить? Все сидят, как мыши под метлой.

    Иные деятели старой оппозиции вынуждены были спасаться от дамоклова меча репрессий за границей. Например, председатель БСДП Игорь Борисов оказался с семьей в Бельгии. В основном же выезжали в Литву, Польшу.

    При этом часть старой оппозиционной гвардии примкнула в эмиграции к структурам новой оппозиции. Кое-кого относят даже к числу серых кардиналов. Во всяком случае, политическим неофитам явно пригодился организационный и прочий опыт тех, кто противостоит режиму уже много лет.

    В команде Тихановской работают представители ОГП Александр Добровольский, Анатолий Лебедько, Анна Красулина. Ольга Ковалькова из «Белорусской христианской демократии» — одна из заметных фигур в составе Координационного совета, в котором видят протопарламент будущей Беларуси. Лидеру движения «За Свободу» Юрию Губаревичу доверено заняться «подготовкой кадрового резерва для новой Беларуси» в Объединенном переходном кабинете — этом прообразе правительства в изгнании.

    Протестный митинг против Лукашенко 23 августа 2020 года. Минск, Беларусь // Фото: CC BY-SA 3.0
    Протестный митинг против Лукашенко 23 августа 2020 года. Минск, Беларусь // Фото: CC BY-SA 3.0

    Лукашенко будет побежден оппозицией 3.0?

    Итак, старая оппозиция частично легла на дно и отошла от дел, а частично как бы растворилась в «оппозиции 2.0». При этом идейная база старой гвардии не пропала. Яркой визуальной фишкой протестов 2020 года стало море исторических бело-красно-белых флагов. Дали свои плоды усилия БНФ и других оппозиционных структур первой волны, направленные на развитие национального самосознания.

    Представители старой оппозиции поначалу критиковали Тихановскую и других неофитов, пришедших в политику в 2020 году, за размытость платформы, реверансы в сторону Москвы, за уход от ответа на вопрос «Чей Крым?», недостаточное внимание к беларускому языку, историческому и культурному наследию нации. Сейчас новая оппозиция все четче артикулирует лозунги национального возрождения, противостояния имперской политике Кремля, европейского пути — то есть нащупывает опору в идейном фундаменте, созданном де-факто традиционной оппозицией.

    Правда, при этом новая оппозиция стала наступать на те же грабли, что и старая. В последние месяцы 2022 года среду возникшей после 2020 года политической эмиграции сотрясают междоусобицы, скандалы.

    По мнению критиков, команда Тихановской тянет одеяло на себя, отказывается от сильной коалиции, работает недостаточно прозрачно, не имеет четкой, убедительной стратегии. Некоторые члены этой команды пытаются трактовать справедливую критику и расследования независимых СМИ как подкопы, устраиваемые режимом и его спецслужбами.

    Главная же проблема в том, что выдавленная за границу политическая эмиграция не имеет сильных рычагов влияния на ход событий внутри Беларуси. Развязанный режимом политический террор оказался действенным. Свирепыми методами Лукашенко забетонировал ситуацию в стране.

    Трудно сказать, сколько продлится этот кошмар, но факт остается фактом: сегодня поднять массы на восстание против режима (перешедшего, по мнению ряда политологов, в тоталитарную фазу) — дело немыслимое. Так что любые стратегии его оппонентов повисают в воздухе. Многие сторонники перемен впадают во фрустрацию. Рейтинги зарубежных штабов демократических сил падают. Там рискуют увязнуть в склоках, скатиться к имитации бурной деятельности и в конечном итоге маргинализироваться, как это произошло некогда со старой оппозицией.

    Конечно, режим Лукашенко не вечен. Но не вечен и мандат доверия к Тихановской, ее команде, всей новой оппозиции. И если она не справится с вызовами, то когда настанет час перемен, на их гребне могут оказаться совсем другие люди, фамилий которых мы сегодня не знаем. Возможно, это будет уже некая оппозиция 3.0, которая в конце концов перестанет быть оппозицией, а станет властью.

    Текст: Александр Класковский

    Опубликовано: 03.12.2022

    Читайте также

    Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?

    Чемодан, компьютер, Польша. Что стало с беларуским IT-сектором из-за протестов и войны

    Жить в Беларуси

    Беларуские демократические силы и «невидимые» женщины

    «У меня отняли корни, семью и родину»

  • Швейцарский взгляд: ЕС ведет рискованную игру с Россией

    Швейцарский взгляд: ЕС ведет рискованную игру с Россией

    Original by Мишель Висс on Neue Zürcher Zeitung (NZZ)
    Translation

    Поставки западными странами вооружения в Украину превратились в один из ключевых аргументов, с помощью которого российская пропаганда объясняет, почему война не закончилась за несколько дней или недель, как, очевидно, поначалу ожидали в Москве. Теперь российские власти говорят, что ведут войну «со всем блоком НАТО».

    Так или иначе, появление на вооружении у украинской армии современной техники, наряду с мужеством бойцов и готовностью украинцев защищать свою землю, не позволило России одержать быструю победу. Вместо этого российская армия, похоже, глубоко увязла в своей «спецоперации».

    Швейцария не входит в состав ЕС, и в первые же месяцы полномасштабного вторжения правительство этой страны объявило, что, придерживаясь принципов нейтралитета, откажется от поставок оружия Украине. Эту позицию и сегодня разделяет почти 70% граждан, а власти страны блокируют в том числе поставки швейцарских боеприпасов для немецких танков Gepard. 

    По мнению швейцарского военного аналитика Мишеля Висса, Евросоюз, поддержав Украину, взял на себя немалые риски, поскольку, по сути, вступил в прокси-войну с Россией (которой Швейцарии, напротив, удалось избежать). Использование самого этого термина активно обсуждается в Германии. Критики полагают, что это недопустимое расширение понятия «война», которую ведут исключительно на полях сражения и только армии стран-участниц. А поставки европейского оружия одной из сторон в данном случае оправданы тем, что она стала жертвой явной агрессии. 

    дekoder публикует перевод статьи Висса, вышедшей в газете Neue Zürcher Zeitung в апреле. Мы также попросили исследователя рассказать, как, по его мнению, изменилась ситуация за девять с лишним месяцев войны (см. после горизонтальной линии в конце текста).

    Захватническая война, которую Россия развязала в Украине, всего за несколько дней сделала неактуальными постулаты, раньше казавшиеся незыблемыми. Европейский Союз не только ввел беспрецедентные санкции в отношении Москвы, но и принял решение оказать Украине военную помощь в размере 500 миллионов евро.

    Различное вооружение (например, переносные зенитно-ракетные комплексы, противотанковые орудия и автоматы) в Украину поставляют не только участники НАТО, но и [еще до своего вступления в альянс] нейтральные страны, такие как Финляндия и Швеция. Даже Германия отступила от своего многолетнего принципа не снабжать оружием зоны военных конфликтов, а многие страны-доноры уже объявили о дальнейших поставках.

    Альтернатива прямой конфронтации

    Не в последнюю очередь благодаря этим поставкам украинским вооруженным силам удалось остановить продвижение российских войск на многих направлениях. Ужасающие кадры с трупами мирных жителей, опубликованные после отступления российской армии, будут и дальше способствовать наращиванию помощи Украине вплоть до призывов к прямому военному вмешательству.

    При этом нельзя забывать, что поставки вооружений — это уже косвенное участие в войне. Иными словами, Европа прямо сейчас ведет прокси-войну с Россией. Прокси-войнами называются конфликты, на ход или исход которых пытаются повлиять другие страны, преследующие собственные стратегические цели. Для этого они поддерживают выбранную сторону конфликта консультациями, деньгами или поставками оружия и боеприпасов. В некоторых случаях такое взаимодействие также дополняется передачей союзнику разведывательных данных, а также координацией и планированием операций силами собственных спецподразделений, которые могут дополнительно запрашивать также воздушную или артиллерийскую поддержку.

    Ключевой момент при этом состоит в том, что основная нагрузка в ходе собственно боевых действий и, в первую очередь, при проведении наземных операций ложится на союзников непосредственно на месте боев. Во времена холодной войны ведение прокси-войн стало для сверхдержав излюбленной альтернативой прямой конфронтации, чреватой эскалацией конфликта вплоть до превращения войны в ядерную. Это можно наблюдать и на примерах современных «горячих точек», таких как Сирия, Йемен или Нагорный Карабах.

    За многие годы базовая логика сторонников прокси-войн не претерпела существенных изменений: они считают, что эта форма войны дешевле традиционной военной операции и снижает риск эскалации, так как вмешательство в конфликт происходит скрыто и его можно официально отрицать.

    Прокси-война подает оппоненту сигнал о намерении ограничить масштабы противостояния, а в некоторых случаях позволяет обходить процедуру согласования военных интервенций в парламенте, снижая вероятность, что утомленный войной электорат захочет выразить протест на избирательных участках. Кроме того, опасность международных санкций и уголовного преследования для третьей стороны ниже, чем для непосредственных участников конфликта.

    Издержки и риски

    Прокси-войны, однако, также несут определенные риски. Стремление предотвратить эскалацию конфликта может быстро обернуться его разрастанием — характерным примером может служить участие США во Вьетнамской войне, которое началось с ограниченной инструкторской миссии. Кроме того, помощь извне часто увеличивает количество жертв и повышает вероятность возобновления конфликта в будущем. А уверенность в постоянной поддержке может подтолкнуть одну из воюющих сторон к особенно рискованным действиям — в литературе этот феномен известен как moral hazard.

    Все эти соображения справедливы и по отношению к Украине, поддержка которой не ограничивается одной лишь поставкой вооружений: известно, что украинские вооруженные силы пользуются разведывательными данными НАТО, которые позволяют им узнавать оперативную обстановку практически в режиме реального времени. По данным New York Times, Украине также оказывается определенное содействие в киберпространстве. 

    Примечательна и европейская позиция относительно привлечения иностранных бойцов к военным действиям: в отличие от Швейцарии власти отдельных стран просто закрывают глаза на выезд своих граждан в Украину, а некоторые и вовсе призывают к этому. Так, министр иностранных дел Великобритании Лиз Трасс заявляла, что безусловно поддерживает участие британских граждан в украинском конфликте.

    Европа должна взвесить «за» и «против»

    Европе необходимо подготовить ответ на ряд вызовов, известных по недавним военным конфликтам: например, пока неясно, как предотвратить попадание оружия в чужие руки или кто будет нести ответственность в случае, если граждане ЕС совершат в Украине преступления против международного права.

    Неопределенным остается объем дальнейшей европейской поддержки Украины: хватит ли текущей военной помощи для того, чтобы украинцы и дальше могли продолжать сопротивление? Кроме того, открыт и другой острый вопрос: насколько Европа будет готова поддерживать партизанские действия, если украинское правительство в какой-то момент все-таки потерпит поражение?

    Расширение военной помощи, конечно, улучшит украинскую военную и переговорную позицию, но одновременно повысит риск возмездия со стороны России, причем Москва в качестве ответных мер может рассматривать не только прямые военные удары, но и диверсионные акты. Кроме того, нельзя исключать, что Россия в будущем захочет «отомстить» за вмешательство Запада в конфликт, попытавшись дестабилизировать ситуацию на юго-востоке Европы или оказав прямую поддержку вооруженным группировкам в африканских или ближневосточных странах, входящих в зону европейских интересов.

    Переломным моментом для европейской политики безопасности и обороны стало не только российское вторжение в Украину, но и военная помощь Запада Украине. Европа не должна испытывать никаких иллюзий: она находится в потенциально затяжной прокси-конфронтации с Россией. Ей необходимо тщательно проанализировать собственные издержки, возможные выгоды и риски, уделяя внимание тому, чтобы конфликт не перерос в крупномасштабные столкновения.

    Что изменилось за девять месяцев войны?

    За прошедшие месяцы, во-первых, удалось избежать распространения боевых действий на территорию НАТО и связанной с этим прямой конфронтации между Россией и Североатлантическим альянсом. Это объясняется, прежде всего, тем, что США и другие страны, поддерживающие Украину, выбрали поступательный подход при поставках вооружений и военной техники. Наращивание шло постепенно: от легкой бронетехники и систем ПВО к тяжелому вооружению, включая системы залпового огня HIMARS, что позволило Украине вести наступательные операции. И хотя тем самым были неоднократно нарушены обозначенные самими странами НАТО табу (никаких поставок «наступательных вооружений») и последовательно пересечены многие российские «красные линии», кажется, что несмотря на это Россия и страны Запада установили определенные «правила игры», которые позволяют избежать прямой эскалации между сторонами. Именно по этим причинам до сих пор отклонялись просьбы Украины о поставках определенных видов вооружений, например ракет большой дальности ATACMS или тяжелых танков, которые неоднократно запрашивало правительство Зеленского. В то же время ряд инцидентов, таких как недавнее падение ракеты в Польше или некоторые диверсии, совершенные в последние месяцы и не раскрытые до сих пор, явно указывают на то, что риск эскалации вплоть до прямой конфронтации России и Запада по-прежнему существует. 

    Во-вторых, сохраняется основная дилемма, касающаяся масштабов необходимой поддержки Украины. Благодаря поставкам вооружений и действенной поддержке НАТО в сфере обучения, разведки и оперативного планирования украинские вооруженные силы за последние месяцы смогли достичь заметных успехов на полях сражения. В то же время многие крупные военачальники, такие как генерал Марк Милли, руководитель объединенного комитета начальников штабов США, открыто выражают сомнения, что украинская сторона в состоянии вернуть все свои территории, включая Донбасс и Крым. Здесь, возможно, намечается расхождение интересов Запада и правительства Зеленского. Потому что, несмотря на публичные заявления о том, что выбор между дальнейшими боевыми действиями и переговорами остается за Украиной, ей сознательно не предоставляют все средства, необходимые для восстановления полного контроля над территорией страны. А потому нельзя с ходу назвать надуманным предположение, что в ближайшие месяцы будет усиливаться давление, как минимум закулисное, с целью склонить Киев к переговорам с Москвой. 

    Наконец, кажется, что для Запада все более значимым становится вопрос не только о том, какое оружие поставлять в будущем, но и том, сможет ли он поставлять хоть какое-либо оружие вообще. Согласно многочисленным сообщениям СМИ, запасы многих боевых систем и требуемых боеприпасов настолько малы, что все чаще возникает необходимость соизмерять дальнейшие поставки с собственными нуждами. Похоже, что схожая проблема стоит и перед Россией, вследствие чего Москва, во-первых, использует для своих атак беспилотники иранского производства, а во-вторых, согласно неподтвержденным сообщениям, пытается приобрести у Ирана баллистические ракеты, а у Северной Кореи — артиллерийские снаряды. Это ведет к еще большей интернационализации войны и все сильнее отдаляет мирное урегулирование.

    Читайте также

    «Фактчекинг» как новое оружие российской пропаганды

    Российско-финляндские отношения

    Еще одно «достижение» Путина

    «Что можно противопоставить путинской пропаганде?» Спрашивали? Отвечаем!

    Россия и Турция

    «Война в Украине — это не конфликт двух имперских проектов»

  • «Что можно противопоставить путинской пропаганде?» Спрашивали? Отвечаем!

    «Что можно противопоставить путинской пропаганде?» Спрашивали? Отвечаем!

    Original by Флориан Тёпфль on dekoder
    Translation

    Профессор Флориан Тёпфль изучает информационное воздействие российских элит на зарубежную аудиторию, а также взаимодействие новых медиа и политики в странах с недемократическими режимами, в основном на материале из России и постсоветских стран. По просьбе «декодера» он рассказал о тех особенностях российских государственных СМИ, которые позволяют однозначно расценивать их работу как пропаганду.

    1. Что такое пропаганда?

    2. В чем тогда особенности именно российской пропаганды?

    3. Согласно опросам, от 10 до 20 процентов немцев тоже думают, что СМИ их обманывают. В чем разница?

    4. На враждебном образе «морально разлагающихся “Гейропы” и США», а также на формуле «осажденной крепости» нередко держится легитимность режима Путина. Это, по сути дела, всего лишь неуклюжая конспирология?

    5. Многие в России явно верят в подобные мифические заговоры. В чем причина?

    6. «Все не так однозначно» — часто можно услышать у Скабеевой, Соловьева и Киселева. Чего они добиваются этой фразой?

    7. Как усиливать устойчивость к пропаганде, дезинформации и теориям всемирного заговора?

    8. А в России? 

    1. Что такое пропаганда? 

    Существует множество определений пропаганды. Англоязычная научная литература последних лет понимала пропаганду весьма широко. Например, часто встречается определение, согласно которому пропаганда — это любая форма коммуникации, которая направлена на достижение реакции, служащей целям пропагандиста. В такой широкой смысловой рамке многие формы рекламной коммуникации и маркетинга тоже могут считаться пропагандой. Некоторые авторы различают «белую пропаганду», которая работает с правдивыми утверждениями, и «черную пропаганду», которая распространяет ложь. В других — обычно более ранних — академических подходах понятие пропаганды встроено в теорию тоталитаризма. Там монополизация средств коммуникации в обществе рассматривается как обязательное условие для того, чтобы говорить о пропаганде. Однако если посмотреть, как понятие пропаганды понимается в повседневной жизни, то окажется, что в разных культурных контекстах доминируют совершенно разные значения этого слова. Например, многие люди в Германии, услышав термин «пропаганда», в первую очередь думают о нацистской пропаганде в Третьем рейхе. И это лишь один пример; спектр восприятий этого термина чрезвычайно широк.

    2. В чем тогда особенность российской пропаганды?

    Опираясь на это разнообразие определений, можно с уверенностью сказать, что новостное вещание российских государственных СМИ, безусловно, можно охарактеризовать как «пропаганду». Российские коммуникации явно направлены на решение задач пропагандиста, то есть на достижение целей автократического режима Владимира Путина. Кроме того, для российской пропаганды характерна и монополизация средств коммуникации: теперь уже все широковещательные СМИ в России находятся в руках Кремля. Одновременно огромные ресурсы тратятся на то, чтобы влиять на информационные потоки за рубежом. Что касается содержания российской пропаганды, то хорошо видно, что она очень часто относится к категории «черной пропаганды». Политическая и медийная элита России рассматривает ложь и обман как вполне легитимные коммуникационные стратегии. Это хорошо видно на примере коммуникационной подготовки России к своей военной агрессии. Все ведущие российские политики и СМИ еще за несколько дней до вторжения утверждали, что нападение на соседнюю страну не планируется. Предупреждения западных источников о возможности такой атаки отвергались как «западная истерия», «русофобия» или «информационный террор». Ложь распространялась до самого вторжения. Интересно, что в течение нескольких недель после нападения никто не почувствовал необходимости хоть как-то оправдать эту первую большую ложь войны или хоть как-то уделить ей внимание в собственных медийных каналах. Видимо, население России больше не возмущено тем, что Кремль пользуется черной пропагандой. Аналогичным образом российские каналы коммуникаций с начала войны были переполнены ложью и дезинформацией на всех уровнях. Поэтому западным политикам при принятии решений следует обращать внимание не на то, что говорят представители России, а прежде всего на то, что они делают и чему есть подтверждения

    3. Согласно опросам, от 10 до 20 процентов немцев тоже думают, что СМИ их обманывают. В чем разница?

    В западных демократиях существуют общепринятые стандарты журналистики, призванные обеспечить правдивое и, по вполне определенным критериям, объективное освещение событий. Есть целый ряд правил журналистского кодекса — такие, как правило двух источников, — и они применяются в том числе при освещении военных действий. Указаниям властей о том, как освещать ту или иную тему, никто не следует. Таким образом, западные журналисты работают совершенно иначе, чем, например, журналисты российского государственного телевидения, где освещение событий планируется совместно с представителями Кремля и которое, как уже было сказано выше, не останавливается даже перед сознательным распространением заведомо ложной информации. 

    Дискуссии, идущие в российских ток-шоу с начала войны, также сильно отличаются от дискуссий в западных форматах. Например, в западных контекстах невозможно себе представить, чтобы «эксперты» прямо призывали к военным преступлениям, таким как убийство журналистов или целенаправленные бомбардировки гражданской инфраструктуры. Все это сейчас регулярно можно слышать на российских ток-шоу. Уже произошедшие военные преступления, например в Буче, категорически отрицаются — или даже приписываются самим украинцам. Часто звучат хладнокровные призывы отдать приказ о нанесении ядерного удара по противнику, в результате которого погибнут сотни тысяч людей. То есть это уже не просто «черная пропаганда», распространяющая ложные утверждения, а форма коммуникации, полная ненависти к людям и презрения к человеческим жизням, демонстративно отвергающая основополагающие ценности гуманизма и международного права. 

    Мы сейчас не можем исследовать долгосрочное воздействие подобной антигуманной пропаганды на массовую аудиторию. Но она с большой интенсивностью уже много месяцев транслируется на российских телеканалах с самым широким охватом. Поэтому можно предположить, что она во многом способствует огрублению нравов российского населения.

    4. На враждебном образе «морально разлагающихся “Гейропы” и США», а также на формуле «осажденной крепости» нередко держится легитимность режима Путина. Это, по сути дела, всего лишь неуклюжая конспирология? 

    Конечно, одной из основных функций российских государственных СМИ остается легитимация автократа Путина и поддержка его политики. Конструирование мощного образа врага, например негативного имиджа Запада, всегда были стратегией для объединения политических сообществ внутри страны и их сплочения вокруг лидера. В российском случае традиционные «российские» ценности противопоставлены «морально прогнившей», беспричинно агрессивной и зловредной «Гейропе». 

    Ссылка на «русофобию» — прием, который на протяжении многих лет регулярно используется как во внутрироссийской, так и в нацеленной на зарубежную аудиторию пропаганде. Он позволяет отметать любую критику российской внешней политики, не пробуя даже разобраться, какими — вполне возможно справедливыми — причинами она вызвана.

    Впрочем, не всякое упоминание русофобии следует относить к области конспирологии. Согласно принятому в науке определению, теории заговора — это такой нарратив, в котором причины тех или иных важных событий усматриваются в тайном заговоре влиятельных лиц. Например, если вы утверждаете, что все немцы — русофобы, это еще не конспирология. Здесь отсутствует могущественный заговорщик, действующий под завесой тайны.

    Тем не менее российская пропаганда изобилует разнообразными теориями заговора в строгом смысле слова. Возьмем, к примеру, рассказы о том, что украинское правительство при поддержке Пентагона тайно производит биологическое оружие для нападения на Россию. Это классическая теория заговора. Еще пример: перед началом агрессии много говорилось о том, что западные правительства раздувают слухи о возможном нападении на Украину с одной только тайной целью — дискредитировать Россию в глазах мирового общественного мнения. Это тоже была теория заговора, которая оказалась разоблачена фактом нападения 24 февраля.

    5. Многие в России явно верят в подобные мифические заговоры. В чем причина? 

    Я считаю несерьезными и ненаучными любые попытки комментировать результаты проводящихся в России опросов по поводу войны. Ведь из-за крайне репрессивного характера режима достоверные исследования общественного мнения по этому комплексу вопросов в настоящее время просто невозможны. Поэтому я бы в целом не рекомендовал западным политикам в принятии решений опираться на результаты подобных опросов. 

    Тем не менее вполне вероятно, что значительная часть россиян действительно верит в одну или несколько теорий заговора. Многочисленные исследования, проведенные в контекстах западных стран за последние десятилетия, показали, что вера в различные теории заговора вообще широко распространена. Многие ученые показали, что люди с низким уровнем образования и низкими доходами более склонны верить в теории заговора. Чувство бессилия, потери контроля или страха часто сопутствуют тенденции верить в теории заговора. Люди с большей вероятностью верят в конспирологию, если она подтверждает их политические установки. И наибольшее распространение конспирологические теории получают во времена серьезных социальных кризисов или потрясений. Хотя в настоящее время мы не располагаем достоверными данными, можно предположить, что подобные корреляции наблюдаются сейчас и в России.

    6. «Все не так однозначно» — часто можно услышать у Скабеевой, Соловьева и Киселева. Чего они добиваются этой фразой?

    На мой взгляд, эта стратегия служит для внесения смуты и разрушения веры в правду как таковую. Запускаются десятки разных, иногда противоречащих друг другу объяснений крушения самолета MH17, вбрасывается десяток версий по поводу того, кто мог отравить бывшего агента Скрипаля или оппозиционера Навального. Так создается впечатление, что есть десяток равноценных версий событий, а в результате крепнет убеждение в том, что истина никогда не будет установлена. И если это удается — значит, российская пропаганда достигла своей цели. Фактически верная версия оказывается лишь одной из дюжины возможных, и поиск истины прекращается за бесполезностью.

    7. Как усиливать устойчивость к пропаганде, дезинформации и теориям всемирного заговора?

    В западных обществах нам следовало бы, например, позаботиться о щедром финансировании частных издательских домов и телеканалов с качественной журналистикой, а также общественного телерадиовещания. На более общем уровне — необходимо поддерживать, развивать и укреплять доверие к нашим СМИ и политическим институтам. Во-вторых, нужно повышать медийную грамотность наших граждан. Мы должны научить как можно больше людей тому, что собой представляет демократическая качественная журналистика и что отличает ее, например, от журналистики в российских государственных СМИ. Мы также должны предоставить конкретную информацию о том, как российская пропаганда, нацеленная на зарубежную аудиторию, пытается повлиять на демократический процесс формирования мнения в Германии, например, через наемных «троллей», через деятельность иновещания RT или систематическую поддержку антидемократических групп. Мы должны обязать мощные платформы, такие как Facebook и Twitter, применять решительные меры против дезинформации. Это подразумевает в том числе свободный доступ для ученых к данным, которые позволяют проверить, выполняют ли платформы соответствующие рекомендации и как они это делают. И это всего несколько из множества мер, которые мы можем предпринять для защиты демократического процесса принятия решений от дезинформации.

    8. А в России?

    В России это сложно, потому что Кремль сознательно и целенаправленно использует дезинформацию для достижения своих политических целей. Западные игроки вряд ли могут на это повлиять. На самом деле, иностранные редакции телевещания, такие как Deutsche Welle и российские СМИ в изгнании, продолжают производить высококачественный журналистский контент на русском языке. Большая часть этого контента в настоящее время все еще сравнительно легко доступна в России, например, через YouTube или Telegram. Но в то же время ряд хорошо изученных когнитивных механизмов приводит к тому, что многие россияне не воспринимают эти сообщения или просто не обращаются к этому контенту. Например, такой когнитивный процесс, как motivated reasoning (аргументация, продиктованная интересами) хорошо исследован, и мы знаем, что если у человека есть определенная мотивация или интересы, то мыслительные процессы часто оказываются неосознанно направлены на оправдание этого интереса. Из исследований selective exposure (избирательное потребление) мы знаем, что пользователи медиа склонны выбирать те сообщения, которые подтверждают их мнение, и избегать сообщений, которые могут поколебать сложившиеся убеждения. 

    Позвольте мне кратко проиллюстрировать это на примере военных преступлений, совершенных российской армией в Буче. Если вы, будучи россиянином, решите поверить в (фактически правдивую) информацию о Буче, распространяемую в западных СМИ, то это будет иметь для вас крайне болезненные последствия. Вы должны будете жить с мыслью о том, что армия или политическое руководство вашей страны несет ответственность за жестокие преступления. Но у вас не будет возможности говорить об этом публично. Если вы будете публично критиковать российскую армию, вас могут посадить в тюрьму на несколько лет. Более того, вы, может быть, голосовали за Путина в прошлом или уже публично высказывались в поддержку «спецоперации». Чем дольше вы молчите или бездействуете, тем больше чувствуете себя соучастником. Поэтому, если вы хотите просто жить как прежде, у вас есть сильный мотив продолжать верить в ложь государственной пропаганды или брать информацию только из тех источников, которые подтверждают вашу прежнюю картину мира. Поэтому для многих людей в России отказ от лжи и основных нарративов путинской пропаганды будет долгим и болезненным процессом. Им будет нелегко принять другое объяснение того, что произошло в последние несколько месяцев.

    Автор: Флориан Тёпфль
    Опубликовано: 25.10.2022

    Читайте также

    «Русофобия» — пропагандистский ярлык. Но проблема существует

    «Альтернатива для Германии»

    Иосиф Бродский

    Быть другим – инакомыслие в СССР

    «Фактчекинг» как новое оружие российской пропаганды

    Немецкие «друзья Путина» против карантина

  • «К “фашизму” и “Гитлеру” это никакого отношения не имеет»

    «К “фашизму” и “Гитлеру” это никакого отношения не имеет»

    Original by Ульрих Герберт, Штефан Райнеке on taz
    Translation

    «Можем повторить» — стикеры, на которых серп и молот «насилуют» свастику, — появились на российских автомобилях уже в конце 2000-х. Примерно с тех времен российская пропаганда клеймит «фашистами» кого угодно: от западных политиков, либералов, участников Евромайдана до всех украинцев. «Фашизм» стал ярлыком, который российская власть навешивает почти на любую критику в свой адрес. Предлогом к российскому вторжению в Украину стала пресловутая «денацификация», а в ходе полномасштабной войны появились предложения переименовать так называемую «специальную военную операцию» в «отечественную» или даже «священную войну с обесчеловечивающим сатанизмом». 

    При этом на Западе также уже в 2000-х годах ученые стали отмечать влияние на президента России идеологов русского национализма, таких как Иван Ильин. В работах многих историков и политологов были распространены сравнения России при Путине с Веймарской республикой или «версальским комплексом» немцев после 1918 года. Из-за реваншистской риторики Владимира Путина его также в 2000-х годах уже сравнивали с Гитлером, а в русскоязычном интернете закрепился термин «Путлер» — хотя в то время вряд ли кто-то считал возможным российское вторжение в Украину. 

    Канцлер Олаф Шольц (СДПГ), министр иностранных дел Анналена Бербок («Зеленые»), Фридрих Мерц (ХДС) — на фоне российской агрессии термин «война на уничтожение» стал в немецкой политике общепринятым. До войны он обозначал военные действия нацистской Германии на территории Советского Союза. 

    Допустимы ли такие сравнения вообще, и если да — в чем ценность таких аналогий? Берлинская газета taz спросила об этом немецкого историка Ульриха Герберта, одного из важнейших экспертов по национал-социализму. 

    taz/Штефан Райнеке: Господин Герберт, война, которую президент России Владимир Путин ведет в Украине, — это война на уничтожение?

    Ульрих Герберт: Нет. Этот термин относится к военным действиям нацистской Германии на территории Советского Союза. Тогда целью Германии было убийство всех евреев и большей части славянского населения и уничтожение СССР. Причем в немыслимой степени этого действительно удалось достичь, миллионы людей были убиты. Это подразумевается под термином «война на уничтожение». Война в Украине, согласно актуальным оценкам, уже стоила жизни примерно 20 000 украинцев и более 30 000 русских. Это ужасная война, приносящая огромные страдания всем жителям страны, на которую совершено нападение. Если говорить о конфликтах сопоставимого масштаба, можно, например, вспомнить вторую войну в Ираке, начавшуюся в 2003 году и унесшую около 600 000 жизней. Ту войну никто не называл «войной на уничтожение». Хотя Саддама тоже сравнивали с Гитлером.

    Саддама с Гитлером сравнивал в 1991 году писатель Ганс Магнус Энценсбергер. Является ли апелляция к термину «война на уничтожение» или к фигуре Гитлера попыткой убедить в своей позиции с помощью аналогий с нацистами?

    Такие сравнения, особенно в Германии, предназначены для того, чтобы мобилизовать сторонников и пристыдить оппонентов. Однако аналогии с нацистами уже утратили прежнюю силу. Если с Гитлером связывать и Каддафи, и Саддама, и Трампа, и Путина, то задаешься вопросом, в чем же ценность таких сравнений для понимания феномена. 

    Есть ли более близкие исторические аналогии для режима Путина и этой войны?

    Да, например, Милошевич, Сербия и Югославские войны. Там есть очень заметные параллели, на которые указала историк Мари-Жанин Калик. В обоих случаях мы видим, как распадающееся посткоммунистическое государство в своей внутренней политике превращается в националистическую автократию, а во внешней политике — в агрессора. Милошевич развязал гражданскую войну, жертвами которой стали около 150 000 человек. Он следовал великосербской доктрине: где живут сербы, там и Сербия. Отсюда цель аннексировать значительную территорию соседних и уже ставших независимыми государств. Тем же оправдывается и сегодняшняя агрессия против Украины. Решающими характеристиками путинского режима являются его крайний национализм и перспектива возвращения территорий, «утраченных» в 1990 году с распадом СССР, путем создания великорусской империи. Политический режим в России является националистическим, ревизионистским и империалистическим; он ведет жестокую агрессивную войну. Популярные сегодня сравнения с фашизмом здесь не очень помогают.

    Но разве здесь нет сходства? В России наблюдается культ вождя, диффамация врага и мышление в терминах «свой-чужой», формируется тоталитарное общество внутри страны и развивается агрессия за ее пределами. Все это характерно для фашистских режимов. Разве нельзя провести линию от Муссолини до Путина?

    Признаки, которые Вы назвали, можно найти в большинстве автократий и диктатур по всему миру. Фашистские режимы отличаются от авторитарных диктатур прежде всего массовым народным движением, которое поддерживает вождя и поддерживается им. Это народное движение воодушевляет вождя на дальнейшие действия и одновременно используется им для своих целей. Эта динамика имеет решающее значение для фашистских режимов. В России этого нет. Термин «фашизм» применительно к России — это орудие риторической войны, призванное вызывать ассоциации со злом и с врагом. Для серьезного анализа этот термин не подходит. Иначе, следуя этой логике, мы можем назвать фашистским и Китай.

    Но разве нет некой пограничной зоны между диктатурой и фашизмом? Например, обладала ли военная диктатура Пиночета в Чили признаками фашизма?

    Чилийская военная диктатура была жестоким режимом, десятки тысяч оппозиционеров были убиты или пропали без вести. Мы привыкли называть почти все правые диктатуры «фашистскими» и ставить рядом с преступлениям нацистского режима. Так случилось и после переворота Пиночета в 1973 году: «фашизм» был центральным понятием мобилизации против чилийского военного режима. Но в Чили не было ни культа вождя, ни фашистского массового движения, ни националистического народного движения, ни даже воинственной экспансионистской политики. Это была военная диктатура, которая с помощью США подавляла и истребляла левую оппозицию в стране, в том числе чтобы не допустить развития левого движения в Латинской Америке. Кроме того, Чили при Пиночете была настоящей экспериментальной лабораторией крайнего неолиберализма. Как видите, термин «фашизм» больше вводит в заблуждение, чем объясняет положение вещей. Прежде всего, это слово служит для демонстрации нашего отвращения. Но его значение стирается.

    Россия оправдывает эту войну «борьбой с фашистами» в Киеве…

    … а свою агрессию против Украины — даже заявлением о «геноциде», якобы совершенном Украиной в отношении русскоязычных граждан. Это не имеет под собой никаких фактических оснований, а служит прежде всего оправданием нападения на Украину в глазах собственного населения, поскольку таким образом выстраивается параллель с Великой Отечественной войной 1941–1945 годов: мол, и тогда, и сейчас война ведется против фашистов! Очевидно, что это абсурд, но на этом примере видно, насколько бессмысленными стали подобные сравнения.

    Война в Украине описывается историками и СМИ как геноцид. Не столько из-за чрезвычайно большого числа жертв, сколько из-за попытки стереть идентичность целого народа. Путин считает украинцев «малороссами», а их страну — подчиненной частью своей империи. Имеет ли смысл в связи с этим говорить о геноциде?

    Геноцид — это физическое уничтожение национального или культурного сообщества. Постоянное расширение данного термина в сторону именно культурного геноцида весьма проблематично. Ведь в таком же значении этот термин используется, скажем, ультраправыми интеллектуалами в их критике последствий массовой миграции в Европу. Цель Путина в Украине другая — отказ украинскому народу в его национальной идентичности, которая в националистической риторике приписывается России. Это жестокая, преступная концепция, но это нечто совершенно иное, нежели физическое уничтожение.

    А что же?

    Это завоевательная война, без оглядки на гражданские или военные жертвы, но с ограниченными целями. Характерно здесь то, что российское руководство, видимо, было убеждено в том, что путем короткой «спецоперации» удастся разгромить Украину, аннексировать восточные области, разорвать связь этой страны с Европой и Западом и включить ее в зону влияния России. По примеру того, как два года назад в Беларуси после сфальсифицированных президентских выборов при поддержке России Лукашенко жестоко подавил прозападное протестное движение, а его режим стал полностью опираться на российскую власть. Но из-за активного военного сопротивления Украины этот расчет оказался неверным, и теперь Путин делает ставку на систематическое разрушение артиллерией завоеванных городов. То же самое мы наблюдали после 1999 года во время Второй чеченской войны, число погибших в которой оценивается в 80 000 человек.

    Историк Тимоти Снайдер в интервью Frankfurter Allgemeine Zeitung заявил, что «колонизация Украины была главной целью Гитлера во Второй мировой войне». Вы с ним согласны?

    В книге «Кровавые земли» Снайдер убедительно продемонстрировал, что сталинский голодомор, Холокост и преследования партизан немцами затронули, в основном, Беларусь, Украину и западные территории России. Понятно, почему об этих регионах говорят, что они пострадали вдвойне: и от Гитлера, и от Сталина. Но гитлеровская война против Советского Союза была направлена против коммунизма и имела целью расистское порабощение славян. Различия между отдельными народами Советского Союза роли не играли, а Украина как государство или нация не имела никакого значения для Гитлера. Еще менее убедительно выглядит попытка Снайдера применить столь популярную сейчас в Германии антиколониальную теорию к Украине, чтобы заручиться поддержкой немцев. После 1941 года Германия в Украине была не колониальной державой, а жестокой оккупационной властью в течение трех лет. В Украине также не было каких-то специфических нацистских репрессий, которые отличались бы от оных в странах Балтии, в Беларуси или в западной России. Тезис Снайдера о том, что «главной военной целью Гитлера» был контроль над сельским хозяйством Украины, также несостоятелен. Основной военной целью нацистов было уничтожение «еврейско-большевистского Советского Союза». Получение «продовольственной свободы» за счет доступа к советскому сельскому хозяйству было лишь одной из многих других целей. Известный историк Снайдер все больше превращается в активиста, защищающего национальные интересы, прежде всего — Польши и Украины, где его считают неким спасителем. Эта роль имеет свои преимущества, но в интеллектуальном плане — и недостатки.

    Есть ли для Германии некий терапевтический эффект в сравнении режима Путина с национал-социализмом? Или это [для немецкого общества] уже не важно?

    Недавно в Украине состоялся суд над молодым российским военнопленным, который убил мирного жителя. Его приговорили к пожизненному заключению, на что российская сторона теперь отвечает смертными приговорами украинским солдатам из западных стран. В Spiegel online этого русского солдата сразу же сравнили с главным организатором Холокоста Адольфом Эйхманом — в материале под заголовком с измененной известной цитатой из Ханны Арендт: «Банальность русского зла». Такое могло прийти в голову только немецкому журналисту. Русский солдат убивает украинского мирного жителя, а в Германии у кого-то сразу рождается ассоциация: «Холокост!». Очевидно, в этом чувствуется какое-то облегчение: наконец-то теперь кто-то другой столь же ужасен, как некогда немецкие нацисты.

    Это единственная причина, почему эти проблемные термины используются так часто?

    Фашизм, «война на уничтожение» и геноцид — сегодня это слова-триггеры, апеллирующие к чести немцев или к исторической морали. Посыл здесь такой: когда-то вы уже вели войну на уничтожение, теперь это происходит снова, значит, нельзя оставаться безучастными. В то же время эта риторика направлена в адрес немецких левых либералов: вы так гордитесь своей «проработкой прошлого», теперь на примере ситуации в Украине пришло время показать, насколько вы принимаете это всерьез. Снайдер и некоторые другие немецкие политики и журналисты надеются таким образом повлиять на немецкую общественность — где мнения по этому вопросу расходятся, — чтобы обеспечить более активную военную поддержку Украины Германией. Они считают, что это принесет победу, в то время как колебания Германии будут означать поражение Украины, а то и всей Европы. Мне в этом видится абсолютная переоценка политического и военного потенциала Германии.

    Должно ли правительство Германии отказаться от своей сдержанной позиции и начать поставлять Украине больше оружия, которого она требует?

    Это зависит от политических и военных факторов, которые я не могу ни игнорировать, ни реально оценивать, тем более что фактическая основа крайне скудная и противоречиво-ненадежная, как это бывает всегда во время войны. Если я правильно понимаю, то у военных экспертов нет единого мнения по этому вопросу, и они оценивают исход войны скорее скептически. В любом случае, ответ на Ваш вопрос не зависит от исторических аналогий или моральных постулатов. В Украине идет агрессивная война империалистической ядерной державы и этому, без сомнения, нужно противостоять. В какой степени и до каких пор западная, и в частности германская, политика должна поддерживать Украину в военном отношении, зависит от того, как будут оцениваться военные возможности и политические риски. К «фашизму» и «Гитлеру» это никакого отношения не имеет.

    Читайте также

    Новый «спор историков» о Холокосте

    FAQ: Война Путина против Украины

    Запад тоже виноват в войне? — Спрашивали? Отвечаем!

    Праздник в дыму войны

  • Еще одно «достижение» Путина

    Еще одно «достижение» Путина

    Original by Альбрехт фон Лукке on Blätter
    Translation

    Одна из декларируемых целей полномасштабного российского вторжения в Украину состояла в том, чтобы не допустить дальнейшего расширения НАТО. Как уже было многократно сказано, эта цель полностью провалена — сама Украина в блок (пока?) не вступила, зато в альянс вошли Швеция и Финляндия, которые десятилетиями, даже в годы холодной войны, соблюдали нейтралитет в противостоянии России (и СССР) с Западом. В результате непосредственная граница РФ с НАТО увеличилась почти вдвое. Более того, необходимость самого существования блока, которая после распада Советского Союза многими левыми в Европе ставилась под сомнение (так, выход из него долгое время был частью программы немецких «Зеленых»), кажется, больше не вызывает ни у кого вопросов.

    Этому посвящена первая часть статьи политолога и публициста Альбрехта фон Лукке в издании Blätter. Во второй он обращает внимание на то, что сама по себе «натоизация» Европы не поможет демократиям в противоборстве с авторитарными режимами, а другие проблемы планетарного масштаба — прежде всего, климатический кризис — может только усугубить. Он призывает западные страны найти новые смыслы для существования своих объединений, которые могли бы быть актуальны не только для них самих. 

    Российское военное вторжение продолжается 150 дней, но конца «специальной операции» не видно. Наоборот, «все должны знать, что мы-то по большому счету всерьез пока ничего и не начинали», заявил российский президент Владимир Путин 7 июля на ежегодной встрече с председателями думских фракций перед началом летних каникул.1 Всего через несколько часов после этого заявления, действуя словно по команде, министр иностранных дел Сергей Лавров демонстративно покинул встречу «большой двадцатки» в Индонезии сразу после своего выступления. Готовность к мирным переговорам так не выглядит. Да и откуда взяться такой готовности, если Россия после начальных неудач захватила немалые территории, пользуясь перевесом в военной силе? 

    Но есть на счету Путина и еще один успех, который явно не входил в его собственные планы. Вторжением в Украину российский президент положил конец кризису легитимности НАТО, длившемуся тридцать лет, и вдохнул в военный союз новую жизнь. С окончанием конфликта между восточным и западным блоками НАТО как классический оборонительный союз, казалось, устарел. С тех пор альянс был в поиске смысла для дальнейшего существования — от борьбы с терроризмом до реализации ооновской концепции «Ответственность по защите» (Responsibility to protect), подразумевающей интервенцию против режимов, нарушающих права человека. Но все эти попытки окончились крахом — начиная с нарушившей международное право войны в Ираке, за которой последовали неудачи в Ливии и Сирии, и вплоть до позорного вывода войск из Афганистана в прошлом году. 

    С началом российской агрессии альянс обрел новый смысл. Саммит НАТО в Мадриде стал кульминацией уже вошедшей в историю тройственной встречи в верхах: лидеров ЕС, «большой семерки» и НАТО. Именно саммит НАТО расставил ключевые акценты. «Путин хотел финляндизации Европы — а получит натоизацию Европы», — заявил президент США Джо Байден. Как раз к началу саммита президент Турции Реджеп Эрдоган снял возражения против вступления в НАТО Финляндии и Швеции2 — так что теперь у России будет еще 1300 километров границы со странами НАТО. Альянс полон решимости «защищать землю НАТО до последнего сантиметра», как во всеуслышание заявил канцлер Германии Олаф Шольц. Конечно, без традиционного защитника — США — все это было бы совершенно немыслимо. Заявленной целью Путина было вытеснить США из Европы, но и в этом пункте он добился прямо противоположного: войска НАТО в Восточной Европе получили большое подкрепление. Если до сих пор силы быстрого реагирования НАТО насчитывали 40 тысяч военнослужащих — и это при их постоянной ротации, — то теперь, в соответствии с новой моделью организации, численность войск будет увеличена до 300 тысяч человек3, находящихся в состоянии повышенной боеготовности. Среди них несколько тысяч солдат США, постоянно дислоцированных в Польше. Это могло бы считаться нарушением Основополагающего акта Россия – НАТО 1997 года, если бы сама Россия не нарушила его вторжением в Украину. В этом документе НАТО обязалось воздержаться от долгосрочного размещения «значительных боевых соединений» на восточных территориях альянса. Ответ Москвы не заставил себя ждать: будет усилено как западное направление, так и новое, северное, в непосредственной близости от Швеции и Финляндии.

    Из партнеров в противники

    Смена, чтобы не сказать слом, эпох касается еще более глубоких процессов, и свидетельством тому — Стратегическая концепция НАТО. Этот документ в редакции 2010 года предусматривал стратегическое партнерство с Россией. Теперь же «Российская Федерация является наиболее значительной и прямой угрозой безопасности государств-членов НАТО, а также миру и стабильности в евроатлантическом регионе. […] Любое изменение в наших отношениях зависит от того, прекратит ли Российская Федерация свое агрессивное поведение и будет ли она в полной мере соблюдать международное право».4 Пусть даже из дипломатических соображений об этом не говорится прямо, но очевидно, что речь идет о противнике, если не о враге, причем такое отношение распространяется не только на Россию. Упомянут, пусть и в более мягких формулировках, также и Китай. Критике подвергнуты попытки Пекина расширить собственное политическое и экономическое влияние и подорвать международный порядок. Тем не менее заявлено, что НАТО по-прежнему открыто для конструктивного диалога в интересах безопасности альянса, особенно по теме «свободы судоходства». Имеется в виду прежде всего хрупкое равновесие в Южно-Китайском море. Не случайно впервые в саммите НАТО участвовали главы правительств Австралии и Новой Зеландии. В итоге он стал военно-политическим продолжением встречи «большой семерки» в Эльмау, важнейший итог которой — выделение 600 миллиардов долларов США на развитие глобальной инфраструктуры, цель которой — составить конкуренцию китайской программе «нового шелкового пути». 

    В общем, западный блок переходит в массированное наступление как в военном, так и в геополитическом плане. Однако самой Украине, с которой конфликт начался, этот «саммит гонки вооружений» (как назвала его газета Tagesspiegel) никак не помогает. Наоборот, поскольку территория НАТО теперь еще лучше защищена, агрессия Путина только яростнее обрушивается на «приграничные земли», как постоянно именуют Украину — беззащитно застрявшую между двумя блоками. Получение статуса кандидата в члены ЕС, решение о котором было принято ранее, обладает лишь символической ценностью и никак не влияет на ситуацию на месте. Именно это позволило пресс-секретарю Кремля Дмитрию Пескову со столь явным цинизмом прокомментировать произошедший в дни саммита ЕС обстрел украинского торгового центра [в Виннице], унесший жизни по меньшей мере 20 человек: «Украинская сторона может все прекратить до конца суток текущих, нужен приказ националистическим подразделениям сложить оружие, приказ военным украинским сложить оружие, и нужно выполнить условия Российской Федерации. Все может закончиться до конца суток».5

    Чем все может «закончиться», украинцы знают по горькому опыту Бучи и Ирпеня. Поэтому Западу придется действовать в двух направлениях: с одной стороны, важно оказать Украине мощную военную поддержку, чтобы хоть отчасти компенсировать перевес российской стороны. С другой, необходимо использовать любые возможности для переговоров. В конце концов, Путин все в той же речи перед думскими каникулами заявил, что не возражает против мирных переговоров, напомнив в то же время своим западным оппонентам, которые (якобы) отвергают переговоры, что «чем дальше, тем сложнее им будет с нами договариваться».6 Здесь Кремль по обыкновению перекладывает ответственность за войну и ее продолжение на Запад.

    Думать не только о перевооружении

    Очевидно при этом, что речь давно уже идет еще и об огромных вторичных кризисах, особенно об угрозе мирового голода из-за прекращения экспорта зерна. Это показательно: пусть даже новая концепция усиленного перевооружения НАТО выросла из понимания, что имперско-ревизионистские устремления России требуют сдерживания, это все же не та программа, с которой можно выстроить жизнеспособное будущее. Наибольшие выгоды достанутся военно-промышленному комплексу, который и без того уже по всему миру получает сверхприбыли на взрывном росте заказов. И хуже того: подобно тому, как это было во времена холодной войны, раскручивающаяся спираль милитаризации грозит усилить противостояние враждебных блоков. С точки зрения глобальных проблем это потенциально ведет к катастрофе. Нерешенными останутся все те огромные вопросы, до которых на всех трех саммитах не дошли руки: что произойдет с мировой экономикой, если два блока, Китай/Россия и США/Европа, оборвут взаимосвязи? Как справиться с мировым продовольственным кризисом — и что делать с возвышающимся над всеми остальными проблемами климатическим кризисом?

    Все это требует международного сотрудничества. Начинающееся заново противостояние блоков, как в годы холодной войны, — худшее для судьбы планеты, что только может произойти. В ХХ веке понадобилось почти 25 лет, чтобы после Второй мировой войны наступил период разрядки. Перед лицом теперешних проблем у планеты нет в запасе четверти века. Все 50 лет бездействия — со времени эпохального доклада Римского клуба в 1972 году и эйфорически-восторженной конференции по климату в Рио-де-Жанейро в 1992 году — мир балансирует на грани экологической пропасти. Засухи и лесные пожары, отступление ледников, таяние полярных льдов и вечной мерзлоты свидетельствуют об одном: климатический кризис, который все очевиднее перерастает в климатическую катастрофу, своими последствиями уже давно напоминает войну с тысячами погибших и огромными потоками беженцев. И это только лишь отложенные результаты уже состоявшегося и необратимого загрязнения углекислым газом, которое, с некоторым временным зазором, еще будет оказывать влияние в ближайшие годы. Борьба с климатической катастрофой была и остается подлинным вызовом века — и каждая новая война вносит огромный вклад в разрушение окружающей среды. Это еще одна причина, по которой война в Украине должна быть завершена как можно быстрее, а у мира просто нет права на устаревшую логику межблокового противостояния. 

    Однако есть существенное отличие от ситуации, сложившейся после 1945 года. Когда с возведением Берлинской стены в 1961 году и кубинским ракетным кризисом в 1962 году холодная война достигла пика, между двумя блоками оставались так называемые неприсоединившиеся страны — государства, где только начиналась деколонизация. К сегодняшнему дню бывшие «развивающиеся страны» уже давно стали глобальными игроками. Доля Запада, олицетворяемого «большой семеркой», в мировом ВВП сократилась до 30%, в то время как на «большую двадцатку» приходится больше 80%.

    Роль так называемых emerging markets (растущих рынков) только увеличивается. И даже без учета Китая и России, ставших союзниками, далеко не все эти страны выступают на стороне Запада. Напротив, несмотря на то что входящая в «большую двадцатку» Аргентина была приглашена на встречу «большой семерки» в Эльмау и получила множество знаков внимания, она уже подала заявку на вступление в BRICS. Эта группа стран все очевиднее превращается в альтернативу НАТО и G7, что грозит усиленным формированием враждебных блоков и в дальнейшем. И [со стороны Запада] было бы крайне недальновидно делать ставку на новый западный блок. Ибо без развивающихся стран невозможно разрешить планетарные проблемы, особенно климатический кризис, преодолением которого еще даже не занялись. Глобальный климатический клуб, идею которого продвигал, пусть и без большого успеха, Олаф Шольц в Эльмау, мог бы стать первым шагом; но в конечном счете не обойтись без участия всех стран и Организации Объединенных Наций.

    То же можно сказать и о ядерном разоружении. Завоевательная война Путина и новая концепция НАТО отодвинули его на неопределенный срок. Но ядерная проблема уже сейчас представляет собой бомбу замедленного действия. Нераспространение ядерного оружия так и осталось недостижимой целью: множество соглашений не были продлены или истекли, либо же, как сделка с Ираном, находятся под угрозой окончательного развала. И формирование новых враждебных блоков в мире, разделенном конфликтами по многим направлениям, было бы губительным.

    В конечном счете, на карту поставлено будущее демократии в мире. Но ей угрожает отнюдь не только возникновение «нового восточного блока» и роковое сближение России с Китаем. НАТО — обозначила недавно высокие устремления союзников Анналена Бербок — это «альянс за демократию и международное право». Только эти идеалы раз за разом подрываются реальными действиями самих участников организации, и это происходит прямо сейчас, когда входящая в НАТО Турция преследует курдов в Северном Ираке, явно нарушая тем самым международное право. Демократия под вопросом даже в США, от которых НАТО до сих пор находится в полной зависимости. Даже если сейчас Европа может положиться на демократа и трансатлантиста Джо Байдена, нет никаких гарантий, что в 2024 году ему на смену не вернется Дональд Трамп или один из его клонов. Поэтому в будущем европейская интеграция должна будет делать сильнейший акцент на политике безопасности, включая масштабную координацию в вопросах вооружения, необходимую для того, чтобы объединить существующие силы и не допустить дублирования расходов.

    Российское вторжение ударило по концепции Европы как великой невоенной державы, но главную цель терять из виду нельзя — построение устойчивой европейской архитектуры мира и безопасности. И для этого тоже необходимо как можно скорее закончить войну. Пацифизм не теряет актуальности, но востребована не пассивность, не требование «сложить оружие» — перед лицом России, рвущейся к завоеваниям, это означало бы сдачу Украины, — а в самом буквальном смысле pacem facere: активное миротворчество при помощи международно-правовых мер и санкций, то есть с применением прежде всего экономических рычагов, но в крайнем случае и военных тоже. Именно таковы уроки разрушительного прошлого века, который столкнулся с вызовами тоталитаризма и прошел через две попытки установления мирового порядка — создания Лиги Наций после 1919 года и Организации Объединенных Наций после 1945 года. Самым тяжелым поражением в нынешней войне было бы позволить Путину разрушить этот проект всеобщего мира, основанного на правилах и процедурах.

    1.Bachstein A., Noch nicht richtig losgelegt //Süddeutsche Zeitung. 09-10.07.2022 ↑
    2.Правда, лишь в обмен на полученное от Швеции под большим давлением согласие на выдачу лиц, которых Турция считает близкими к кругам террористов (читай — курдов) ↑
    3.Gutschker T. Die Natoisierung Europa // Frankfurter Allgemeine Zeitung. 30.06.2022 ↑
    4.Стратегическая концепция НАТО 2022 года, nato.diplo.de, 29.6.2022 ↑
    5.John Kornblum, Rüdiger Lentz // Die Welt. 10.7.2022 ↑
    6.Bachstein. Op.cit. ↑

    Читайте также

    Отношения России и НАТО

    FAQ: Война Путина против Украины

    Российско-финляндские отношения

    Запад тоже виноват в войне? — Спрашивали? Отвечаем!

    Садовничать, штопать одежду и передвигаться на лошадях: экологическая утопия Нико Пэха