дekoder | DEKODER

Journalismus aus Russland und Belarus in deutscher Übersetzung

Spenden

  • Что пишут: о немецком кризисе. Далеко не только правительственном

    Что пишут: о немецком кризисе. Далеко не только правительственном

    Original by dekoder-Team on dekoder
    Translation

    Через несколько часов после того, как стало ясно, что новым президентом США избран Дональд Трамп, в Германии тоже произошли исторические события: федеральный канцлер Олаф Шольц объявил об отставке министра финансов и лидера Свободной демократической партии (СвДП) Кристиана Линднера. Так самая необычная в послевоенной истории ФРГ правительственная коалиция — социал-демократов (СДПГ), «Зеленых» и свободных демократов — прекратила существование. У красно-зеленого правительства большинства в Бундестаге нет. 

    Противоречия в коалиции копились на протяжении многих месяцев, и раскол мог произойти значительно раньше. Ключевые расхождения — по экономическим вопросам. Прогнозируется, что в этом году немецкая экономика продолжит падение, которое началось в прошлом (правительство полагает, что оно составит 0,2%). Компания Volkswagen тем временем объявила, что впервые в истории закроет несколько заводов на территории Германии, фактически признав поражение в борьбе за рынок электромобилей с китайскими производителями. Трамп во время предвыборной гонки обещал ввести пошлины на ввоз импортной продукции и призывал немецкие концерны перенести производство на территорию США. Если он реализует свои обещания, это грозит Германии еще большим экономическим спадом. На таком фоне Бундестаг в ближайшие недели должен был рассмотреть бюджет страны с многомиллиардной финансовой дырой, которую нужно как-то закрыть. 

    Процесс раскола коалиции запустил попавший в прессу доклад Линднера под названием «Экономический поворот». В нем министр финансов предложил снизить налог на прибыль для корпораций, а также постепенно отменить «налог солидарности», который самые богатые немцы по-прежнему платят для поддержки интеграции восточных земель. Кроме того, лидер СвДП предлагал отложить достижение климатической нейтральности, а также ввести мораторий на новые ограничения для бизнеса, в том числе уже запланированные другими министрами. Он также давно возражал против намеченного канцлером подъема пенсий и других социальных выплат.  

    За обнародованием этих предложений последовала серия экстренных встреч, по итогам которых Шольц попросил федерального президента Германии отправить Линднера в отставку. После чего оба политика обменялись резкими высказываниям в адрес друг друга, а Шольц, оставшийся главой правительства меньшинства, объявил о том, что поставит перед Бундестагом вопрос о доверии к себе 15 января. После нескольких дней переговоров стало ясно, что, по всей видимости, это случится еще в этом году, и если против Шольца проголосует большинство депутатов, досрочные выборы пройдут не до конца марта, как планировал канцлер изначально, а в последних числах февраля — вероятно, 23-го.

    Что привело к распаду коалиции? Кто виноват в нем? И что это говорит о ситуации в Германии в целом? Мнения политиков и журналистов.

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Кристиан Линднер (слева) и Олаф Шольц на церемонии отставки министра финансов и других министров от Свободной демократической партии в резиденции федерального президента Германии. Берлин, 7 ноября 2024 года // Фотография © Thomas Imo / IMAGO / photothek

    Focus: «Вот так… Глупо» 

    Журнал Focus со ссылкой на газету Frankfurter Allgemeine Zeitungрассказывает о том, как прошла последняя встреча партнеров по коалиции, после которой Олаф Шольц объявил об отставке Кристиана Линднера. Лишь незадолго до решающего разговора участники смогли ознакомиться с одиннадцатистраничным документом с экономическими предложениями канцлера. Его вариант компромисса — снижение налогов в обмен на дополнительные заимствования в размере 12,5 миллиарда евро. Деньги должны пойти, в частности, на помощь Украине и интеграцию украинских беженцев.  

    Линднер отказывается, после чего предлагает партнерам взять паузу и совместно выступить с предложением о досрочных выборах (в перерыве о нем стало известно прессе). Представители «Зеленых» остаются в зале, социал-демократы и свободные демократы удаляются. После возвращения, когда Линднер подтверждает, что стоит на своем, Шольц объявляет: «В таком случае, дорогой Кристиан, я больше не хочу, чтобы ты оставался в моем правительстве. И завтра утром попрошу федерального президента уволить тебя». Наступает тишина, которую присутствующие теперь сравнивают с «нирваной». Ее прерывают слова канцлера: «Вот так… Глупо». Треск стульев, несколько объятий, рукопожатий, «светофорная» коалиция — в истории, слова канцлера — мем. 

    Оригинал (08.11.2024) // Google-перевод 

    Олаф Шольц: «Линднер обманул мое доверие» 

    На пресс-конференции, которая прошла вскоре после отставки объявления об отставке Линднера, канцлер Шольц фактически обвинил того в распаде правительственной коалиции. 

    «На протяжении последних трех лет я вновь и вновь делал искал варианты, как коалиция из трех различных партий может приходить к разумным компромиссам. Часто это было сложно. Часто это проходило по грани моих политических убеждений. Но это моя обязанность как федерального канцлера — стремиться к прагматичным решениям во благо всей страны. 

    Слишком часто необходимые компромиссы заглушались публичными спорами и громкими идеологическими требованиями. Слишком часто министр Линднер блокировал законы, к которым не имел отношения. Слишком часто он действовал из малодушныхих партийных соображений. Слишком часто он обманывал мое доверие» 

    Оригинал (06.11.2024) // Google-перевод 

    Кристиан Линднер: «Шольц игнорировал тревоги граждан»  

    Лидер СвДП Линднер ответил Шольцу, обвинив канцлера в том, что именно он «не в состоянии дать стране новый импульс для прорыва». 

    «Мы выдвинули предложения об экономическом повороте, которые могли бы вновь повести нашу страну успешным курсом. Меньше бюрократии, меньше налогового бремени, прагматичная климатическая и энергетическая политика, больше контроля над миграцией <…> Олаф Шольц долгое время отрицал необходимость нового экономического прорыва. Игнорировал тревоги граждан в связи с экономической ситуацией. Даже в эти дни он ставит под сомнение решения, которые необходимо принять, чтобы немки и немцы снова гордились Германией. Его ответные предложения малозначительны, не амбициозны и не способны оказать существенного влияния на преодоление низких темпов роста». 

    С момента, когда в ФРГ в последний раз распадалась правительственная коалиция, прошло больше 40 лет. Интересно, что в 1982 году также не сработались социал-демократы и свободные демократы (в тот раз без участия совсем молодой партии «Зеленых»). Тогда раскол закончился тем, что новую коалицию со СвДП сформировал ХДС/ХСС во главе с Гельмутом Колем (но вскоре все равно прошли досрочные выборы). Сейчас этот вариант фактически невозможен. Лидер христианских демократов Фридрих Мерц не сможет создать новое большинство без голосов «Альтернативы для Германии», а это политически немыслимо даже для заметно поправевших христианских демократов.  

    Оригинал (06.11.2024) // Google-перевод 

    Handelsblatt: Истоки экономического кризиса 

    Газета Handelsblatt констатирует: вот уже пять лет, как экономика Германии перестала расти, — и суммирует причины нынешнего кризиса. Прежде всего, это постепенное закрытие американского рынка, инициированное еще Бараком Обамой и резко усиленное Дональдом Трампом. Протекционистские меры Вашингтона стали тяжелым испытанием для экспортно ориентированной экономики Германии. Деглобализация осложняется демографическими изменениями: население Германии стареет, нагрузка на систему соцобеспечения растет, доля квалифицированной рабочей силы падает. Адаптация ко всем этим изменениям не может пройти безболезненно, а предложения Кристиана Линднера, даже будь они реализованы, не могли бы изменить неблагоприятную конъюнктуру: прекратить войну в Украине, восстановить мировой режим свободной торговли и остановить опережающий рост китайской промышленности.  

    Как пишет издание, не стоит рассчитывать, что прежние флагманы немецкой экономики — автомобильное производство или химическая промышленность — могут в ближайшее время стать драйверами роста. Экономическая политика правительства должна быть нацелена не на то, чтобы спасать рабочие места там, а на то, чтобы создать наиболее благоприятные условия для новых точек роста. Бумаги Линднера могли бы стать для его партнеров по «светофорной» коалиции приглашением к дискуссии, но послужили поводом к разводу. Прагматичная составляющая в действиях лидера свободных демократов понятна: вряд ли у его партии есть шанс войти в новое правительство, но чем дольше они оставались бы в нынешнем, тем хуже были бы их шансы вообще попасть в Бундестаг. 

    Оригинал (08.11.2024) // Google-перевод 

    Capital: Что экономисты думают о долговом тормозе 

    Рейтинги всех партий-участниц «светофорной» коалиции стали неумолимо снижаться с осени 2022 года, когда на фоне разрыва отношений с Россией резко подорожали услуги ЖКХ. Недовольства добавил инициированный «Зелеными» весной 2023-го закон «Об отоплении», который принимался на фоне и без того возросших цен и явно продемонстрировал, насколько глубоко расколота правящая коалиция по вопросу «зеленого перехода».  

    Тем не менее датой, когда судьба кабинета была решена, многие журналисты называют 15 ноября 2023 года — тогда Конституционный суд Германии поддержал иск депутатов от ХДС/ХСС и посчитал незаконным решение правительства, потратить 60 миллиардов евро, взятых под восстановление экономики после пандемии, на климатическую трансформацию.  

    Судьи посчитали, что этой попыткой правительство проигнорировало «долговой тормоз». Поправка о нем была внесена в Основной закон ФРГ в 2009 году на фоне мирового финансового кризиса. Долговой тормоз запрещает федеральным властям делать в течение года новые заимствования, превышающие 0,35% ВВП, для покрытия бюджетных расходов. Перераспределение средств из пандемийных фондов суд посчитал превышающим разрешенную норму, а поэтому незаконным.  

    После решения суда в коалиции начались сложные переговоры, по итогам которых Бундестаг объявил в 2023 году чрезвычайную ситуацию (в таком случае долговой тормоз перестает действовать), а в бюджете-2024 резко сократил расходы. Его приняли только в феврале этого года. 

    С тех пор споры не прекращаются. Социал-демократы и особенно «Зеленые» настаивают, что без дополнительных заимствований государство не сможет стимулировать рост экономики — а значит, нужно вновь объявлять чрезвычайную ситуацию, а в идеале реформировать весь механизм. Либералы из СвДП считают отказ от долгового тормоза безответственным, стимулирующим инфляцию и грозящим новым долговым кризисом. 

    Как пишет Capital, лишь немногие экономисты держатся за сохранение долгового тормоза в его нынешнем виде. Не многие, впрочем, выступают и за его полную отмену. Большинство считает, что стоило бы реформировать его. Даже предложения Линднера требовали бы приостановки действия этого механизма, пусть он сам этого и не признает, отмечает один из экспертов, опрошенных бизнес-изданием. В одном согласны все: чем быстрее пройдут выборы, тем лучше для бизнеса, которому нужна определенность.  

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    taz: Конец леволиберальной гегемонии 

    Парламентский корреспондент газеты taz Штефан Райнеке считает, что причины распада светофорной коалиции не исчерпываются личными особенностями и провалами конкретных политиков (которых, впрочем, достаточно), а связаны с двумя фундаментальными процессами. Первый — изменение немецкого партийного ландшафта: избиратели тоскуют по «старым-добрым временам», когда общенародные партии успешно договаривались между собой, и одновременно голосуют за новые популистские политические силы, такие как АдГ и «Альянс Сары Вагенкнехт». Во все более раздробленном политическом ландшафте (в первые десятилетия послевоенной Западной Германии ХДС/ХСС и СДПГ искали сотрудничества с одной только СвДП, потом к ней добавились «Зеленые», затем «Левые», теперь новые популисты) формирование стабильных коалиций становится все более трудным делом. Избиратели это хорошо понимают: лишь меньшая часть ждет, что новое правительство будет лучше нынешнего, — но за старые партии голосовать хотят все меньше. Замкнутый круг недовольства. 

    Второй процесс, пишет Райнеке, — еще более фундаментальный. «Светофор» пытался вести либеральную, эко- и социально ориентированную политику во времена «правого поворота». Эта попытка потерпела крах, который, «по всей вероятности, знаменует собой конец длительной культурной гегемонии левых либералов в ФРГ». 

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    Сicero: Линднера есть, за что уважать 

    Соиздатель журнала Cicero Нотхайз одобряет действия экс-министра финансов Кристиана Линднера, который запустил публичную дискуссию об экономическом курсе страны, пусть даже она закончилась правительственным кризисом. Нотхайз ожидает, что уже в следующем году Германия ощутит на себе тяжкие последствия протекционистского курса Дональда Трампа в США: снижение уровня экспорта, падение налоговых сборов, рост безработицы, перегрузка системы соцобеспечения, разбухшей усилиями красно-зеленых министров. Без снижения налогов не получится сохранить внутри страны производство, без урезания социальных программ — сбалансировать бюджет.  

    Единственное, в чем можно упрекнуть лидера свободных демократов, полагает Нотхайз, — это в том, что он прямо и недвусмысленно заявил об это слишком поздно. Намерение Шольца отложить голосование в Бундестаге по доверию к себе он критикует как безответственный способ, продержаться у власти как можно дольше.  

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    Jacobin: Сможет ли Линднер представить себя жертвой? 

    Экономический журналист левых взглядов Оле Немойен не разделяет одобрительных слов в адрес экс-министра финансов со стороны своих либеральных коллег. По его мнению, Линднер не был готов к тому, что канцлер пойдет на открытый конфликт с ним и обвинит его в проблемах коалиции. «На финальной пресс-конференции Линднер выглядел растерянным и даже ошеломленным и не знал, что сказать в ответ на вопрос о том, как он относится к тому, что его называют самым наглым безработным в Германии». Теперь лидер свободных демократов попытается представить себя человеком, который пытался вернуть страну на верный путь и которому не дали сделать это бывшие партнеры. Но граждане, похоже, ему не очень верят: 40% возлагает вину за распад коалиции именно на Линднера, две трети считают, что свободные демократы ее сильно ослабли.  

    Большинство опросов, действительно, пока не сулит им прохождения пятипроцентного барьера. Справедливости ради, впрочем, нужно отметить, что впервые за несколько месяцев хотя бы в некоторых исследованиях свободные демократы достигли 5%. Самым же вероятным итогом выборов на сегодняшний день выглядит создание новой «большой коалиции» во главе с ХДС/ХСС — как было трижды при Ангеле Меркель. Только на этот раз канцлером может стать Фридрих Мерц, который в прежние времена критиковал ту же Меркель в том числе за соглашения с социал-демократами.  

    Оригинал (11.11.2024) // Google-перевод 

    FAZ: Писториус вместо Шольца? 

    Находящийся на пути к власти Фридрих Мерц — не любим немцами. Об этом говорят все опросы общественного мнения. Почти так же, как не любим и действующий канцлер Шольц. Но канцлеров не избирают напрямую, кандидатов выдвигают партии. И несмотря на то, что многие месяцы по личной популярности всех обходит министр обороны Борис Писториус, его шансы на выдвижение от социал-демократов вместо Шольца невелики. Даже несмотря на то, что за это решение уже открыто высказались некоторые политики из СДПГ. Как пишет Frankfurter Allgemeine Zeitung, популярность Писториуса внутри партии невелика. К его лозунгу «Сделать Германию готовой к войне» относятся с настороженностью, планы военной реформы не встречают энтузиазма. С одной стороны, Писториус мог бы привлечь к СДПГ новые группы избирателей, в чем она, с рейтингом 15% (на 10 процентных пунктов меньше, чем по итогам выборов 2021 года), остро нуждается. С другой, как показывают недавние успехи «Альтернативы для Германии» и «Альянса Сары Вагенкнехт» на востоке страны, милитаристская лексика может оттолкнуть многих традиционных избирателей социал-демократов. А недавние выборы в США еще и демонстрируют, что «эффект Харрис», то есть появления нового лица, может быть краткосрочным. 

    Оригинал (12.11.2024) // Google-перевод 

    Cicero: Шольц выкручивает оппонентам руки 

    В колонке для журнала Cicero специалист по анализу рынков Ян Шёнмакерс резко критически объясняет логику, которой Олаф Шольц, по его мнению, руководствуется, откладывая вотум доверия к себе. По мнению аналитика, Шольц таким образом фактически шантажирует своих оппонентов: вместе с пакетом законопроектов, от которых они не могут отказаться (в частности, от бюджета и помощи Украине), протолкнуть те, которые реализуют партийную программу социал-демократов.  

    По мнению автора, действующий канцлер сознательно ожидал самого критичного для Германии момента, когда сопротивление со стороны оппозиции будет восприниматься как саботаж и недоговороспособность. И вот этот момент наступил: немецкая экономика в рецессии, в США президентом избран Трамп, Украина на грани поражения в войне.  

    Оригинал (09.11.2024) // Google-перевод 

    ZEIT: Что еще осталось в планах «светофора» 

    Газета ZEIT рассказывает о законопроектах, которые красно-зеленое правительство меньшинства надеется провести через Бундестаг до досрочных выборов. Это не только бюджет, борьба за который будет тяжелой, и реформа Конституционного суда, с которой, наоборот, согласны все партии, кроме АдГ. Это также законопроект, разрешающий государству заключать договоры только с фирмами, в которых с работниками заключены коллективные договоры об оплате труда, — против ХДС/ХСС и свободные демократы. А еще новое повышение пенсий и стабилизация их уровня до 2039 года, которое свободные демократы критиковали, еще будучи участниками коалиции, — за дополнительную нагрузку на нынешнее поколение работающих. 

    Оригинал (09.11.2024) // Google-перевод 

    Spiegel: Впереди старомодная избирательная кампания 

    Колумнист журнала Spiegel Николаус Бломе прогнозирует исключительно старомодную избирательную кампанию, в которой бороться будут политики старой закалки Мерц и Шольц. Обоих мало интересуют «культурные войны», а вот обсуждать экономику с цифрами и графиками они готовы часами. Бломе сомневается не только в том, что на эту битву всерьез повлияет технократ Кристиан Линднер и  Роберт Хабек, но даже популисты из АдГ и «Альянса» — если только в Европу не хлынет новая волна беженцев из Украины. В качестве итога он ожидает куда более стабильную, чем сейчас, коалицию ХДС/ХСС с социал-демократами или «Зелеными». В любом случае, без Шольца, который не вернется в правительство в качестве министра финансов.  

    И, пожалуй, только в пункте про Шольца другие комментаторы точно согласятся с успокоительными размышлениями Бломе. 

    Оригинал (11.11.2024) // Google-перевод 

    Текст: Редакция дekoder’а
    Опубликовано: 13.11.2024

    Читайте также

    Что пишут: о поляризации и расколе немецкого общества

    Что пишут: об успехах крайне правых и поражении красно-зеленых

    «Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

    Идет ли демократии воинственность?

    Что пишут: о победах радикалов и популистов на востоке Германии

    Что пишут: о победе Трампа и его «антигерманизме»

  • Что пишут: о победе Трампа и его «антигерманизме»

    Что пишут: о победе Трампа и его «антигерманизме»

    Original by dekoder-Team on dekoder
    Translation

    Дональд Трамп, сорок пятый президент США, станет еще и сорок седьмым. Кандидат от Республиканской партии одержал довольно убедительную победу над вице-президентом Камалой Харрис, представлявшей на этих выборах демократов. Для Германии, которая на следующий день после американских выборов пережила правительственный кризис и распад собственной правящей коалиции, его новый президентский срок с большой вероятностью станет тяжелым испытанием.  

    Во время своего первого президентского срока Трамп, дед которого вырос в Баварии, не раз и не два крайне жестко высказывался в адрес Германии: называл ее «пленницей России» из-за строительства трубопровода «Северный поток — 2» и отказ от массовых закупок американского сжиженного газа, обвинял в недостатке финансирования НАТО и критиковал политику «зеленого перехода». Всего за несколько дней до нынешних выборов на одном из митингов он пародировал акцент Ангелы Меркель и рассказывал, как требовал от нее «платить» за сотрудничество с США.  

    И если обещания Трампа выйти из структур НАТО выглядят, скорее, абстрактной угрозой (по данным швейцарской газеты NZZ, в Брюсселе после объявления итогов выборов сохраняли полное спокойствие), то его экономические планы могут стать реальным ударом по немецким производителям, которые и так переживают трудные времена. Не так давно Volkswagen объявил о беспрецедентном решении закрыть, как минимум, три завода в Германии из-за нерентабельности производства, а Трамп во время предвыборной кампании обещал ввести новые пошлины на ввозимую из других стран продукцию, прямо упомянув в том числе немецкие автомобили.  

    И это все — не говоря о полной неясности относительно планов Трампа по Украине и отношениям с Россией. Неудивительно, что больше 70% немок и немцев хотели видеть победительницей выборов его соперницу. дekoder собрал для вас прогнозы о влиянии нового президентства Трампа на положение в Европе из немецкой, швейцарской и австрийской прессы. 

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Томас Кляйне-Брокофф: «Трамп заражен антигерманизмом» (Augsburger Allgemeine) 

    В интервью изданию Augsburger Allgemeine директор Немецкого общества внешней политики профессор Томас Кляйне-Брокофф утверждает, что в лице Трампа он впервые за 30 лет профессиональной деятельности столкнулся в Америке с явным антигерманизмом. «Я бы не хотел заниматься популярной психологией, но мне кажется, что в его глазах в Германии нет ничего хорошего». По мнению эксперта, для Трампа ФРГ воплощает тот образ современного постмодернистского государства, с которым он неистово борется: со своей «зеленой энергетикой», миграционной политикой «открытых дверей» и с женщиной-главой правительства в недавнем прошлом.  

    В Ангеле Меркель бывшего и будущего президента США должно было отдельно раздражать ее стремление поделиться своими представлениями об истории и политике, которые он воспринимал как нравоучения. Кляйне-Брокофф предлагает исходить из того, что США при Трампе будут воспринимать бывших европейских союзников как бремя. Причем трещина между самими странами Европы на этом фоне будет не уменьшаться, а, скорее, наоборот, расти. 

    Оригинал (30.10.2024) // Google-перевод 

    Вольфганг Ишингер: «С Трампом нужно научиться вести себя правильно» (Handelsblatt) 

    Еще один влиятельный внешнеполитический эксперт Вольфганг Ишингер, который с 2008 по 2022 годы руководил Мюнхенской конференцией по безопасности, также советует немецким дипломатам не пробовать учить Трампа внешней политике — «эта привычка в Германии довольно-таки распространена». По его мнению, берлинским политикам стоит брать пример с парижских и лондонских, которые обходительностью и теплым приемом сумели расположить к себе президента США — хотя бы отчасти.  

    Ишингер разделяет общую тревогу в связи с тем, что «Германия никогда с момента окончания холодной войны настолько не зависела от США», но, например, сомневается в том, что Трамп сдаст Путину Украину. В конце концов, напоминает эксперт, не Обама и не Байден первыми начали поставки летального оружия Киеву, а Трамп в 2017 году. «Я вспоминаю, как говорили, что судьбоносным будет избрание актера Рональда Рейгана. Все хватались за голову и вопрошали: как же так, голливудский актер станет президентом! Это закончится чем-нибудь ужасным. А случилось ровно наоборот», — резюмирует эксперт в интервью Handelsblatt.  

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    Der Standard: Трамп любит сделки — дайте ему сделку 

    Австрийская газета Der Standard анализирует то, к чему может привести победа Трампа для экономики Германии и Австрии. Оснований для оптимизма она, прямо скажем, не обнаруживает. Порядка 7% немецкой продукции экспортируется в США, и планы Трампа по введению импортных пошлин больно ударят по ней. Особенно по автомобильной промышленности, которая возит за океан более 10% произведенных машин. Заградительные пошлины на товары из Китая также скажутся на немецкой промышленности, поскольку она продает часть комплектующих китайским производителям, которые вынуждены будут сокращать поставки. Поставки через Канаду и Мексику также под угрозой, если Трамп разорвет с ними соглашение о свободной торговле. Экономисты не исключают, что немецкие производители задумаются о переносе заводов в США, как того и хочет Трамп.  

    Возможности ответа со стороны Евросоюза достаточно ограничены: либо «задабривать» Трампа, нарастив закупки в США (сжиженного газа, оружия или сельскохозяйственной продукции), чего американский президент добивался еще во время первого срока, либо вводить собственные заградительные тарифы. Но для американских производителей европейский рынок куда менее значим, чем американский — для европейских.  

    Нынешнее положение Европы даже хуже, чем в 2018 году, когда Трамп начал свою первую торговую войну: после путинского вторжения в Украину и разрыва отношений с Кремлем Евросоюз в значительной мере заменил российский трубопроводный газ американским сжиженным. Это дает США дополнительные рычаги влияния, и эксперты Der Standard советуют не откладывать поиск возможностей для «сделок» с новой администрацией — Трамп как бизнесмен в них очень верит. 

    Оригинал (06.11.2024) // Google-перевод 

    Focus/Table.Media: На международную климатическую политику Трамп будет иметь больше влияния, чем на внутреннюю 

    Аналитическая рассылка Table.Media, текст которой перепечатывает журнал Focus, приходит к выводу, что влияние администрации Трампа на климатическую политику внутри США может оказаться довольно ограниченным. С большой вероятностью будут сокращены бюджеты на исследования, связанные с климатическими изменениями. Но едва ли республиканцы в Конгрессе захотят отменять налоговые льготы, введенные для развития «зеленой» инфраструктуры — в том числе для производства электромобилей, — или сокращать рабочие места в «зеленой» индустрии, которая сделала большой скачок по сравнению с первым сроком Трампа — в том числе в республиканских штатах. Чего действительно следует опасаться — это нового торпедирования международного сотрудничества в области борьбы с изменениями климата. На этот раз Трамп сможет значительно быстрее выйти из Парижских соглашений (в первый его срок это заняло три года) и еще больше сократить финансирование климатических исследований со стороны США — которое и так было довольно ограниченным.  

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    Republik: Заградительные пошлины — это опасная геополитическая игра 

    Швейцарское издание Republik не ожидает ничего хорошего от протекционистской экономической политики, анонсированной в предвыборных заявлениях Трампа. Да, пишет Republik, безбарьерная торговля времен «гиперглобализации» привела к небывалому неравенству и упадку множества регионов, не справившихся с конкуренцией. Но заградительные пошлины, которые планирует ввести избранный президент США, приведут к еще большему перераспределению ресурсов от бедных частей мира к богатым. Следствием станет дополнительное нарастание геополитической напряженности. 

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    Internationale Politik: Траты на Украину в глазах республиканцев —это непрямой налог с американских граждан 

    Научная сотрудница Немецкого института внешней политики Рэйчел Таузендфройнд в статье для журнала Internationale Politik анализирует позиции той части Республиканской партии, выразителем идей которой стал Трамп. Это изоляционисты, или «ограничители» (restrainer). Они считают, что несколько поколений американских политиков поддались необоснованной вере в то, что любые, даже очень отдаленные события могут потенциально затрагивать национальные интересы США — а значит, Америка должна быть представлена по всему миру. С точки зрения «ограничителей», это не так, и война в Украине — пример тому. По их мнению, вкладываясь в поддержку этой страны, американский народ платит «непрямой налог» на не актуальные для него цели. Вторая составляющая новой республиканской доктрины — что решающее значение в обозримом будущем будет иметь азиатско-тихоокеанский регион, и именно туда США должны перенести из Европы свои основные внешнеполитические усилия и военные ресурсы. 

    Оригинал (18.10.2024) // Google-перевод 

    Internationale Politik und Gesellschaft: У Америки могут быть свои интересы 

    Тобиас Фелла, научный сотрудник Института изучения мира и безопасности при Гамбургском университете, пишет, что немцам так трудно принять результаты американских выборов в силу того, что в Германии привыкли смотреть на США, с одной стороны, с восхищенным придыханием, а с другой, исключительно через собственную призму. В результате «хорошие» американские президенты, вроде Джона Кеннеди или Барака Обамы, воспринимаются чуть ли не как мессии, а плохие — как Трамп или Джордж Буш-младший — словно антихристы. Иными словами, в Германии до сих пор не хотят принять тот факт, что у США могут быть своя политическая динамика и свои представления о собственных интересах, которые могут не совпадать с немецкими. Фелла призывает наладить контакты с политиками-республиканцами и консервативными экспертами, с тем чтобы скорректировать восприятие Америки и не думать, что заслуживающими внимания политическими воззрениями обладают только те люди (прежде всего, близкие к Демократической партии), которые думают так же, как это принято в немецких образованных кругах. 

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    BR: Под вопросом судьба крупнейшего тренировочного центра американской армии в Европе 

    На интернет-портале баварского радио отвечают на основные вопросы о том, что возвращение Трампа принесет Германии, НАТО, Украине и самой Баварии. Именно в этой южной немецкой федеральной земле расположен крупнейший тренировочный центр американской армии в Европе. Обучение в нем проходят в том числе бойцы ВСУ. В конце своего первого срока Трамп планировал закрыть базу, но этот план отозвал Джо Байден, вложивший в нее дополнительные 1,2 миллиарда долларов. Во время нынешней предвыборной кампании Трамп не поднимал вопрос о базе. Ее потенциальное закрытие может привести к тому, что без работы останется свыше трех тысяч немцев. 

    Оригинал (07.11.2024) // Google-перевод 

    Текст: Редакция дekoder'а
    Опубликовано: 8.11.2024

    Читайте также

    (Возможно) последний саммит старого НАТО

    «Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

    Идет ли демократии воинственность?

    Сдержанный подход к ядерному сдерживанию

    Старшая, сводная, нелюбимая

    Самый приемлемый для общества предрассудок. И поэтому опасный

  • Самый приемлемый для общества предрассудок. И поэтому опасный

    Самый приемлемый для общества предрассудок. И поэтому опасный

    Original by Тобиас Брюк on Belltower.News
    Translation by Anonymous

    Отношение немцев к США с начала века менялось волнообразно. Симпатии упали до минимума в период американского вторжения в Ирак, вновь выросли во время первого срока Барака Обамы, после чего стали снижаться, достигнув нового минимума под конец правления Дональда Трампа.  

    На год полномасштабного российского вторжения в Украину пришелся новый пик симпатий, но ни разу за все годы этот показатель не сравнился с 78% немцев, заявивших о позитивном отношении к США в 2000 году. Более того, после 2022-го цифры стали вновь ухудшаться: в нынешнем году 49% немцев заявили, что относятся к США хорошо, и почти столько же, 48%, что — плохо.  

    Но свидетельствует ли падение симпатий к США о росте антиамериканизма? Ответ на этот вопрос может показаться самоочевидным, но исследователи обычно разделяют законную критику в адрес Америки, и особенно ее властей, и антиамериканизм как разновидность ксенофобии или вид ресентимента.  

    Как именно отделить одно от другого, чем отличаются правый и левый антиамериканизм и что сближает его с антисемитизмом, в интервью изданию Belltower.News, рассказывает профессор Дюссельдорфского университета имени Генриха Гейне Хайко Байер (нем. Heiko Beyer), автор книги «Социология антиамериканизма». 

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Belltower.News: Складывается впечатление, что после нападения России на Украину антиамериканские высказывания звучат все чаще. Это камбэк антиамериканизма? 

    Хайко Байер: Стоило бы подробнее изучить, так ли это. Насколько мне известно, в настоящее время (интервью было опубликовано в феврале 2023 года. — Прим. дekoder’а) эмпирических исследований на эту тему нет. А значит, нет и достоверных цифр, свидетельствующих о том, что можно действительно говорить о камбэке. На митинге “Ami go home”, собранном Юргеном Эльзессером в ноябре 2022 года в Лейпциге, можно было наблюдать, как антиамериканизм у всех на глазах пытались использовать для мобилизации. Но небольшое число пришедших на митинг свидетельствует о том, что эта тема пока не находит отклика у целевой аудитории «кверденкеров» и не поднимает людей так же эффективно, как во времена масштабных антиамериканских демонстраций прошлого. Тем не менее антиамериканизм, безусловно, обладает потенциалом для мобилизации масс. Чем дольше продлится война в Украине, тем вероятнее, что на улицы будет выходить все больше людей с антиамериканскими лозунгами. 

    — Когда в прошлом антиамериканские лозунги использовались для мобилизации людей? 

    — Последняя волна массовой мобилизации под знаменами антиамериканизма пришлась на нулевые, когда в период с 2002 по 2011 годы шли многочисленные массовые демонстрации. Протесты против Трансатлантического торгового и инвестиционного партнерства собирали порой десятки тысяч человек. В период президентства Джорджа Буша-младшего выступления против войны в Ираке также имели антиамериканский характер, выходя далеко за рамки одной лишь критики в адрес Америки.

    На практике не всегда удается быстро выявить и точно отделить антиамериканизм от критики США

    И это был уже не первый в истории случай столь массовой мобилизации. Пацифистское движение 1980-х годов в Западной Европе выводило на улицы иногда сотни тысяч человек. Ни одна другая тема не способна мобилизовать людей так сильно. Когда надо выступить против Америки, численность демонстрантов вырастает до таких высот, которая в любом другом случае была бы недостижимой. 

    — Разница между справедливой критикой США и антиамериканизмом подчас не всем понятна. Не могли бы вы подробнее объяснить, что вы подразумеваете под антиамериканизмом? 

    — Разница между антиамериканизмом и критикой Америки подчеркивается в каждой научной работе. Аналитически ее можно определить относительно четко. Антиамериканизм основан на стереотипах и связан с фундаментальным неприятием всего, что сущностно описывается как «американское». Кроме того, Америка рассматривается как некая всемогущая сила — антиамериканизм почти всегда сопряжен с конспирологией. Наконец, антиамериканизм обладает навязчивым и аффективным характером. На практике не всегда удается быстро выявить и точно дефинировать эти элементы, чтобы отделить антиамериканизм от критики США. На уровне общественного движения это сделать легче, поскольку можно проследить его историю и традиции. Но на индивидуальном все сложнее. 

    — Существует ли преемственность между нарративами прошлого и сегодняшним антиамериканизмом или добавляются также новые темы? 

    — Исторически традиция антиамериканского дискурса берет начало в противостоянии Западу как таковому. Когда начинается критика таких западных принципов, как индивидуализм, капитализм и демократия, нередко проявляется и антиамериканизм. Ненависть к Западу проецируется на США. Это легко проследить исторически, и сегодня это происходит снова. Речь не только о мобилизации внутри правых групп, но и о формировании нового объединенного фронта. Основная цель при этом заключается в том, чтобы связать между собой левых и правых, а объединяет левый и правый антиамериканизм именно неприятие капиталистической современности, с одной стороны, и определенного типа культуры — с другой. «Макдоналдс» сегодня бойкотируют как неонацисты, так и левые антиимпериалисты. Они отвергают глобализацию, которую отождествляют с Америкой. 

    Самое интересное в истории антиамериканизма — что нарративы, которые кажутся обоснованными сегодня, существовали еще до того, как Америка стала сверхдержавой.

    — Значит ли это, что антиамериканизм может выступать в качестве связующего звена между правыми экстремистами и теми, кто считает себя левыми и прогрессивными, через общие проекции на США? 

    — В принципе, в антиамериканизме есть содержательная составляющая, объективно отражающая реальность: США — действительно сверхдержава и действительно влияли и влияют на мировые события. Но самое интересное в истории антиамериканизма заключается в том, что нарративы, которые кажутся обоснованными сегодня, существовали еще до того, как Америка стала сверхдержавой. То есть проективное содержание антиамериканизма очевидно с самого начала: Америка как служила, так и служит для проекций, как в положительном, так и в негативном смысле. Новизна, которую она воплощала, и принципы, которые отстаивала, — это, в конечном счете, базовые принципы капиталистической и демократической современности. 

    — Чем левый антиамериканизм отличается от крайне правого антиамериканизма? 

    — Различия следует искать в риторическом эгалитаризме. В то время как даже допускающие этнический плюрализм ультраправые исходят из отдельности каждой нации и верят в неравенство, мышление левых принципиально эгалитарно. Это не значит, что левый антиамериканизм лишен внутренних противоречий, но национализм в правом антиамериканизме более прямолинейный. Кроме того, есть различия между этническими и культурно-консервативными вариантами антиамериканизма. Последний может не иметь каких-либо этнических установок: вся американская культура в целом рассматривается здесь как нечто неполноценное. Такой элитистский культурный консерватизм встречается и у некоторых левых, хотя какие-то американские субкультуры они могут воспринимать весьма благосклонно.  

    — Как в студенческом движении 1968-го? 

    — Точно. Оно провозглашало и утверждало свое интеллектуальное превосходство над Америкой, а саму Америку представляло более гомогенной, чем та была на самом деле. При этом активно использовались американские формы протеста вроде сидячих забастовок, что сочеталось с уверенностью, будто США — это недемократичная провинция. 

    — В какие исторические периоды антиамериканизм обретает популярность? 

    — Прежде всего, в обществах, переживающих времена определенного модернизационного подъема. Будь то классическая модернизация, как в девятнадцатом веке, или ее более поздняя разновидность в начале двадцатого, или то, что мы называем глобализацией, которая привела к социальным потрясениям в 1990-х и 2000-х годах. В такие периоды появляется определенная потребность в объяснении тех перемен, которые происходят в мире. Нередко эта потребность удовлетворяется антиамериканизмом, наряду с антисемитизмом, в котором распространены похожие образы. Ведь евреев традиционно обвиняли в проявлениях капиталистической модернизации, и именно поэтому эмпирически прослеживается связь между антиамериканизмом и антисемитизмом. 

    — Почему антиамериканизм так часто сочетается с антисемитизмом? 

    — Одна из причин заключается в уже упомянутой идеологической пригодности: обе идеологемы предлагают удобные объяснения капиталистической модернизации, обвиняя американцев или евреев. И то, и другое — своего рода проецирование негативных черт характера на американцев и евреев соответственно. Алчность, например, — это классический мотив, который мы находим как в антисемитизме, так и в антиамериканизме. Кроме того, оба этих вида ресентимента используются для конструирования коллективных идентичностей — национальных, а подчас и транснациональных. К примеру, с помощью антиамериканизма выстраивается европейская идентичность.

    Антизападничество, антимодернизм и антииндивидуализм были гораздо более фундаментальными идеологическими установками, чем антибольшевизм

    Так же могут вырабатываться и религиозные идентичности. Например, в идеологии политического ислама и антисемитизм, и антиамериканизм играют сегодня центральную роль. В начале XX века антиамериканизм и антисемитизм были общераспространенными объяснительными моделями, которые были адаптированы и интегрированы определенными движениями. Так, национал-социалистическая идеология, которая по своей сути тоже была антииндивидуалистической и антизападной, сочетала в себе и антисемитизм, и антиамериканизм по причинам, упомянутым выше. 

    — Нередко складывается впечатление, что современный антиамериканизм идет в связке с пророссийскими нарративами, а порой и российской государственной пропагандой. Есть ли на то исторические причины? 

    — Интересно, что подобная закономерность наблюдалась еще в период Второй мировой войны, а также в национал-социалистическом движении, где относительно распространенным было восхищение сталинским тоталитаризмом, несмотря на очевидный и широко известный антибольшевизм нацистов. Это свидетельствует о том, что антизападничество, антимодернизм и антииндивидуализм были гораздо более фундаментальными идеологическими установками, чем антибольшевизм. Это подтверждается многочисленными примерами последующих социальных движений, как правых, так и левых: всякий раз, когда дело доходило до определения четкой позиции, предпочтение отдавалось Востоку, а не Западу. В таком двуполярном видении мира все восточное казалось более аутентичным, чем якобы упадочное западное. 

    — Какие слои населения особенно подвержены антиамериканизму? 

    — Как правило, антиамериканский ресентимент распространен в образованном среднем классе. Первый бум антиамериканизма пришелся на 1980-е годы, когда, следуя по стопам «новых левых», все остальные политические лагеря, включая центристский, начали считать антиамериканизм социально приемлемым. Ранее это был феномен, характерный, скорее, для политических флангов, условно говоря, левого или правого. В 1980-х годах он получил массовое распространение среди населения. Крупные демонстрации в начале 2000-х годов изначально были направлены против войны в Ираке. Этот антивоенный протест быстро перерос в куда более идеологизированные демонстрации, зиждившиеся на ресентименте.

    В основе трампизма тоже лежит определенная форма антиамериканизма

    В движении за мир, как в 1980-х, так и в 2000-х годах, можно найти очень стереотипную и проективную форму антиамериканизма, характерную в том числе и для среднего класса общества. «Ультраантиамериканизм» 2000-х был последним пиком этой идеологии, показавшим, однако, что существуют повторяющиеся волны антиамериканской риторики и что соответствующий дискурс может обновляться снова и снова, — первые признаки чего мы наблюдаем и сейчас. 

    — Как вы думаете, насколько опасен антиамериканизм для демократии? 

    — Больше всего антиамериканизм опасен для самих США. Теракты 2001 года были настоящим военным нападением и стоили жизни тысячам людей в Нью-Йорке. В основе трампизма тоже лежит определенная форма антиамериканизма. Идеологические и риторические тропы, которые используют сторонники Трампа, очень похожи на шаблоны, которые мы наблюдаем в европейском антиамериканизме, особенно в том, что касается разнообразных теорий заговора. В США это привело к попытке государственного переворота во время штурма Капитолия в Вашингтоне 6 января 2021 года. По эту сторону Атлантики антиамериканские (и антисемитские) конспирологические теории тоже могут привести к подрыву демократических принципов и механизмов. 

    — Какие меры против антиамериканизма может принять демократическое гражданское общество? 

    — В первую очередь, необходимо говорить о том, что такое понятие, как антиамериканизм, вообще существует. Сегодня антиамериканизм — самый приемлемый для общества предрассудок, потому что он представляется безобидным и даже социально одобряемым. Следует хотя бы осознать всю серьезность этого явления и понять, что оно создает благоприятную почву для других форм конспирологии, для антииндивидуалистического и антидемократического мышления. 

    Читайте также

    Закат Америки? Отменяется!

    «Крайне правые в Германии — союзники или агенты Кремля?» Спрашивали? Отвечаем!

    «В Израиле видят воплощение всех колониальных преступлений Запада»

    Партия пророссийского мира

    Старшая, сводная, нелюбимая

    Ассанж — не жертва мирового заговора

  • Старшая, сводная, нелюбимая

    Старшая, сводная, нелюбимая

    Original by Таня Дюкерс on Der Tagesspiegel
    Translation by Александра Берлина

    Подавляющее большинство немцев — 72%, судя по опросу исследовательского центра YouGov, — хотели бы видеть следующим президентом США Камалу Харрис. Лишь 15% отдает предпочтение Дональду Трампу. Между тем возможное возвращение последнего к власти может интересным образом повлиять на отношение к США в Германии. С одной стороны, во время своего первого президентского срока Трамп отметился целым рядом крайне жестких высказываний по поводу немецкой политики, и немцы ответили явным снижением симпатий к Америке. С другой, по многим другим вопросам его риторика близка именно тем в Германии, кто особенно недолюбливает США: крайне левым — угроза покинуть НАТО, крайне правым — критика «левацкой» идеологии со стороны Трампа и его соратников. Иными словами, победа республиканского кандидата, обещающего «сделать Америку снова великой», должна обрадовать как раз по-настоящему антиамерикански настроенных немцев.

    Антиамериканизм существует практически по всему миру, но какова его немецкая специфика? Об этом пишет Таня Дюкерс в колонке для газеты Tagesspiegel. Читайте ее в переводе дekoder’а.

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Захватническая война России против Украины демонстрирует, как легко, почти рефлекторно всплывает в Германии антиамериканский ресентимент. Мол, конечно, главный поджигатель и выгодоприобретатель конфликта — это США со своей военной промышленностью! И санкции тоже Америка придумала, чтобы продавать свой сжиженный аморальный газ, погубив великий символ российско-германской дружбы, «Северный поток — 2».  

    Поверить в подобные утверждения кажется некоторым жителям Германии проще, чем признать агрессором страну, которая у них на глазах развязала войну против соседей. 

    Интересна при этом солидарность левых и АдГ. Например, недавно в твиттере можно было прочесть: «Эти танки означают всего лишь еще четыре недели войны и несколько десятков тысяч напрасно потерянных молодых жизней. После этого на новом восточном фронте больше не будет танков Leopard. США поставили Германии мат». 

    А также: «США отправляют Германию в огонь, словно вассала. Решение "светофорной коалиции", принятое по указке Вашингтона, прокладывает Германии путь к войне. Ужасно, что Шольц перешел роковую красную черту, которую сам когда-то провел. Настало время пасть в объятия поджигателей войны!» 

    Второе, более резкое заявление сделала Севим Дажелен, депутатка от «Левых», а первое — один из самых праворадикальных членов АдГ, Бьорн Хёке. Журналист Тобиас Рапп по этому поводу написал в том же твиттере: «Близость «Левых» и АдГ по вопросу Украины весьма примечательна. Их подпитывают одни и те же ингредиенты: любовь к Путину и ненависть к Америке». 

    В более нюансированном виде подобные идеи можно встретить и среди немцев среднего класса и центристских взглядов. Более того, ряд ведущих интеллектуалов и политиков, говоря о войне в Украине, называет Россию жертвой США. Откуда взялась эта диковатая идея? С одной стороны, она коренится в романтизированном представлении о России, а с другой — в глубоко укрепившейся неприязни к США как центральному представителю западного либерализма. 

    Кто тут писал речи товарищу Хонеккеру? 

    Итак, по порядку: среди левых все еще распространен романтизированный образ России как антиколониальной, антиимпериалистической державы, поддерживающей освободительные движения. Поддерживает это представление незнание истории в той ее части, которая касается того, как Россия доросла до своих размеров и какие народы она поглотила на этом пути. 

    Берлинская писательница Аннет Грёшнер, выросшая в Магдебурге, лаконично подытожила: «Нас воспитывали как антиимпериалистов, хотя мы сами были частью империи». 

    Среди людей, выросших в ГДР, — даже среди критически настроенных к ней — нередко наблюдается своего рода стокгольмский синдром: вплоть до того, что и бывшие диссиденты зачастую свято верят в карикатуру США, которую рисовала Социалистическая единая партия Германии. Их слова порой звучат так, будто это они были спичрайтерами Хонеккера. Люди цепляются за неприязнь по отношению к США, как за тоску по школьным каникулам на Балтике. 

    Кроме того, бытует и, на первый взгляд, менее абсурдный аргумент, что к России следует проявить особое снисхождение, потому что Красная армия (с помощью американцев, англичан и французов) освободила Германию от нацизма. 

    Проблема с этим аргументом в том, что из вида вовсе выпадает роль Украины в борьбе с нацизмом. А ведь именно Украина, наряду с Беларусью и странами Балтии, была одним из главных театров военных действий Второй мировой войны. 

    Новый Вавилон 

    Неприязнь к либерализму — старая добрая немецкая традиция. Еще нацисты рассматривали США как символ и олицетворение «загнивающей» современности с ее безродным космополитизмом, потерей корней и невыносимым темпом жизни. На вершине Оберзальцберга Гитлер держал речь о Нью-Йорке как о новом еврейском Вавилоне, который с радостью сжег бы в огне за все его грехи. 

    Для Гитлера, расиста и провинциала, США были отвратительным смешением народов — что-то вроде огромной Вены. Конечно, антисемитизм и сегодня сохраняет свою роль, часто неосознанную. Не все понимают, какие ассоциации обслуживают, когда говорят о нью-йоркских толстосумах. 

    Разве говорят они в том же тоне о «франкфуртских банкирах»? Конечно, нет. До сих пор бытует мнение, что поверхностные, взбалмошные и порочные американцы поклоняются греховному маммоне, пока глубокие, подлинные, укорененные на своей земле немцы отличаются высокой моралью и особой порядочностью.  

    Проекция ненависти к самим себе 

    Давнее чувство неполноценности — Германия сперва проиграла две войны, потом дослужилась до роли «младшего партнера» — прекрасно компенсируется верой в собственное моральное превосходство. В то, что рейнский — лучший вариант капитализма. 

    Отталкивание проистекает из близости: США культурой и образом жизни напоминает Германию больше, чем значительная часть неевропейских стран. Большинство американцев имеет европейские корни; многие семьи живут в Америке всего три-четыре поколения. На Среднем Западе — в той части Америки, над которой принято посмеиваться, — потомки выходцев из Германии составляют самую многочисленную группу населения. 

    Отражение этой близости в Германии — многообразие любимой немцами американской продукции, которую жаждут не меньше, чем «отвергают». Немцы давно восхищаются американским стилем жизни и старательно его копируют. 

    Немцы сегодня шарахаются от показного презрения к американской продукции, в том числе культурной, к реальным потребительским привычкам. Америка уже давно играет роль вроде старшей нелюбимой сводной сестры. Неприятие Америки — это во многом проекция ненависти к самим себе. Многие в Германии переживают своего рода позднекапиталистический кризис смыслов. Вопрос в том, как на него реагировать.  

    Можно задуматься о том, какой вклад вносит Германия в климатический кризис и в уничтожение неконкурентоспособных компаний в странах глобального Юга. А можно — и это, конечно, куда удобнее — обвинить США во всем на свете и уверовать, что мир был бы лучше без партнера по ту сторону Атлантики. 

    О «закате Америки» в Германии мечтают многие. Жаль, что меньше задумываются о том, что случится после «дня X». Как конкретно должна выглядеть альтернатива символизируемому Штатами западному «образу жизни», о прощании с которым мечтают, сидя в Levi’S, постукивая клавишами своего макбука и потягивая колу. Чем дальше на запад продвигаются российские войска в Украине, тем ближе эта альтернатива становится. 

    Читайте также

    «Кремлю невыгодно, чтобы альтернативные медиа были связаны с ним напрямую»

    (Возможно) последний саммит старого НАТО

    Притяжение к тюрьме

    Для этой войны каждый день нужны новые слова

    Партия пророссийского мира

    Самый приемлемый для общества предрассудок. И поэтому опасный

  • Сдержанный подход к ядерному сдерживанию

    Сдержанный подход к ядерному сдерживанию

    Original by Михаэль Рюле on Internationale Politik
    Translation by Алина Хайтлина

    С начала полномасштабной агрессии против Украины Кремль регулярно озвучивает ядерные угрозы в адрес Запада — и прежде всего, европейских стран. Этой осенью Путин инициировал изменения в доктрине сдерживания, которые должны расширить список ситуаций, когда Россия будет готова к применению ядерного оружия. Среди прочего это «нападение» на РФ неядерного государства при «поддержке» стран, обладающих атомным оружием, что выглядит как прозрачный намек на действия ВСУ в международно-признанных границах России. Несколько недель спустя Путин провел тренировку сил ядерного сдерживания, заявив, что они должны быть в «постоянной готовности к боевому применению». Провластные аналитики, вроде Сергея Караганова и Дмитрия Тренина, предлагают уже сейчас готовиться к нанесению «демонстрационных ядерных ударов» и «спустить Европу в ящик истории».  

    В Германии российская агрессия и кремлевские угрозы вызвали всплеск обсуждения различных способов противодействия потенциальной эскалации конфликта в будущем и переноса боевых действий на территорию Евросоюза и НАТО. Тема собственного европейского ядерного сдерживания вернулась в общественную дискуссию. Особенно в свете возможного возвращения к власти в США Дональда Трампа, который грозит резко ограничить американскую защиту Европы. Самые радикальные предложения сводятся к созданию «европейской атомной бомбы», в проектировании и размещении которой Германия должна сыграть решающую роль. Ответом на это предложение служит идея о наращивании «ядерного IQ», которое предполагает, прежде всего, распространение знаний о рисках применения и даже обладания ядерным оружием. С этой точки зрения, ядерное сдерживание — крайне спорная концепция, провал которой слишком опасен, чтобы на нее полагаться. 

    Немецкий эксперт Михаэль Рюле, более тридцати лет работавший в структурах НАТО, в статье для журнала Internationale Politik берет концепцию сдерживания под защиту, но напоминает, что для ее правильного понимания важно брать в расчет не только ядерные, но и неядерные ее аспекты. 

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Во время Карибского кризиса 1962 года американский режиссер Стэнли Кубрик решил вместе с семьей эмигрировать в Австралию. Он прочел где-то, что, если сверхдержавы обменяются ядерными ударами, радиоактивное заражение там будут наименьшим. Но когда Кубрик, уже заказавший для своего путешествия более сотни коробок, узнал, что на корабле до Австралии на две каюты полагается только одна ванная комната, он быстро свернул это предприятие. Страх разделить один туалет с совершенно незнакомыми людьми внезапно оказался для режиссера, страдавшего от всевозможных фобий, сильнее, чем страх погибнуть в ядерном аду. Кубрик остался в США — и вскоре обыграл свой страх перед ядерной войной в сатирическом шедевре «Доктор Стрейнджлав, или Как я научился не волноваться и полюбил атомную бомбу». 

    Друг, которому Кубрик рассказал об этом неловком эпизоде из своей жизни, опубликовал его только после смерти режиссера. Но, вообще говоря, Кубрику не стоило стыдиться своих противоречивых реакций. Игривое, почти небрежное, отношение к теме сдерживания — как ядерного, так и конвенционального — и сегодня остается одной из отличительных черт западного стратегического дискурса. Ведь даже если внешне создается впечатление, что эта концепция переживает ренессанс, связанный с ухудшением ситуации в сфере международной безопасности, в основном речь идет о соединении произвольно выбранных фрагментов, с помощью которых пытаются подкрепить собственную позицию. Это очень плохая отправная точка для политики безопасности в духе реализма в период «смены эпох».  

    Сдерживание как научный объект 

    Если верить Лоуренсу Фридману, корифею британских исследований сдерживания, концепция сдерживания очень хорошо подходит западным демократиям. Стратегии сдерживания, полагает Фридман, так привлекательны для правительств, потому что позволяют им выглядеть защищающимися, но не слабыми, и в то же время решительными, но не безрассудными. Сдерживание подразумевает, что нежелательное развитие событий можно предотвратить, ничего для этого не делая: простая угроза заменяет применение оружия. Поэтому военное сдерживание — это, по сути, концепция сохранения статус-кво. Она не лишена слабостей с точки зрения логики и поднимает сложные этические вопросы, особенно в своем ядерном аспекте. Однако, когда она работает, ее преимущества значительно превышают издержки.  

    С началом ядерной эры сдерживание стало все больше интересовать ученых и превратилось в объект научного изучения. То, что изначально было ходом чисто военной мысли, все больше обогащалось знаниями из политологии, экономики и поведенческой психологии. Это привело, среди прочего, к лучшему пониманию рисков и пределов сдерживания, но прежде всего заострило внимание на важности военно-политического контекста, который может определить успех или провал этой стратегии. И хотя абстрактно-гипотетический характер предмета исследования породил множество сомнительных аналитических построений, за десятилетия все-таки успел сформироваться свод фундаментальных знаний о концепции сдерживания, который послужил руководством для западной политики безопасности.  

    Когда концепция сдерживания работает, ее преимущества значительно превышают издержки

    После окончания холодной войны сдерживание, естественно, стало играть меньшую роль в западном дискурсе. Теперь оно вновь обрело значение, особенно в свете все более агрессивной политики России. Но именно шедшие в Германии после вторжения России в Украину в феврале 2022 года дискуссии показали, что в состоянии шока многие участники вполне готовы игнорировать даже базовые принципы науки сдерживания.  

    Понять интересы противника 

    Одно из таких основополагающих условий успешного сдерживания — знание противника и его интересов. Такой анализ труден и умозрителен, особенно в случае менее прозрачных авторитарных систем. Однако он необходим, поскольку от оценки противника зависит то, как будет организовано сдерживание. Но зачастую эти аналитические изыскания оказываются тщетными. 

    В контексте текущих дискуссий такие страны, как Россия и Китай, Иран и Северная Корея, нередко предстают в виде карикатур, единственная цель которых — максимально усложнить жизнь Западу. То обстоятельство, что эти страны могут преследовать свои собственные — хотя и весьма сомнительные с точки зрения Запада — интересы в сфере безопасности, практически не обсуждается. Считается, что их усилия направлены исключительно на разрушение созданного Западом «порядка, основанного на правилах». 

    Столь одномерная интерпретация скрывает сразу несколько подводных камней, которые влияют на западную политику сдерживания. С одной стороны, она с самого начала исключает мысль о том, что Запад и сам мог совершить ошибки в отношениях с этими государствами, — мол, это все равно стратегические аутисты, чей взгляд на мир как на игру с «нулевой суммой» не допускает никаких компромиссов. Что снимает с Запада ответственность за разработку конструктивной политики в отношениях с этими государствами, которая бы разрядила конфликты до их военной эскалации. С другой стороны, анализ, помещающий Запад в центр всех процессов, возлагает на него такую большую ответственность за политические усилия по защите миропорядка от внешних угроз, что разочарование по поводу тщетности этой политики выглядит почти неизбежным.  

    Российская угроза 

    В нынешних весьма эмоциональных дебатах по поводу Украины особенно ярко проявляется тенденция считать, что противник готов практически на все. Российское государство рассматривается как тот самый перманентный империалист, чей экспансионизм можно остановить, лишь нанеся ему тяжелое поражение в его войне против Украины. Иначе, как считается, у Москвы возникнет искушение напасть на НАТО. В такой интерпретации война России против Украины — это не постсоветский конфликт, а прелюдия к реализации гораздо более масштабных имперских замыслов.  

    Некоторые меры, принимаемые для усиления сдерживания, скорее пугают, чем успокаивают население

    Такое понимание России и ее политики чревато тяжелыми последствиями для североатлантической стратегии сдерживания. Ведь если Россия —эдакий хищник с оппортунистской установкой, который наносит удар, как только Запад теряет бдительность, значит, мир в Европе зависит исключительно от военной мощи НАТО. И хуже того: если даже альянс из 32 стран, во много раз превосходящий Россию, не смог предотвратить нападение с ее стороны, это фактически должно привести к выводу, что никаких доступных средств сдерживания этой страны не существует. Увеличение военных навыков армий НАТО, для которого есть много веских причин, в таком случае не имеет большого смысла. Вместо этого правительствам стран альянса следует готовить своих граждан к неизбежной войне.  

    Именно к этому призывают многие участники нынешних дебатов. Но один из болезненных выводов, к которому привели предыдущие дискуссии, заключается в том, что некоторые меры, принимаемые для усиления сдерживания, скорее пугают, чем успокаивают население. Поэтому важно всегда взвешивать «сдерживание» и «успокоение». В значительной части западных демократий многолетние дебаты о неизбежной войне, вероятно, не повысят готовность защищать их, а, скорее, приведут к кризису восприятия утвердившейся политики безопасности. То, что должно было усилить сдерживание, парадоксальным образом приведет к его ослаблению и тем самым сыграет на руку России.  

    Возможности и интересы 

     Попытка оценить интересы противника важна не только для обороняющейся стороны, которой нужно повлиять на потенциального агрессора. К результатам исследований в области сдерживания, которые, к сожалению, слишком часто игнорируют, относится то, что и нападающая сторона должна в своих расчетах не только учитывать возможности обороняющейся, но и оценивать ее интересы. Это именно то, почему Аргентина в 1982 году оккупировала Фолклендские острова, принадлежащие Великобритании, хотя и знала о военном превосходстве Великобритании как ядерной державы. Считалось, что значимость этой группы островов для Лондона была слишком мала, чтобы проводить дорогостоящую военную операцию в Южной Атлантике по их возвращению. Сделанная Аргентиной оценка британских расчетов оказалась ошибочной, но и британская стратегия сдерживания провалилась, потому что информация о сохраняющемся интересе Великобритании к островам не была донесена нужным образом.  

    Асимметрия интересов важнее баланса военных сил

    Неоднократно звучавшее в ходе нынешних дискуссий утверждение, будто более сильный в военном отношении Запад мог бы удержать Россию от нападения на Украину, в корне неверно оценивает положение дел. Во-первых, Россия быстро поняла, что Запад не готов рисковать войной из-за Украины. Заинтересованность России в том, чтобы не допустить переориентирования Украины на Запад, всегда была выше, чем заинтересованность Запада в чрезвычайных обстоятельствах защитить Украину даже силой оружия. 

    Следовательно, военное превосходство НАТО не играло решающей роли в расчетах России, поскольку все равно не было бы использовано. Асимметрия интересов была важнее баланса военных сил. Тех, кто не учитывает эту связь между сдерживанием и интересами, будут — как Великобританию в 1982 году или НАТО в 2022-м — всякий раз заставать врасплох, сколько бы они ни вкладывали в свою оборону.  

    Ядерная угроза 

    Неадекватное понимание концепции сдерживания характерно не только для Запада. Россия также неоднократно терпела неудачу в своих попытках использовать эту концепцию для достижения своих целей. Так, еще до вторжения в Украину Россия уже использовала риторику ядерных угроз, чтобы ограничить поддержку Киева со стороны Запада. Эти угрозы теперь подкрепляются учениями ядерных сил и размещением атомного оружия в соседней Беларуси.  

    Однако эта угроза пока не возымела должного эффекта. Это связано с тем, что Запад принимает свои решения не только на основе российских заявлений, но и на основе оценки российских интересов. Подобно тому, как Москва пришла к выводу, что Запад не будет защищать Украину, Запад уверился, что применение ядерного оружия возможно только в том случае, если на карту будут поставлены экзистенциальные интересы России. Поскольку до этого еще очень далеко, расширение поддержки Украины — в том числе с помощью более дальнобойного оружия — считается оправданным. В итоге российские угрозы теряют силу, потому что Запад использует в качестве мерила для своих действий не риторику Москвы, а оценку российских интересов.  

    И даже более того. Постоянно ссылаясь на «красные линии», которые Запад пересекает без последствий, Россия подрывает собственный авторитет, а заодно и свою стратегию сдерживания. Впечатление решимости, которое пытается создать Москва, сменяется ощущением беспомощности, поскольку угроза оружием массового уничтожения не имеет никакого отношения к политическим и военным целям, которые она преследует в этой войне.  

    Российские угрозы теряют силу, потому что Запад использует в качестве мерила для своих действий не риторику Москвы, а оценку российских интересов

    Но проблема действительно возникнет, если, как того требовали многие участники дискуссии, политика Запада не ограничится обеспечением выживания Украины, а будет направлена на победу над Россией. Тогда ядерные угрозы Москвы приобретут совершенно новое измерение. Один из классических выводов поведенческой психологии заключается в том, что страх потерять что-то заставляет людей идти на больший риск, чем перспектива что-то приобрести. В контексте сдерживания это означает, что нельзя ставить противника, обладающего ядерным оружием, в положение, когда он считает, что ему терять больше нечего.  

    Занят ли Запад «самосдерживанием»? 

    Именно этим руководствуется Запад в своей политике на украинском направлении. Поддержка Киева постоянно усиливается, но так, чтобы не спровоцировать войну между Западом и Россией, которая потенциально может принять ядерное измерение. Очевидно, что такая политика разочаровывает многих наблюдателей, призывающих к более быстрой и всеобъемлющей помощи Украине, поскольку лишает Киев определенных военных возможностей. Соответственно, некоторые западные правительства часто обвиняют в том, что они поддались необоснованному страху перед российским ответом (то есть занимаются «самосдерживанием») или даже позволили Путину успешно ими манипулировать.  

    Вполне возможно, что Запад мог бы с самого начала вести более решительную политику, не спровоцировав ответных действий России. Однако это значительно увеличило бы риски для Запада. По этой причине именно США, которые и так несут на себе основную тяжесть западной помощи Украине, следуют осторожным курсом. Вашингтон не только внимательно следит за ядерной активностью России, но и старается не подавать никаких вводящих в заблуждение сигналов. Но то, что консервативные критики успели назвать отсрочку американских ракетных испытаний вскоре после нападения России на Украину признаком слабости, еще раз показывает, что смутная потребность продемонстрировать силу и решительность отодвигает для некоторых осознание риска на второй план. Если бы обе стороны действовали по такой схеме, прямая военная конфронтация была бы практически неизбежна. 

    Серая зона гибридных конфликтов 

    Нежизнеспособность простого уравнения, согласно которому увеличение военной мощи обычно приводит к большей эффективности сдерживания, очевидна и при попытке применить концепцию сдерживания к атакам ниже порога военных действий. Так, в последние годы НАТО квалифицирует как угрозы, способные привести альянс в действие, в том числе так называемые гибридные атаки, например, в киберпространстве, в сфере дезинформации или в форме саботажа.  

    Тот, кто хочет ответить военными действиями на невоенные провокации, покидает сферу сдерживания в пользу крайне рискованной стратегии «око за око»

    Однако на практике непрекращающаяся гибридная активность против стран НАТО показывает, что такая угроза не сильно впечатляет тех, кто к ней прибегает. Они рассчитывают — и вполне обоснованно — что НАТО, в распоряжении которого находятся почти исключительно военные инструменты, не станет отвечать на невоенные атаки, взяв в руки оружие. Поэтому попытки некоторых аналитиков распространить принцип сдерживания на серую зону гибридных конфликтов с помощью затейливого словотворчества («сдерживание с помощью запутывания») ни к чему не приводят.  

    Проблема этой дискуссии заключается, с одной стороны, в том, что концепция сдерживания дезавуируется, если она применяется к ситуации, в которой почти неизбежно потерпит неудачу. А кроме того, утверждение, что Россия уже давно ведет гибридную войну против Запада, часто звучащее в контексте войны в Украине, не только чувствительно с точки зрения международного права, но и заставляет некоторых наблюдателей призывать Запад к более жестким контрмерам, включая использование военных средств.  

    Но тот, кто хочет ответить военными действиями на невоенные провокации, покидает сферу сдерживания в пользу крайне рискованной стратегии «око за око», поскольку в этом случае у противника возникнет искушение симметричного ответа. Поэтому верная реакция на подобные угрозы кроется не в военном сдерживании, а в укреплении устойчивости государства, экономики и общества.  

    Повышения «ядерного IQ» мало 

    Нынешние западные дебаты, в которых сдерживание одновременно переоценивается и недооценивается, показывают, что заявленное переосмысление этой концепции так и осталось незавершенным. Прежде всего, шок от нападения России на Украину показал, что, хотя многие участники дискуссии признают растущую важность сдерживания, они используют эту концепцию только избирательно, даже местами противоречиво, ради обоснования собственной позиции. И действительно, сдерживание — не точная наука, которая бы могла бы дать конкретный план действий. 

    Но в период переориентации немецкой политики в сфере безопасности и обороны, которая, помимо прочего, должна выразиться в значительном увеличении оборонного бюджета, важно осознать, какие угрозы подвержены сдерживанию (и какими методами), а какие — нет. И осознать как можно скорее. Без тщательного рассмотрения возможностей и пределов сдерживания новая парадигма в политике безопасности, необходимой в связи с идущей «сменой эпох», останется неполной. 

    Поэтому предлагаемое некоторыми повышение «ядерного IQ» Германии — требование необходимое, но недостаточное. Как раз в своих неядерных аспектах концепция сдерживания заслуживает гораздо большего аналитического внимания, чем она получила до сих пор. 

    Читайте также

    Запад тоже виноват в войне? — Спрашивали? Отвечаем!

    После Путина: каково будущее российского империализма?

    «Украинцы знают, за что воюют, а вот знаем ли мы?»

    Что, если Россия победит?

    Что пишут: о «новой военной службе» в Германии

    (Возможно) последний саммит старого НАТО

  • Партия пророссийского мира

    Партия пророссийского мира

    Original by Оливер Нахтвай on dekoder
    Translation

    В трех федеральных землях, где в сентябре прошли парламентские выборы: в Тюрингии, в Саксонии и в Бранденбурге, — продолжаются непростые переговоры о формировании правительства. Везде ключевую роль играет «Альянс Сары Вагенкнехт» (нем. Bündnis Sahra Wagenknecht) — новая политическая партия, которая была образована только в январе 2024 года после раскола партии «Левые» и которая, несмотря на это, смогла занять третье место на всех этих выборах. Союз с «Альянсом» для христианских демократов в Тюрингии и Саксонии, а также социал-демократов в Бранденбурге — единственный шанс сформировать большинство без участия «Альтернативы для Германии». Более того, если переговоры провалятся, может замаячить и перспектива коалиции «Альянса» и АдГ — двух радикальных политических сил, которых объединяют, как минимум, симпатии к России и неприятие миграции.  

    Переговоры идут тяжело, поскольку Сара Вагенкнехт в качестве предварительного условия требует прописать в будущем коалиционном соглашении свою «формулу мира»: отказ от поставок немецкого оружия Украине, протест против размещения в Германии новых американских ракет, немедленное начало мирных переговоров с Кремлем. То, что все эти вопросы решаются не на земельном, а на федеральном уровне, ее совершенно не смущает. По-видимому, даже наоборот: для нее это шанс с помощью угрозы полномасштабного политического кризиса продавить обе общенародные партии, которые все еще держатся (по крайней мере, на уровне риторики) жесткого курса в отношении России. По-видимому, не смущает Вагенкнехт и то, что представители земельных отделений ее собственной партии намекают на то, что целесообразно было бы занять более конструктивную позицию и сосредоточиться на местных проблемах. Многие немецкие журналисты полагают, что ее главная цель — демонстрируя собственную неуступчивость, добиться максимального результата на выборах в Бундестаг в 2025 году, даже если ради этого придется смириться с расколом в каких-то из отделений. 

    Социолог Оливер Нахтвай из Базельского университета рассказывает о том, как эта персоналистская сила с левоконсервативной идеологией отразила тот многообразный кризис, с которым столкнулась немецкая политическая и партийная жизнь. 

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    В начале января все наконец было готово. Сара Вагенкнехт основала собственную партию — «Альянс Сары Вагенкнехт — во имя разума и справедливости». Но ни одной из заявленных политических ценностей в аббревиатуре «АСВ» места не нашлось, из чего ясно, что новая партия строится исключительно вокруг фигуры этой политической деятельницы родом из Йены, не пропускающей ни одного ток-шоу. В Австрии пару лет существовал «Список Петера Пильца», объединявший сторонников бывшего члена партии «Зеленых», и вообще в истории партий бывали случаи, когда конкретным лидерам удавалось превратить свои имена и собственную политику в настоящие «измы»: трампизм, перонизм, макронизм, голлизм. Но чтобы личность одного человека и была партийной программой, чтобы партия полностью отождествляла себя со своей основательницей и ее политическими воззрениями — это, пожалуй, ноу-хау в новейшей партийной истории. 

    Ее успех можно назвать выдающимся. Самая известная представительница немецкой политической оппозиции и бывшая руководительница фракции «Левых», которая вышла из партии после нескольких лет взаимного охлаждения, в последние полгода превратилась во влиятельный фактор немецкой политики. На выборах в Европарламент «Альянс» набрал 6,2% и сразу же обошел «Левых» и СвДП. По итогам голосования в Бранденбурге, Тюрингии и Саксонии он получил более десятка мест в ландтаге каждой из земель. В Саксонии и Тюрингии коалиция «Альянса» и ХДС — единственный шанс не допустить к власти АдГ.  

    Магнит по фамилии Вагенкнехт

    Объявив о своем намерении принять участие в коалиционных переговорах, Вагенкнехт превратила эти выборы в референдум по вопросу о политике «светофорной» коалиции в Берлине. Ее коалиционные требования исключительно федерального уровня: правительства земель с участием «Альянса» должны выступить против планируемого размещения в Германии американских крылатых ракет и прекратить оказание военной помощи Украине. Вагенкнехт, подобно магниту, притягивает к себе сразу и пацифистски, и пророссийски, и равнодушно настроенных к геополитике людей. 

    Большинство немцев не испытывает энтузиазма ни по поводу размещения в Германии новых американских ракет, ни в связи с тем, что соответствующее решение было принято на саммите НАТО. Многие выступают и за сокращение военной помощи Украине. Они хотят мирной во всех смыслах жизни. Но движет ими не только стремление к миру. Немало людей опасается, что Германия окажется втянута в геополитический конфликт, а в конечном счете даже в войну. А платить за чужую войну эти люди тоже не намерены, ведь война эта, как они уверены, не их, а НАТО. 

    Надоевшее морализаторство «Зеленых» 

    Вагенкнехт привлекает избирателей еще и потому, что правящую коалицию, особенно «Зеленых», часть населения воспринимает как занудных моралистов. Не то, чтобы вовсе безосновательно. Неважно, идет ли речь о внешней политике, законе об отоплении или мерах в период пандемии, они настолько убеждены в своей глобальной моральной правоте, что чаще всего ограничиваются тем, что провозглашают свою точку зрения. Не отстаивая, не пропагандируя ее. Если граждане не согласны — что ж, партия разочарованно разводит руками. Вагенкнехт успешно торпедирует патерналистский политический стиль «Зеленых». В то время как упреки в адрес «Зеленых» со стороны СвДП и ХДС/ХСС выходят из моды.  

    Почему Вагенкнехт рассталась с партией, в которой состояла тридцать лет? Действительно ли «Левые» превратились в политкорректную леволиберальную зеленую партию, которую больше не интересуют трудящиеся? Как и почти всегда, в критических замечаниях Вагенкнехт есть зерно истины, но, как водится, они принимают форму почти гротескных преувеличений. 

    Вагенкнехт удалось точно распознать мрачные настроения части общества

    В ее конфликте с «Левыми» не берется в расчет то, что общество радикально изменилось. В нынешних кризисных условиях господствует представление о так называемой «нулевой сумме»: все меньше людей верит, что дела идут в гору. Это реакция на неолиберализм, который учил, что растущее благосостояние богатых идет на пользу и бедным. На общество теперь смотрят не как на поднимающееся тесто, а как на опадающее суфле. Чем больше кусок пирога у других, тем меньше — мой собственный, ведь ресурсы и возможности страны не бесконечны. 

    Ко всему прочему, как показали Штеффен Мау, Линус Вестхойзер и Томас Лукс в книге «Триггерные точки», многие чувствуют полное бессилие. Как бы критически немцы ни относились к ощутимому неравенству, которое с момента объединения Германии существенно возросло, оно парадоксальным образом практически не вызывает шума и, главное, совершенно не приводит к классовой мобилизации, ведь никто уже не хочет идентифицировать себя с профсоюзами и партиями. А поскольку общий пирог в размерах не увеличивается, граждане цепляются за меритократический принцип «честной оплаты». Согласно которому следует порицать как непродуктивных нахлебникови и представителейи класса собственников с их незаслуженными капиталами, так и получателией пособий. Тем не менее самое большое эмоциональное напряжение возникает вокруг гендерных вопросов, миграции и изменения климата, что и стало огромной проблемой для «Левых», которую давно осознала Вагенкнехт.  

    Трудящиеся и консервативные 

    Согласно исследованию Мау, консервативнее всех оказались те, кто трудится на производстве. Они скептично настроены по отношению к мигрантам и транслюдям, считают, что вокруг слишком много рассуждают о сексизме и расизме, и критически относятся к мерам по решению климатических проблем. При взгляде на позиции избирателей по оси «консервативность — прогрессивность» у всех партий заметен один горб в распределении: например, значительная доля электората «Зеленых» находится высоко на «прогрессивной» линии, а сторонники ХДС и СвДП мало отличаются друг от друга, располагаясь по этой оси ближе к середине. Иначе обстоит дело с избирателями «Левых»: по вопросу распределения благ между «верхами» и «низами» они настроены, очевидно, прогрессивно, а по всем остальным в ее рядах большое число сторонников как консервативной, так и прогрессивной точек зрения. Раскол в партии отражает раскол ее электората. Вагенкнехт осознала происходящее и сформировала свою политическую идеологию на консервативной основе — так появился левый консерватизм.  

    Вагенкнехт удалось точно распознать мрачные настроения части общества. Она смогла это сделать чисто интеллектуальным путем. Времени для этого было достаточно, ведь она никогда не появлялась на заседаниях комитетов своей прежней партии. Ее подход заключается в партийно-политической политизации триггерных точек. Вагенкнехт представляет собой классический пример того, что Мау и его коллеги называют «бизнесом на поляризации», заключающимся в том, чтобы находить «взрывоопасные» общественные проблемы, заострять их и превращать в фактор политического антагонизма. В чем она безусловно эффективна — так это в критике политических противников, конструировании отношений типа «друг — враг» и наращивании таким образом политического капитала. Она обращается, прежде всего, к работникам производственной сферы — тем самым рабочим, которые в рамках старой социальной модели ФРГ с большим трудом, но смогли добиться определенного успеха, пусть зачастую и дорогой ценой тяжкого освоения профессии и преодоления немалых расстояний.  

    Мау и его коллеги подчеркивают, что хотя в целом люди, работающие на производстве, действительно консервативно настроены, но это касается далеко не всех, а в своем консерватизме они вовсе не радикальны. Можно выделить четыре момента, которые служат для них триггерами. Во-первых, когда они подозревают, что представители других групп обладают особыми правами (например, мигранты). Во-вторых, когда кто-то не соответствует их представлениям о нормальности (например, транслюди). В-третьих, когда у них (например, в вопросах гендера) создается впечатление, что их собственным привычкам и представлениям угрожают языковые и поведенческие требования или пищевые предписания. В-четвертых, когда они убеждены, что государство ничего не делает для того, чтобы защитить их, например, от наплыва мигрантов, а только вмешивается в жизнь, вводя все новые ограничения (связанные с климатом или автотранспортом). В рамках этой логики противниками рабочих выступают уже не работодатели, а левые либералы. 

    Любую поддержку мигрантов или Украины Вагенкнехт выдает за сделку, лишающую государство возможности инвестировать в школы и образование вообще

    Так кто же сейчас поддерживает «Альянс»? Фактически эта партия своим левым консерватизмом заполняет лакуну на политической карте, которую другие до сих пор игнорировали, — это реально обнаружившаяся общая грань левых и правых лагерей, ранее не известная немецкой партийной системе. «Альянс» привлекает не только избирателей АдГ, но и левых. Это действительно среди прочего означает, что если бы не «Альянс», то «Альтернатива» в Восточной Германии была бы еще сильнее, став единственной общенародной партией. К электоральному ядру «Альянса» принадлежат, прежде всего, рабочие и представители нижнего среднего класса, люди с низким уровнем образования, восточные немцы, но также и люди с миграционными корнями. Это только звучит неожиданно. Собственный или пережитый родителями опыт тяжелой адаптации или столкновения с дискриминацией усиливает страхи перед потерей признания и всего того, что было достигнуто, у тех людей, в личной или семейной истории которых есть миграция. 

    Машина ресентимента 

    И в руководстве «Альянса» тоже немало людей с миграционными корнями — возможно, даже больше, чем в любой другой партии. И у самой Вагенкнехт, и у ее заместительницы Амиры Мохамед Али один из родителей родился за пределами Германии. Вагенкнехт превращает социальный вопрос в борьбу за распределение благ, ключевой характеристикой которой — в рамках представления о «нулевой сумме» — служит увязывание конфликта по вертикали общества с устройством того по горизонтали. Она описывает проблему неравенства верхов и низов через смешивание ее со спорами по поводу миграции и интеграции, равноправия, идентичности и климата. Любую поддержку мигрантов или Украины Вагенкнехт выдает за сделку, лишающую государство возможности инвестировать в школы и образование вообще. 

    Снежный ком муниципальных проблем, упадок инфраструктуры, нехватка жилья — все это в основе своей имеет недостаток финансовых ресурсов. Социал-демократический подход к решению проблем — генерировать возможности, набирая новые долги. Вариант «Левых» — политика перераспределения, например в форме повышения налогов для людей с более высокими доходами. Вагенкнехт не оспаривает логику жесткой экономии, но дьявольским образом переворачивает ее: денег для нуждающихся самоуправлений, на пенсии и пособия хватит, если перестать поддерживать Украину и меньше тратить на мигрантов. 

    Исследования предпочтений избирателей и электоральных колебаний обычно не принимают во внимание, какое существенное воздействие оказывает «Альянс» на легитимацию АдГ. Вагенкнехт с ее влиянием и умением заострять проблемы — это настоящая машина ресентимента, легитимирующая нарратив АдГ. Поэтому Вагенкнехт выступает не столько как бастион против «Альтернативы для Германии», сколько как ее передовой отряд. Не лишено горькой иронии то, что Вагенкнехт, склонная к крайним преувеличениям, стремится к дифференцированному подходу именно в отношении АдГ. В отдельных «рациональных» проектах она даже готова сотрудничать с правоэкстремистской по большей части «Альтернативой». Вместе с тем Вагенкнехт нельзя назвать ни националисткой или правой экстремисткой, ни «идеологической ленинисткой», воплощающей антизападный авторитаризм, как охарактеризовал ее в газете ZEIT историк Илько-Саша Ковальчук. Она стремится к независимости от США и НАТО. Но еще больше ее волнует восстановление полностью функционирующего национального государства, обладающего всем объемом экономического и геополитического суверенитета. 

    Партия, в которую так просто не вступишь 

    Сару Вагенкнехт можно упрекнуть много в чем, но только не в том, что она не готова учиться. Ее первым опытом в области партийного строительства было движение Aufstehen («Подъем!»), развалившееся вскоре после создания в 2018 году. Нынешний «Альянс» представляет собой полную противоположность шаткой сетевой организации — это персоналистская платформа, нечто среднее между ротари-клубом и большевиками. В «Альянс» просто так не вступишь, нужно подать заявление. Предполагается, что партия будет расти медленно и каждый новый кандидат пройдет проверку. Решение принимает «Берлин», а не земельное отделение, как в других партиях. Берлин осуществляет и предварительный отбор кандидатов в избирательные списки.  

    В виде «Альянса» до Германии дошел кризис европейской партийной системы

    Высокий уровень контроля вызвал недовольство бывших соратников, таких как Дитер Дем, годами помогавших Вагенкнехт поддерживать токсичную атмосферу в партии «Левых», которую она использовала, чтобы оттачивать собственный образ. При такой партийной модели она может проводить правую политику без привлечения правых. Стратегия Вагенкнехт строится на максимальном контроле за тем, какие посылы распространяются от имени партии. Это очень профессиональная партия, которая во всем ориентируется на лидера: она живет благодаря харизме Вагенкнехт, и на плакатах почти всегда будет ее портрет, даже если она сама в выборах не участвует. 

    Угроза «Альянсу» от Сары Вагенкнехт 

    Что будет с этой партией дальше? На этот вопрос трудно ответить, поскольку политика стала слишком изменчивой. Немцы охладели не к идее демократии как таковой, а к той парламентской демократии, с которой имеют дело. Поскольку Вагенкнехт удалось представить себя альтернативой этой модели и выстроить свою политику на базе «мышления нулевой суммы» и триггерных точек, в краткосрочной и, пожалуй, даже среднесрочной перспективе она может добиться больших успехов. Нравится это кому-то или нет, но ее достижения — дань макиавеллистскому искусству. Вагенкнехт — это воплощенная проекция недовольства истеблишментом. И нет ей дела до того, что, если спросить Chat-GPT: «Кто такая Сара Вагенкнехт?», словосочетание «близость к народу» появится в ответах только при очень сильном сбое искусственного интеллекта. 

    Именно в виде «Альянса» до Германии дошел кризис европейской партийной системы. Старые общенародные партии претендовали на то, что принадлежат своим членам и тем самым содействуют социальной интеграции самим фактом своего существования. «Альянс» — это персоналистская платформа, настроенная на поляризацию. Со временем это может стать проблемой. Активисты старых массовых партий понимали, что заботит людей. Персоналистские партии, вроде макроновского «Возрождения», часто теряют контакт со своей социальной базой. «Альянсу» стоило бы пустить корни на региональном и местном уровне. Кроме того, войдя в правящую коалицию, он рискует потерять статус силы, борющейся против истеблишмента. Однако самая главная угроза для долгосрочного успеха «Альянса Сары Вагенкнехт» — это сама Сара Вагенкнехт. В такой централизованной и персоналистской партии все завязано на ней. В обозримом будущем Вагенкнехт никуда не денется, и дело тут вовсе не в левом популизме. 

    Текст: Оливер Нахтвай
    Опубликовано: 30.10.2024

    Читайте также

    Триумф воли Сары Вагенкнехт

    Что пишут: об успехах крайне правых и поражении красно-зеленых

    Притяжение к тюрьме

    «Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

    Что пишут: о победах радикалов и популистов на востоке Германии

    «Почему восток остается другим?»

  • Беларуской оппозиции нужен друг. Но Украине не нужен еще один враг

    Беларуской оппозиции нужен друг. Но Украине не нужен еще один враг

    Original by Ольга Лойко on dekoder
    Translation

    «Нас объединяют не только общая судьба и родственные связи, но и стремление дружить и ладить с соседями», — так Александр Лукашенко поздравил Украину с Днем независимости на третьем году войны с Россией и беларуского соучастия в ней. Войны, которую Лукашенко, как и Путин, предпочитает не называть войной. «Давайте сядем за стол переговоров и закончим эту драчку. Она ни украинскому народу, ни россиянам, ни беларусам не нужна», — убеждает он. 

    Но что им нужно? Украинскому народу — стабильный мир, гарантии безопасности, восстановление разрушенной страны. Беларускому — прекращение репрессий, спасение практически утраченного суверенитета и налаживание нормальных отношений с соседями. 

    Украина уже обозначила свой трек — через вступление в ЕС и НАТО. Европейские перспективы Беларуси пока существуют лишь в бумагах демократических сил, и даже в случае прихода к власти нынешней демократической оппозиции выбор стратегического направления развития станет серьезным вызовом.

    Но нынешние отношения между странами заметно сложнее, чем отношения соагрессора и жертвы, пишет главред медиа Plan B Ольга Лойко для беларуского дekoder’а.

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Журналистка Ольга Лойко была вынуждена покинуть Беларусь // Фотография © Siarhei Balai

    Чужая война

    Война Беларуси действительно не нужна. Во-первых, потому что Лукашенко понимает, что ему эту войну не выиграть. «Мы не собираемся с вами воевать. Не потому, что вы хорошие, а потому, что мы с Россией не готовы увеличить фронт на 1200 километров. Вот вся граница — 1200 километров», — передал он свой воображаемый диалог с Украиной в интервью российскому телеканалу, имея в виду протяженность границы с этой страной. Вялая реакция России на украинский прорыв в Курской области подтверждает: свободных ресурсов не хватает даже на защиту собственных территорий. 

    Лукашенко и раньше в ответ на упреки в нежелании делом помочь союзнику намекал, что рад бы, да не сдюжить его вертикали еще один фронт. И так все силы уже пятый год как брошены на борьбу с внутренним врагом. Отвлечение ресурсов на врага внешнего может серьезно повредить внутренней стабильности режима.

    Вторая причина не ввязываться в войну — очевидное нежелание граждан Беларуси, чтобы конфликт коснулся лично их или их близких. По опросам Chatham House, агрессию России против Украины в декабре 2023 года поддерживало около трети беларусов. Но даже они не хотели бы, чтобы Беларусь в ней прямо участвовала. Принять участие в военных действиях на стороне России готовы всего 2% опрошенных, на стороне Украины — 1%. 

    Отвлечение ресурсов на врага внешнего может серьезно повредить внутренней стабильности режима Лукашенко

    Конечно, назвать это антивоенным консенсусом сложно. К примеру, объявить о полном нейтралитете, убрать российские военные базы из Беларуси и не высказываться в пользу ни одной из сторон готово только 29% опрошенных. При этом 27% считают, что Беларуси следует поддержать Россию и осудить Украину, но не вступать в военный конфликт самой. 

    Россия нашла самый простой способ привлечь своих граждан на войну — деньги. Если бы Лукашенко вслед за Путиным предложил добровольцам приличные суммы за участие в боевых действиях, согласные, возможно, нашлись бы. А пока нет недостатка в желающих работать вахтовым методом в Оршанском районе Беларуси на производстве снарядов для российского ВПК. Ничего личного. Просто бизнес. 

    Нефтяная дружба

    Кстати про бизнес. В миролюбие Лукашенко по отношению к южному соседу можно было бы не верить, если бы не давние и вполне прочные бизнес-интересы в Украине. Интересы и Беларуси в целом, и отдельных ее граждан. В том числе — самых близких к Лукашенко. Война обернулась для них санкциями, заморозкой активов и прочими неприятностями. Можно говорить, что и на войне зарабатываются миллиарды, но мутные и «серые» сложно сравнивать с легальными и полученными по налаженным схемам.

    Украина до начала войны была вторым крупнейшим торговым партнером Беларуси, опережая, к примеру, Китай. В 2021 году поставки в Украину выросли до 5,4 миллиарда долларов — это 13,6% от всего беларуского экспорта. 

    Основой экспорта были нефтепродукты — около половины от общего объема. Причем для Беларуси это был высокомаржинальный рынок: дешевое российское сырье и небольшое плечо (расстояние) поставок создавали оптимальные условия для зарабатывания денег. В Украину и через Украину шли беларуские удобрения, автомобили и автобусы, продукты питания, электроэнергия. 

    Украина до начала войны была вторым крупнейшим торговым партнером Беларуси

    Это если говорить просто о хороших торговых отношениях. Но отношения были теснее и глубже. Насколько — можно оценить на примере поставок битума с беларуского «Нефтебитумного завода» Николая Воробья, которого называли приближенным к Лукашенко и к «куму Путина» Виктору Медведчуку. 

    Кроме битума на миллионы долларов Воробей и близкие ему компании поставляли в Украину российское дизельное топливо и уголь, а в 2019 году Антимонопольный комитет Украины одобрил продажу его структурам 51-процентной доли в уставном капитале «ПрикарпатЗападтранса» — трубопроводе, который использовался для прокачки дизельного топлива из России и Беларуси транзитом через Украину в Европу. Правда, нефтепровод решением Совета национальной безопасности и обороны Украины вернули в собственность государства еще в феврале 2021 года, за год до начала полномасштабной войны. 

    Игра без правил, но с интересами

    Масштабное санкционное давление на беларуский бизнес в Украине началось в октябре 2022 года, когда был издан первый указ Владимира Зеленского о применении «персональных специальных экономических и других ограничительных мер». Под санкциями оказались 118 предприятий и организаций из Беларуси. Их активы в Украине начали блокировать, торговые контракты разрывались, лицензии аннулировались. 

    Cейчас экономические отношения переместились в серую зону. Сельхозпродукцию, вывезенную с оккупированных территорий Украины, перерабатывают в Беларуси и продают по всему миру. В свою очередь, стекло компании через торговое представительство компании «Гомельстекло» в Польше везут в Украину, закрывая жизненно важную потребность страны в выбитых войной окнах. 

    А еще Украине нужны запчасти для беларуской техники, закупавшейся массово и использующейся теперь для военных нужд. Хотя при этом кому-то приходится отвечать в суде за закупку беларуского трактора за счет бюджета. 

    Это игра без четких правил, но с очевидными интересами и с высокими рисками. 

    Почти случайное рукопожатие

    Беларуси сейчас фактически две, и вторая, изгнанная из страны режимом Лукашенко, активно пытается выстроить отношения с США, ЕС и другими странами. Но ни в 2020-м, ни с началом полномасштабной войны демократические силы Беларуси не смогли наладить диалог с украинскими властями. Сначала беларусы были слишком заняты бурными событиями 2020 года, когда очередные президентские выборы обернулись массовым энтузиазмом, а затем не менее масштабными протестами и репрессиями. Потом война в Украине заставила Владимира Зеленского решать множество задач, критичных для выживания страны. 

    То, что по-настоящему интересно Украине, пока контролирует Александр Лукашенко

    А вот серьезной темы для встречи с беларускими демсилами так и не появилось. То есть за поддержку в виде донатов ВСУ или за полк Калиновского как часть ВСУ — спасибо. А встречи, союзы и альянсы Киеву есть с кем организовывать. Почти случайное рукопожатие Зеленского и Тихановской на мероприятии в Германии весной 2023 года, заочный обмен репликами поддержки про европейское будущее. Вот и все отношения. 

    То, что по-настоящему интересно Украине, пока контролирует Александр Лукашенко. И с ним, судя по всему, контакты украинские власти сохраняют и переговоры ведут. В июне 2024 года Киев смог вернуть из Беларуси пятерых своих заключенных. В том числе — Николая Швеца, украинца, которого Минск обвинял в совершении диверсии против российского военного самолета А-50 в Мачулищах. Узников обменяли на осужденного в Украине за пророссийскую деятельность митрополита Ионафана. Лукашенко обмолвился, что это была просьба президента России. 

    Впрочем, многие подметили, что в день, когда стало известно про обмен, произошло еще одно неожиданное событие. Киевский апелляционный суд снял арест с части активов дочерней компании беларуской госкомпании «Беларуснефть». 

    Так что отношения Киева с Лукашенко не то чтобы лучше, чем с Тихановской. Но результативнее. И конкурентов у него пока нет. 

    Граница под напряжением

    Все контакты, договоренности и намеки между Минском и Киевом сейчас исключительно нестабильны. После полномасштабного вторжения в Украину в феврале 2022 года, начавшегося в том числе через Беларусь, риски втягивания беларуской армии в боевые действия были очень высоки. С тех пор ситуация на границе много раз обострялась. И Беларусь, и Украина стягивали туда дополнительные силы. Потом — отводили. 

    «Я вынужден был почти треть армии перебросить дополнительно на усиление того, что было. Потом по каналам, которые у нас существуют с украинскими спецслужбами, мы запросили: ну, вы зачем это делаете? Они нам честно сказали, что вы собираетесь с россиянами нас атаковать из-под Гомеля. Но у нас цели такой не было», — уверял Лукашенко в августе 2024 года. 

    Давление потенциально опасных обстоятельств заставляет Лукашенко, кричать, что старший союзник уже, на самом деле, достиг своих целей в Украине

    Спровоцировать конфликт Минска и Киева сейчас очень легко. Одни дроны-камикадзе, регулярно залетающие на территорию Беларуси, могут обеспечить прекрасный повод. А есть еще очередные учения, по поводу которых МИД Украины сделал заявление, указав на сосредоточение войск у северной границы Украины. «Призываем должностных лиц РБ не делать трагических для своей страны ошибок под давлением Москвы, а ее вооруженные силы — прекратить недружественные действия и отвести войска», — заявили в МИД.

    Видимо, это давление потенциально опасных обстоятельств и заставляет Лукашенко, опережая старшего союзника, кричать, что тот на самом деле уже достиг своих целей. «Вы говорите иногда про нациков. Нету там уже этих нациков. Денацифицирована Украина. Но есть несколько оголтелых нациков, которые там остались, но они уже не в тренде», — убеждает Лукашенко. 

    Впрочем, Лукашенко говорит разное и часто противоречивое, и лучше следить за его делами. А иногда он весьма красноречиво молчит. Вот в августе четыре дня официальная Беларусь вообще и Лукашенко в частности молчали и старательно не замечали украинского наступления в Курской области. Озабоченности не выражали, на инсинуации некоторых Z-блогеров про беларуский след в подготовке нападения не реагировали. Рефлексировали слабости союзника и прикидывали сценарии развития ситуации, среди которых, очевидно, хватало неблагоприятных для режима Лукашенко. 

    В задаче о будущем отношений Минска и Киева пока слишком много неизвестных. Демократическим силам Беларуси нужен друг, но Зеленскому не нужен еще один враг. И пока Лукашенко имеет в Беларуси достаточно влияния, Киев не будет идти на обострение. В условиях войны с превосходящими силами противника ставка на прагматизм очевидно выигрышная. Противникам режима Лукашенко остается честно и последовательно поддерживать Украину в ее борьбе. Без обид, претензий и ожиданий. 

    Текст: Ольга Лойко
    Опубликовано: 17.10.2024

    Читайте также

    Беларуская диаспора: обновленная солидарность

    Светлана Тихановская

    Отношения Беларуси и Польши: восстановлению не подлежат?

    Непроговоренная проблема беларуской оппозиции

    «Автократы постоянно недооценивают демократию. Мы — тоже»

    «В конформизме обвиняют друг друга и внутрибеларусы, и внешнебеларусы»

  • «Почему восток остается другим?»

    «Почему восток остается другим?»

    Original by Штеффен Мау on Aus Politik und Zeitgeschichte
    Translation by Anonymous

    В нынешнем году разговоры о незавершенности воссоединения Германии обрели новое измерение после июньских выборов в Европарламент, когда карта округов, где победу одержала АдГ, почти в точности совпала с границами бывшей ГДР. В этом году также выходит сразу несколько книг, авторы которых пытаются найти ответ на вопрос о том, почему в Восточной Германии особенно велико недовольство положением дел в стране и чувство отчужденности от принимаемых властями политических решений. Одна из них написана социологом Штеффеном Мау и называется «Неравное единство: почему восток остается другим» (Ungleich Vereint. Warum Osten anders bleibt).  

    Год назад бестселлером стала другая книга Мау, «Триггерные точки», в которой он вместе с соавторами доказывает, что уровень поляризации в немецком обществе существенно ниже, чем может показаться, читая СМИ и соцсети. В новой книге Мау также отмечает, что, вопреки распространенному мнению, сами по себе различия между востоком и западом страны не представляют проблемы, а их сохранение было неизбежным. Чего можно было избежать — это роста популярности популистских и радикальных политических сил. Но для этого весь процесс воссоединения должен был пойти по-другому. 

    С любезного разрешения профессора Мау, издательства Suhrkamp и журнала Aus Politik und Zeitgeschichte дekoder публикует перевод второй главы его книги, в которой речь о том, как деполитизация разрушила демократический импульс восточных немцев периода мирной революции. 

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси

     

    Политический режим, существовавший в ГДР, строился на запугивании и контроле. Он не знал базовых основ демократического общества, а гражданам не предоставлял механизмов существенного влияния на политическую жизнь. Потому неудивительно, что в ГДР не получила развития ни одна из форм демократического участия. Лишь на закате режима граждане освободились от давления государственного патернализма и, выйдя на улицы, потребовали свободы слова и демократизации. Это в конечном счете привело к проведению первых и последних свободных выборов в Народную палату 18 марта 1990 года. Причем уже эти выборы проходили под сильным влиянием западногерманских партий, которые в ускоренном темпе старались установить связи со старыми и новыми политическими силами ГДР и оказывали им значительную поддержку в организации и проведении избирательной кампании. Убедительная победа поддержанного Гельмутом Колем «Альянса за Германию», который объединил в правом центре партийного спектра восточногерманский ХДС, Немецкий социальный союз и «Демократический прорыв», обеспечила последнему правительству ГДР мощный мандат на реализацию одной цели — воссоединения Германии. 

    Однако вопиющая экономическая и политическая слабость обреченной ГДР привела к тому, что те, кто должны были представлять и защищать интересы населения Восточной Германии, уже не могли оказывать значительного влияния на ход дальнейших событий. Казалось бы, в общественной жизни ГДР только начались оживленные дискуссии «о будущей демократии, отличавшиеся заметным разнообразием, творческим подходом и хаотичностью»1, идеи низовой демократии пользовались большой популярностью — и вдруг все резко сошло на нет. Выборы в Народную палату в марте 1990 года оказались не столько политическим волеизъявлением о судьбе ГДР, сколько волеизъявлением против ГДР. 

    Это волеизъявление в пользу скорейшего воссоединения Германии сделало бессмысленным само обсуждение какой-либо новой формы коллективного самоуправления во имя дальнейшей перестройки политических структур, поскольку пространство для принятия решений резко сократилось — причем не в последнюю очередь из-за массового отъезда граждан из Восточной Германии и глубокого экономического кризиса. Кроме того, все усилия такого рода тонули в водовороте представлений о безальтернативности воссоединения. Социолог Клаус Оффе в свое время красноречиво говорил о «добровольной сдаче обанкротившегося реального социализма»2. При таком взгляде Федеративная Республика Германия и ее руководители взяли на себя функцию конкурсных управляющих, а восточные немцы оказались в роли нуждающихся получателей социальной помощи и дотаций, обладавших ограниченными полномочиями по принятию решений. Возможно, с точки зрения переговорщиков, подписанный Договор об объединении действительно был лучшим из вариантов, которого при таких вводных только и можно было достичь в сжатые сроки. Однако это утверждение не отменяет необходимости изучать то, как параметры процесса воссоединения повлияли на последующее развитие Восточной Германии. 

    ФРГ расширилась по площади и включила в себя ГДР, не принимая во внимание сложившиеся там структуры и менталитет

    Переход от мирной революции к германскому единству можно интерпретировать как прерванную демократизацию: в тот самый момент, когда восточные немцы начали обретать политическую субъектность, когда появились первые площадки для социального диалога и выработался язык для выражения и описания своих интересов, — взятый на воссоединение курс обернулся сильной деполитизацией. Движение было заблокировано, любые альтернативные пути оказались закрыты. Никто не ожидал от старой ФРГ какой-либо ревизии ее принципов и структур, которая могла бы привести к обновлению политического самосознания в процессе воссоединения, — а восточным немцам никто не дал понять, что они могут не просто включиться в институциональные и правовые механизмы ФРГ, но и продемонстрировать свои представления о том, как должно выглядеть вновь обретенное единство. Несмотря на прорывной характер мирной революции и создание демократических структур в последний год существования ГДР, вклад Восточной Германии в дальнейшее развитие демократии был крайне ограниченным. В то время не хватило ни политической воли, ни общественной фантазии на то, чтобы представить вариант, при котором «реконструкция Востока» могла бы стать чем-то большим, чем «воспроизведение Запада» на новых территориях. 

    В итоге ФРГ расширилась по площади и включила в себя ГДР, не принимая во внимание сложившиеся там структуры и менталитет. Некоторые радикально называют это не иначе, как «захватом»3, хотя уместнее, наверное, говорить о том, что «готовое государство» (ready-made state)4 распространило себя на восток Германии. Оба описания подразумевают утрату политической субъектности, поскольку к местным акторам обращались только за тем, чтобы внедрить на востоке Германии то, что уже существовало и было испытано на западе. Федеративная Республика Германия — вернее, ее партии, а также административно-политическая система — старались не замечать местные эксперименты с демократией на низовом уровне и новые (нетрадиционные) формы участия, такие как круглые столы. Все это было сочтено несовместимым [с новым строем] и нефункциональным, вроде мешающих инородных тел, от которых не жаль избавиться. Страх перед отдельными или особыми структурами, в том числе в связи с их возможным влиянием на запад Германии, был очень велик. 

    На автопилоте от бессилия 

    Главной неожиданностью для восточных немцев стало то, что самых могущественных политиков, влиятельных интеллектуалов и богачей следует теперь искать не в Восточном Берлине, а на западе страны. Центры власти поменялись, что в бывшей ГДР вызвало, да и не могло не вызвать, чувство бессилия, которое со временем только усиливалось. О многом говорит и обширная история отвергнутых попыток еще раз обсудить условия Договора об объединении или предложить обмен опытом между государственными ведомствами. После подписания Договора об объединении весь дальнейший процесс происходил в режиме автопилота. Принятые правила считались священными — и это вызывает еще большее недоумение в наше время, когда мы видим, как активно сегодняшние политики реагируют на голос улицы, будь то требования ужесточить миграционную политику или протесты фермеров. Во всяком случае, массовые митинги против Treuhand, 35 тысяч портовых рабочих, вышедших на демонстрацию на улицах Ростока в феврале 1991 года, или недельная голодовка шахтеров, добывавших калий в Бишоффероде, в 1993 году, сравнимых последствий не имели. У многих сложилось ощущение, что их подавили или захватили, лишив свободы воли. Причем даже у тех, кто еще осенью 1989 года после долгих лет застоя и неспособности что-либо предпринять внезапно воспряли духом во имя перемен.  

    Некоторых это заставило высказать в адрес запада Германии обвинение в колонизации востока, которое, однако, при ближайшем рассмотрении не выдерживает критики, поскольку, сделав шаг к воссоединению, восточные немцы добровольно и осознанно лишили себя автономии в принятии решений, а также согласились на роль демографического меньшинства в широкой массе общества, живущего по своим правилам, с другими авторитетами и «чужими» институциональными механизмами. Это можно интерпретировать как добровольный отказ от власти сразу после ее обретения осенью 1989 года, с далекоидущими и тогда еще сложно прогнозируемыми последствиями для самооценки восточных немцев и эффективности их дальнейших политических действий. 

    Период после 1989 года часто сравнивают с восстановлением демократии в ФРГ после 1945-го, с «подаренным» американцами либеральным порядком, доказавшим свою успешность и стабильность. При этом часто забывают, что начиная с осени 1989-го и еще целый год вплоть до воссоединения, внутри восточногерманского общества и без того шли процессы демократизации, еще до того, как была перенята политическая модель ФРГ. Еще важнее то, что демократизация Западной Германии с начала 1950-х сопровождалась неожиданным и быстрым финансово-экономическим подъемом — так называемым экономическим чудом, которое в определенной степени «подкупило» народ, сделав граждан приверженцами демократии. А вот на территории бывшей ГДР возможности потребления хоть и расширились, однако значительная часть населения при этом столкнулась с безработицей, деиндустриализацией и карьерным упадком. В общем, при ближайшем рассмотрении два этих политических пути к демократии имеют совершенно разные экономические траектории. Мы не знаем, насколько успешной оказалась бы демократизация в ФРГ, не будь она подкреплена и поддержана чрезвычайно позитивной экономической динамикой. 

    Всплеск патриотических чувств в ходе воссоединения можно рассматривать как некую замену легитимации. Как я уже писал ранее, это привело к «недостаточному использованию демократического потенциала мирного протестного движения» и «чрезмерному — национального потенциала политической мобилизации»5. В те годы ответственные лица слишком мало задумывались о том, что для наполнения демократии жизнью необходимы целеустремленность и опыт эффективных действий со стороны самих восточных немцев. Мотивы этого отчасти можно понять даже сегодня: с одной стороны, политический истеблишмент Запада часто не верил в то, что местные акторы обладают необходимой волей к переменам, и видел лишь сильную инерцию, например, в виде старых связей. С другой стороны, институты и организации — университеты, суды и т.д. – необходимо было привести в соответствие со стандартами ФРГ. 

    Мы не знаем, насколько успешной оказалась бы демократизация в ФРГ, не будь она подкреплена и поддержана чрезвычайно позитивной экономической динамикой

    Тем временем шло то самое «накрывание» восточногерманского общества управленческими кадрами с Запада. Восточные немцы выступали в роли учеников и новичков в области демократии, верховенства права и рыночной экономики, поэтому казалось логичным отдать важные посты (местных руководителей, председателей судов, ректоров университетов, менеджеров, директоров филиалов) «переехавшим элитам» (Transfereliten), которые могли бы взять на себя бразды правления. В итоге несколько десятков тысяч западных немцев (в основном мужчин) получили видные должности на востоке Германии. Они и оказались основными творцами перемен, и все последующие проблемы были вверены им. Как справедливо заметил Юрген Хабермас, восточные немцы, таким образом, были лишены возможности «совершать собственные ошибки и учиться на них»6. А без социально-когнитивного обучения, без овладения логикой структурных изменений неизбежна внутренняя дистанцированность по отношению к случившимся переменам. В конечном счете именно привлечение граждан к личному участию в тех или иных преобразованиях обеспечивает столь необходимое «чувство сопричастности»7.  

    Часто задаются вопросом: а были ли вообще восточные немцы в состоянии занять руководящие посты? Отвечать на него следует с учетом опыта других постсоциалистических государств Центрально-Восточной Европы. Там практически в одночасье высшие должности как раз и заняли, как правило, очень молодые представители новых элит, которые, обучаясь на практике, довольно быстро приобрели все требуемые навыки и освоили необходимые ноу-хау. Конечно, это не всегда было легкой прогулкой, но ничего невозможного в таком развитии событий не было. О чем свидетельствует и биография тех редких восточных немцев, которые в итоге получили высокие посты. С большой вероятностью их успех был связан не столько с выдающимися лидерскими качествами, сколько с тем, что именно им предоставился шанс, которого другие не получили.  

    Критическое отношение к элите, которое было нередким и в бывшей ГДР, распространилось в результате на новый правящий класс, при этом сохранился привычный паттерн мышления: «им наверху виднее, наше дело маленькое». Таким образом, не позднее, чем в момент выбора конкретного способа присоединения, произошла трансформация Восточной Германии из движимой внутренними импульсами в направляемую снаружи. Это проявилось в трех аспектах: за переносом институтов последовало занятие западногерманской элитой руководящих позиций в новых федеральных землях, после чего с запада на восток потекли финансовые дотации. Это подтолкнуло восточных немцев, едва успевших освободиться от авторитарной власти и осознавших возможность эффективных общественно-политических действий, к возвращению в роль подстраивающихся, подчиняющихся и обучающихся. Так выстраивались не лучшие, практически опекунские отношения, в рамках которых одна сторона указывала направление движения, а другой оставалось только следовать руководящим указаниям. Такая двусмысленная ситуация всегда таит в себе большой потенциал для недовольства. Стоило не быть исполненным какому-либо обещанию («цветущих ландшафтов») или не оправдаться какой-либо надежде, как ответственность можно было легко переложить на тех, кто был понятно откуда. Воссоединение в такой форме, с одной стороны, легко провоцировало разного рода разочарования, а с другой стороны — давало возможность легко найти «виноватых». 

    Не позднее, чем в момент выбора конкретного способа присоединения, произошла трансформация Восточной Германии из движимой внутренними импульсами в направляемую снаружи

    В известной степени эта асимметрия долгое время была определяющим фактором германо-германских отношений (и ее влияние сохраняется до сих пор). События осени 1989 года так и остались единственным примером, когда в Восточной Германии был реализован собственный проект политической эмансипации, со своими концепциями, способами восприятия реальности и политическими целями. Психологические недостатки трансформации, основанной на подражании, прекрасно продемонстрировали политолог Иван Крастев и юрист Стивен Холмс в книге «Свет, обманувший надежды»8. Когда людям приходится приспосабливаться к внешним требованиям, они переживают коллективный стресс и опасаются, что их достижения, традиции и привычки будут разрушены. В отношениях между теми, кто подражает, и теми, кому подражают, вопросы признания и социальной значимости становятся драматически важными. То, что прежде было желанным, может превратиться в источник неудовлетворенности и горечи, когда приходится сталкиваться с необходимостью постоянно что-то менять. 

    От партийного государства к беспартийному

    Были и другие решения, влияние которых сохраняется по сей день. Партии играют центральную роль в демократии: несмотря на то, что определение «партийная» часто используется с оттенком пренебрежения, по сути, демократия именно такой и остается. Партии не только выдвигают кандидатов и готовят политические кадры, они также организуют процесс демократического волеизъявления. С технической точки зрения, они выполняют «функцию агрегирования интересов», вбирая в свою программу требования активистов и сторонников, а затем делая их рассмотрение частью парламентского процесса. Для выполнения этой функции партии должны быть хорошо укоренены на местах. Без активных местных ячеек партия превращается просто в предвыборную платформу и сильно отрывается от социальной базы. Именно так часто и происходит в Восточной Германии, где в силу исторических причин роль партий в местной политической культуре довольно ограничена.  

    В ГДР хоть и существовало несколько партий, но руководящая роль Социалистической единой партии Германии (СЕПГ) была безусловной. Все остальные партии выполняли декоративную функцию и при принятии решений их никто не рассматривал как самостоятельную инстанцию (кстати, в Народной палате ГДР по заранее определенной пропорции были представлены не только партии, но и члены массовых организаций, таких как Культурбунд или Союз свободной немецкой молодежи). Во время выступлений осени 1989 года, ставших основополагающим для восточных немцев демократическим опытом, партии также играли лишь второстепенную роль. Решающим в значительно большей степени был «опыт демократического освобождения, полученный на улицах», пишет историк Кристина Морина в книге «Тысяча попыток»9. Чтобы добиться уступок от «вышестоящих», люди пели песни, выходили на улицы и устраивали демонстрации. Громче и громче разлетался лозунг «Пусть нас услышат». Примечательно, что представители гражданского общества того времени неоднократно критиковали «партийное государство», которое, по их мнению, слишком ограничивало суверенную волю народа. Налицо был определенный скепсис по поводу делегирования полномочий неким представителям, которые выдвигались партиями и утверждались на всеобщих выборах. Вместо этого существовало стремление повлиять на порядок вещей напрямую, через широкое участие граждан, например, с помощью референдумов10. Предпочтение отдавалось форматам, ориентированным на диалог, таким как круглые столы, где можно было представить и публично обсудить различные позиции. Последний проект конституции ГДР в основном был подготовлен рабочей группой, созданной по поручению Центрального круглого стола, и потому содержал элементы прямой демократии, превосходившие все возможности, которые предусмотрены Основным законом. Дальнейшего развития они не получили. 

    Кристина Морина указывает еще на один интересный момент, а именно — на собственное, пусть и чрезвычайно ограниченное, понимание общественного участия, которое сложилось еще во времена ГДР. Дело в том, что несмотря на все попытки подавить любую критику, в стране действовала активная система отзывов и жалоб, которая не очень вписывалась в образ «общества, свободного от противоречий»11. Причем эта гражданская почта, адресованная в государственные органы, не ограничивалась прошениями со сдержанными формулировками, а содержала вполне серьезные требования по улучшению социализма в целом и отдельных сторон повседневной жизни — а также обвинения в адрес «партии и правительства». Так развивались ограниченные формы неинституционализированного волеизъявления, в значительной степени ориентированные на органы власти и конкретных функционеров. Так или иначе, в этих письмах содержалось гораздо больше критики, чем на политических мероприятиях, в газетах или в школах ГДР. 

    Последний проект конституции ГДР содержал элементы прямой демократии, превосходившие все возможности, которые предусмотрены Основным законом ФРГ

    В Восточной Германии после 1989 года партии никогда не достигали такой численности, как в послевоенной ФРГ: за исключением ПДС/«Левых» число партийных активистов никоим образом не конвертировалось в результаты на выборах и до сих пор не имеет большого значения. Слабость партий на востоке имеет две причины. Из-за роли Партии с большой буквы (СЕПГ) и зачастую принудительного членства в массовых организациях здесь выработалось глубокое недоверие к любым объединениям, созданным для защиты чьих-либо интересов. И в отличие от ФРГ здесь не было демократизации, поддержанной «общенародными партиями». «Западные партии», которые после 1989 года сосредоточились в основном на экспансии, хоть и добились успеха на выборах, но не смогли привлечь к себе широкие общественные слои и просто прибирали к рукам все, что им было нужно. Партии, плясавшие под дудку политического режима ГДР, такие как восточногерманский ХДС, Демократическая крестьянская партия, Национально-демократическая партия и Либерально-демократическая партия Германии, без лишних слов объединились с западногерманскими партнерами: западным ХДС и СвДП. Проработка партийной истории в значительной степени отсутствовала — например, никак не изучался тот факт, что Национально-демократическая партия была создана только для интеграции бывших членов НСДАП и офицеров вермахта в социализм, а ее пособническая роль в ГДР позорно скрывалась. «Союз 90» и «Зеленые» хоть и пытались объединяться на равных, но первый, будучи восточногерманской партией гражданских прав, не имел широкой социальной базы и в итоге был поглощен своей старшей сестрой с запада, где лишь несколько выдвиженцев переходного периода получили заметную роль. В случае СДПГ случилось почти то же самое. ПДС/«Левые» начинала как сильная организация, но затем потеряла значение из-за многочисленных выходов и естественной смертности в ее стареющих рядах. Другие восточные партии имели еще меньше шансов составить конкуренцию западным из-за недостатка финансовых ресурсов и организационных возможностей. 

    Кроме того, в 1990-е годы возобладал своего рода президентский стиль правления, свойственный некоторым восточным немцам (таким, как Манфред Штольпе в Бранденбурге), но прежде всего политическим тяжеловесам с запада, таким как Курт Биденкопф («король Курт») в Саксонии или Бернхард Фогель в Тюрингии. Они позиционировали себя как надпартийные «отцы» федеральных земель, препятствуя тем самым формированию четкого партийно-политического профиля. Свою задачу они видели, скорее, в том, чтобы увлечь за собой граждан и достичь консенсуса в обществе, отказываясь от обсуждения многих важных вопросов, связанных, например, с опытом диктатуры или с нараставшим правым радикализмом, известным сегодня как «эпоха бейсбольных бит». Расистское и правое насилие в период после воссоединения долгое время замалчивалось, и только в последние годы политика памяти занялась его осмыслением12. Невозможно забыть, как еще в 2000 году Курт Биденкопф провозгласил «своих» саксонцев начисто лишенными правого радикализма и объявил, что они обладают в этой связи политическим иммунитетом, хотя уже тогда нельзя было не заметить возникновения праворадикальных сетей. 

    Правые деятели перебрались с запада на восток Германии, потому что здесь было больше «свободы действий» для их этнонационалистических целей, а также потому, что они могли опереться на астроения, которые и без того существовали в ГДР

    Существенную роль в том, что та ситуация имела столь долгосрочный эффект, сыграло окно возможностей, что открылось для правых экстремистов после 1989 года. Стоит напомнить, что в ГДР не было ни публичной политики, ни гражданского общества, а в сфере отношений между гражданами и государством доминировали массовые околопартийные организации или государственные предприятия. Эти связующие структуры исчезли буквально в одночасье, оставив после себя некий вакуум, который не смогли полностью заполнить инициативы и низовые движения мирной революции. Многие из них после непродолжительного расцвета так же стремительно исчезли. В отличие от запада, здесь не было плотной экосистемы гражданских инициатив, скаутской молодежной работы, негосударственных объединений и ассоциаций. Церковь играла в секуляризованной ГДР второстепенную роль, профсоюзы только приобретали здесь известность, а частных фондов еще было немного. Даже сегодня применительно к Восточной Германии можно констатировать слабость структур гражданского общества. Неудивительно, что так называемый уровень вовлеченности, то есть доля тех, кто принимает участие, например, в спортивных клубах, образовательной работе или охране окружающей среды и природы, здесь ниже, чем в Западной Германии13. Некоммерческие объединения и клубы в Восточной Германии часто ориентированы на проведение досуга и общение; они редко выступают с притязаниями на формирование общественной повестки, и их ресурсы здесь в среднем скромнее, чем на западе14.  

    Укоренение правых  

    Правые политические деятели вошли в это относительно разряженное пространство вполне осознанно. Многие из них перебрались с запада, потому что здесь было больше «свободы действий» для реализации их этнонационалистических целей и идей, а также потому, что они могли опереться на националистические и ксенофобские настроения, которые и без того существовали в ГДР и теперь все чаще вылезали наружу в обществе, потерявшем уверенность в завтрашнем дне. Всю оставшуюся работу по подготовке почвы для правых деятелей, а затем и для АдГ сделало разрушение старой идеологической надстройки, вызванная этим идейная дезориентация и всплеск чувства национального самосознания в процессе воссоединения.

    Церкви, профсоюзы, ассоциации и общественные движения были слишком слабы, чтобы противостоять им, поэтому эти структуры и сети сами и взяли на себя функции гражданского общества. В итоге и в добровольную пожарную охрану, и в ремесленные палаты проникли люди с националистическими и правыми убеждениями; «инфильтрация» — хорошо известная стратегия правых экстремистских сил. Они активно занимаются разнообразным волонтерством, так что эффект от их присутствия в общественной жизни значительно превосходит просто успех на выборах. Иногда за закрытыми дверями даже можно услышать неприятный, но, возможно, уместный термин «коричнево-гражданское общество». Есть все основания исходить из того, что эти структуры укоренились надолго и ситуация едва ли изменится без внешнего воздействия, и даже в этом случае — скорее всего, не быстро. Решения, принятые в прошлом, создали колею, из которой так трудно теперь выбраться. 

    Этот текст — фрагмент из книги: Steffen Mau, Ungleich vereint. Warum der Osten anders bleibt. © Suhrkamp Verlag AG, Berlin, 2024. 

    1. Morina, C. Tausend Aufbrüche. Die Deutschen und ihre Demokratie seit den 1980er Jahren. München, 2023, S. 146. ↑ 
    2. Offe, C. Der Tunnel am Ende des Lichts. Erkundungen der politischen Transformation im Neuen Osten. Frankfurt/M. 1994, S. 47.↑ 
    3. Kowalczuk, I-S. Die Übernahme. Wie Ostdeutschland Teil der Bundesrepublik wurde, München 2019. ↑ 
    4. Rose R., Haerpfer C. The Impact of a Ready-Made State. East Germans in Comparative Perspective // German Politics, 1997, Vol.1 P. 100–121.↑ 
    5. Mau M. Lütten Klein. Leben in der ostdeutschen Transformationsgesellschaft. Berlin, 2019. S. 149.↑
    6. Цит по: Czingon C., Diefenbach A., Kempf V. Moralischer Universalismus in Zeiten politischer Regression. Jürgen Habermas im Gespräch über die Gegenwart und sein Lebenswerk // Leviathan. 2020, Vol. 1. S. 7–28, Это место: S. 15. ↑
    7. Cм.: Vom Einheitsrausch zum AfD-Kater? Steffen Mau und Claus Offe im Gespräch mit Claudia Czingon über 30 Jahre deutsche Einheit // Leviathan. 2020, Vol. 3. S. 358–380, здесь S. 360f. ↑
    8. Krastev I., Holmes S. Das Licht, das erlosch. Eine Abrechnung. Berlin, 2019.↑
    9. См. Morina, C. Op cit., S. 299.↑
    10. Ibid., S. 146ff.↑
    11. См.: Neckel, S. Die ostdeutsche Doxa der Demokratie. Eine lokale Fallstudie // Kölner Zeitschrift für Soziologie und Sozialpsychologie. 1995,  Vol. 4. S. 658–680, здесь S. 672.↑
    12. См.: Lierke L., Perinelli M. Erinnern stören. Der Mauerfall aus migrantischer und jüdischer Perspektive. Berlin, 2020.↑
    13. См.: Backhaus-Maul H., Speth R., Bürgerschaftliches Engagement und zivilgesellschaftliche Organisationen in Deutschland, 16.11.2020, URL: http://www.bpb.de/47178 (доступ 03.10.2024) ↑
    14. См.: Kuhn D.,Schubert P., Tahmaz B. Vielfältig. Lokal. Vernetzt. Unternehmerisches und zivilgesellschaftliches Engagement in Ostdeutschland. Berlin, 2024. S. 10.↑

    Читайте также

    «Лучший результат воссоединения — это посудомоечная машина»

    «Восточные немцы — это тоже мигранты»

    Чем отличаются восток и запад Германии

    Исторический обзор прессы: падение стены в 1989 году

    Советский Союз и падение Берлинской стены

    Как я полюбил панельку

  • «Кто, если не Кикль?»

    Original by Мерет Бауманн on Neue Zürcher Zeitung (NZZ)
    Translation by Алина Хайтлина

    Победа на выборах в Национальный совет, состоявшихся 30 сентября 2024 года, стала самым большим успехом Австрийской партии свободы (АПС) за всю ее вот уже почти семидесятилетнюю историю. В 1955 году среди ее основателей были недавние функционеры национал-социалистического режима и бывшие офицеры СС. За несколько десятилетий она проделала впечатляющий путь от маргинальной политической силы до одной из утвердившихся партий, с которой несколько раз заключала коалиционные соглашения респектабельная Народная партия. Когда в 1999 году такое произошло впервые, это вызвало скандал общеевропейского уровня — вплоть до того, что страны Евросоюза на несколько месяцев резко ограничили контакты с Австрией, фактически объявив властям бойкот. С тех пор Партия свободы входила в правительство еще дважды — без каких-либо международных последствий. 

    Но даже на этом фоне нынешний результат партии, безусловно, выделяется. И не только тем, что благодаря своей победе крайне правые впервые могут претендовать на роль старших партнеров по коалиции, но и тем, в каких обстоятельствах эта победа была достигнута. Пять лет назад, на внеочередных выборах 2019 года, Партия свободы набрала чуть больше 16% голосов — почти на 10 процентных пунктов меньше, чем за два года до этого. Это был непосредственный результат «Ибица-гейта», по итогам которого министрам от Партии свободы пришлось покинуть правительство. Среди них была и Карин Кнайсль — экс-министр иностранных дел, которая танцевала с Владимиром Путиным на своей свадьбе и которая уехала в Россию в 2023-м. Оставшиеся на родине члены партии во главе с ее новым лидером Гербертом Киклем своей позиции тоже не скрывают: в марте прошлого года они покинули зал заседаний Национального совета, когда перед депутатами по видеосвязи выступал Владимир Зеленский. 

    Сам Кикль тоже был в числе тогдашних отставников — с 2017 по 2019 годы он занимал пост министра внутренних дел Австрии. При нем полиция устроила обыски в штаб-квартире Федерального ведомства по защите конституции, в ходе которых был изъят огромный объем информации — в том числе разведывательных данных, которыми Австрия годами обменивалась со спецслужбами других западных стран. Главная же цель, по данным издания Politico, была информация, которой ведомство располагало в отношении Партии свободы. 

    Предвыборную кампанию он провел под лозунгами «ремиграции», обещая по списку преследовать политических противников и не давая никаких намеков на смягчение своих позиций. И несмотря на все это Партия свободы получила рекордные 28,9% голосов — на 12,7% больше, чем пять лет назад. Разумеется, за успехами австрийских крайне правых внимательно следят в «Альтернативе для Германии», которая имеет с Партией свободы тесные связи.

    При этом все еще далеко не факт, что в итоге Партия свободы будет формировать правительство: расклад сил в новом парламенте оставляет множество возможностей для коалиции и без нее. Но в правящей сейчас Народной партии уже заявили, что именно крайне правые, получив самую большую долю депутатских мест, должны первыми начать коалиционные переговоры.  

    Швейцарская газета NZZ рассказывает о феномене Кикля, который долгое время находился в тени других, более ярких лидеров Партии свободы, а теперь добился исторической победы. 

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Герберт Кикль вместе с соратниками отмечает победу Партии свободы на парламентских выборах. Вена, 29 сентября 2024 года / Фотография © IMAGO / photonews.at

    «Герберт, Герберт, Герберт», — скандирует толпа. Многие выхватили телефоны и вскочили на скамейки, другие размахивают красно-бело-красными флажками [в цвета австрийского флага] или плакатами с надписью «Кикль, кто, если не он?» В выставочном зале города Граца лидер АПС прикладывает руку к сердцу, слегка кланяется и машет своим товарищам по партии. Тем вечером они должны были принять присягу перед последним рывком избирательной кампании, по итогам которой Партия свободы одержала победу. 

    Ведущая мероприятия приглашает Кикля на сцену, называя его «нашим будущим народным канцлером». Это сознательная провокация. Национал-социалистическая пропаганда когда-то придумала это определение для Адольфа Гитлера, только после прихода к власти он велел называть себя фюрером. Партия свободы, тем не менее, отрицает эту связь. Мол, Леопольд Фигль, первый федеральный канцлер второй республики, также использовал это словосочетание. 

    И Герберт Кикль вовсю тиражирует его — несмотря на возмущение, которое оно вызывает, или даже именно из-за него. Он использует его в качестве доменного имени своего веб-сайта, а его портрет красуется на значках, на жилетах партийных функционеров и на автомобиле, припаркованном перед выставочным залом. «Сначала народ, потом канцлер. Вот что такое народный канцлер», — незамысловато объяснял лидер АПС в своей речи в Граце. Гласит же, мол, первая статья конституции, что право исходит от народа. И не надо, значит, никому ничего бояться. 

    «Мы бы просто сделали это» 

    Это высказывание очень типично для Герберта Кикля. То, что для других было бы нарушением табу, он часто произносит так беззаботно, будто это нечто само собой разумеющееся. «Конечно, нам нужна ремиграция», — кричит он, например, со сцены в Граце, повторяя это слово с ударением на каждом слоге: «Ре-ми-гра-ция». Но депортация — это же самый дорогой и сложный вариант. Лучше вообще не допускать в страну «понаехавших», — воинственно прикрикивает Кикль, сжатые кулаки которого не оставляют сомнений в неотвратимости решения. Под его руководством Австрия больше не будет принимать заявления на убежища, обещает он собравшимся в зале сторонникам. «Мы не несем ответственность за этих людей из Сирии, Афганистана или Сомали». 

    Кикль отмахивается от возражений, что полный запрет на предоставление убежища противоречит европейскому законодательству. «Мы просто сделали бы это», — спокойно и уверенно сказал он в эфире телеканала ORF, повторив: «просто сделали бы». Согласно нынешней предвыборной программе, предоставление убежища должно быть приостановлено чрезвычайным законом. 

    Так же непринужденно Кикль рассуждает о так называемом «великом замещении», о своем проскрипционном списке, в который входит в том числе действующий федеральный канцлер, или о сошедшем с ума Евросоюзе. Недавно он назвал почетных гостей Зальцбургского фестиваля «тусовкой недоразвитых». 

    Лидер АПС, похоже, наслаждается тем запрограммированным впечатлением, которое производят его слова на СМИ и политических оппонентов. Его предшественники извинялись за срывы — он же никогда не отступает, а наоборот, высказывается с удвоенным напором. Когда в прошлом году молодежное отделение Партии свободы шокировало СМИ видеороликом с изображениями крайне правого толка и инсценировкой «балкона Гитлера» в венском Хофбурге, он даже не попытался снизить эффект, а наоборот, назвал поделку великолепной.  

    Эта агрессивность долгое время мешала политической карьере Кикля в Австрии, которая гордится своей способностью к достижению консенсуса. Его наставник Йорг Хайдер, который в конце 1980-х годов заново создал АПС как правую популистскую партию и привел ее в 1999 году к наибольшему до сегодняшнего дня электоральному успеху, намеренно держал его подальше от официальных функций. Он быстро понял, что Кикль был отличным стратегом, но не пользовался популярностью у широкой публики, пишут Гернот Бауэр и Роберт Трейхлер в биографической книге, опубликованной этой весной. Второй влиятельный лидер АПС последних десятилетий, Хайнц-Кристиан Штрахе, демонстрировал то же отношение. 

    Не вождь, а одиночка 

    Киклю не хватает шарма Хайдера и свойского обаяния Штрахе. Оба они были одаренными вожаками, которых всегда окружала свита поклонников и журналистов. Кикль же, напротив, недоверчивый одиночка. Он никогда бы не позволил себе дебоширить так, как Штрахе во время той памятной водочной попойки на Ибице. На его светской свадьбе даже не было свидетелей. Бауэр и Трейхлер называют его народным трибуном с коммуникативным расстройством. 

    В 1995 году Кикль бросил университет и вступил в АПС, то есть его можно назвать одним из ветеранов партии. Но на протяжении десятилетий он все время был в тени — сначала Хайдера, для которого писал речи, а затем Штрахе, чьим стратегом стал. В этой роли Кикль был незаменим для АПС. Он придал ей форму «социально-патриотической партии» и разработал некоторые из ее самых известных лозунгов, таких, например, как «Родина вместо ислама» (нем. диалект Daham statt Islam). Он превратил в поп-звезду политики «ХК» Штрахе, который, несмотря на крайне правое прошлое, в 2017 году стал вице-канцлером. 

    Однако на самом деле Киклю недостает партийного гена. В отличие от Хайдера и Штрахе, у него нет точек соприкосновения с германскими националистами из среды буршей, и он избегает организуемого этим братством бала выпускников университетов — этого смотра правых сил. И хотя он то и дело щеголяет тем, что учился на философском факультете, тем не менее к выпускникам он не относится. Выходец из рабочей семьи родом из Каринтии, Кикль ближе к избирателям АПС, чем многие функционеры. Поэтому в партии его больше уважают, чем любят, отчасти потому, что по отношению к своим он может быть таким же жестким, как и к чужим. 

    У того, что именно этот человек, не обладающий ни внутрипартийным влиянием, ни харизмой, смог в 2021 году возглавить партию, есть две основных причины. Во-первых, он стал министром внутренних дел в коалиционном правительстве с Народной партией во главе с Себастьяном Курцем и, следовательно, отвечал за миграционную политику, на которую Партия свободы делает ключевую ставку.  

    Его пребывание в этой должности запомнилось бесполезной покупкой полицейских лошадей и переименованием двух центров первоначального приема беженцев в «Центры выезда». Однако незаконный полицейский обыск Федерального ведомства по защите конституции имел далекоидущие последствия, в результате чего Австрия по соображениям безопасности была временно отрезана от международного обмена информацией. И хотя при Кикле число предоставленных убежищ сократилось, эта тенденция наметилась еще до него и была общеевропейской. 

    Тем не менее он воспринимался как единственный член правительства от АПС, представляющий интересы партии. Это впечатление укрепилось, когда после скандала на Ибице Народная партия потребовала отставки не только Штрахе, но и Кикля, который не был замешан в этом деле. АПС не могла согласиться с таким решением, и коалиция распалась. В глазах своих товарищей по партии Кикль оказался своего рода мучеником. 

    И вдруг политик второго ряда становится звездой

    Во-вторых, его популярности способствовала пандемия. После «Ибицы», уже без своего фронтмена Штрахе, АПС пыталась понять, как жить дальше, и потерпела крах на выборах 2019 года. Ограничительные меры против коронавируса, включавшие (так никогда и не реализованную) обязательную вакцинацию, вызвали сопротивление, которое становилось все более радикальным.  

    Ведущие деятели Партии свободы, такие как ее новый лидер Норберт Хофер, хотели дистанцироваться от противников антиковидных мер. Кикль же, напротив, разжигал протестные настроения и встал во главе движения. Внезапно человек из второго ряда стал звездой, к которой стекались толпы поклонников. Когда Кикль осознал это, он без зазрения совести столкнул Хофера с партийной вершины. 

    И все же 55-летний политик часто чувствует себя немного неуютно среди окутывающей его народной любви. Когда под музыку «Final Countdown» он входит в зал в Граце в окружении камер и размахивающих флажками партийных знаменитостей, его почти не видно, и выглядит он довольно скованно. В речи, обращенной к «дорогим друзьям», он иногда яростен, иногда насмешлив, но все время чрезвычайно напряжен. 

    Только позже, когда Кикль позирует для селфи, он выглядит более расслабленным. Перед ограждением образуется большая толпа, людям из которой позволяют подходить к нему по отдельности или небольшими группами. Он пожимает руки, смеется, в дружеском жесте на камеру кладет руку на плечи своих фанатов —пока двое телохранителей, стоящих в непосредственной близости, зорко следят за происходящим. Это контролируемая близость. Трудно представить себе Кикля, непринужденно болтающего с гостями, подобно Хайдеру когда-то в гламурных барах на Вёртерзе или Штрахе на венских дискотеках. Он — неприступный популист. 

    Но именно Кикль добился того, к чему безуспешно стремились два его гораздо более харизматичных предшественника: первого места на выборах в Национальный совет и легитимной возможности претендовать на пост канцлера. Это привело Австрию к интенсивным дискуссиям о «брандмауэре» против Партии свободы — хотя раньше это слово в таком значении употреблялось лишь изредка. 

    Вопрос о том, как вести себя с этой партией, обсуждается уже на протяжении десятилетий, но, в отличие от «Альтернативы» в Германии, Партия свободы в Австрии принадлежит к числу утвердившихся. Сейчас она представлена в правительствах трех из девяти федеральных земель и уже трижды добивалась этого на общенациональном уровне. В последний раз это случилось при Курце и продолжалось до «Ибица-гейта» пятилетней давности. Иными словами, партия уже давно стала частью «системы», против которой направлена риторика Кикля. 

    «Мы оценивали его неверно» 

    Под руководством Кикля Партия свободы стала радикальнее — как по стилю, так и по требованиям. Предупреждения об угрозе для демократии в случае возвращения партии к власти можно увидеть на первых полосах газет, услышать в выступлениях деятелей культуры и влиятельных представителей общественности. Все остальные политические силы исключают союз с Киклем — в том числе и Народная партия Австрии, которая вместе с ним управляла страной и сделала его министром внутренних дел. Теперь консервативный федеральный канцлер Карл Нехаммер называет его правым экстремистом и конспирологом, который действует безответственно и нагнетает страх. «Мы неверно его оценили», — сказал он в интервью NZZ, отвечая на вопрос о том, что изменилось с 2017 года. 

    Лидер АПС относится ко всем этим высказываниям с насмешкой. «Боже мой, это такое ретро!» — воскликнул он в Граце, упомянув о «призывах к бойкоту со стороны так называемых знаменитостей». Австрийцы проголосуют так, как посчитают нужным. «Обойдутся как-нибудь без инструкций», — ухмыляется Кикль под смех сидящих в зале. «Нам еще столько предстоит сделать», — подводит он итог 75-минутной речи. Нет-нет, ничего из того, о чем он говорил, нельзя счесть правоэкстремистским или угрожающим демократии. «Я считаю это вполне нормальным», — уверяет Кикль. 

    Читайте также

    Российский exxpress из Вены

    Что пишут: о поляризации и расколе немецкого общества

    А если «Альтернатива для Германии» и правда придет к власти?

    Что пишут: о победах радикалов и популистов на востоке Германии

    «На мигрантах “Альтернатива” не остановится»

    После войнушки война

    Тролль политический обыкновенный

  • Что пишут: о победах радикалов и популистов на востоке Германии

    Original by dekoder-Team on dekoder
    Translation

    Образованная чуть больше десяти лет назад, партия «Альтернатива для Германии» 1 сентября впервые в своей истории победила на земельных выборах. В Тюрингии крайне правые набрали 32,8% голосов, почти на 10 процентных пунктов больше, чем пять лет назад, и смогут получить 32 кресла в ландтаге, состоящем из 88 депутатов. В Саксонии, как и пять лет назад, АдГ стала второй, но также укрепила свои позиции: вместо 27,5% за нее проголосовало 30,6% участвовавших в выборах.  

    «Альтернатива» известна тем, что выступает за резкое ограничение миграции, вплоть до высылки из Германии миллионов людей с миграционным прошлым, за восстановление отношений с Россией, за продвижение так называемых «традиционных ценностей». Многие ее функционеры позволяли себе высказывания, нормализующие национал-социалистическую диктатуру и ее преступления. Особенно в этом отличилось как раз тюрингское отделение партии, признанное Ведомством по защите конституции «явно правоэкстремистским», и его лидер Бьорн Хёке, которого судили за использование в речах нацистских лозунгов.  

    Еще один триумфатор этих выборов — «Альянс Сары Вагенкнехт», объединившийся меньше года назад вокруг бывшего политика от партии «Левые» под лозунгами немедленного отказа от военной помощи Украине и борьбы против утвердившихся партий в целом. И в Саксонии, в Тюрингии новая партия сформирует третьи по численности фракции в ландтагах.  

    В Саксонии первыми, а в Тюрингии вторыми стали христианские демократы, получив 31,9% и 23,6% соответственно. С одной стороны, это больше, чем набрали все правительственные партии вместе взятые: социал-демократы канцлера Шольца, «Зеленые» и свободные демократы, которые и вовсе потеряли кресла в обоих ландтагах («Зеленые» только в Тюрингии). С другой стороны, теперь ХДС предстоят тяжелые коалиционные переговоры ради того, чтобы не допустить АдГ к власти. 

    дekoder собрал мнения о причинах краха правительственных партий на востоке Германии и успеха, достигного радикалами. Ключевой вывод — легко в борьбе за власть не придется никому, даже АдГ. Следующие выборы пройдут 22 сентября в Бранденбурге, еще одной земле на территории бывшей ГДР. 

    Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

     

    Лидер тюрингской «Альтернативы для Германии» Бьорн Хёке приехал на избирательный участок на «Ниве» // Фотография: © Sascha Fromm/ IMAGO / Funke Foto Services
    Лидер тюрингской «Альтернативы для Германии» Бьорн Хёке приехал на избирательный участок на «Ниве» // Фотография: © Sascha Fromm/ IMAGO / Funke Foto Services

    DIE ZEIT: АдГ будет заправлять, даже если не будет править 

    Газета DIE ZEIT подробно изучила то, как «Альтернатива для Германии» может воспользоваться своим успехом на выборах — сейчас и в более отдаленной перспективе. И первое на этом пути — борьба за пост председателя ландтага Тюрингии. Согласно неписаной парламентской традиции, крупнейшая фракция — то есть в этом случае АдГ — выдвигает своего кандидата на пост председателя ландтага. Теоретически другие фракции могут отказать в избрании кандидату от «Альтернативы», но столь явный отход от многолетней практики чреват судебными исками и тем, что пропагандистам АдГ будет еще легче продвигать ее образ жертвы «картельного сговора» других партий. Если же кандидат от АдГ займет пост председателя ландтага, то это сразу же усилит ее влияние на повседневную парламентскую работу. 

    Ключевой, однако, станет борьба за другой пост — премьер-министра (министра-президента) каждой из земель. В Тюрингии дело осложняется тем, что местное отделение АдГ возглавляет Бьорн Хёке — один из самых одиозных политиков этой партии, которого противники именуют не иначе, как «фашистом» (и который приехал голосовать на «Ниве»). По данным DIE ZEIT, нельзя исключить, что ради вхождения в правительство партия решит убрать его с первого плана в надежде, что «Альянс Сары Вагенкнехт» или даже христианские демократы согласятся на сотрудничество в такой конфигурации. Тот факт, что Хёке не присутствовал на партийной пресс-конференции сразу после оглашения результатов выборов, также свидетельствует в пользу такой возможности. 

    Еще один вариант — что «Альтернатива» попытается своими голосами обеспечить победу кандидата от христианских демократов: пять лет назад подобный ход вызвал скандал общенационального масштаба и вынудил победившего политика от Свободной демократической партии Томаса Кеммериха уйти в отставку. Впрочем, при нынешней политической турбулентности не факт, что ХДС кто-то будет склонять к отказу от мандата, полученного даже такой ценой. 

    В свою очередь, в Саксонии действующий премьер-министр от ХДС Михаэль Кречмер заявлял, что ни в коем случае не пойдет на союз с АдГ. Однако, по данным DIE ZEIT, среди местных христианских демократов нет единодушия по этому вопросу, а сам Кречмер шел на выборы, обещая ужесточить миграционную политику — подобно «Альтернативе».  

    Что выгоднее самой АдГ — вступать в коалицию любой ценой или оставаться в оппозиции — вопрос дискуссионный. С одной стороны, находясь в оппозиции, крайне правые могут и дальше набирать популярность на протестных настроениях. С другой, в среднесрочной перспективе избиратели могут счесть партию не способной к реальной политической работе и разочароваться в ней.  

    Так или иначе, в Тюрингии АдГ получила блокирующий пакет голосов — больше трети депутатских мест, — благодаря которому сможет единолично блокировать поправки к местной конституции, а также назначение судей в местный Конституционный суд. Кроме того, она получит дополнительное влияние и на местное Ведомство по защите конституции. В Саксонии партия остановилась в шаге от этого, получив ровно треть парламентских кресел.  

    Оригинал (01.09.2024) // Google-перевод 

    NZZ: Утвердившиеся партии слишком долго игнорировали проблемы востока 

    Швейцарская газета NZZ резюмирует содержание дебатов о востоке Германии, которые с особой силой возобновились несколько месяцев назад, когда стало понятно, что победы популистов в этой части страны фактически неизбежны. Издание отмечает, что ключевые политические силы годами игнорировали то, о чем на разные лады говорили специалисты: не проработанное наследие двух диктатур (нацистской и коммунистической) на территории бывшей ГДР и сложный процесс обретения ее гражданами новой идентичности после 1990 года. Вместо того, чтобы уделить этим проблемам пристальное внимание, утвердившиеся партии вели себя так, будто объединение Германии полностью завершено и к восточным землям следует относиться как к любым другим. 

    NZZ ссылается на выросшего в Восточном Берлине историка Илько-Сашу Ковальчука, который незадолго до выборов издал книгу «Шок свободы» (Freiheitsschock). По его мнению, даже несмотря на то, что уровень жизни на востоке Германии объективно вырос, восточные немцы чувствовали, с одной стороны, что полностью зависят от процесса трансформации, а с другой, что трудности, с которыми они сталкиваются, никто не замечает. Кроме того, вопреки распространенному образу «мирной революции» и падения Берлинской стены, боролось за свободу лишь меньшинство восточных немцев, в то время как остальные были вполне адаптированы к жизни в условиях диктатуры. И эти последние теперь проецируют свою привычку к авторитарному государству на АдГ и «Альянс Сары Вагенкнехт». Крупнейшие партии предпочли просто вычеркнуть опыт ГДР из своего осмысления немецкой истории, чем не преминули воспользоваться популисты, которые, наоборот, эксплуатируют «остальгию». 

    Особенно тяжело объединение далось поколению людей, родившихся в 1940-е и 1950-е годы: в 1990 году они были слишком молоды, чтобы уйти на пенсию, и слишком зрелы, чтобы резко поменять жизнь. Их дети наблюдали карьерные провалы своих родителей и выросли с ощущением, что живут в семьях «граждан второго сорта». Так «травма воссоединения» передалась по наследству. Год назад, ссылаясь на исследование Лейпцигского университета, NZZ писала и о том, что восточные немцы крайне слабо представлены на ведущих постах в политике, экономике, юстиции и образовании: 3,5% выходцев оттуда занимают их в целом по Германии и 26% — даже в самих восточных землях. Теперь молодежь составляет одну из ключевых когорт избирателей АдГ. Интересно, к слову, что сам Бьорн Хёке родился и вырос на западе Германии и только во взрослом возрасте перебрался в Тюрингию. 

    Оригинал (01.09.2024) // Google-перевод 

    Süddeutsche Zeitung: «Непростые решения» христианских демократов 

    Журналисты Süddeutsche Zeitung обращают внимание на то, что федеральное руководство Христианско-демократического союза не торопилось подводить итоги земельных выборов. Только в середине следующего дня председатель партии Фридрих Мерц вышел к журналистам и обошелся без оптимистичных реляций. Причин для этого хватает — и имиджевых, и объективных. Во-первых, показать свое отличие от канцлера Шольца, чья невозмутимость в любых ситуациях стала притчей во языцех. Во-вторых, потому что ХДС в Саксонии и особенно в Тюрингии, по всей видимости, действительно ждут непростые решения. Самое напрашивающееся из них — переговоры о коалиции с «Альянсом Сары Вагенкнехт», который за несколько месяцев взлетел в рейтингах благодаря требованиям начать переговоры с Россией и отказаться от поддержки Украины (что категорически расходится с позицией ХДС) и который при этом привержен левой экономической политике. Роднит с ним христианских демократов разве что требование ужесточить миграционную политику.  

    На пресс-конференции Мерц сказал, что местные отделения ХДС вольны сами принимать решения о переговорах с «Альянсом». Но действующий премьер Саксонии Кречмер еще раньше успел заявить, что христианские демократы в этой земле будут принимать решения самостоятельно, без оглядки на Берлин. Чем лишний раз продемонстрировал, что позиции самого Мерца в партии (и его шансы на выдвижение в канцлеры в следующем году) далеко не стопроцентно устойчивы.  

    В Тюрингии между тем ситуация еще сложнее. Там ХДС для устойчивого большинства необходимо договориться не только со сторонниками Вагенкнехт, социал-демократами, а еще и с «Левыми». Между тем еще в 2018 году христианские демократы приняли официальное решение отказаться от любого сотрудничества не только с АдГ, но и с «Левыми» тоже — из-за исторической преемственности этой партии по отношению к СЕПГ, установившей в ГДР однопартийную диктатуру (такого запрета на сотрудничество с экс-коммунисткой Вагенкнехт при этом нет, хотя некоторые христианские демократы теперь настаивают и на его введении). Более того, одна из вновь избранных депутаток ХДС успела заявить, что христианские демократы не должны отказываться от переговоров даже с «Альтернативой».  

    Оригинал (02.09.2024) // Google-перевод 

    taz: Сложное дело — делать королей 

    «Делателями королей» в парламентских демократиях называют политические силы, которые, не став крупнейшими, тем не менее играют решающую роль при формировании большинства — без их участия оно невозможно. В Тюрингии и Саксонии эту функцию должен взять на себя «Альянс Сары Вагенкнехт», которому предстоит сформировать третью по численности фракцию в обоих земельных парламентах.  

    Теоретически новая партия могла бы пойти на союз с «Альтернативой для Германии» и сформировать большинство в Тюрингии, но в «Альянсе» уже заявили, что исключают такую возможность. В Саксонии у популистских сил и вовсе на двоих меньше половины мест в ландтаге. Поэтому почти неизбежно, что сторонникам Вагенкнехт нужно будет договариваться с христианскими демократами и, возможно, с другими старыми партиями. 

    Газета taz объясняет, с какими проблемами предстоит столкнуться партии, которой не исполнилось и года. Главная из них в том, что до сих пор непонятно, как будет выстроено взаимодействие между ее центральными органами, в первую очередь самой Сарой Вагенкнехт, и местными отделениями.  

    Для Вагенкнехт ключевая тема — это восстановление отношений с Россией, отказ от размещения американских ракет в Германии и прекращение поставок оружия Украине. Она не скрывает, что готова вступать в коалицию с христианскими демократами и социал-демократами на местном уровне только при условии, что те радикально поменяют свою позицию по общенациональным вопросам. В то же время ее соратники на местах куда больше сосредоточены на региональных проблемах, связанных, например, с доступностью общественного транспорта и развитием инфраструктуры в целом. Часто это бывшие члены партии «Левых», которые разочаровались в ее способности решать проблемы маленьких городов и сельской местности (в Тюрингии «Левые» были правящей партии на протяжении десяти лет).  

    Много среди них и новичков, для которых коалиционные переговоры с опытными политиками могут оказаться тяжелым испытанием. Кроме того, именно новые партии часто сталкиваются с тем, что их покидают депутаты. Из той же «Альтернативы для Германии» в предыдущие два законодательных периода вышло по три депутата за каждый.  

    Оригинал (02.09.2024) // Google-перевод 

    Spiegel: Партия, теряющая статус «общенародной» 

    Бывший главный редактор таблоида Bild Николаус Бломе на страницах журнала Spiegel напоминает, что выборы в Саксонии и Тюрингии прошли через неделю после нападения мигранта из Сирии на жителей города Золингена (Северный Рейн — Вестфалия), в результате которого погибло три человека. По мнению Бломе, реакцией на это событие социал-демократы демонстрируют собственную некомпетентность: сначала пытаясь представить этот теракт (а до него многие другие) как единичный случай, а потом соглашаясь на жесткие меры вроде высылки мигрантов в «небезопасные страны», подобные Сирии и Афганистану, которые еще недавно называли популистскими и антиконституционными. Бломе уверен: партия теряет право называться «общенародной», если не способна адекватно оценивать степень напряжения вокруг значимой для общества темы, пусть даже оно эмоциональное, а не основанное на так называемых объективных показателях.  

    Оригинал (03.09.2024) // Google-перевод 

    Leipziger Zeitung: Бессмысленные обвинения 

    Независимый саксонский журналист Томас Кёлер на страницах лейпцигской газеты Leipziger Zeitung критикует повторяющиеся, как мантра, заявления о том, что ответственность за рост популярности популистов несут исключительно социал-демократы и «Зеленые». Он напоминает о просчетах, допущенных крупными работодателями, которые неверно оценивают конъюнктуру рынка, тем самым ухудшают перспективы рабочих, толкают их к голосованию за «Альтернативу» или «Альянс», а потом винят во всем (устами лидера ХДС Фридриха Мерца, в прошлом инвестбанкира) левых в правительстве. В качестве примера Кёлер приводит действия топ-менеджмента Volkswagen, который сделал ставку на электромобили класса люкс и, очевидно, проиграл конкуренцию иностранным производителям, работающим на масс-маркет. Еще более явный пример — министр финансов и лидер Свободной демократической партии Кристиан Линднер, который вместо того, чтобы объяснить, почему упорно настаивает на урезании социальных расходов в период постоянного роста цен, после провальных для своей партии выборов обсуждает миграцию. Кёлер уверен: обвинения других партий в адрес социал-демократов и «Зеленых» не помогут остановить АдГ в преддверии будущих выборов в Бундестаг, «когда бы они не состоялись» (назначены они на сентябрь 2025 года, но могут пройти и раньше, если «светофорная» коалиция развалится). 

    Оригинал (03.09.2024) // Google-перевод 

    taz: Чем отличается «Берлинская область» 

    Следующие земельные выборы пройдут 22 сентября в Бранденбурге, непосредственно прилегающем к немецкой столице. Судя по опросам (последний из которых относится, однако, к началу августа), «Альтернатива для Германии» лидирует и там, однако газета taz обращает внимание на ряд ключевых отличий этой земли от Саксонии и Тюрингии. Во-первых, рейтинги АдГ там не многим выше, чем ее результат на земельных выборах 2019 года. Во-вторых, в Бранденбурге, в отличие от двух других восточных земель, население в годы после воссоединения не снижается, а растет — между тем «Альтернатива» 1 сентября показала особенно высокие результаты именно в наиболее опустевших районах. К тому же в Бранденбурге АдГ в 2019 году уже лидировала в рейтингах, но в итоге уступила социал-демократам. 

    Наконец, популярностью пользуется действующий премьер-министр Дитмар Войдке, представляющий как раз СДПГ, работу которого одобряет свыше 55% опрошенных. Впрочем, премьер-министр Тюрингии Бодо Рамелов также обладает высоким личным рейтингом, но «Левым», которых он представляет, это не помогло.  

    «Альтернатива» в Бранденбурге тем временем явно не собирается останавливаться на своем пути к дальнейшей радикализации и предлагает, например, запретить мигрантам посещать общественные мероприятия. В связи с чем левая taz напоминает: попытка перехватить подобную повестку не особенно помогла утвердившимся партиям ни в Саксонии, ни в Тюрингии. 

    Оригинал (02.09.2024) // Google-перевод 

    Текст: Редакция дekoder’а
    Опубликовано: 05.09.2024

    Читайте также

    «Лучший результат воссоединения — это посудомоечная машина»

    Что пишут: о поляризации и расколе немецкого общества

    А если «Альтернатива для Германии» и правда придет к власти?

    Демонстрации силы

    Парламент — не место для работы

    «Не все было напрасно»: чем похожи и чем отличаются ностальгия по СССР и «остальгия» в Германии