Вы будете автоматически перенаправлены на страницу спецпроекта … Если этого не произошло, нажмите, пожалуйста, здесь.
-
«Легким движением руки»: как RT обходит европейские запреты
Российское иновещание Russia Today (теперь RT) и Sputnik за несколько лет работы в Германии и ЕС сумело стать источником раздражения не только для восточных стран Евросоюза, но и для западных. В Испании финансируемые Кремлем СМИ в 2017 году активно поддерживали каталонских сепаратистов, в Германии предоставляли площадку одиозным правопопулистским политикам, повсеместно используя при этом стилистику, далекую от принятой в ЕС. Заголовки вроде «Не либерализм, а крокодилизм: Захарова критикует G7» (Sputnik Deutschland, 27. August 2019), критика так называемых «западных ценностей», распространение конспирологических теорий — все это давно стало обычным делом. Но только полномасштабное нападение России на Украину заставило власти ЕС принять меры и заблокировать эти СМИ на общеевропейском уровне.
Между тем с началом полномасштабного российского вторжения в Украину стиль вещания немецкоязычных порталов, финансируемых из российского госбюджета, только ужесточился, вербальная атака на украинских политиков и тех, кто поддерживает Украину в ЕС, стала постоянной. Проверить это очень просто — достаточно воспользоваться любым интернет-поисковиком: несмотря на блокировку в марте 2022 года, в январе 2023-го несложно найти «зеркальные» сайты RT: страницы с «кривым» доменным именем, полностью дублирующие содержание заблокированного сайта.
В материале издания Correctiv подробно объясняется, как организованы блокировки в Германии и почему в европейских условиях они малоэффективны. Зато дают российской пропаганде повод говорить о «цензуре» на Западе и оправдывать преследование независимых СМИ в самой России.
В марте российские телеканалы, в том числе RT, ранее известный как Russia Today, были заблокированы на территории Евросоюза. С тех пор немецкое представительство RT DE использует цифровые лазейки — так называемые «зеркала», через которые по-прежнему удается распространять пророссийский контент. Пресечь эту деятельность Германии не удается до сих пор.
- «Лавров: Кадры из Бучи — это антироссийская постановка».
- «Дмитрий Медведев: нацистский режим в Украине должен быть демонтирован».
- «Россия начинает освободительную борьбу против украинской оккупации».
- «Пресс-секретарь Кремля Песков: угроза «грязной бомбы» со стороны Украины вполне реальна».
Подобные заголовки призваны оправдать захватническую войну России против Украины. Это — пропаганда, публикуемая на немецком языке российским телеканалом RT. Пропаганда, которая была запрещена в Евросоюзе через несколько дней после начала войны. Программы российских медиа — «прямая угроза порядку и безопасности ЕС»; так обосновывает принятые меры пресс-секретарь Еврокомиссии в комментарии для Correctiv.
Применять согласованные санкции государства-члены ЕС должны самостоятельно. Они делают все необходимое для того, чтобы сайты российских каналов не были доступны. В Германии это делается так: интернет-провайдеры блокируют подпадающий под санкции контент на основании списка Федерального сетевого агентства. Как показывают наши исследования, список этот составляется сотрудниками ведомства бессистемно, а саму блокировку, по словам эксперта по информационным технологиям, можно «легко и просто» обойти.
Пример RT DE, немецкого представительства российского канала, показывает, насколько малоэффективна эта блокировка. Статьи с вышеуказанными заголовками опубликованы RT DE на так называемых «зеркалах» — копиях оригинального сайта RT DE. Все эти материалы вышли уже после введения санкций. И даже когда готовился этот материал, мы из Германии без проблем смогли открыть эти страницы на нескольких сайтах, хотя соответствующий запрос мы направили в Федеральное сетевое агентство еще 20 октября. За последние месяцы появились десятки таких сайтов-копий.
Помимо этих зеркал есть и другие цифровые лазейки, которые RT DE использует для обхода блокировок ЕС. Так насколько же эффективны санкции против российской пропаганды в интернете на самом деле?
Санкции: запрет нескольких российских медиа на всей территории ЕС
«Sputnik и Russia Today находятся под постоянным прямым или косвенным контролем правительства Российской Федерации и вносят значительный вклад в разжигание и поддержку военной агрессии против Украины, а также дестабилизацию соседних стран», — сказано в пресс-релизе Совета ЕС от 2 марта 2022 года. Последствия не заставили себя ждать. Совет ЕС дал основание для блокировки двух российских каналов, которая и была введена соответствующими постановлениями. В июне были заблокированы еще три канала: Россия-РТР/РТР-Планета, Россия-24/Russland-24 и ТВ Центр-International.
«Постановление запрещает “вещательную деятельность” СМИ, попавших под санкции, в том числе распространение любых материалов по радио и в интернете», — объясняет юрист Бьорнстьерн Бааде, научный сотрудник отделения публичного права берлинского Свободного университета. Это касается любых средств передачи сигнала: от кабеля до веб-сайтов, от спутника до приложений.
Для российских СМИ эти санкции уже не первые: ранее в 2016 и 2021 годах Литва и Латвия на несколько месяцев блокировали российские каналы «РТР-Планета» и «Россия-РТР» за подстрекательство к насилию и разжигание ненависти. RT в 2020 году в Литве также был запрещен. Однако, по словам Бааде, блокировка на всей территории ЕС введена впервые.
Французское представительство RT France пыталось опротестовать этот общеевропейский запрет, но безуспешно. Европейский суд отклонил жалобу в конце июля 2022 года. По мнению Бааде, решающим доводом суда стало то, что эти СМИ в нарушение международного права поддерживают захватническую войну, которая была однозначно осуждена Генеральной Ассамблеей ООН. Поддержка средствами массовой информации такой войны расценивается как пропаганда войны, а потому может быть запрещена. Такое ограничение свободы слова в постановлении Европейского суда трактуется как пропорциональное серьезности нарушения.
Но заявление на сайте канала демонстрирует уверенность в своих силах: «RT DE не был бы RT DE, если бы мы не нашли выхода!»
Как блокируются веб-сайты?
На сегодня в Европе страницы RT DE запрещены в крупнейших социальных сетях: Facebook, Instagram, Tiktok, Twitter, Youtube и даже Telegram. Но для доступа к основному сайту есть лазейки, причем «инструкция» по обходу санкций ЕС распространяется самим RT DE.
На сайте и через информационную рассылку RT DE распространяются инструкции, практические и с пояснительными видео. Например, как обойти территориальные блокировки через VPN, виртуально подключив смартфоны или компьютеры через страну за пределами ЕС.
Однако самое простое решение, пишет RT DE, — обойти так называемую блокировку DNS, основной инструмент блокировки доступа к сайтам.
DNS (Domain Name System) в переводе значит «система доменных имен». Она присваивает IP-адресу адрес веб-сайта (например, rt.com), объясняет IT-эксперт Йохим Зельцер из Chaos Computer Club. Для этого необходимы так называемые именные серверы (Nameserver). Их можно сравнить с телефонной книгой, в которой для каждого домена хранится соответствующий IP-адрес.
В случае блокировки DNS государство обращается к интернет-провайдерам и предлагает им больше не отвечать на запросы к соответствующему адресу, говорит Зельцер. Это значит, что веб-сайт больше не доступен для пользователей. Если продолжить аналогию с телефонной книгой: номер стирается из записной книжки, и его больше нельзя найти. При блокировке DNS записи веб-сайтов удаляются с именных серверов.
Как пишет Федеральное сетевое агентство, подобный способ блокировки нарушает принцип равноправия трафика (принцип сетевого нейтралитета). Но есть исключения, оправдывающие блокировку, как, например, в данном случае соответствующее постановление ЕС, применяемое на территории Германии. Федеральное сетевое агентство проверяет, возможна ли блокировка без нарушения принципа сетевого нейтралитета.
В случае с санкциями против российских каналов ведомство передает списки сайтов для блокировки крупным телекоммуникационным ассоциациям (таким, как Bitkom). Те, в свою очередь, сообщают эту информацию своим участникам — интернет-провайдерам, таким как Telekom, Vodafone, 1&1.
Но такие списки не являются распоряжением: окончательное решение блокировать тот или иной сайт принимают сами интернет-провайдеры, подчеркивает Федеральное сетевое агентство в письме от 27 июня 2022 года в ответ на запрос издания Frag den Staat. Там речь идет о блокировке доменов Россия-РТР/РТР-Планета, Россия-24/Russland-24 и ТВ Центр-International с 25 июня, причем о блокировке доменов целиком (например, rt.com), а не только отдельных материалов. «ЕС признает, что данная блокировка потенциально может затронуть и легальный контент», — пишет ведомство.
Обход санкций: «нужный рецепт» от RT
На практике эффективность блокировок DNS невелика. По сути, они могут удержать от ознакомления с заблокированными материалами только тех, кому эти материалы и так не интересны, считает Йохим Зельцер, IT-эксперт из Chaos Computer Club: «Все остальные знают, как легко и просто обойти эти блокировки». Ведь инструкций в интернете предостаточно.
Херманн Линдхорст, юрист, специализирующийся на IT и медийном праве, добавляет: «Любые блокировки в Интернете всегда должны оцениваться критически. Во-первых, на предмет их целесообразности и с точки зрения базовых прав человека. Во-вторых, можно не только легко обойти их, но и воспользоваться альтернативами».
Именно эти альтернативы и подразумевает RT DE, рекламируя так называемые зеркала (Mirror domains), которые полностью копируют содержимое оригинального веб-сайта RT, но размещаются по разным адресам. Хотя в названиях этих зеркал содержится сочетание «rtde», но так называемое расширение домена отличается от самых распространенных и может выглядеть, например, как «.tech» или «.life» вместо привычных для Германии «.de» или «.com».
IP-адреса альтернативных сайтов RT принадлежат двум российским компаниям, одна из которых владеет RT
Мы нашли девять доменов таких зеркал на немецком языке. Кроме того, существуют домены второго уровня, адреса которых имеют то же расширение, но начинаются иначе (например, meinungsfreiheit.rtde.life, т.е. «свобода мнений». rtde.life). Сервис Whois сообщает, что все эти сайты были созданы 5 марта и 6 апреля 2022 года, то есть после введения санкций, — это явно указывает на то, что они предусмотрены для обхода блокировок.
Мы обнаружили IP-адреса, указывающие на серверы двух российских компаний: АНО «ТВ-Новости» и ПАО «Ростелеком». Первая была основана в 2005 году российским государственным информационным агентством «РИА Новости». Компания АНО «ТВ-Новости» выпускает иноязычные каналы RT, ее название содержится в выходных данных на официальном сайте RT и его «зеркалах». ПАО «Ростелеком» — крупнейший российский телекоммуникационный концерн, большинство акций которого принадлежит российскому государству.
Зеркальные страницы используются не только для Германии, но и для Испании или Франции
Такие зеркала доступны на разных языках, но основное внимание, по-видимому, уделяется контенту на немецком. В октябре 2022 года британский Институт стратегического диалога (ISD) сообщил о 19 доменах RT: девяти немецких, семи испанских, двух французских и одном английском. «Нам кажется, что основное внимание уделяется немецкой и испанской аудитории», — сообщила нашему изданию аналитик Ката Балинт, которая участвовала в составлении упомянутого отчета ISD.
Cистемный подход? «Почти все [сайты], о которых мы смогли получить информацию, были созданы в один день или за несколько дней, примерно за те же два часа», — говорит Джордан Уайлдон, старший менеджер по цифровым технологиям в ISD. Уайлдон считает, что сотрудники RT проверяли, какой из механизмов лучше работает и как обойти блокировки.
О том, что RT DE отреагировал на закрытие, свидетельствуют архивные версии сайта. В апреле канал предупреждал насчет упомянутых зеркал: «Эти ссылки, возможно, перестанут работать», поскольку ведется блокировка «альтернативных адресов», в том числе компанией Telekom.
«Наблюдение ведется нерегулярно»: как работает блокировка в Германии
Так почему же блокировка в Германии работает так плохо? Кое-что проясняют опубликованные электронные письма Федерального сетевого агентства. Вся информация проходит через несколько инстанций: агентство составляет списки, но подчеркивает, что отвечает только за соблюдение Регламента сетевого нейтралитета, а дальше «решают предприниматели», то есть ассоциации интернет-провайдеров, — будут они блокировать веб-сайты или нет.
Ассоциации Bitkom, Eco, Anga и Vatm, в свою очередь, в ответ на наш запрос сообщили, что они лишь передают информацию своим участникам (интернет-провайдерам). Реализация и контроль блокировки в их задачи не входят.
Получается, в конечном счете блокировку должны обеспечивать отдельные интернет-провайдеры. К этому их обязывает постановление ЕС. Исходя из ответов, которые мы получили от крупнейших немецких провайдеров Telekom, 1&1 и Telefónica/O2, они работают, по сути, исключительно по спискам Федерального сетевого агентства.
Представители 1&1 охарактеризовали сотрудничество с ведомством как «тесное и качественное», любая блокировка с их стороны осуществляется по согласованию с ним. Представители Deutsche Telekom также заявили: «Telekom Deutschland блокирует доступ к заранее определенным и указанным веб-сайтам (…) после одобрения со стороны Федерального сетевого агентства». Проверку материалов, размещенных на этих сайтах, интернет-провайдер не проводит. Как пишет Teléfonica, реализация блокировки производится на основании списков, полученных от Европейского совета по электронным коммуникациям (BEREC), и требований Федерального сетевого агентства.
В принципе, такой подход вполне обоснован. Таким образом, интернет-провайдеры могут быть спокойны, что не злоупотребляют блокировками и проводят их всегда законным образом. Однако чтобы обнаружить зеркальные сайты и альтернативные адреса RT, Федеральному сетевому агентству необходимо активно их искать и направлять интернет-провайдерам обновленные списки. Похоже, этого не происходит.
На вопрос о том, как формируются эти черные списки, мы получили от Федерального сетевого агентства отрезвляющий ответ: «Проверка проводится через нерегулярные промежутки времени сотрудниками Департамента сетевого нейтралитета, мониторинга платформ и искусственного интеллекта. Данная проверка заключается в осуществлении поиска (не обязательно исчерпывающего) материалов, подлежащих блокировке в связи с санкционным регулированием ЕС». Частично информация поступает благодаря запросам отдельных интернет-провайдеров или третьих лиц. Кроме того, идет обмен данными на европейском уровне, в основном с Европейским советом по электронным коммуникациям BEREC.
Зеркальные домены как слабое звено: ни Федеральное сетевое агентство, ни кто-то другой не проводят «тщательного мониторинга»
Из опубликованных писем Федерального сетевого агентства следует, что оно отреагировало на те зеркала, которые рекламировал сам RT DE, и обратило внимание на эти три домена в начале апреля. В конце апреля были обнаружены и остальные. Действительно, все упомянутые веб-сайты в настоящее время недоступны.
Последние опубликованные письма Федерального сетевого агентства телекоммуникационным ассоциациям датированы концом июля; нам неизвестно, были ли с тех пор новые указания. Ни Федеральное сетевое агентство, ни ассоциации, ни интернет-провайдеры не смогли или не захотели предоставить нам список всех заблокированных на данный момент сайтов. Федеральное сетевое агентство признает: «Зеркала как инструмент обхода блокировки — это слабое звено в механизме блокировки DNS».
«Для того, чтобы постоянно блокировать определенный контент, необходим тщательный мониторинг. Такой мониторинг Федеральным сетевым агентством не осуществляется»
Интернет-провайдер 1&1 указывает в своем ответе на то, что «быстро сменяющие друг друга» зеркальные сайты удается блокировать только с задержкой.
О быстрой смене этих сайтов говорить, однако, не приходится: по крайней мере с мая RT DE рекламирует одни и те же зеркала. Мы смогли обнаружить различные домены первого и второго уровня, которые все еще подключены и работают. Почему и как их пропускает система мониторинга Федерального сетевого агентства — неясно. В ответ на наш запрос от 20 октября о том, известны ли им указанные нами веб-сайты, Федеральное сетевое агентство заявило, что «включит перечисленные домены в свое следующее сообщение ассоциациям провайдеров». Похоже, этого до сих пор не произошло: страницы по-прежнему доступны (по состоянию на 9 ноября).
А что федеральное правительство? Оно как будто никак не связано с контролем блокировок. В ответ на наш запрос федеральное министерство экономики рекомендует обращаться в прокуратуру как орган, отвечающий за судебное преследование за нарушение санкций.
Контент RT попадает в Европу, в первую очередь — в Германию
Одно можно сказать наверняка: материалы RT продолжают доходить до европейской аудитории, причем довольно широкой. Согласно отчету ISD, у 19 выявленных доменов RT было в общей сложности более 11 миллионов посещений в период с апреля по июнь. Особенно впечатляет, что, по данным ISD, с июня к немецкоязычным альтернативным доменам обращаются пользователи, в основном, из Германии. Независимо проверить эти цифры не удалось. Правда, по данным ISD, общий охват аудитории у RT уменьшился по сравнению с периодом до войны.
Кроме того, в ISD отметили, что наблюдается рост переходов на домены RT через Whatsapp и Telegram, что «довольно проблематично», говорит аналитик Ката Балинт. Анализ немецкоязычных телеграм-каналов, который ежедневно проводят наши аналитики, подтверждает, что там действительно часто дают ссылки на альтернативные сайты. Такие каналы, как «Deutsch-Russische Freundschaft» («Германо-российская дружба»), а также группы противников прививок вроде «Impfkritik» или сторонников теорий заговора вроде «Q&Anons» делятся десятками ссылок на зеркальные страницы.
RT в своих материалах хорошо удается оставаться на грани между намеками и дезинформацией, часто цитируя ложные утверждения других людей. В итоге пусть даже сам RT не делает ложных заявлений от собственного имени, но новость все равно остается в памяти. Как, например, заявления о том, что массовые расстрелы в Буче — это постановка, или что в Украине правит нацистский режим. Кроме того, с начала войны RT и сам распространяет ложную информацию: например, в августе о предполагаемом 70-процентном повышении зарплаты украинским депутатам. Эта статья вышла как раз на зеркальном сайте под названием test.rt.me (мы писали об этом).
В июльском докладе ISD говорится, что материалы RT также отрабатывают известные нарративы, выставляющие украинских беженцев в негативном свете. Например, украинцам якобы оказывают предпочтение по сравнению с другими беженцами, стоимость приема и размещения украинцев якобы очень высока, а также якобы зафиксированы случаи насилия и агрессии со стороны беженцев. Часто такие утверждения просто сфабрикованы, о чем мы не раз сообщали в своих материалах (см., например, 1, 2, 3).
Как технические санкции помогают решить социальную проблему?
Наши исследования показывают, что RT DE очень простыми средствами обходит запрет на вещание в ЕС, который входит в число санкций против России. Так насколько же эффективны такие блокировки в борьбе с дезинформацией?
«Не стоит рассчитывать, что технические средства смогут решить социальные проблемы», — говорит IT-эксперт Йохим Зельцер. С ним согласен и специалист по медиаправу Герман Линдхорст: «С моей точки зрения, такие вещи нужно решать внутри общества, а не через репрессивные интернет-блокировки, обойти которые и так не сложно».
Доклад, опубликованный в ноябре Центром мониторинга, анализа и стратегии (Cemas), показывает, что российская пропаганда, несмотря на блокировки, продолжает находить сочувствующую публику в Германии. Судя по этому докладу, с апреля 2022 года рейтинги поддержки пророссийских конспирологических нарративов в Германии только выросли. Как сказано в публикации, эта проблема может быть решена лишь в процессе социально-политических дискуссий о том, как противостоять набирающим силу кампаниям дезинформации; неверно считать дезинформацию исключительно проблемой информационной безопасности: «Это атака на демократию как таковую».
Швейцария и Норвегия, не входящие в ЕС, приняли решение не блокировать RT и Sputnik. Федеральный совет Швейцарии в марте заявил, что «ложным и вредным заявлениям эффективнее противодействовать фактами, чем запретом на них».
Weitere Themen
«Фактчекинг» как новое оружие российской пропаганды
Запад тоже виноват в войне? — Спрашивали? Отвечаем!
«Что можно противопоставить путинской пропаганде?» Спрашивали? Отвечаем!
Журналист не должен становиться активистом. Даже во время войны
-
Другая Беларусь. Появится ли у беларусов цифровое государство?
Другая, Новая, СВОЯ Беларусь — давняя мечта беларусов. В лукашенковском диктаторском государстве об этой вольной Беларуси думали, ее воображали, воспевали в песнях, стихах, ради нее создавали альтернативные вузы, школы, профсоюзы, организации… В 2020 году ее попытались воплотить в реальности.
Увы, страна мечты тысяч беларусов не сбылась. Но она и не исчезла — просто снова изменилась.
Еще перед выборами общество в Беларуси начало консолидироваться через интернет. И даже после (пока?) неудавшейся революции, волны репрессий и эмиграции этот процесс не остановился. Наоборот. Будто в одной точке сошлись желание преобразить свою страну, чувствовать сопричастность с ней и друг с другом, развитие технологий и то, что среди беларусов сейчас — много высококлассных IT-специалистов.
Беларусы внутри и вне страны с помощью современных технологий создают свои независимые институции. Цель этих людей — создать новую страну. И первые результаты уже есть — начал работу проект «Новая Беларусь».
В материале Анны Волынец для дekoder’а — о том, как развивалась мечта беларусов и зарождалось цифровое государство, на каком этапе оно сейчас и сможет ли заменить людям захваченную режимом родину.
Незалежная Рэспубліка Мроя и Вейшнория: первые тайные страны беларусов
«Пашпарт грамадзяніна N.R.M.» — альбом 1998 года группы N.R.M, чье название расшифровывается как «Незалежная Рэспубліка Мроя». Она была основана в 1994 году, в том самом, когда к власти пришел Лукашенко. Люди искусства первыми чувствуют угрозу свободе. Процесс закручивания гаек шел непрерывно, и в песне группы «Менск і Мінск» 2007 года уже отчетливо звучит: мы будто живем в двух городах, в безжизненном, постсоветском, диктаторском — и в любимом, теплом, беларуском. Так начиналась внутренняя эмиграция.
Идея другой Беларуси ярко проявилась в истории с выдуманной страной Вейшнорией в неспокойном 2017 году. Весной по стране прокатились протесты, а летом власти решили провести с Россией военные учения «Запад-2017». По сценарию, на Беларусь и Россию напали некие государства, в двух из которых угадывались Литва и Польша, а третье располагалось на северо-западе Беларуси. Его и назвали Вейшнорией.
Очень быстро маленькая, но гордая Вейшнория стала любимой страной беларусов в соцсетях. У Вейшнории появились герб, флаг, канал в телеграме, Центральная избирательная комиссия и Министерство иностранных дел. Идея захватила умы: в граждане страны записалось 15 тысяч беларусов, они создали свои ID-карточки, начали встречаться офлайн.
«Хайп превратился в идею — можно ли построить «государство мечты» в интернете? — рассуждает один из бывших онлайн-депутатов Сейма (мы не называем его имя из соображений безопасности). — Была информация, что Вейшнория стала одной из крупнейших микронаций в истории интернета».
В августе 2022 года соцсети Вейшнории в Беларуси объявили экстремистскими.
Путь от песен и мемов к альтернативным президенту и правительству
Вейшнория — не единственный пример второй реальности в одной стране. С 1990-х годов в Беларуси два флага и герба, официальный и неофициальный (и сейчас около половины жителей страны поддерживает каждый из них).
В стране были два объединения писателей и два союза журналистов, государственные и независимые профсоюзы, общественные организации… В 2020–2021 годах большинство из неподконтрольных властям оказались еще и вне закона, и многие активисты попали в тюрьмы или были вынуждены уехать.
Сфера культуры так же делилась на официальную и неофициальную. Артисты из второй группы годами попадали во всевозможные черные списки. Особый размах это приобрело после 2020 года.
Попытка создать в стране независимый Европейский гуманитарный университет (ЕГУ) в 1992 году закончилась его эмиграцией в Литву в 2003 году. В 2022 году в стране закрыли практически все частные школы.
В 2020 году жители Беларуси во время выборов провели альтернативный подсчет голосов на интернет-платформе «Голос». Теперь у страны два президента: Лукашенко не ушел, но часть беларусов стала считать своей президенткой Светлану Тихановскую.
В ходе революции 2020 года и после нее у беларусов число структур, дублирующих государственные, только увеличилось, и значительная их часть завязана на современные технологии. Появились независимая медицинская онлайн-служба Okdoc.me, карта беларуского бизнеса, объединение бывших силовиков «Байпол» и готовые оказать юридическую помощь правозащитники. Появились своя школа и виртуальные выставки.
Беларусы пришли в 2020 год, движимые инерцией постсоветских изменений, отмечает социолог, автор исследования об обществе в Беларуси Татьяна Водолажская: «Наш локальный контекст — это отчасти инерция постсоветских изменений, когда десоветизация не состоялась, но какие-то изменения вроде бы все же происходят. <…> Те изменения, которые мы наблюдаем, кроме всего прочего, задаются тем, что можно было бы назвать инновационным технологическим развитием», — говорит она.
Революция 2020 года стала неожиданностью для многих, но предпосылки для нее существовали давно. «Открытость общества к восприятию и реализации технических и социальных инноваций, наличие квалификации и человеческих качеств, позволяющих участвовать в глобальных процессах, определяет потенциал развития страны в ближайшем будущем», — сказано в исследовании Оксаны Шелест, старшего аналитика «Центра европейской трансформации» 2017 года.
«Новая Беларусь» в 2022 году: приложение вместо государства
Цифровые технологии легли в основу проекта «Новая Беларусь». Это «цифровая версия демократической Беларуси в смартфоне. Созданный беларусами для беларусов, он открывает новые возможности для уехавших и оставшихся в стране», — объясняют разработчики проекта, а ранее — создатели платформы «Голос» Павел Либер и Ярослав Лихачевский, соучредитель стартапа Deepdee и фонда солидарности BYSOL.
«Два года продолжается наша борьба. Я часто спрашиваю себя: зачем мы это делаем, зачем нам своя страна, может, можно как-то иначе?.. — сказал Ярослав Лихачевский во время презентации проекта в ноябре 2022 года. — Эта история началась лично для меня в 2014 году. Я был вдохновлен украинской Революцией Достоинства и подумал: «Если смогли они, то сможем и мы. Но с чего могу начать я?»
Проект доступен в виде сайта и мобильного приложения. Его создатели хотят дать гражданам Беларуси внутри и вне страны возможность работать, получать услуги, высказываться по поводу политических решений, платить налоги и оформлять цифровой паспорт.
«Это площадка, где беларусы смогут обсуждать волнующие их вопросы, договариваться, как жить дальше. Наверное, с этого начинается политическая жизнь», — говорит Лихачевский.
Сейчас проект объединяет в себе новости, афишу, медицинские и юридические услуги, вакансии в беларуских компаниях, онлайн-обучение и экспертные консультации для бизнеса. В октябре создатели приложения сообщили, что ведут переговоры с одним из европейских банковских сервисов, чтобы подключить к нему приложение.
В первом полугодии 2023 года на платформе планируют запустить подборки не только новостей, но и развлекательного контента; слой-карты с культурными местами, важными для беларусов; аналог платежной системы Revolut для беларусов внутри страны; образовательный модуль и модуль выставок, а также модуль для голосования.
За первые несколько дней тестового режима приложение скачало 10 тысяч человек. За год разработчики хотят набрать 100 тысяч пользователей, за три года — 500 тысяч. Стольких пользователей, по мнению разработчиков, достаточно, чтобы начать разговор о паспортах. Но это не будет быстро или легко: «Я участвовал в [дискуссиях на эту тему даже] с ООН. И история беларусов настолько маленькая и неуникальная, что [убедить] европейскую бюрократию можно только чудом», — говорил Павел Либер в октябре 2022 года.
В таких дискуссиях количество беженцев из Беларуси сравнивают с потоком беженцев из Сирии или Ирана, которых «в месяц больше, чем беларусов в год». «Вот когда вас будет много и вы покажете полноценно функционирующее общество — тогда с вами будет интересно разговаривать… И мы абсолютно не оптимистичны в этом», — говорит Либер.
Либер сравнивает сервис с платформой «Голос», где набралось 1,2 миллиона пользователей за несколько недель — и утверждает, что такого не будет. «Если наберется 500 тысяч человек, то мы будем считать это успехом. Мы уверены, что с полумиллионом уже сможем разговаривать с ООН», — говорит он.
Цифровое государство и изменения в реальной стране: что думают исследователи
Есть как минимум два условия для появления «второго государства», объясняет Александр Адамянц, руководитель Офиса по образованию для новой Беларуси. Первое — это большое количество граждан, вынужденных уехать из страны из-за преследований и рассеянных на большой территории.
«Существенно, что это активные граждане, которые стремятся изменить политическую систему в Беларуси», — говорит он.
Второе условие — это появление интернета и других технологий, позволяющих гражданам координировать действия, организовываться без привязки к определенной территории.
«Цифровое государство, таким образом, является логическим, “естественным” этапом развития виртуальной структуры общества», — объясняет Адамянц.
Он считает, что в физическом пространстве доля виртуального гораздо больше, чем мы привыкли думать, и ссылается на одну из главных идей израильского историка Юваля Харари: «В основе любого общества лежит социальное воображение. В разные эпохи это был миф, религия, общие верования… Благодаря коллективному мышлению и языку человечество смогло выйти за пределы природных законов, создать культуру и общество. То есть государство — это скорее виртуальная реальность, хоть и имеющая пространственное измерение», — говорит Адамянц.
Цифровое государство, объясняет он, основывается на добровольном участии, а потому более демократично. В рамках цифрового государства гораздо меньше потенциал злоупотребления благами в пользу отдельной группы, так как выйти из него проще, чем сменить страну проживания.
«Цифровое государство — это сетевая структура, которой труднее сконцентрировать ресурсы в одних руках. В нем выше уровень участия граждан, что само по себе условие демократии. В конечном итоге цифровое государство — это возможность создать организованное сопротивление и изменить ситуацию в нашей стране», — считает исследователь.
Помогут ли цифровые технологии создать отдельное государство, когда в стране — авторитарная власть?
«Это благая цель, и я склонен верить: да, цифровые технологии могут использоваться обществом, чтобы отделиться от государства и его авторитарности», — говорит Олег Уппит, российский исследователь цифровой этики, взаимодействия общества и технологий и цифровой постгосударственности.
В использовании технологий и взаимодействии людей очень важна децентрализация. «Речь про важность таких вещей, как консенсус: решения должны исходить от людей, которые договариваются между собой, а не из единых центров, — считает Уппит. — Централизация и государство находятся в головах. Технологии и цифровизация могли бы — и смогут — освободить общество. Но для этого надо перестраивать и мышление».
Он объясняет: важно перестать поддерживать не какое-то конкретное авторитарное государство, а саму идею авторитарности, где комфорт продается в обмен на свободу. Исследователь признает, что не видел примеров, чтобы похожие проекты сработали, но настроен оптимистично. «Я верю, что это возможно, если люди будут мыслить как свободные существа, стремящиеся вместо инструментов контроля использовать инструменты взаимодействия», — говорит он.
Текст: Анна Волынец
Опубликовано: 09.01.2023
-
Как поход Кремля против «гендера» привел российскую армию в Украину
В декабре 2022 года, через девять с половиной месяцев после начала полномасштабной войны против Украины, в России был принят закон о полном запрете так называемой «гей-пропаганды». Гомосексуальные отношения было запрещено «пропагандировать» и раньше, с 2013 года, но только среди детей. При этом за все эти годы российские власти так и не дали четкого определения, что они считают «пропагандой», а в новом законе запретили еще и «навязывание информации», причем не только о гомосексуальности, но и о трансгендерности. Различные сферы бизнеса, которые должны выполнять новые предписания, поняли их однозначно: фактически любое публичное упоминание этой темы теперь грозит репрессиями со стороны государства.
Официальная цель вторжения в Украину — «денацификация» и «демилитаризация» страны. Но уже в обращении 24 февраля Владимир Путин упомянул опасность, исходящую с Запада для «традиционных ценностей», а позже российские пропагандисты неоднократно называли именно борьбу с ЛГБТ-сообществом главной целью «спецоперации». Вплоть до того, что патриарх Кирилл заявил о том, что российские войска в Донецке заняты защитой города от проведения там «гей-парада».
Польские исследовательницы Агнешка Графф и Эльжбета Корольчук полагают, что это не просто политтехнология, а реальная установка российских властей. По их мнению, конфликт в Украине — это первое реальное вооруженное столкновение, в которое вылились «культурные войны». Так в западной социологии называют раскалывающее общество противостояние по вопросам гендера, семейных ценностей, прав ЛГБТ-сообщества. И самое опасное, считают ученые, что радикально-консервативная установка Кремля находит отклик и на Западе, до начала войны — вполне открытый. Особое внимание исследовательницы из Польши, где власти фактически запретили аборты, уделяют позиции Католической церкви, которая в первые месяцы войны крайне осторожно комментировала российскую агрессию. Оригинал статьи был опубликован в польской Gazeta Wyborcza, немецкий перевод вышел в проекте Geschichte der Gegenwart.
Либеральная аналитика справедливо указывает на то, что корни российской агрессии против Украины следует искать в империалистической политике России. Однако будет заблуждением считать, что реальная война делает незначительными все «нереальные» идейные споры, в особенности — споры вокруг культурных и социальных дискурсов, в частности о гендере и сексуальности. Одни и те же аналитики поражаются масштабам поддержки Путина в России и с удивлением отмечают, что со стороны Ватикана до сих пор не прозвучало однозначного осуждения России. С их точки зрения, слова патриарха Кирилла о защите Донбасса от гей-парадов или озабоченность Путина «культурой отмены» и судьбой Джоан Роулинг — малозначимые высказывания, не достойные особого внимания. Меж тем оба заявления прозвучали после начала вооруженных столкновений и случайными не были. Либеральная догма о незначительности культурных противоречий мешает нам понять механизмы, которые не только привели к этой войне, но и сделали ее в глазах значительной части россиян неизбежной и справедливой. На самом деле, к реальной войне нас подтолкнула и глобальная культурная война, идущая уже более десяти лет.
Борьба против гендера как «мягкая сила»
В российской кампании против Евросоюза и Запада вопросы гендера и сексуальности занимают важнейшее место. Можно даже сказать, что Россия, выступая против предполагаемого морального разложения и вырождения Запада, обозначенного английским словом «гендер», применяет свою особую «мягкую силу» (soft power). В российских СМИ Запад изображается не только как политический противник, но и как мир, где все перевернуто вверх дном, — мир, противоречащий здравому смыслу и потому обреченный на самоуничтожение. Репортажи о странах ЕС полны ужаса: там детей забирают из нормальных семей, чтобы отдать геям и педофилам, браки расторгаются из-за надуманных аргументов о защите женщин от насилия, а подростки подвергаются принудительной смене пола во имя некой нездоровой «гендерной идеологии». Согласно кремлевской пропаганде, которой вторит Русская православная церковь, все это безумие коварно экспортируется на восток: гомосексуалы правят Европой (точнее сказать, «гейропой»), а терроризируемые ими институты ЕС навязывают гей-парады странам, попавшим в ловушку Запада.
Говоря об «отмене» Джоан Роулинг из-за трансфобии, Путин на самом деле выставлял жертвой Запада и Россию: невзгоды писательницы использовались как доказательство того, что Запад любит «обесценивать» людей, а теперь и с Россией обходится так же. В этой глобальной войне добра со злом Украина, которая настаивает на союзе с Западом и претендует на вступление в ЕС, одновременно — и источник опасности, и колонизированная страна, которую Россия должна спасти. Во всем этом нарративе вопросы гендера и сексуальности играют вовсе не маргинальную, а, напротив, решающую роль.
В ситуации такой «колониальной агрессии» Запада и его союзников Россия просто вынуждена защищаться. Такое видение озвучил патриарх Кирилл 6 марта 2022 года, объясняя неизбежность путинской «спецоперации». Его заявление стоит процитировать целиком, поскольку его тон и вся риторика красноречиво свидетельствуют об образе мыслей правителей сегодняшней России:
«Восемь лет идут попытки уничтожить то, что существует на Донбассе. А на Донбассе существует неприятие, принципиальное неприятие так называемых ценностей, которые сегодня предлагаются теми, кто претендует на мировую власть. Сегодня есть такой тест на лояльность этой власти, некий пропуск в тот «счастливый» мир, мир избыточного потребления, мир видимой «свободы». А знаете, что это за тест? Тест очень простой и одновременно ужасный — это гей-парад. Требования провести гей-парад и являются тестом на лояльность тому самому могущественному миру; и мы знаем, что если люди или страны отвергают эти требования, то они не входят в тот мир, они становятся для него чужими».
В рамках этого нарратива западные ценности представляются пустыми, ложными, потребительскими. Тем не менее Запад представляет и серьезную угрозу; его жертвами становятся обычные люди, которым навязывается злая воля. Россия же выполняет важную цивилизационную миссию, суть которой в том, чтобы защитить людей от тлетворной западной «колонизации», а затем и принести нравственное обновление христианскому миру, спасти Запад от самого себя. В такой системе координат Россия остается оплотом тех ценностей, которые некогда были основой всего западного мира, но от которых Запад давно отказался. Настоящие ценности, которые и пытается отстоять Донбасс (разумеется, с помощью России), — это традиции (включая так называемые традиционные семейные ценности), естественный сексуальный порядок, четкая социальная иерархия и доминирующая роль религии, благодаря которой удается отличать порок от добродетели. Запад же все это забыл, поскольку был одурачен ложными представлениями о свободе, которые насаждали Маркс и Фрейд, а затем контркультурными, феминистскими и ЛГБТК-движениями. В общем, противостояние «гендерной идеологии» — неотъемлемая часть империалистического дискурса так называемых новых традиционалистов в России, вдохновленных, в частности, идеями Александра Дугина.
Западные ценности представляются пустыми, ложными, потребительскими. Тем не менее Запад представляет и серьезную угрозу
Путин обратился к консерватизму подобного толка в 2011–2013 годах в ответ на массовые протесты против фальсификации выборов, оформивших его третий президентский срок. Этот поворот показал себя крайне успешно, прежде всего потому, что основа для него была заложена заранее: российская академическая и интеллектуальная элита давно обсуждала новое видение консерватизма, сочетающего в себе антизападный национализм, оппозицию социализму и апелляцию к так называемым традиционным ценностям. В рамках этого видения трансформация нашего региона после 1989 года — результат доминирования либерального Запада и серии унизительных поражений Востока. Эта риторика пронизана имперской ностальгией и манией величия.
«Традиционный Восток» против «разлагающегося Запада»
Долгое время подобные взгляды распространялись не только через российские СМИ, но и — в несколько видоизмененной форме — через ультраконсервативные издания, критикующие «гендерную идеологию» во всей Европе, а также в выступлениях на таких мероприятиях, как Всемирный конгресс семей, у истоков которого в конце 1990-х годов стояли не только россияне, но и представители американских религиозных правых. Об особой миссии России в антигендерном крестовом походе говорила, например, немецкий социолог Габриэле Куби, входящая в число лидеров европейского движения против «гендерной идеологии». В одном из интервью она прямо заявила, что «Россия сегодня единственная страна, где Церковь и государство имеют возможность восстановить основы института семьи». В этой новой морально-политической географии проведена четкая граница между атеистическим Западом и христианским Востоком, сопротивляющимся упадку.
В России такой подход воплощен непосредственно в законодательных инициативах. Уже более десяти лет нарративы о декадентском и одновременно агрессивном Западе формируют основу для уничтожения активного гражданского общества, для борьбы с сексуальными меньшинствами и ограничения прав женщин. В 2012 году Дума приняла законопроект, клеймящий НКО как «организации, выполняющие функции иностранных агентов», а в 2017 году сфера действия этого закона была расширена с помощью наклеивания ярлыка «иностранный агент» на все СМИ, которые даже опосредованно получают часть финансирования из-за рубежа. В 2013 году был введен запрет на «пропаганду гомосексуализма»: на практике это означает запрет на предоставление информации о положении ЛГБТК-людей, недопустимость демонстрации радужных эмблем и публичного проявления привязанности однополых пар, не говоря уже об уличных шествиях. В том же году вступил запрет на усыновление российских детей людьми из стран, где были легализованы однополые браки. Россия так и не ратифицировала Стамбульскую конвенцию, которая защищает жертв домашнего насилия; более того, в 2017 году Путин подписал законопроект, который декриминализирует разовые эпизоды внутрисемейного насилия в случаях, которые не приводят к смерти или тяжким телесным повреждениям.
Эти законы, как правило, принимались при широкой общественной поддержке, что свидетельствует не столько о популярности консервативной морали в России, сколько об эффективности риторики, демонизирующей гендерное равенство как проявление экспансии Запада и как угрозу простым людям. Восторженное принятие поправок, которые делают законным насилие в отношении женщин и «сексуальных меньшинств», говорит о том, что путинским пропагандистам удалось внушить обществу страх перед всем западным, — страх, который отражается и в том, как воспринимаются вопросы гендера и сексуальности. Принятие российским обществом вторжения в Украину — естественное следствие этого процесса. В обоих случаях ловко подменяются роли преступника и жертвы, и стороной, пострадавшей от культурной колонизации, экономической эксплуатации и военной агрессии представляется именно Россия. Если вникнуть в то, что говорит патриарх Кирилл, становится понятно, что грань между культурной войной и войной реальной, на самом деле, очень тонка.
Путинским пропагандистам удалось внушить обществу страх перед всем западным. Принятие российским обществом вторжения в Украину — естественное следствие этого процесса
Мы наблюдаем здесь два параллельных процесса. С одной стороны, в «войне против гендера» в ход идут все более радикальные методы, поскольку пропагандисты склонны оправдывать насилие и нападение необходимостью самообороны. С другой стороны, милитаристский и авторитарный дискурсы тоже все больше насыщаются разговорами о гендере и семейных ценностях. Это происходит не только в России, но и среди правых популистов по всей Европе. Слова патриарха Кирилла и бесчисленные заявления Путина об угрозе, исходящей от «гейропы», — всего лишь экстремальный пример того, что может произойти, когда эти две тенденции соединяются.
Тем, кто следит за этой войной по западным СМИ и видел фотографии изнасилованных в Буче детей, слова о том, что Россия якобы защищает традиционные семейные ценности, убивая мирных жителей в Украине, могут показаться полным абсурдом. Тем не менее это больше, чем метафора. Для аудитории российских СМИ такая аргументация по-прежнему убедительна: на фоне «многолетней экспансии» Запада «интервенция» в Украину превращается в акт самообороны. Речь идет не только об угрозе территориальной целостности России перед лицом потенциального расширения НАТО; это еще и борьба добра со злом, разума против безумия, духовного наследия против морального вырождения. Так или иначе, фотографии из Бучи среднестатистический россиянин никогда не увидит.
Россия как маяк надежды для Европы?
Неприятие некой мифической «гендерной идеологии», которая одновременно ассоциируется с абортами, гомосексуальностью, правами трансперсон, сексуальным образованием и гендерными исследованиями, в последние годы стало той скрепой, которая объединяет ультраконсервативные организации (часто религиозного толка) с радикальными правыми и популистскими движениями по всей Европе. Исследователи Вероника Гжебальска, Эстер Ковац и Андреа Пето назвали гендерные проблемы «символическим клеем», способным сплотить даже ультранационалистов из разных стран.
Весной 2019 года Ярослав Качиньский, председатель правящей в Польше партии «Право и справедливость» (Prawo i Sprawiedliwość, PiS), выступил с памятным заявлением: «ЛГБТ-движение и гендерная идеология представляют угрозу нашей идентичности, угрозу нашей нации и угрозу польскому государству». Аналогичные высказывания можно услышать и от правых политиков из таких партий, как «Фидес» в Венгрии, «Lega Nord» в Италии, Voх в Испании, АдГ в Германии или ШНП в Швейцарии, хотя эта риторика не везде одинаково эффективна. Она меняется в зависимости от контекста: если польские «антигендерные» кампании, продолжающиеся с разной интенсивностью с 2012 года, отличаются откровенной гомофобией, то правые в Германии или Швеции предпочитают атаковать программы гендерных исследований и квир-феминизм, одновременно демонизируя беженцев и мигрантов из мусульманских стран как угрозу для белых женщин и «наших геев». В западных странах правые не защищают право мужчин бить своих жен и не предлагают (как в Польше) полный запрет на аборты, но зато охотно очерняют «извращенный» феминизм, который якобы «слишком далеко зашел» в проведении эгалитарной политики.
Гендерные проблемы — «символический клей», способный сплотить даже ультранационалистов из разных стран
Ультраправые партии и консервативные движения связывает не только общий взгляд на гендер. Согласно докладу Нила Датты (Европейский парламентский форум), в 2009–2019 годах «антигендерное» движение в Европе получило финансирование от Российской Федерации в размере не менее 188 миллионов долларов. Пусть эти средства и идут через неправительственные организации и различные механизмы отмывания денег, их основной источник — российские олигархи (прежде всего, Владимир Якунин и Константин Малофеев). Это не означает, что Россия — единственный или даже главный спонсор кампаний, направленных против «квир-идеологии»: за тот же период на эти цели изнутри самого ЕС было привлечено 437 миллионов долларов, а из США — 81 миллион долларов, в основном из консервативных аналитических центров. Но эти финансовые потоки показывают, кто в Европе связан с Путиным общими взглядами и деньгами.
Борьба с «гендером» — это не просто спор о различных мировоззрениях, от которого можно отмахнуться перед лицом реальной войны. Речь идет о противостоянии добра и зла, в котором враг должен быть уничтожен — не только символически, но и буквально. На Всемирном конгрессе семей 2019 года в Вероне, собравшем сливки европейских и международных ультраконсервативных организаций, крайне правых партий и различных ответвлений христианства, один из организаторов, Якопо Коге, провозгласил, что движение, выступающее против «гендерной идеологии», на самом деле борется против «идеологии смерти, разрушающей человека и человеческую реальность. Если мать больше не роженица, а отец — не родитель, если детей можно купить, а пол определяется в уме и если любое желание автоматически становится правом, это означает, что на карту поставлена не только новая модель общества, но и новая парадигма человечества». Подобная риторика выстраивается так, чтобы можно было оправдать упреждающее насилие в качестве необходимой защиты. Этим же приемом, как мы знаем, Путин пытается воспользоваться сейчас. Но какую позицию теперь занимают европейские противники «гендера»?
Борьба с «гендером» — это противостояние добра и зла, в котором враг должен быть уничтожен — не только символически, но и буквально
Вплоть до февраля 2022 года восторг, который путинская Россия вызывала в этой среде, ни для кого не был секретом. Но сегодня это позорное бремя: Марин Ле Пен пришлось выкинуть более миллиона предвыборных листовок, на которых она позировала с Путиным, а Маттео Сальвини с удовольствием стер бы все воспоминания о своих фотографиях в футболке с изображением российского президента. Лидеры испанской партии VOX, известные своей поддержкой Путина, вначале отказались осудить нападение России на Украину, но быстро изменили тактику и теперь сравнивают себя с Зеленским. Но надолго ли хватит этой смены курса? Последует ли за ней изменение политики соответствующих партий по вопросам, касающимся моральной географии Европы и их отношения к Европейскому Союзу? Конечно, нет. Нужно исходить из того, что правые популисты продолжат защищать «традиционную семью» и абстрактных «детей», не прекратят нападки на Брюссель, просто теперь будут лучше скрывать свои пророссийские симпатии.
Глобальные ультраконсервативные движения и правые популистские партии связаны друг с другом «синергией оппортунизма»: первые получают политическую и финансовую поддержку для своих проектов, а вторые используют риторику, позволяющую разжигать социальные страхи. Прекрасный пример тому — союз между фондом Ordo Iuris и правыми политиками в Польше. Институт Ordo Iuris приобрел огромное политическое влияние, его сотрудники заняли многочисленные правительственные посты; а правые политики, в свою очередь, теперь способны лучше канализировать страхи и разочарования избирателей, направляя их против «дегенеративных элит, которые хотят одеть мальчиков в платья». За разговорами о необходимости бороться с безумием «гендерной идеологии» удается спрятать авторитарные и фашистские взгляды, маскируя их под заботу о благополучии детей. В случае с Россией они еще и помогают убедить граждан в том, что убийство мирных людей — необходимая цена, которую приходится платить за будущее христианской цивилизации.
Молчание Святого престола
Каково отношение Ватикана к этому? Почему молчит папа римский? Понять это будет непросто, если не воспринимать сегодняшние культурные противоречия всерьез. Ватикан — один из главных зачинщиков «гендерной» культурной войны и по-прежнему остается в ряду главных участников конфликта. С 1990-х годов католическая церковь боролась против «гендерной повестки дня», то есть против обсуждения прав женщин, прав меньшинств и сексуальных свобод как опасных измышлений западной «цивилизации смерти». В начале 2010-х годов сначала папа римский, а вслед за ним и епископат, включая польский, осудили «гендер», увидев в нем угрозу цивилизации. В феврале 2016 года состоялась историческая встреча папы Франциска и патриарха Кирилла на Кубе; тогда же была принята совместная декларация, осуждающая однополые браки. Справедливости ради нужно отметить, что Франциск не присутствовал на Всемирном конгрессе семей 2019 года в Вероне и держится в стороне от бразильской ультраконсервативной организации «Традиция, семья и собственность» (TFP), которая враждебно относится к нему. Время от времени он также публично дистанцируется от открытой гомофобии. Тем не менее он не пошел на открытую конфронтацию с ультраконсервативным крылом церкви и не призвал к порядку католических епископов вроде Марека Ендрашевского из Кракова, публично говорящих о «радужной чуме» и поддерживающих гомофобное насилие. Наоборот — папа сам неоднократно предостерегал от «колонизации через гендер».
Ватикан — один из главных зачинщиков «гендерной» культурной войны и по-прежнему остается в ряду главных участников конфликта
Предстоятель католической церкви молчит о варварстве России не только из-за давней традиции сохранять нейтралитет и желания сыграть роль посредника. Ватикан и Русскую православную церковь связывает общая убежденность в том, что консервативный Восток — противовес либеральному Западу. Но как Ватикан относится к российскому взгляду на мир, согласно которому защита «настоящих ценностей» требует гибели мирных жителей? Папа римский, несомненно, сожалеет об этой «необходимости», однако во время общей аудиенции 24 августа он предпочел выразить соболезнования в связи со смертью дочери Александра Дугина, а не осудить бесчисленные зверства, совершенные российскими солдатами в отношении множества дочерей украинских граждан. Это показывает, что публичные высказывания папы римского о войне — не случайность или оговорка, а отражение идеологической близости между Россией и главой Католической церкви.
Weitere Themen
История расширения НАТО на восток
«К “фашизму” и “Гитлеру” это никакого отношения не имеет»
«Что можно противопоставить путинской пропаганде?» Спрашивали? Отвечаем!
-
«Война в Украине — это не конфликт двух имперских проектов»
Стремится ли Путин возродить Российскую (или советскую) империю? После присоединения Крыма и особенно после начала полномасштабного российского вторжения в Украину этот вопрос встал с особой остротой, причем не только перед публицистами, но и перед профессиональными историками.
Это тем более интересно на фоне того, что сам Владимир Путин провозглашает Россию лидером «антиколониальных» сил, борющихся с «американской гегемонией». Этот набор клише хорошо известен ему и, как минимум, его ровесникам в России по позднесоветской пропаганде. Но сегодня парадоксальным образом он может звучать актуально и для части западной публики, которая знакома с дискурсом деколонизации. При этом Путин пытается примирить это с отстаиванием своего права использовать силу для защиты «национальных интересов», то есть, по сути, для доминирования над соседями — обо что и ломается весь его антиколониальный пафос.
В России идея подобного имперского доминирования популярна на всем протяжении постсоветского времени: десять лет назад подавляющее большинство россиян выступало за возрождение страны в качестве «великой империи», а присоединение Крыма три года спустя примерно то же число граждан посчитали доказательством, что это возрождение произошло.
Так что же, путинская политика — это действительно неоимпериализм в духе царей и генсеков? До какой степени современные США стали империей? И, наконец, всегда ли если «империя», то «зла»? Свой ответ на эти вопросы дает историк Мартин Ауст, автор ряда работ об истории России и Восточной Европы Нового времени, — в интервью Мартину Кросу.«Имперская экспансия — это чаще всего насилие»
— Что понимается под термином «империя» в СМИ, а что — в исторической науке?
— Это две очень разные вещи. В медийном и в политическом дискурсе «империя» — негативно окрашенный термин. Обычно он применяется к государствам, которые проводят агрессивную или репрессивную политику, не одобряемую остальными.
С точки зрения ученых-историков, империя как понятие противопоставляется «идеальному» национальному государству XIX–XX веков с четко очерченными границами, отделяющими внешний мир от внутреннего. Физические, политические и экономические границы империй, напротив, зачастую размыты.
Имперская внутренняя политика также отличается от политики национальных государств: последние следуют принципу равенства прав и обязанностей для всех граждан, а вот в империях степень привилегированности, а также уровень участия в государственном управлении могут разниться, равно как и интенсивность репрессий или угнетения. Это два ключевых различия, выделенных историками за последние десятилетия.
— Империи всегда агрессивны? Иными словами, существуют только «империи зла»?
— Многие империи, описывая себя, наоборот, делают акцент на положительных сторонах собственного существования, в первую очередь на тезисе о мире: здесь и римская идея Pax Romana, и британский Pax Britannica XIX века, и схожие концепции XX века в США и СССР.
Согласно этой трактовке, империи, будучи великими державами, благодаря своему дипломатическому авторитету способны оказывать умиротворяющее воздействие на международную обстановку. Многие империи стремятся поддерживать внутриполитическое спокойствие, мир и порядок в своих метрополиях.
История действительно знает подобные примеры, однако не стоит принимать частный случай за общее правило. Имперская и колониальная экспансия — это чаще всего насилие: империи значительно чаще расширяются насильственным, а не мирным путем, и такого насилия гораздо больше именно в пограничных регионах.
— Если следовать вашему определению, то США — тоже империя?
Соединенные Штаты как раз таки считают себя страной, выделившейся из империи — Британской. Однако же в исторических процессах, связанных с этой страной в XIX и XX веках, можно найти столько схожего с экспансией и внешней политикой империй, что говоря об имперской истории мира, США забывать нельзя. И к этой научной позиции нужно относиться серьезно.
Соединенные Штаты тоже проводили экспансионистскую политику, принесшую коренным американским народам множество жертв и страданий, а также конфликтовали с другими империями — Англией, Великобританией и Францией, которые оспаривали североамериканские территории. Ну и если рассматривать империи как центры силы, которые устанавливают и поддерживают определенный миропорядок, то это тоже довод в пользу того, чтобы назвать США империей, пусть даже сама страна себя таковой не считает.
Нам, историкам, конечно, было бы проще, если бы наши ретроспективные выводы совпадали с самоощущением современников, однако крайне редко удается написать такую «идеальную историю». Это справедливо и для Советского Союза, который никогда не позиционировал себя как империю, а наоборот, противопоставлял себя западному империализму. Выводы историков и самоописание государств всегда необходимо уравновешивать друг с другом.
«Причины войны следует искать во внутрироссийских факторах»
— Есть мнение, что Россия обречена на империализм, ведь в отличие от, скажем, Великобритании или Франции Великое княжество Московское изначально не было национальным государством, а лишь хотело превратиться в него путем захвата территорий. Однако полноценное национальное государство так и не сформировалось, поэтому экспансия России не остановится, пока существует сама страна. Такое мнение имеет право на жизнь?
— Мне кажется, что здесь мы преувеличиваем роль структурного подхода и детерминированность пути развития. Конечно, если посмотреть на историю России или Московского государства с XIV века до наших дней, то мы увидим масштабный процесс экспансии. Все глубокие кризисы — гражданские войны, нападения других государств на Россию, Смутное время, вторжение Наполеона в 1812 году, революции 1917 года и последовавшая за ними гражданская война — всякий раз дело заканчивалось тем, что империя восстанавливалась или продолжала существование.
Стоит, однако, задать себе и обратный вопрос: какие альтернативные варианты развития имелись в каждой из этих поворотных точек? Почему они не реализовались? В 1991 году из того, что мы называем империей, могло появиться государственное образование, которое соответствовало бы новому названию страны — федерация.
Такая возможность была, никто не препятствовал появлению федерации, никто не говорил: «Нам обязательно нужно восстановить империю». То, что сейчас происходит и что мы можем назвать «планом Путина по возрождению империи» (а здесь нужно еще разобраться в том, что именно нужно Путину — империя или территории вне Российской Федерации, на которые он претендует как на исконно русские), — это итог тридцати лет взаимосвязанных процессов, событий, действий и решений.
То, что сейчас происходит и что мы можем назвать «планом Путина по возрождению империи», — это итог тридцати лет взаимосвязанных процессов, событий, действий и решений
— Исследователи имперской истории ищут первопричины войны внутри России. Но может быть, дело также и во взаимодействии бывших советских республик как частей распавшейся империи?
— Я бы сказал, что дело в первую очередь во внутрироссийских факторах. Сразу после распада СССР было образовано Содружество Независимых государств. Оно могло бы стать наднациональным объединением, в рамках которого у Москвы были возможности наладить сотрудничество и реинтегрировать страны СНГ неимперскими инструментами. Однако в этот формат так и не удалось по-настоящему вдохнуть жизнь. Мне кажется, что дорогу «неоимпериализму» в нашем нынешнем понимании открыли два фактора.
Первый — это желание Путина не допустить цветных революций вблизи российских границ. Путинский категорический императив о неприкосновенности собственной власти в России, скорее всего, также подразумевает недопустимость новых майданов в соседних странах.
Вторым фактором стало стремление к экономической реинтеграции постимперского пространства в рамках Евразийского экономического союза, образованного в 2010–2012 годах. Украина тогда тоже представлялась будущей участницей этого союза. Российско-грузинская война 2008 года, аннексия Крыма в 2014 году и война в Донбассе стали началом нового этапа, на котором Путин занялся применением силы за пределами России и тем, что мы сейчас рассматриваем как попытку неоимпериалистической экспансии.
«Путин не позволил Украине стать мостом между Западом и Востоком»
— Есть еще и такая позиция, что война в Украине на самом деле — это противостояние двух империализмов: глобально-капиталистического западного и военно-политического российского. Вы с этим согласны?
— Как специалист по истории Восточной Европы я не согласен с этой моделью, так как она систематически игнорирует страны и общества Восточно-Центральной Европы — в частности, Беларусь и Украину. Такой подход — пережиток биполярного мира холодной войны, в ходе которой Вашингтон и Москва, два главных антагониста, предлагали две модели миропорядка.
Об этом писали уже на исходе холодной войны, например Милан Кундера или Дьёрдь Конрад, которые обратили внимание на то, что никто не спрашивал у людей в Венгрии, Чехословакии или Польше об их мнении. Так почему бы не дать им высказать свою позицию? В 1989 и 1991 годах в лозунге «Возвращение в Европу» они четко озвучили свои устремления, заявив, что в этой самой Европе они хотят стать суверенными государствами и знать, что их суверенитет под защитой. Институтами, которые гарантировали это в наибольшей степени, стали Евросоюз и НАТО.
В XXI веке, как мне кажется, то же самое произошло и с Украиной. В 1990-е годы она выстроила для себя образ моста между Востоком и Западом и заявила: «Мы — многоязычное государство, кто-то говорит на украинском, кто-то — на русском. У нас богатая история: наши западные земли принадлежали Польше, Литве и Габсбургской монархии, а восточные — Российской Империи и Советскому Союзу, и мы хотим использовать это историческое наследие, став мостом между двумя мирами».
И вот мне кажется, что Украина отошла от этой позиции ровно настолько, насколько Путин не позволил ей выполнять функцию моста. Все началось с президентских выборов 2004 года, когда Путин поддержал Януковича и попытался установить модель, в которой Украина сохраняет формальный суверенитет, но избирает косвенно подконтрольного ему президента. На протяжении последующих лет он все чаще разыгрывал эту партию, пока не довел дело до военного вмешательства.
Украина на эту линию поведения отреагировала так: «Раз те, кто на другой стороне моста, считают нас не мостом, а частью своей территории, то мы уйдем на другой берег». Мне кажется, это абсолютно понятное решение, которое нужно уважать и не подменять его геополитическими конструкциями, объясняющими происходящее одной лишь конфронтацией двух полюсов, российского и американского.
— Мог ли конфликт в Украине вообще развиваться по-другому или эта бомба в какой-то момент неизбежно должна была взорваться? Когда перед нами было открыто окно возможностей и кто им не воспользовался?
— Германия совершенно точно упустила шанс четко сформулировать свою позицию и вести другую политику после событий 2014 года. Роковым во всех отношениях стал запуск проекта «Северный поток — 2» в 2015 году, в разгар санкций, введенных из-за Крыма и Донбасса. Это стало для Путина сигналом к тому, что немцы готовы иметь с ним дело, даже если он нарушает международное право, аннексирует полуостров и ведет необъявленную войну.
А ведь с «Северным потоком — 2» можно было поступить по-другому: сказать, что мы в принципе заинтересованы в нем, но у нас есть некоторые разногласия, о которых мы хотели бы открыто и честно поговорить. Всего этого не произошло, и правительство Германии вплоть до зимы 2021 года тешило себя иллюзиями о том, что это исключительно коммерческий проект, не имеющий никакого отношения к политике. Очевидно, это оказалось огромным просчетом. Могло ли это стать тем решающим доводом, который удержал бы Путина от этой войны, — уже совсем другой вопрос.
Правительство Германии вплоть до зимы 2021 года тешило себя иллюзиями, что «Северный поток — 2» — исключительно коммерческий проект, не имеющий никакого отношения к политике
Еще один важный момент — это саммит НАТО 2008 года в Бухаресте, где обсуждался вопрос о членстве Грузии и Украины в НАТО. Будет чрезвычайно любопытно узнать, что о нем в будущем напишут в учебниках, ведь интерпретации очень разнятся. Кто-то говорит, что само обсуждение было бессмысленной и неуместной антироссийской провокацией, которая лишь способствовала еще большему отчуждению сторон. Кто-то же, напротив, считает наши действия недостаточно решительными: если бы Украину приняли в НАТО уже тогда, то ни в 2014, ни в 2022 годах вторжения России вообще не случилось бы. Посмотрим, какая трактовка пройдет проверку временем.
«Спустя несколько месяцев после 24 февраля 2022 года, изучая Россию, мы смотрим на то, что раньше воспринимали как стереотипы прошлого»
— Давайте поговорим о наших личных размышлениях по поводу этой войны, от которых невозможно уйти, но и как-то разрешить которые тоже не получается. Лично мне кажется, что Западу в прошлом стоило сосредоточиться не на прозападной ориентации Украины, а скорее на ее особой роли между Востоком и Западом, на том, чтобы поощрять двухвекторность ее политики. Есть ли у вас какие-то вопросы, которые то и дело приходят на ум, но остаются без ответа?
— У меня такие мысли возникают в связи с самим занятием историей. Я закончил школу в 1991 году, в 1993 году начал изучать историю в университете. Исследования империй, в общем, были инициированы одним поколением историков, которое после 1989 года решило: начинается новое время, различия между Востоком и Западом преодолены, давайте смотреть, какие параллели можно провести между историей России и империй вроде Великобритании и Франции.
Это не значит, что исследователи закрывали глаза на деспотизм и репрессии царских времен или на сталинский террор, но им важно было пролить свет на другие вещи: на историю общественных движений в России, на российские представления о правовом государстве, на вклад российских правозащитников в развитие международного права, на Россию в эпоху глобализации.
Но теперь, спустя несколько месяцев после 24 февраля 2022 года, изучая Россию, мы смотрим не на то, что нас объединяет, а на то, что раньше воспринимали как стереотипы прошлого: на автократию, на диктатуру, на внутренние репрессии, захватнические войны, на массовые преступления, этнические чистки и геноцид. Тут, конечно, возникает вопрос: «А чем мы вообще занимались 30 лет? Неужели нас настолько захватил дух перемен и оптимизм 1989 и 1991 годов, что мы так ошибочно расставили акценты?» Эта мысль меня постоянно беспокоит.
Но я не склонен сводить рассуждение к простому выводу о том, что теперь нам нужно полностью изменить прежние подходы. Это было бы реакцией, в первую очередь, политической, поскольку она наделила бы политику правом оспаривать результаты научных исследований, которое должно оставаться только у самих ученых. Мои политические взгляды не всегда и не в полной мере определяют те научные категории, с которыми я работаю.
Попытки нащупать грань между политикой и наукой — увлекательное, но невероятно сложное занятие — особенно в нынешние непростые времена
— Действительно, непростой вопрос: как политические категории соотносятся с научными в рамках исторических исследований?
— Дополню предыдущий ответ: все так непросто, потому что научное исследование — это тоже поиск баланса. С одной стороны, мы хотим защитить независимый характер научного поиска и говорим, что политика не должна заниматься оспариванием научных выводов. Однако с другой, если на семинаре у студентов вдруг возникают основополагающие вопросы, например «Для чего вообще нужна наука история?», то мы говорим, что история — не «наука ради науки», что мы не заперлись в башне из слоновой кости, а занимаемся просвещением, формируя способность к принятию научно обоснованных политических решений. Все это делает попытки нащупать грань между политикой и наукой увлекательным, но невероятно сложным занятием — особенно в нынешние непростые времена.
«Иногда у меня возникают сомнения в целесообразности науки как таковой»
— Эту попытку вы как раз предпринимаете в своей книге «Тени империи». В ней вы придерживаетесь подчеркнуто нейтральной и взвешенной интонации, несмотря на ожесточенность общественной дискуссии вокруг аннексии Крыма, — за что книга и заслужила много лестных отзывов. Допустимо ли вообще сегодня рассматривать проблему с разных точек зрения или автору теперь нужно четко артикулировать свою позицию?
— Этот вопрос занимал меня еще задолго до 24 февраля. После аннексии Крыма среди журналистов и политиков были распространены две противоположные позиции.
Первая отражена в книгах Габриэле Кроне-Шмальц: либо мы «поймем Россию», либо «ледниковый период» неизбежен. Она пишет, что во всем виноват Запад, потому что он не смог интегрировать Россию и разговаривать с ней на равных, и теперь нечего удивляться происходящему. С другой стороны мы видим книги Тимоти Снайдера, который уже давно говорит, что путинский мастер-план — это Евразия и фашизм, что это проект глобальной борьбы с демократией.
Уже тогда мне было ясно, что аннексия Крыма — очевидное нарушение международного права, а военные действия 2014–2015 годов — дело рук России. В связи с чем то и дело вставал вопрос, как теперь обо всем этом писать — как публицисту или как ученому?
Мне казалось, что и Кроне-Шмальц, и Тимоти Снайдер бьют мимо цели, поэтому в книге «Тени империи» я попытался продемонстрировать читателям более полную картину историографической мысли, не сводя ее к одному хлесткому тезису и надеясь сделать общественную дискуссию более взвешенной.
Я считаю, что эта попытка потерпела крах. Да, было несколько рецензий в газетах FAZ и NZZ, а Федеральный центр политического образования выпустил мою книгу в своей серии, но это ничего не привнесло в общественный дискурс, где до сих пор представлены прежние полярные мнения. Такой опыт отрезвляет и дает понять, насколько трудно адекватно рассказывать о науке людям за пределами научного круга.
Я настолько сильно озаботился этим вопросом, что даже организовал учебный курс по книгам Йорга Баберовски, Тимоти Снайдера и Энн Эпплбаум — произведениям, которые вызвали большой резонанс в том числе за пределами научного сообщества. В ходе курса мы со студентами выясняли, как устроены эти книги. Если упрощать, то успеху здесь способствует броскость и простота главного тезиса, который формирует соответствующий нарратив. Этот нарратив работает вне рамок привычного научного дискурса, где мы должны сформулировать гипотезу, рассмотреть контраргументы, проанализировать материалы, противоречащие исходному тезису, а затем сделать окончательный вывод. Здесь есть только повествование, подкрепляющее один тезис. Люди охотно воспринимают такое.
Тут, конечно, можно сказать: «Ну если так, что ж, продолжай свои исследования, сосредоточься на преподавании и научном руководстве». Но если мы действительно делаем это все только для себя и вне университета это никого не интересует, то у меня возникают сомнения в целесообразности науки как таковой.
— Я думаю, сильный резонанс в медийном пространстве чаще вызывает то, что подтверждает ранее сложившиеся представления. Показать, насколько непрост процесс познания, значительно труднее.
— Если выводы автора корректны, то в этом нет ничего плохого, даже если он опускает промежуточные рассуждения. Но вот если вместе с корректными тезисами транслируются вещи, с которыми экспертное сообщество совсем не согласно, тогда это становится проблемой.
Weitere Themen
История расширения НАТО на восток
«Нас ждут визы, ров и колючая проволока». Как изменилось мнение украинцев о беларусах
-
Бистро #21: Что такое «Ночь расстрелянных поэтов»?
«Ночь расстрелянных поэтов» — одно из ключевых трагических событий в истории Беларуси. В ночь с 29 на 30 октября 1937 года НКВД убило в Минске 132 человека, в том числе поэтов, писателей и представителей интеллигенции. Это страшное событие поднимает вновь вопросы о беларуской идентичности, культуре и репрессиях при Александре Лукашенко. В связи с ним в Беларуси в последние годы появилась новая культура памяти — не спущенная идеологами сверху, а развивающаяся изнутри гражданского общества.
Что именно произошло той октябрьской ночью 1937 года? Как возникла культура памяти об этой трагедии? Какие формы она принимает? И почему советская власть целенаправленно подвергла репрессиям национальную элиту Беларуси? На эти и другие вопросы отвечает историк Ирина Кашталян.
1. Что именно произошло в ночь с 29 на 30 октября 1937 года?
В ту ночь в Минске в подвале внутренней тюрьмы НКВД и в Пищаловском замке расстреляли 132 человека, тела которых затем захоронили к северо-востоку от города в Куропатах. Были убиты не простые советские граждане, а большое количество известных государственных и культурных деятелей, ученых, в том числе 22 поэта и писателя. Такого массового единовременного убийства представителей беларуской национальной элиты ранее не было. Поэтому эта трагическая дата периода Большого террора получила название «Ночь расстрелянных поэтов», или «Черная ночь».
В начале 1937 года НКВД БССР придумал существование Объединенного антисоветского подполья. В сентябре на уровне высшего руководства СССР был подписан основной список из 103 человек, впоследствии приговоренных за участие в этой вымышленной структуре к высшей мере наказания — к расстрелу. Местные сотрудники НКВД расширили этот список. У большинства убитых в ту ночь были также репрессированы близкие родственники. Еще в начале августа 1937 года были уничтожены несколько десятков тысяч конфискованных рукописей беларуских писателей-«врагов народа». Последствия от потери большей части национальной элиты 1920–1930-х годов и ее литературного наследия ощущаются в многонациональной культуре Беларуси до сих пор.
2. Почему беларуские поэты и писатели подверглись репрессиям?
В 1920-е годы советская власть допускала определенную свободу творчества писателей, для того чтобы они развивали пролетарскую культуру в рамках политики коренизации. С ее свертыванием в начале 1930-х годов популярные представители интеллигенции стали опасны для власти, хотевшей полностью контролировать общество.
Многие из них погибли в ту страшную ночь. Среди них был поэт Изи Харик, активный член организации Поалей Цион, редактор еврейского журнала Штерн, автор 13 книг на идиш, осужденный как «член троцкистско-зиновьевской организации». Тогда же был убит и прозаик Платон Головач, один из лидеров литературных объединений Маладняк и Беларуской ассоциации пролетарских писателей. Арестованный в августе 1937 года, он под пытками признал «вину» и был приговорен к расстрелу за «организацию террористической группировки» и за «проведение немецко-фашистской деятельности». Жены обоих получили по 8 лет лагерей как «члены семьи изменников родины» и были отправлены в Казахстан, в Карагандинский лагерь НКВД. Убитых деятелей культуры за время Большого террора в целом было около 500 по БССР.
3. Когда и как стало известно об этом расстреле? Какую реакцию это вызвало в обществе?
Не только общественность, но и родственники расстрелянных узнали правду только десятилетия спустя. В советское время в семьях с осторожностью говорили об исчезновении родных. Долгие годы выжившие свидетели советских преступлений боялись рассказывать об этом опыте, опасаясь его повторения для себя и своих близких. Даже после ХХ съезда КПСС, на котором был осужден культ Сталина, что положило начало процессу реабилитации невиновных жертв политических репрессий, о расстреле как причине смерти официально умалчивали. Жене писателя Платона Головача Нике Вечер в 1956 году выдали справку о том, что он умер от паралича сердца в лагере в 1944 году. К архивам КГБ родственники получили ограниченный доступ только в начале 1990-х.
Толчок к осмыслению событий «Черной ночи» дало открытие в 1988 году Куропат — места массовых убийств жертв сталинских репрессий 1937–1941 годов. Впечатленный историей расстрелянного поэта Валерия Морякова, его племянник Леонид затем много лет занимался возвращением памяти о репрессированных и написал книгу «Только одна ночь» — с выдержками из дел убитых, описанием их последних дней со слов выживших. К сожалению, сохранение памяти по данной теме остается только в общественном поле, государство в ней фактически не участвует.
4. Как возникла культура памяти о «Ночи расстрелянных поэтов»?
С 29 октября 2017 года защитники мемориала в Куропатах начали проводить акцию «Ночь расстрелянных поэтов». Сейчас это признанная беларусами дата, когда отдается дань памяти деятелям культуры, убитым сталинским режимом. Ежегодно в эти дни проводятся мероприятия — акции памяти и литературно-музыкальные вечера, на которых зачитываются имена репрессированных и отрывки из их произведений, проводятся лекции о них. Также был создан ряд творческих тематических проектов: например, портал TuzinFM.by подготовил музыкальный альбом (Не)расстраляныя на стихи 12 расстрелянных поэтов.
События в Беларуси августа 2020 года разбудили интерес к теме сталинских репрессий у широких слоев, не согласных с режимом Лукашенко. У многих ранее неактивных представителей общества появился запрос получить знания об истории репрессий, например в ходе дворовых лекций. Из списка люди могли выбирать темы для этих лекций. Тема сталинских репрессий была одной из самых востребованных. Слушатели заинтересовались неофициальной историей своей страны. В первую очередь они захотели услышать об определенных исторических параллелях в применении насилия властями, а также о поводах для гордости беларуской культурой ХХ века и ее трагических страницах. Много активных людей после событий 2020 года оказалось вне Беларуси, а 29/30 октября стало для них одной из ключевых дат, позволяющих проявить солидарность и почувствовать свою идентичность.
5. Как белaруское государство относится к этому событию?
В недолгий период с 1991 года и до прихода к власти Лукашенко был большой интерес к фиксации преступлений коммунизма, ставились памятные знаки жертвам репрессий, приоткрылись спецархивы. Но после 1994 года в отношении к советскому прошлому произошел откат назад: нынешняя официальная историческая политика не направлена на критическое осмысление советского прошлого, и существует явное стремление к акцентированию внимания на жертвах Второй мировой войны за счет жертв сталинизма.
Тема немного представлена в образовании. Имена расстрелянных поэтов упоминаются в учебнике по литературе за 10 класс, прорабатывается творчество прозаика Михася Зарецкого, но акцента на дате 29 октября 1937 года нет. В учебнике по истории Беларуси 9 класса появилось упоминание Куропат, но цифры жертв репрессий значительно занижены, о других местах убийств не говорится вовсе.
Еще до 2020 года власти пытались перехватить у общества инициативу по контролю за Куропатами, но не для медиации, а для замалчивания, снижения политической активности граждан. Сейчас внимания к этому месту со стороны государства нет, а власти планомерно репрессируют активистов, защищавших мемориал, тех, кто пытался проводить там акцию памяти «Ночь расстрелянных поэтов».
6. Как будет отмечаться «Ночь» в этом году?
В прошлом году было организовано более 40 мероприятий к «Ночи расстрелянных поэтов» в 38 городах мира. В этом году акции проходят на фоне войны в Украине и непрекращающихся репрессий в Беларуси. Тем не менее они состоятся в различных странах, на разных континентах, где находятся беларуские диаспоры. Можно познакомиться с их картой на сайте nochpaetau.com. В Беларуси по политическим причинам проведение акций невозможно. На сайте также выставлено множество материалов, посвященных репрессированным поэтам: музыка, лекции и так далее. Организаторы предлагают небезразличным посетителям быть активными — от индивидуального ознакомления с ресурсами по теме до проведения памятных акций в различных форматах.
Например, организация беларусов Германии Разам организует в городской библиотеке Бремена мероприятие, на котором можно будет принять участие в дискуссиях беларуских и немецких специалистов по теме политических репрессий в Беларуси в ХХ–XXI веках, поговорить о том, как беларуская литература противостоит репрессиям и войне, послушать концерт беларуских песен. В Белостоке и Варшаве пройдет презентация нового издания книги (Не) расстраляныя, посвященная расстрелянным писателям 1930-х годов.
Текст: Ирина Кашталян
Опубликовано: 28.10.2022Weitere Themen
Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?
Слом эпох: фотографии Сергея Брушко о 1980–1990-х годах в Беларуси
-
Беларуские демократические силы и «невидимые» женщины
Во время протестов беларуски были активны, занимали лидерские позиции, помогали друг другу и вдохновляли на сопротивление не только других женщин, но и все общество.
Активная фаза протестов позади. И на первых ролях — снова мужчины. Когда офис Светланы Тихановской сформировал Объединенный переходный кабинет, женщин в нем не оказалось вовсе. Последовало объяснение, что женщины проявили мало инициативы.
Но так ли это?
Исследовательница Ольга Шпарага поднимает в этой статье два главных вопроса. Первый — действительно ли женщины мало участвуют в новых политических структурах из-за недостатка активности или мотивации. И второй — о важности гендерной повестки для борьбы за демократическую Беларусь.
Если женщины играли такую важную роль во время протестов в Беларуси, придавая им импульс и дыхание, то им есть что привнести в политику и сегодня, считает исследовательница. Кроме того, в силу своей социализации женщины умеют слышать разные группы людей, вести командную работу.А вот отсутствие гендерной повестки — мина замедленного действия под все успехи демсил. Такая оппозиция рискует превратиться в то, с чем она боролась, пишет Ольга Шпарага в своем анализе.
8-9 августа 2022 года, во вторую годовщину президентских выборов, спровоцировавших многотысячные протесты по всей Беларуси — которые я называю revolution-in-progress, — в Вильнюсе прошла конференция «Новая Беларусь». Ее инициировала лидерка беларуских демократических сил Светлана Тихановская. На конференции был сформирован Объединенный Переходный Кабинет — коллективный исполнительный орган беларуских демократических сил.1
Первыми членами этого Кабинета оказались четверо мужчин. Они представляют направления транзита власти, иностранных дел, а также восстановления правопорядка и вопросов обороны и национальной безопасности. То, что в кабинет не вошла ни одна женщина, а на самой конференции ряд секций были исключительно мужскими, вызвало реакцию не только Фемгруппы Координационного совета, но и широкого беларуского фемдвижения.
Светлана Тихановская и ее советник Франак Вячорка отреагировали на это возмущение, призвав женщин более активно включаться в работу демократических политических структур. Месяц спустя, по всей видимости, под давлением общественности, в Кабинете появились и две представительницы — по национальному возрождению и по финансам и экономике.
Это, однако, не снимает вопроса о том, действительно ли невысокая степень участия беларуских женщин в новых политических структурах обусловлена отсутствием у них мотивации и их малой активностью. Как и вопроса о важности гендерной повестки для борьбы за демократическую Беларусь.
Вернулись в мир с «невидимыми» женщинами?
Протесты 2020 года были отмечены активным участием женщин. Объединенный женский штаб Светланы Тихановской, Марии Колесниковой и Вероники Цепкало, женская цепь солидарности, давшая толчок к масштабным мирным протестам после выборов по всей стране, женские марши. Наконец, сестринство и различные формы взаимной поддержки в изоляторах. Эти и другие формы активности и объединения вдохновляли на сопротивление не только всех новых женщин, но и беларуское общество в целом.
Женщины также занимали лидерские позиции в дворовых сообществах, сеть которых была важным проводником протестов; в профессиональных коллективах, включая независимые профсоюзы и стачкомы; в арт-, журналистском и других сообществах. Узнаваемыми стали не только представительницы штаба и Нина Багинская, но и феминистская активистка Ольга Горбунова, координаторка волонтерской службы «Вясны»; правозащитница Марфа Рабкова, дирижерка «Вольнага хора» Галина Казимировская и многие другие.
В активную фазу протестов, то есть в 2020 году и в первую половину 2021 года, беларуские женщины были видны и слышны на различных публичных площадках в качестве важнейших участниц.
Однако в 2021 году ситуация начала меняться. Во вторую половину 2021 года и в 2022 году мы, пользуясь словами соосновательницы Фемгруппы КС Юлии Мицкевич и журналистки Belsat Алины Ковшик, снова вернулись в мир, удобный для мужчин, — мир с «невидимыми» женщинами.2 Мужчины оказались на ведущих, руководящих и экспертных позициях, а женщины — теми, кто пишет для них речи и занимается коммуникацией.
Однако еще в большей степени беларуские женщины оказались в 2021–2022 годах заняты оказанием помощи и, на феминистском языке, «трудом, связанным с заботой». Это было обусловлено усилением репрессий и, в частности, принудительной ликвидацией беларуских НГО3, в которых женщины занимали лидирующие и другие позиции. В 2021 году в Беларуси были закрыты все гендерные и феморганизации, включая «Радиславу» — единственное убежище для женщин, пострадавших от домашнего насилия.
Репрессии привели к тому, что значительная часть активисток и эксперток вынуждены были искать убежище вне страны. В Вильнюсе, Варшаве, Тбилиси, других городах и странах беларуские женские и феморганизации сконцентрировали работу на оказании помощи и поддержки — сначала беларускам и беларусам, а после 24 февраля 2022 года также и украинкам и украинцам.
«Невидимый» труд «невидимых» женщин в 2021–2022 годах
«Невидимость» этого труда, связанного с оказанием помощи и заботой — поиском жилья и средств к существованию, оформлением документов и уходом за детьми, — стала частью популярного сегодня неолиберального тренда: в то время как этот труд становится более сложным, поскольку возрастают требования к качеству и условиям жизни, его социальное признание и вознаграждение не прибавляет в весе.4
По-прежнему распространены стереотипы, что про эту сферу не стоит говорить. Ведь те, кто ею занимаются, делают это по своей природной склонности и не заслуживают голоса в сфере политики, поскольку заняты чем-то несущественным и к политике не имеющим отношения. По мнению Юлии Мицкевич, на эту «невидимость» накладывается патриархатная риторика, «когда женщинам приходится доказывать, что они сделали что-то важное, в то время как вклад мужчин считается важным и ценным a priori».5
«Невидимость», или затушевывание роли женщин в 2021–2022 годах, обусловлены не мотивацией и пассивностью женщин, а в первую очередь структурно-социальными стереотипами, распределением в обществах власти в пользу мужчин и их занятий, патриархатной риторикой, поддерживаемой беларускими медиа и представителями политических структур, прежде всего мужчинами. Это подтверждает исследование Chatham House июня 2022 года.6 Согласно ему, чуть меньше 40% беларуских женщин считают проблему низкой представленности женщин во власти актуальной — в сравнении с менее чем 25% мужчин. Только 41% мужчин — в сравнении с 70% женщин — считает требующей внимания тему насилия в семье. При том что летом 2020 года с подачи Лукашенко насилие в семье стало метафорой государственного насилия, против которого и восстало беларуское общество. Наконец, только 34% мужчин — против 75% женщин — считают важным перераспределение домашних обязанностей.
Что возвращает нас к стереотипному пониманию и ролей мужчин и женщин в беларуском обществе, и практик заботы, занятие которыми — особенно в ситуации репрессий в Беларуси и войны в Украине — является важнейшим проводником солидарности в наших обществах.
Почему важно участие женщин в политике и политических структурах
Сложившаяся ситуация не только обнаруживает причины «невидимости» женщин на продемократической политической беларуской сцене, но и позволяет сделать вывод о важности возвращения им «видимости». И дело не только в том, что женщины представляют более половины граждан Беларуси и, следовательно, требуют представленности на политическом уровне. Если беларуские женщины играли такую важную роль во время широкомасштабных протестов в Беларуси, придавая им импульс и дыхание, значит, им есть что привнести в политику и сегодня.
Решающим является то, что женщины чаще, чем мужчины, ценят и умеют организовать командную работу. В том числе потому, что, в силу социализации, чувствительны к потребностям разных людей и групп, которым помогают быть слышимыми и видимыми. Участие женщин в принятии решений на политическом уровне в демократических странах подтверждает это. Женщины не только расширяют политическое участие, вовлекаясь в политику сами и воодушевляя других женщин, а также представительниц и представителей уязвимых социальных групп, что является важнейшим условием современной — партиципаторной — демократии, но и вследствие такого вовлечения способствуют повышению качества жизни всего общества. А в нашей специфической беларуской ситуации они будут способствовать расширению пространства для нахождения и принятия важных для всего общества решений.
Значительная часть беларуских женщин, как показывает проведенное исследование, не удовлетворена своей слабой представленностью на политическом уровне. И при этом уже немало делает на локальном уровне, отвечая за работу различных проектов, связанных с оказанием поддержки, образованием, продвижением беларуской культуры (еще один яркий пример — Татьяна Нядбай, глава беларуского ПЭН-Центра, закрытого в Беларуси и продолжающего работу из Варшавы).
Это значит, что для усиления их «видимости» и влияния на принятие политических решений нужно не просто призывать женщин к активному участию в политике. Нужно также устранять препятствия для него — например, приглашая не только мужчин для участия в экспертных дискуссиях. И создавать условия для этого участия, начиная с отстаивания гендерного равенства на всех уровнях политических институтов и объединений.7
Почему важна гендерная повестка и что показывает пример Украины
Появление в Объединенном переходном кабинете двух новых представительниц выглядит первым шагом в этом направлении. Финансовыми и экономическими вопросами теперь будет заниматься соосновательница и CEA IT-компании миллионерша Татьяна Зарецкая, а вопросами национального возрождения — журналистка и создательница социальных проектов, цитируемая мною Алина Ковшик.
Но в новом политическом органе объединенных демократических сил так и не появилась ни представительница или советница по гендерным вопросам, ни сама гендерная повестка. Хотя Фемгруппа КС не только в очередной раз предложила в новый Кабинет кандидатуру Юлии Мицкевич, теперь на позицию представительницы по социальным вопросам8, но и собрала в ее поддержку более 30 голосов беларуских общественных организаций и активисток и активистов, среди которых Free Belarus Center в Варшаве и Ambasada Kultury в Берлине, правозащитные организации Human Constanta, Human Rights Impact и другие.
Гендерная повестка, которая делает акцент на учете интересов и потребностей женщин и ЛГБТК-людей, а не только мужчин, служит также напоминанием о том, что демократическая политика не может сводиться к подготовке силового сценария смены нелегитимного политического режима в Беларуси, который сейчас оказался в центре внимания Объединенного переходного кабинета. Потому что в таком случае нет гарантий, что к власти не придет новая хунта, аналогичная действующей. Для предотвращения этого необходимо создание чего-то вроде гражданской администрации, которой должны будут подчиняться военизированные структуры, если таковые возникнут. Видение беларуского общества во всем его разнообразии, как и контроль за применением насилия во всех его формах, должны быть важнейшими направлениями работы этих гражданских структур.
Понимание этого мы видим, к примеру, в Украине, где 20 июня 2022 года, то есть в разгар агрессивной российской войны в этой стране, была ратифицирована «Стамбульская конвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием». Украинские феминистские организации также не останавливают деятельность и, отстаивая право на вооруженное сопротивление, поскольку «если украинское общество сложит оружие, то не будет украинского общества», в то же время стоят на страже прав человека.9 Они заявляют о важности обеспечения «видимости» и признания активной роли женщин в антиимпериалистической борьбе, а также о важности включения женщин на равных во все общественные процессы и механизмы принятия решений как в военное, так и в мирное время.
В этой связи аргументы в пользу того, что нужно отложить внимание к гендерно-обусловленным проблемам и малой представленности женщин на беларуской демократической политической сцене, не выдерживают критики, обнаруживая неприглядные, если не авторитарные, границы этой политики.
Текст: Ольга Шпарага
Опубликовано: 19.10.2022
1. «Сахащик, Латушко, Азаров, Ковалевский: Тихановская объявила Объединенный Переходный Кабинет и назвала первых членов», 09.08.2022 // Сайт Светланы Тихановской. ↑
2. «Живоглод, Ковшик и Мицкевич спорят: почему в беларуской политике так мало женщин», 01.09.2022 // «Мне тоже не нравится». ↑
3. На сегодня это не менее 965 НГО, почти треть из зарегистрированных в Беларуси. Ситуация со свободой ассоциаций и организациями гражданского общества Республики Беларусь: обзор за август 2022 г. // Lawtrend, https://www.lawtrend.org/freedom-of-association/situatsiya-so-svobodoj-assotsiatsij-i-organizatsiyami-grazhdanskogo-obshhestva-respubliki-belarus-obzor-za-avgust-2022-g. ↑
4. Ср. N. Mayer-Ahuja und O. Nachtwey (Hrsg.), Verkannte Leistungstraeger: innen. Berichte aus Klassengesellschaft. Suhrkamp Verlag Berlin, 2021. ↑
5. Из комментария, который Юлия Мицкевич дала мне 2 августа 2022 года. ↑
6. Леся Руднік «Што думаюць беларусы пра аборты і гендарную няроўнасць?» // Цэнтр новых ідэй. ↑
7. Первый шаг к этому уже был сделан благодаря принятию оргкомитетом конференции «Новая Беларусь» «Декларации о целях и ценностях беларуских демократических сил». В разделе «Демократия» в этом документе можно найти «верховенство прав человека, запрет любой дискриминации и гендерное равенство». ↑
8. Впервые кандидатура Юлии Мицкевич была предложена офису Светланы Тихановской Фемгруппой КС на позицию советницы по гендерным вопросам еще в октябре 2020 года. ↑
9. Ср.: Право на сопротивление: феминистский манифест, 07.07.2022 // «Спільне». ↑
Weitere Themen
Как беларуские медиа пережили революцию, репрессии и эмиграцию
В одни ворота. Как в Беларуси власть переиграла футбол
Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?
Чемодан, компьютер, Польша. Что стало с беларуским IT-сектором из-за протестов и войны
«Нас ждут визы, ров и колючая проволока». Как изменилось мнение украинцев о беларусах
-
Жить в Беларуси
В Советском Союзе о терроре сталинской эпохи почти не говорили. Страшные истории об убитых и исчезнувших родственниках были табу даже в их семьях.
Авторка нового эссе для нашего проекта «Беларусь: заглянуть в будущее», пишущая под псевдонимом Ольга Валошкина, в своем пронзительно-личном тексте рассматривает вопрос о том, что подавленный опыт насилия сделал и делает с обществом в ее родной Беларуси.
Ведь нынешнее руководство во главе с Александром Лукашенко так же использует насилие и репрессии для борьбы с инакомыслящими и в конечном счете для сохранения собственной власти.
После протестов 2020 года эта власть и ее методы стали еще более радикальными. Сейчас добавилась и война, которую Россия ведет против Украины в том числе и с белaруской территории.
Oльга Валошкина описывает, каково это — жить с подобным опытом насилия. И задается вопросом, как можно преодолеть это насилие, а вместе с ним и постсоветские диктатуры.
Для меня этот текст оказался самым сложным из тех, что я когда-либо писала. Я жила с ним несколько месяцев лета-2022. Некоторые образы приходили во снах, я писала и удаляла целые абзацы, открывала и закрывала файл, перечитывала свои старые тексты, с головой уходила в политические новости, по часу в день лежала на диване и смотрела в белый потолок.
Я собирала эссе про жизнь в Беларуси кусками. Как, видимо, и себя.
Почему все во мне сопротивлялось этой работе? Сложно говорить своим голосом из нутра диктатуры. Еще моя психика упорно блокировала переживание экзистенциального ужаса: в разорванном мире жить невозможно, двоящаяся реальность невыносима, неопределенность будущего изматывает. Внутри меня будто пульсирует черный жилистый узел, в котором спрессованы и этот ужас, и ярость, а личные травмы намертво переплетены с (гео)политическими. Но там же парадоксальным образом кристаллизуются ценности и концентрируется творческая энергия. За эти два года я стала много писать, на русском и беларуском, причем не так, как раньше. А еще уходить в себя и часами рисовать.
1.
— Когда вы станете взрослыми, вы будете жить при коммунизме! — торжественно сообщает на первом школьном уроке первоклашкам пожилая учительница. Мне шесть с половиной лет, я сижу за партой в парадной школьной форме. Круглые глаза, косички и голубые банты, нарядный белый фартук и коричневое шерстяное платье (тело от него чешется). За каждую отличную оценку учительница, строгая и справедливая, приклеивает красную советскую звездочку на обложку тетради. Я была отличница, и мои тетради в первом классе выглядели как грудь Брежнева, все в орденах.
При этом в начале 1980-х обещание коммунизма — уже наивный анахронизм, в его построение мало кто верит. За окнами школы тянулся брежневский «развитой социализм». Так это называлось официально и означало, что партия умывает руки, построение коммунизма — проблема следующих генсеков, а Брежнев с нами навечно. А скоро вообще все рухнет, но пока об этом никто не знает.
Школа была новой, как и весь район на окраине Минска с затейливой геометрией блочных девяти- и двенадцатиэтажных домов. В мае все вокруг покрывалось зеленой травой и желтыми одуванчиками.
Район построили на месте нескольких окраинных деревень, их жителям тоже дали квартиры в новых домах. Старый лес, который когда-то окружал эти деревни, стал прогулочным парком. Ранней весной он был полон белых подснежников. А на долгие майские праздники люди целыми семьями сидели в этом лесу на покрывалах, жгли костры, жарили мясо, выпивали.
Через кольцевое шоссе сосновый бор продолжался, и как раз там было место конвейерных расстрелов конца 1930-х годов, теперь известное как Куропаты. Ночью по приказу НКВД здесь выкапывали ров, затем чекисты привозили в автозаке приговоренных, выстраивали или клали в ряд и стреляли в затылок. На следующую ночь привозили новую партию расстрельных… Там под землей и сейчас лежат десятки тысяч безымянных тел. Над ними много лет в марте расцветали белые подснежники — на беларуском языке они называются пралескі, а местные звали их курапатамі.
В предперестроечные годы о Куропатах еще никто вслух не говорил и тем более не писал, но бывшие деревенские жители что-то знали — возможно, их старики что-то шептали.
Начальные классы после уроков выгуливали на лесной поляне, где можно было делать что угодно, только не убегать домой. И начинался час детских игр в жуткое. Мы собирались в кружок и рассказывали друг другу: на этом турнике нельзя висеть — с него недавно сняли повешенного. В грязной трубе под шоссе лежит человеческое сердце (я видела его своими глазами). В лесу было много дорожек и троп, рвов и кочек, и мы шептали друг другу, что это кладбище без крестов. Вон те со своими шашлыками точно сидят на могиле, прямо над черепами.
Жуткое являлось нам, детям позднего застоя, из воздуха, слухов и шепота, но оно всегда было рядом. Советские дети вообще любили страшные истории. Про котлету в школьной столовой, в которой кто-то нашел человеческий ноготь, потому что в подвале стояла огромная мясорубка и превращала людей в фарш, про пионерский галстук, задушивший девочку, про гроб на колесах (воронок?), который в темной ночи едет по городу, медленно приближаясь к твоей квартире… А в подвале одного дома в моем районе жили скелеты, которые сдирали живьем кожу с прохожих и превращали их в таких же подвальных жителей. Кто-то слышал нечеловеческие крики. И не дай бог было оказаться возле этого подвала ночью — останешься без кожи.
2.
XXI век, прошло 40 лет после моего детства. Казалось, что время движется вперед, к биотехнологиям, роботам, виртуальным мирам и новым проблемам. И вдруг архипелаг ГУЛАГ зашевелил хребтом, оброс липкой кожей и поднялся из глубин, а теперь крушит и отравляет все вокруг. Все эти годы чудовище, вскормленное сталинским тоталитаризмом, лежало-дышало и ждало своего часа. А теперь снова пережевывает людей.
На самом деле оно всплыло совсем не вдруг. Ни в Беларуси, ни в России с ним официально так и не распрощались. На месте исторической памяти о травмах советского прошлого — разрывы, умолчания и шизофренические коллажи.
Например, рядом с Минском в XXI веке появилась «Линия Сталина». Официально это государственный музей советской военной техники, «историко-культурный комплекс», а также туристический аттракцион: здесь можно сделать селфи возле советского танка и залезть в бронепоезд. Там же стоит каменный бюстик Сталина, патриоты (так на сайте и написано) приносят ему венки и цветы.
На другой окраине города находится мемориал «Куропаты». После раскопок, публикаций, народных акций и трех государственных комиссий с начала 1990-х не признать Куропаты местом памяти о сталинских репрессиях было невозможно. Но здесь все время происходят мутные истории. Сперва рядом открылся ресторан «Поедем-поедим» (а без разрешения властей в Беларуси не открывается ничего) — с видом на ряд памятных деревянных крестов вдоль черного леса. Затем эту территорию было приказано благоустроить, и благоустройство началось с выкорчевывания крестов, так как они были установлены активистами «без разрешения». Это был 2019 год и символический жест государства: только оно может указывать, что и как должны помнить беларусы.
А вот красивое, покрашенное в нежный пастельный цвет здание с колоннами и огромной железной дверью в центре города — беларуский КГБ. Как рассказывал в публичном интервью один бывший арестант, по кабинетам для допросов здесь рассредоточены следы культа чекиста Феликса Дзержинского: портреты, бюсты, цитаты. А за углом находится Клуб имени Дзержинского — как написано на сайте, здесь можно заказать банкет.
В этом же районе находится Пищаловский замок — сооружение XIX века, которое на яндекс-карте Минска обозначено как историческая достопримечательность. Некоторые туристы, не знакомые с беларускими реалиями, пытаются его посетить.
— Как попасть на экскурсию в Пищаловский замок? — спросил кто-то недавно в одном чате.
Беларусы дали честный ответ:
— Встаньте рядом с бело-красно-белым флагом, вам сразу все внутри покажут.
Это здание уже 200 лет используется как тюрьма, сейчас на его территории — следственный изолятор. Здесь же, по слухам, приводят в исполнение смертные приговоры. После 2020 года большинство арестантов, которые ожидают здесь суда, — «политические». То есть люди, которым грозят статьи за инакомыслие и сопротивление режиму.
Если турист и доберется до этого исторического места, то увидит высокий забор, колючую проволоку, охрану, длинную очередь людей с передачами. Фотографировать все это запрещено.
3.
Как здесь живется через два года после революции 2020 года? Реальность двоится.
Вот душный город, жара, навязчивое солнце, босоножки вязнут в асфальте. Из моего окна видны небо, колонна блочных домов и стадион. Посреди него одинокий беларус расстелил на травке полотенце и лежит в трусах и черных очках, создает себе загар и запас витамина D, чтобы пережить здоровым грядущее полугодие серых небес, слякоти и туманов. Выглядит как жест беларуского упрямства: отпуска не будет, визы нет, на городской пляж ехать сквозь весь город жарко — прочувствуем лето в предлагаемых обстоятельствах, а море, волны и песок можно просто вообразить.
Жизнь бурлит. Люди спешат по делам и магазинам, в подземных переходах и на выходах из метро масштабно развернулась стихийная торговля: пенсионерки, дачники, колхозники стоят рядами и продают горожанам урожаи со своих огородов.
Куплю у бабушки стакан голубики, перемешаю ее с мороженым, съем не спеша чайной ложкой.
Каждый день в стране проходят аресты — хватают за лайки под постами, за проведение экскурсий по городу, за подписки на телеграм-чаты, за то, что уже отсидел(а) в 2020-м за участие в протестном марше 15 суток. Суды и другие карательные органы перевыполняют план. Просто так забирают у тебя годы жизни и здоровье. Страшно представить, как душно было в эти дни в камерах, переполненных людьми. Есть колонии, где охранники и их начальство стараются «политических» сломать — и психологически, и физически. Письма поддержки и передачи к ним не доходят. За непокорность отправляют в карцер. Переводят в колонии с дурной славой и особо жестоким режимом.
Один человек, отбывший там свой срок, рассказывал, что его как-то заставили ложкой выскребать унитаз.
4.
— У нас все есть и нет войны! — громко говорит женщина с тележкой еды в магазинной очереди то ли кому-то рядом, то ли самой себе.
Война идет в Украине, с нашей территории на нее тоже летит смерть. Ее образы и следы пронизывают нашу реальность, поэтому война идет и в нашем доме.
Ночью подхожу к окну — мирный блочный муравейник напротив, спят в своих норах беларусы. И вдруг вижу оголенный взрывом остов дома, черные бетонные перекрытия, выжженные внутренности жилищ.
Война — это черная мертвая земля, покалеченные тела, мертвые дети, не погребенные по-человечески люди, девятый вал боли и страха. Это катастрофа расчеловечивания и мир, вывернутый наизнанку.
С 24 февраля мне начали приходить сообщения от украинских и российских друзей. Украинская коллега спросила, почему я ничего не пишу в соцсети о вторжении России, — у них здесь ад. Киевская подруга на мое тревожное письмо ответила, что первый взрыв был на рассвете, бомбили аэропорт рядом с их районом, но они с сыном еще немного поспали. С тех пор она описывает свою повседневную жизнь только на украинском языке и с отменным чувством черного юмора. Еще тогда мне написала российская подруга. Спросила, как я, и мы виртуально обнялись.
А я была в ступоре — как и тогда, 13-14 августа 2020 года, когда на нас обрушился поток свидетельств о пытках и издевательствах на Окрестина. Потом беларусов прорвало, они вышли на улицы, чтобы сказать насилию НЕТ. Против войны в Украине тоже вышли — не так много, как два года назад; оставшиеся здесь люди очень измучены диктатурой. За участие в антивоенном митинге в Минске было арестовано 800 человек.
Через полгода стало очевидно, что эта война меняет весь мир. Помимо прочего, она отбрасывает разные большинства к черно-белому мышлению, круги которого расходятся повсеместно. Пропаганда стала сильнее реальности и подменяет ценности воинственными клише. Теперь все вокруг — или «свои», или «чужие», а твой паспорт — твоя судьба.
«Все беларусы — соагрессоры», «все россияне одурманены фашизоидной пропагандой», закроем границы даже для тех, кто не хочет иметь со своей токсичной страной ничего общего, отменим русских с их литературой и балетом. Вся русская классика пронизана имперской идеей, наши дети не будут читать ни Пушкина, ни Достоевского.
Я убеждена, что сопротивляться войне — это еще и сопротивляться упрощению мира и черно-белым трактовкам реальности. Культура — всегда про сложность, напластования смыслов, свободу интерпретаций. Быть человеком в новом мире значит выстраивать цепи солидарности на основе общих ценностей и поверх границ.
Я буду голосовать за то, чтобы в Новой Беларуси русскую классическую литературу, например, оставили в школьной программе. В курсе «Мировая литература». И обучали видеть в русской поэзии и прозе контексты (имперский в том числе), а также быть свободными в трактовке идей, образов и символов. Читать ее можно будет и в оригинале, и в переводе на беларуский — кому как удобнее.
5.
Силовыми диктатурами и войной закончился постсоветский период, это его агония. Еще два года назад было полное ощущение, что мы на большой скорости и неизбежно входим в будущее. Новые технологии, новые поколения, новые вызовы человечеству. Но теперь мы имеем дело с темной стороной умирания диктатур: власть и в Беларуси, и в России окончательно увязла в самых токсичных советских фантазмах: патерналистском, антизападном, административно-командном; имперском, милитаристском, экспансионистском. Силой и пропагандой навязывает их населению. «Любимую не отдадим!» — проиграв выборы, сообщил своему народу бывший беларуский президент. Изнасилуем, лишим воли, прав и надежды…
Будущее неизбежно, хотя никто сегодня не знает, как долго продлится агония и сколько жизней еще сломает.
И все же война закончится, российская оккупация отползет из Украины, постсоветские диктатуры развалятся.
Беларусы выйдут из тюрем.
Мы вернемся домой.
Базовая национальная идея, которая должна лечь в основу Новой Беларуси, сформулирована самой нашей историей XX и XXI века: диктатуры, репрессий, игнорирования человеческого достоинства и прав в нашей стране больше не будет никогда. НІКОЛІ ЗНОЎ. НИКОГДА СНОВА.
В честь этой идеи никто не будет шагать ровными рядами на парадах под бело-красно-белыми флагами. На обеспечение свободного от диктатуры будущего будут работать все политические и социальные институты — от парламента до образования, начиная с детского сада.
В Пищаловском замке будет наконец открыт музей репрессий и тюрем прошлого. Мы отменим смертную казнь и проведем судебную реформу. Пусть в тюрьмах Новой Беларуси будут условия, не лишающие человеческого достоинства. А потом мы будем судить тех, кто сегодня делает жизнь беларусов невыносимой. Те, кого сегодня я назвала бы представителями преступной власти, палачами, пропагандистами-доносчиками, не будут задыхаться в духоте, спать на бетонном полу, подвергаться пыткам. Пусть читают книги и пытают сами себя.
Беларуская Лубянка откроет свои архивы и тайные подвалы. Мы будем восстанавливать общественную память о беларуской истории XX и XXI века со всеми ее травмами, жертвами, разным пониманием, что значит быть беларусом, разными опытами сопротивления русоцентризму имперской идеологии.
Скорее всего, Новая Беларусь будет рождаться из хаоса, будет много споров, обид и борьбы за власть. Беларусы будут делиться на партии и учиться политике. Но это уже будет другая история, где от моей картины мира, ценностей и профессиональных навыков исследователя и преподавателя будет что-то зависеть. Я хочу дожить до этих времен.
6.
Написала абзац про Беларусь будущего и заснула. Открываю глаза — я в своей квартире, тот же пейзаж за окном: скучные блочные дома, деревья, тропа в магазин. Завариваю кофе, сажусь к компьютеру и иду в Метавселенную Беларусь 2.0. Я там живу, у меня цифровой паспорт. Натягиваю какой-то аватар — я не выспалась, буду сегодня беларуской с головой совы, — иду на рабочую встречу. Потом в виртуальный колледж, у меня занятия (я так давно преподаю, что читаю лекции даже во сне). Еще на цифровой митинг перед виртуальным парламентом, в кафе с друзьями и в кинотеатр посмотреть новый фильм. Вся эта насыщенная жизнь происходит в реальных декорациях виртуального Минска, даже маршруты знакомые.
Но мне нужна обычная, не виртуальная еда. Надеваю пуховик, выхожу на улицу, бреду в магазин «Овощи. Фрукты» — он такой же, как в советском детстве, память тела воспроизводит даже запах. У входа топчется очередь людей в сером. Сердитая продавщица открывает рычаг железного ящика, похожего на мусоропровод, и из его зева высыпается три килограмма еды. Молча подставляешь авоську, расплачиваешься, разворачиваешься и идешь домой.
Еще виртуальный мир не дает почувствовать тепла и поддержки Другого. Поэтому цифровые беларусы выходят по ночам в город и собираются в тайных местах: в подвалах, заброшенных квартирах, пустых цехах. Это, разумеется, экстремистские собрания — как и любые скопления любых людей, если это не очередь и не парад.
На нас устраивают облавы.
А мы все равно собираемся, чтобы молча обнять друг друга. И так же тихо расходимся.
7.
Говорят, в цирке во время выступления воздушных гимнастов всегда горит красная точка — где-то над головами зрителей, которые сидят на последнем ряду. Оглушительно играет оркестр, слепят прожекторы, ты висишь вниз головой, летаешь и кувыркаешься на большой высоте без твердой опоры под ногами. И держишь взгляд на красной точке, которая задает тебе ориентир: здесь — верх, там, во тьме, — дно или низ, не перепутай.
Хорошая, актуальная метафора выживания в переходные и неопределенные времена.
Красная точка — это наши ценности, надежды и упрямство строить Новую Беларусь. Еще личный выбор, что делать в эти бесконечные мутные дни. Уехать и остаться беларусом там или сохранить себя и что-то делать для будущего здесь. Моя красная точка — ребенок, которого я ращу, книга, которую я пишу, друзья и единомышленники, за которых я держусь.
Иногда меня парадоксальным образом накрывает острым переживанием полноты и одновременной хрупкости жизни. Ощущением, что нужно жить, срочно жить, просто жить. Потому что человек очень уязвим, потому что нельзя пройти жизнь насквозь на одних автоматизмах, так и не увидев по-настоящему, насколько могут быть красивы наш мир и люди.
Беларусы и беларуски, выходившие в 2020-м по всей стране на улицы на принципиально мирные протесты, были невероятно красивы.
Текст: Oльга Валошкина
Опубликовано: 13.10.2022Weitere Themen
Беларусь: нация, осознавшая себя
Yes Future No Future – опыты нелинейных суждений
Чемодан, компьютер, Польша. Что стало с беларуским IT-сектором из-за протестов и войны
«Нас ждут визы, ров и колючая проволока». Как изменилось мнение украинцев о беларусах
Слом эпох: фотографии Сергея Брушко о 1980–1990-х годах в Беларуси
-
«Нас ждут визы, ров и колючая проволока». Как изменилось мнение украинцев о беларусах
Украинцы переживают тяжелейший момент в своей истории. Об отношении к России в Украине можно не спрашивать — все очевидно. А вот отношение к Беларуси и к ее народу — сложнее. И пока лучше.
Да, для многих украинцев Беларусь стала в первую очередь страной, из которой летят российские ракеты. Но ведь есть история протестов 2020 года, беларуские волонтеры в Украине и беларуские добровольцы на фронте …
Беларусы, которые с 2020 года борются против диктатуры, страдают от репрессий и желают победы Украине, приводят свои аргументы: а знали ли вы, что у нас происходит? Где была ваша рука помощи в 2020 году, кроме «глубокой озабоченности», которая не мешала торговать с Лукашенко?
Украинский социолог, руководитель группы «Рейтинг» Алексей Антипович рассказал «декодеру», как относятся к беларусам как к народу, к стране Беларусь и к Александру Лукашенко, разошлись ли два соседних народа навсегда и смогут ли восстановиться отношения.
— Знают ли украинцы, что происходило в Беларуси, как жили беларусы до 2020 года и в самом 2020-м?
— Отвечу отрицательно. Вряд ли украинцы были полностью информированы о том, как живут беларусы. Десятилетиями было представление, что в Беларуси порядок, качественные продукты, нет коррупции, Батька правит праведно и он молодец.
Но что касается политического аспекта, то украинцы знали, что происходило. Возьмем динамику отношения украинцев к беларусам и к Лукашенко.
В 2018 году к беларусам позитивно относятся 3/4 опрошенных (73%), четверть нейтрально, негатива практически нет. В 2021 году, после выборов и протестов, позитивно относится 2/3 (67%), четверть нейтрально и 4% — негативно … Небольшое ухудшение, но совсем мало.
Что происходит с мнением о Лукашенко? В 2014–2019 годах около 2/3 опрошенных (63–67%) относились к нему скорее позитивно, и только около 14% — негативно. После 2020 года ситуация резко ухудшилась, стало 45% позитивного отношения и 42% — негативного. И дальше от замера к замеру — все хуже … В начале 2022 года, до войны, мы фиксировали 29% позитивного отношения и 64% негативного.
Так что украинец следил за тем, что происходило в 2020 году в Беларуси, и дал свою оценку Лукашенко. А вот отношение к беларусам осталось практически таким же хорошим, как и было.
Но это все изменила война.— Как?
— Сравняла отношение украинцев к Лукашенко с их отношением к Путину. Негативно относится к Путину 98%, к Лукашенко 95–96%. Эти два персонажа для нас — враги номер один.
К беларусам отношение тоже ухудшилось, но не так, как к россиянам. К жителям России у украинцев на апрель 2022 года осталось только 8% позитивного отношения, а еще в 2018 году было 50%. К беларусам позитивное отношение в апреле было у 22% украинцев. Это в 2,5 раза больше, чем к россиянам.
Сейчас, думаю, к россиянам 3%, а к беларусам 10%.
При этом к Беларуси в марте 2022 года было 85% негативного отношения, люди считали ее вражеской страной. За последние месяцы, думаю, «вражеская» оценка увеличилась … Россию же все 100% украинцев считают вражеской страной.— Получается, есть разница в том, как относятся украинцы к беларусам как к народу, к стране и к Лукашенко.
— Да, и отношение к стране «подтягивается» к оценке Лукашенко. Есть «Лукашенко — Беларусь» и беларусы.
Еще важно то, что 22% позитивного отношения к беларусам в апреле и 10% позитивного отношения в августе, которые я называл — это снижение с уровня 60-70%. Но не все ушло в негатив — есть еще и нейтральное отношение. А негативное, холодное отношение к беларусам сейчас у 52% украинцев. Когда-то было ноль, после выборов 2020 года стало пару процентов, сейчас — половина … Это если не враги, то уже точно не друзья. Украинцы понимают, что решения в Беларуси принимает Лукашенко.Окопы на границе, колючая проволока, визовый режим для россиян и беларусов — это нас ждет, и надолго.
— Есть беларусы, которые живут и работают в Украине, волонтерят или даже воюют … Как к ним относятся?
— Прямых цифр нет, но к беларусам, которые волонтерят или воюют на стороне Украины, украинцы относятся точно позитивно, это я и без социологии скажу.
Что касается отношения как к народности, которая живет в Украине, — у нас нет межнациональных конфликтов. Даже к русским по национальности, которые живут в Украине, только четверть негативного отношения, а ведь идет война. К беларусам, думаю, отношение еще лучше.— У белaрусов, которые против Лукашенко, есть лидер — это Светлана Тихановская. Какое отношение к ней у украинцев?
— Мы, к сожалению, не измеряли. Предположу, что если к Лукашенко после выборов 2020 года и до войны было 50 на 50 позитивного и негативного отношения, то большинство людей, которые негативно относятся к Лукашенко, могли бы позитивно относиться к Тихановской. Это моя гипотеза.
С другой стороны, с начала войны мы не видим и не слышим Тихановскую. Как она помогает Украине? Борется ли она с режимом Лукашенко настолько сильно, чтобы удержать Беларусь от вторжения? Ответа нет. Поэтому мы обращаем внимание на других лидеров. К Шольцу улучшилось отношение, к Макрону ухудшилось (на июнь).— Готовы ли украинцы к разрыву с властями Беларуси и налаживанию отношений с оппозицией?
— Ответ «да», но что значит «налаживание отношений»? У нас линия фронта в огне, каждый день обстрелы, на это нет времени. Наверное, стратегически надо прокладывать дороги и к российской оппозиции. Но мы боремся за выживание, нам не до этого. Мы общаемся с теми, кто может подать руку помощи — оружие, деньги.
Готовы ли мы к возобновлению отношений с Беларусью? Окопы на границе, колючая проволока, визовый режим для россиян и беларусов — это нас ждет, и надолго. Украинец слишком много страдает сейчас, чтобы потом по-дружески относиться к людям, которые пропустили танки со своей территории. Мне трудно такое представить.Сравнивать Херсон и Беларусь — слишком притянуто
— Что должно произойти, чтобы беларусы и украинцы снова относились друг к другу по-дружески?
— Мы ставили вопрос об отношениях украинцев и россиян. В апреле 2022 года 60% украинцев говорили, что никогда не смогут возобновить отношения с россиянами. Еще около четверти говорили, что на это понадобится 20–30 лет. Это поколение. То есть для нынешнего поколения украинцев ответ «нет» составляет 80–85%.
И с беларусами будет то же самое. Пока что к ним лучше отношение, но оно тает. Они не свергли Лукашенко, не остановили российские танки. Никакого бунта, перекрытий дорог … Да, были разовые акции, события проскакивали в нашем информационном поле. Но разовые.
Что беларусам делать? Более активно отстаивать свои гражданские права.— Вижу в соцсетях такое сравнение: на оккупированных территориях, в Херсоне больше нет ни флагов, ни митингов — они невозможны. Это как в Беларуси, где тоже ничего невозможно.
— Мы боремся за освобождение этих территорий. Да, люди там митинговали, но эта ситуация не меняется митингами. В Херсоне войска России. Как их свергать? Только войсками. Сравнивать Херсон и Беларусь — слишком притянуто. Мы хотели свергнуть Януковича, стояли на Майдане и нам было все равно, сколько ОМОНа напротив нас. Мы выстояли, граждане против власти.
Не хочу никого обижать, но факт есть факт. У нас получилось, у вас не получилось. Сравнивать ситуацию в Беларуси с Херсоном? Не дай бог, чтобы беларус узнал, как это — жить под оккупационной властью … Если к вам когда-то придут, будете вспоминать Лукашенко, что он был плохой, но он был наш плохой. А эти [россияне — Авт.] — орда.— К каким странам или народам улучшилось отношение украинцев?
— Если насчет национальностей и народов, то как было в основном позитивное ко всем, так и осталось. А вот что касается стран, то зависит от их реакции на войну. Разделилось примерно так.
Есть два врага — Россия и Беларусь.
Есть страна, к которой нейтральное, непонятное отношение — это Китай. У украинцев к ней примерно столько же негативного, сколько и позитивного отношения.
Есть «друг из последних сил» — это Венгрия. Она еще дружественная, но уже на грани. Показатель ближе к негативному, но еще позитивный.
Потом идут Германия, Грузия, Франция … Серединка — это Словения, Румыния. Турция там же, посерединке, хотя отношение скорее позитивное.
Ну а наибольшие друзья — это Польша, Литва, Великобритания и США.Уже лет 10 было видно, что нам с россиянами не по пути
— Какое у украинцев сейчас отношение к победе? Что понимают под ней?
— Украинец сейчас воспримет победу только в виде возобновления границ 1991 года. Возвращение оккупированных территорий, так называемых ЛНР/ДНР и Крыма. Но если война затянется надолго (а полгода — это еще не долго), то от развития событий будет зависеть, будем ли мы готовы к компромиссам.
Я как аналитик могу признать, что если будет патовая ситуация, никто не сможет наступать и так продлится годы, то поле для компромиссов найдется. Но русские делают все, чтобы этого не было. Удары по мирным жителям, зверства, казни военнопленных … Хочется стереть оккупантов со своей земли, а не разговаривать.
Украинец уверен, что если мы не победим, а пойдем на переговоры, Россия через 2-3 года вернется. Поэтому будем воевать столько, сколько нужно, чтобы не вернулась.— Вам как социологу было до войны понятно, что зреет в России?
— Что нам с россиянами не по пути, было видно минимум лет десять. И уж лет 7-8 социологам было понятно, что наши общества развиваются по разным лекалам. Мы идем в Европу, а они идут не просто в Азию, а уходят в какое-то … не знаю, как назвать. Деградация российского общества была видна. И разворот Украины в сторону Европы был очевиден. Наверное, с этим и связано желание Путина оккупировать Украину.
— А с Беларусью еще было по пути?
— Сейчас точно нет, а дальше все зависит от беларусов. Мы знаем, куда идем, и нас никто не остановит. Захотят ли беларусы в Европу? Вопрос к ним.
Предыдущее отношение было дружественным. Хотя украинец плохо знал, как реально живет беларус, но нам хотелось порядка, чтобы не разворовывали страну … Жить мы хотели, как в Европе, а порядок — как у Лукашенко! Такое раздвоение в головах: у власти нужна диктатура или авторитаризм, но так, чтобы они не наступали на свободу слова, передвижений. Хотя это невозможно. Если как в Европе, с демократией, то ты сам контролируешь коррупцию как гражданское общество. А если надеешься на автократа, то рано или поздно он тебе запретит говорить.
Сейчас ответ очевиден: не по пути нам ни с беларусами, ни с россиянами, пока все это длится и пока есть Россия с Путиным и Беларусь с Лукашенко.Weitere Themen
FAQ: Война Путина против Украины
Бистро #16: Независимость Беларуси под угрозой?
Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?
-
Год исторической памяти
Юля Артемова – писательница, родилась (1985) и выросла в Беларуси. В своем романе «Я и есть революция» (2021) она рассказывает «очень искреннюю, очень женственную и очень злую историю: о революции и любви, о братстве и сестринстве, о крушении иллюзий и взрослении как выборе».
Название эссе, которое она написала специально для проекта декодера «Беларусь: заглянуть в будущее», иронично отсылает к Году исторической памяти, объявленному Александром Лукашенко. Юлия Артемова, живущая сейчас в Украине, размышляет в нем об эскалации насилия, произошедшей в регионе после исторических протестов 2020 года в Беларуси и после начала захватнической войны России против Украины. И задается вопросом, могут ли люди возвращаться в те места, где столкнулись с жестокостью и насилием, и как им жить дальше с памятью об этом.
Этот текст я могу написать только от первого лица. По-хорошему, я бы не стала его никому показывать – дневниковые тексты не предназначены для чужих глаз, а этот текст больше всего похож на дневник. Но нам (не)повезло — мы живем в такое время и в таком месте, когда наши воспоминания становятся дневниками, а дневники — документами. Наши балконы и окна превращаются в трибуны, наши тела становятся свидетельствами и доказательствами преступлений. Буквы, которые ты давишь из себя через силу, потому что у тебя, как и у многих, адняло мову, твой голос охрип, но он все еще есть и поэтому он должен, обязан звучать. А значит, я не могу не опубликовать этот текст.Кажется, это был февраль двадцать первого. Февраль, точно февраль? Январь? А может март? Или это было в декабре? Я точно помню, что шел снег — но и это сомнительный ориентир. Мало ли в Беларуси невыносимых серых слякотных снежных месяцев? Или просто всё в те дни сплелось, слилось, слепилось, как снежный ком, в один долгий месяц-ожидание? Но это тот самый случай, когда хронология и документальная точность совершенно не важны. Ну, пусть будет февраль. Так вот, в феврале двадцать первого, я слонялась вечером по городу, попутно решая бытовые будничные дела. На обратной дороге мне нужно было зайти в банкомат. Я посмотрела в приложении адрес ближайшего и пошла туда.
На полпути меня накрыло. Отбросило взрывной волной в недавнее прошлое. Полгода назад мы встречались у этого самого банкомата с моим другом Колей. Банкомат оказался просто удобным и понятным ориентиром. Суббота, 15 августа, в 12:00 – мы собирались вместе пойти на прощание с Александром Тарайковским.Именно тогда, вечером, стоя под февральской метелью я поняла — моего города детства, города, где я прожила большую часть жизни, больше нет. В Минске не осталось магазинов, лавочек, дворов, заборов, кафе. Он весь покрылся сеткой шрамов — вот тут убегали — и убежали; тут прятались в подъезде; тут стояли и смотрели, как бьют и разгоняют людей и сами не могли даже пошевелиться; тут след от светошумовой; тут ходили женским маршем; тут взяли моего мужа Женю, и каждый раз — правда, каждый — проезжая мимо этого места, он повторял «вот тут меня задержали»; тут был зимний дворовый марш с соседним районом; тут стояли в цепи солидарности вместе с Ромой и другими ребятами с нашего двора. А вот тут убили Рому.
Я закрываю глаза — на карте города не осталось слепых пятен, не осталось чистых мест, не осталось воспоминаний из дореволюционной жизни. Удивительно работает память — она ложится слоями, как штукатурка. И каждый новый слой будто размывает, перекрывает, отменяет предыдущий.
А что там на предыдущем слое? Улицы, по которым гуляла я, шестнадцатилетняя и влюбленная, с одной и той же кассетой в плейере. Парк в десяти минутах от дома, куда в детстве меня водила мама. Двор, где мы любили сидеть с моей лучшей подругой, катаясь на каруселях и попивая дешевое красное вино прямо из горлышка одной на двоих бутылки. Даже школа, в которую я ходила девять лет — превратилась в соседний с моим избирательный участок, а мои учителя — в членов избирательной комиссии, которые подписали сфальсифицированный протокол. Будто и не было больше меня шестнадцатилетней. Личное это политическое. Мое личное было стерто грубым ластиком с карты города за три дня с 9 по 11 августа. Дни пыток. Наше 9/11.И если бы только город. Даже самые обычные вещи внезапно поменяли свое значение, им переприсвоился новый смысл. Мы были огромной людской рекой в августе-сентябре-октябре двадцатого. Как речка Немига, которую загнали когда-то в бетонную клетку. Когда наши марши окончательно вытеснили с улиц — обычные лавки, заборы, деревья, лифты, остановки стали превращаться в плакаты, в холсты для политических высказываний. Стены заброшек и обычных панелек замироточили — не забудем, не простим. Эти слова, написанные красным, проступали вновь и вновь через несколько слоев белой краски. К тому времени, когда слоев становилось слишком много и буквы уже не проглядывали сквозь краску — все вокруг знали, что скрывается за белыми прямоугольниками.
***
Июньское утро субботы, центр Варшавы. Мы сидим на летней веранде кафе с моей школьной подругой (она всегда была просто школьной подругой, а потом стала той самой подругой из Ирпеня, которая десять дней с мамой и котом выживала в обстреливаемом городе). Здесь, в Варшаве, совершенно не чувствуется война, пусть и украинских флагов много, очень много. Я задаю подруге вопрос, который давно крутится в моей голове: «Ты хочешь вернуться в Украину?». И она говорит: «Я, знаешь, хотела бы приезжать туда иногда, скажем, махнуть на неделю-другую во Львов или Киев, съездить в Одессу или Карпаты. Но возвращаться… Я не знаю. Я не знаю, как мне теперь жить в Ирпене, если в нашем парке с дизайнерскими лавочками хоронили людей».
Она говорит, говорит, а я слушаю ее внимательно, не перебивая, она говорит, а я запоминаю, она говорит и я понимаю — она отвечает за нас обеих, она отвечает на мой собственный вопрос, который я каждый раз боюсь задавать, потому что тогда придётся быть честной с самой собой. Хочу ли я вернуться в Минск? Хочу ли я каждый день видеть из своего окна двор, где убили моего соседа Рому? Хочу ли я пить кофе на детской площадке, которая превратилась в мемориал? Хочу ли я ходить по улицам, где били людей, где стреляли в людей, где кидали гранаты в людей?
Невозможно хотеть жить в городе, где парки превращаются в братские могилы, а детские площадки — в мемориалы.
Так, спустя год после отъезда, сидя в солнечной утренней Варшаве я окончательно понимаю — ты не можешь вернуться в Минск, того города просто не существует, он есть лишь в памяти, он сшит из образов-воспоминаний, как чудовище Франкенштейна. Мы хотели переписать его, но у нас не получилось. Теперь это город-черновик, брошенный неумелым писателем на середине.
И все же, и всё же это город, в жилах которого течёт Немига нашего протеста. Я снова открываю дневник и зачитываю запись оттуда:Прошлым летом мы с мужем поехали кататься на велосипедах. Мы выехали через стелу на проспект Победителей. Год назад по воскресеньям эти места выглядели совсем иначе и мы так надеялись, что победители это мы. Повсюду красно-зелёные флаги, их так нарочито много, больше, чем людей. И люди. Люди, равнодушные, гуляющие как ни в чем ни бывало. Словно и правда перевернули страницу. Мне было горько — год назад здесь текла бело-красно-белая река. Мы сели на лавочку рядом со зданием, на котором было написано «Минск — город-герой». Я уткнулась носом в телефон, чтобы отвлечься. На соседнюю лавочку присели молодой отец с маленьким сыном. И я случайно услышала их разговор, я не могла его не услышать — они говорили на беларускай мове. Это было как маленькое чудо. Будто в минуты, когда ты теряешь надежду, твой город подмигивает тебе.
Минска нет – он существует лишь в нашей коллективной памяти.
Минск есть – он существует в нашей коллективной памяти.
И пока мы все помним, есть шанс. Есть шанс пересобрать город заново, перекрыть шрамы татуировками, предать местам новые смыслы. Выйти на улицу, вернуть себе город. Не перевернуть страницу, а переписать ее набело, начисто. Сделать мемориалы там, где было по-настоящему больно. Не забыть и не простить. Дать улицам правильные имена. Выпустить Немигу из трубы.***
Есть еще одна вещь, которая надолго поселилась в нашей коллективной памяти. В 2020 году беларусы обнаружили в себе удивительную силу, которая стала нашей национальной идеей. Тогда никто не мог дать этой силе правильного названия, никто не мог эту идею сформулировать. Беларусы – невероятные? Это звучало слишком восторженно и наивно.
И вот сейчас, когда наши соседи украинцы так самоотверженно сражаются за свою свободу, иногда упрекая нас в слабости и трусости, нам особенно тяжело не принимать это близко к сердцу, не обвинять и не стыдить самих себя. Мы бесконечно сравниваем. И сравнение каждый раз выходит не в нашу пользу.
Но мы хоть и близкие, но совсем другие. Пока украинцы говорят «Борiтеся — поборете!», мы говорим «Не забудем, не простим». Эти слова мне кажутся самыми честными и острыми из всех лозунгов и слоганов, рожденных нашей несостоявшейся революцией-2020. Эти слова идут из каждого израненного сердца. Эти слова и про 9-11, и про Тарайковского, Бондаренко, Шутова, Ашурка. Эти слова про Завадского, Гончара и Захаренко. Эти слова про 1309 политических заключенных. Эти слова про 30 репрессированных журналистов. Эти слова про 28 лет без выбора. Эти слова про Диму Стаховского, 17-летнего парня, который покончил с собой из-за уголовного преследования за участие в протестах. Эти слова про Андрея Зельцера. Эти слова про сотни ракет, летящих с февраля на Украину с территории моей страны. Эти слова про Куропаты. Эти слова про Быкова, про Короткевича, про Купалу и Коласа. Эти слова про ночь расстрелянных поэтов.Сегодня, находясь в Украине, я каждый день вижу, как жизнь прорастает даже на самой неплодородной почве. Прорастает несмотря ни на что, среди боли, войны и ужаса. Я знаю – это то, что лучше всего умеет мой народ, в этом и есть национальная идея беларусов – не биться, а прорастать травой сквозь асфальт, несмотря на суровую холодную зиму, прорастать там, где больше ничего другого не растет. Выжить, жить и помнить, помнить, помнить. Не забыть, не простить.
… не разбiць, не спынiць, не стрымаць.Weitere Themen