«Восточной политикой», или «Новой восточной политикой», традиционно называют внешнеполитический курс канцлера Западной Германии Вилли Брандта (1969–1974) по отношению к социалистическим странам Варшавского договора. Придумал или, скорее, сформулировал эту концепцию легендарный представитель Социал-демократической партии, министр по особым поручениям в кабинете Брандта Эгон Бар.
Бар умер в 2015 году в возрасте 93 лет, через год после событий на Майдане в Киеве и аннексии Россией Крыма. В некрологе МИД ФРГ его вспоминали как «архитектора политики разрядки напряженности в отношении СССР в годы холодной войны» и писали, что он был не просто коллегой, но и «близким другом и соратником Вилли Брандта». Незадолго до смерти Бар посетил Москву, где встречался с экс-президентом СССР Михаилом Горбачевым и произнес речь на презентации книги журналиста Вильфрида Шарнагля, в которой тот, в частности, обвинял в раскручивании конфликта в Украине американские власти. Он назвал сложившуюся в Европе ситуацию самой тяжелой со времен послевоенного конфликта востока и запада.
После 24 февраля 2022 года многие в Германии упрекают Ангелу Меркель в том, что она годами потакала Путину, чем способствовала наращиванию у последнего агрессии. Однако в материале для Bundeszentrale für politische Bildung историк Франциска Давис утверждает, что христианская демократка Меркель, вместе с «примкнувшими к ней» социал-демократами в коалиционном правительстве, всего лишь продолжила старую линию, заложенную за десятилетия до нее Социал-демократической партией, в которую входили Брандт и Бар и к которой принадлежит действующий канцлер Олаф Шольц. По мнению Давис, даже сейчас он — и особенно некоторые его однопартийцы — мыслят категориями «новой восточной политики», главной иллюзией которой была вера в то, что через сотрудничество с диктатурой можно добиться ее смягчения.
Восточная политика Германии образца 1970–1980-х долгие годы определяла не только представления немецких социал-демократов, но и весь внешнеполитический курс страны. Связанная с ней фиксация на России оказалась пагубной не только для Украины, но и для нас самих.
27 февраля 2022 года федеральный канцлер Олаф Шольц произнес в Бундестаге нашумевшую речь, в которой провозгласил «смену эпох» в Германии и в Европе: «День 24 февраля 2022 года ознаменовал собой смену эпох в истории нашего континента. Напав на Украину, российский президент Владимир Путин хладнокровно начал захватническую войну, у которой есть всего лишь одна причина: свобода украинок и украинцев ставит под вопрос существование его собственного репрессивного режима. Это бесчеловечно. Это противоречит международному праву. Это ничем и никоим образом не может быть оправдано»1.
Полномасштабное вторжение войск РФ в Украину действительно можно трактовать как «смену эпох», так как оно обернулось попыткой в XXI веке стереть с лица земли суверенное европейское государство. Но речь Шольца еще и демонстрирует, насколько отличаются временные горизонты Германии и Украины. Нет никаких сомнений, что эта беспощадная война разрушила жизни огромного числа людей в Украине: миллионы стали беженцами, тысячи погибли, российские войска сровняли с землей целые города, например, Мариуполь — крупный промышленный центр на побережье Черного моря. Тем не менее все это — лишь эскалация войны, которая началась не в 2022-м, а уже в 2014 году. Лишь полномасштабное вторжение в Украину заставило немецкую общественность вновь вспомнить о российской оккупации Крыма и некоторых частей украинского Донбасса.
Примечательно, что в своей речи Шольц не упомянул о том, что Россия фактически напала на Украину еще в феврале 2014 года, что это нападение тоже было бесчеловечным и что оно однозначно противоречило международному праву. От российской оккупации полуострова больше всего пострадали крымские татары, хотя преследованию подвергались все, кто выступал против насильственного присоединения своей родины к России. Эта перспектива заставила некоторых покинуть Крым2. Дело режиссера Олега Сенцова, похищенного Россией и приговоренного к длительному тюремному заключению, — наиболее известный, но не единственный тому пример3.
Мифологизация восточной политики и радикализация путинского режима
Через шесть лет после российского нападения на Украину и за два года до полномасштабного вторжения в Германии вышла книга «Нам нужна новая восточная политика: Россия как партнер». Ее автором стал Маттиас Платцек, правозащитник из ГДР, с 2002 по 2013 годы занимавший пост премьер-министра Бранденбурга. В книге он подробно объяснял, почему считает необходимым поддерживать российско-германское партнерство4. Примечательно, что Платцек практически не упоминает о многочисленных случаях внутри- и внешнеполитической агрессии России, имевших место после прихода Владимира Путина к власти: военные преступления в Чечне, вторжение 2008 года в Грузию, разгром российской оппозиции, систематические бомбардировки гражданского населения в Сирии во имя спасения бесчеловечного режима Башара Асада — об этом в книге почти ни слова.
Вера в «диалог» и убежденность в том, что тесные экономические связи (например, поставки ископаемых энергоресурсов из России через трубопроводы «Северного потока») важны и отвечают немецким интересам, не были личной фантазией отставного политика, а разделялись значительной частью элиты демократических партий. Эти принципы лежали в основе немецкой внешней политики еще при Герхарде Шредере, который стал канцлером всего за несколько месяцев до назначения Путина на пост премьер-министра. Проектирование «Северных потоков» началось еще до формирования «красно-зеленой» правительственной коалиции, но именно при Шредере и Путине эти планы были утверждены. Стремясь продолжить восточную политику СДПГ времен холодной войны, Шредер в 2001 году также основал форум «Петербургский диалог», призванный способствовать взаимодействию гражданского общества в России и Германии5.
Ангела Меркель практически не вносила новых акцентов в российско-германские отношения и уж точно не стремилась порвать с предшествующей традицией. Ее взгляд на путинскую Россию был куда критичнее, чем у Шредера, но это не вело к радикальной смене курса. 26 марта 2009 года, выступая в Бундестаге по случаю саммита НАТО, прошедшего в Келе и Страсбурге, канцлер от имени правительства заявила, что сотрудничество с Россией в рамках совета «Россия—НАТО» будет возобновлено через несколько месяцев: «Вместе с нашими трансатлантическими партнерами мы рассчитываем на то, что Россия проявит готовность к взаимодействию. Как участники НАТО, так и Россия в целом сталкиваются с одними и теми же угрозами безопасности»6.
Франк-Вальтер Штайнмайер, занимавший пост министра иностранных дел в первом и третьем кабинетах Меркель, был еще более ярым сторонником социал-демократической восточной политики. Так, в 2008 году он стал инициатором «партнерства для модернизации» с Россией и оставался верным идеям 1970–1980-х годов даже после российского нападения на Украину в 2014 году. В декабре 2014 года в интервью журналу Spiegel Штайнмайер дал понять, что лично он «глубоко привержен» восточной политике и продолжит делать ставку на «диалог». Кризис в германо-российских отношениях Штайнмайер описывал в категориях безопасности: «Безопасность в Европе невозможна без России, а безопасность для России невозможна без Европы. Именно поэтому нам нужно восстановить поврежденную архитектуру европейской безопасности»7.
Штайнмайер (бывший министр иностранных дел, а ныне — федеральный президент) вернулся к понятию «архитектуры безопасности» в апреле 2022 года, подводя итог своей внешнеполитической деятельности в свете полномасштабного российского вторжения в Украину: «Мы потерпели неудачу в попытках интегрировать Россию в общую архитектуру безопасности»8. Эта цитата демонстрирует самокритичный подход Штайнмайера, но в то же время показывает, что он остается в системе координат немецкой восточной политики и после 24 февраля 2022 года. Штайнмайер до сих пор исходит из того, что коллективный Запад, Германия или Европа («мы») несут как минимум часть ответственности за эскалацию насилия в Украине, и до сих пор рассуждает в категориях «архитектуры безопасности», в которую путинская Россия все-таки могла быть встроена. Хотя уже в момент нападения на Украину в 2014 году любому должно было стать ясно, что путинский режим как раз и стремится целенаправленно разрушить эту архитектуру. Отношение Штайнмайера-политика к России и его высказывания о германо-российских связях наглядно демонстрируют, что приверженность понятийному аппарату и подходам немецкой восточной политики 1970–1980-х годов стала одним из факторов, повлиявших на формирование стратегии взаимодействия с Россией, которая все больше теряла связь с реальностью.
Темные стороны восточной политики во времена холодной войны
Однозначно положительное отношение к восточной политике СДПГ тесно связано с личностью Вилли Брандта, который почти с самого начала выступал за переосмысление отношений со странами Восточного блока. Брандт как первый социал-демократический федеральный канцлер и сегодня остается консенсусной и объединяющей фигурой для партии. Вторая знаковая личность, с которой в общественном дискурсе до сих пор связывают концепцию «перемены через сближение» и «политики разрядки», — это Эгон Бар, долгое время работавший советником Брандта по внешней политике. В 1963 году, выступая на собрании Евангелической академии Тутцинга, Бар впервые сформулировал эти принципы9.
Первое практическое отражение идеи Брандта и Бара нашли в так называемых «восточных договорах» 1972 года с СССР и Польшей, главная цель которых была в том, чтобы официально зафиксировать сложившийся статус-кво. Считалось, что только разрядка и отказ от прямой конфронтации политических систем откроют путь к переменам в будущем и позволят избежать разделенности континента. Это действительно запустило процесс постепенных преобразований: не только в советско-германских и польско-германских отношениях, но и в отношениях между ГДР и ФРГ10. Еще одним воплощением восточной политики стал знаменитый поступок Вилли Брандта, который в 1971 году преклонил колени перед памятником повстанцам Варшавского гетто. Этот жест стал одним из символов польско-германского примирения, хотя был задуман как дань памяти жертвам Холокоста. Иными словами, на символическом уровне восточная политика тесно связана и с базовыми социал-демократическими ценностями: преодолением национал-социалистического прошлого и стремлением к поддержанию мира в Европе.
При этом СДПГ до сих пор утверждает, что именно проводимая ей восточная политика в значительной мере предотвратила разделение мира на Восток и Запад — об этом, например, говорил Штайнмайер в декабре 2014 года: «Не будь восточной политики, в Берлинской стене не появилось бы трещин»11. Разумеется, прямое влияние восточной политики на падение Берлинской стены оценить очень сложно, однако вряд ли она сыграла существенную роль, так как Советский Союз рухнул в первую очередь под тяжестью внутренних противоречий12. В статье, посвященной событиям 1989 года, польский общественный деятель Адам Михник пишет, что в современной Европе все считают причиной падения коммунистического режима что-то свое: немцы — свою разумную восточную политику, поляки — «Солидарность», а Ватикан — католическую церковь13.
В Германии восточную политику и сегодня оценивают преимущественно положительно (особенно представители послевоенного поколения), хотя при этом и забывают, что с первыми противоречиями она столкнулась уже в 1980-е годы: например, когда в 1980 году в Гданьске была основана «Солидарность» — первый независимый профсоюз на территории социалистического государства. В Тутцингской речи Бар еще настаивал , что именно принятие статус-кво может способствовать изменениям в будущем, и с «Солидарностью» ему пришлось нелегко. В 1981 году, вскоре после введения в Польше военного положения, Бар оправдывал генерала Войцеха Ярузельского тем, что это никоим образом не «путч» и не «хунта», а «крайняя мера, предпринятая государством в рамках его суверенных полномочий»14. На словах Бар выражал поддержку польской освободительной борьбе, говоря о том, что «наши сердца с рабочими», заслужившими «место в истории рабочего движения». При этом его политические симпатии были очевидны: «Поддержание мира через контроль над межконтинентальными ракетами… еще более важно, чем Польша, поэтому политика… должна делаться вместе с мировыми державами, а не против них»15.
Восточная политика сегодня
Приведенная выше формула в различных вариациях продолжала тиражироваться даже тогда, когда радикализация внутренней и внешней политики путинского режима стала абсолютно явной. Ангела Меркель, заявившая после аннексии Крыма, что Путин живет в другом мире и, кажется, потерял контакт с реальностью, тоже не ставила принципы восточной политики под сомнение16. В конце 2014 года она говорила, что ее целью остается «создание структуры европейской безопасности с Россией, а не против России» при одновременном сохранении суверенитета Украины. В этом отчетливо проявилось неразрешимое противоречие восточной политики, которое воплотилось в Минских соглашениях. В них ложь Москвы, будто Россия не является стороной конфликта, а выступает в качестве посредника между «сепаратистами» и украинскими властями, принята на веру. Вторые Минские соглашения стали беспомощным ответом немецкой политики на то, как Россия в виде самопровозглашенных «народных республик» Донбасса создала себе плацдарм, позволяющий Путину при необходимости нагнетать конфликт. Именно это он и сделал 21 февраля 2022 года, признав независимость ДНР и ЛНР, чтобы затем вторгнуться в Украину и попытаться захватить Киев.
Одним словом, нападение 2022 года было продолжением войны 2014 года, и уже тогда прежний подход Германии к отношениям с Россией потерпел крах. «Российское вторжение в Украину положило конец эре восточной политики», — еще в сентябре 2014 года писал историк Ян К. Берендс. По его мнению, рисуя для общественного сознания образ восточной политики, Германия тешила себя удобной иллюзией «безопасности, мира и стабильности»: «Называя ее "политикой мира", мы отметали все сомнения в ее высокоморальности». На практике же эта политика оказалась не в состоянии предотвратить ни систематическое разрушение российских демократических и общественных структур, начавшееся при Путине, ни внешнеполитическую агрессию в отношении Грузии и Украины17.
Напротив, курс на сближение с Россией, проводившийся под лозунгами «диалога» и «партнерства», нанес огромный ущерб отношениям Германии с Украиной и восточноевропейскими партнерами по ЕС. Страны Балтии и Польша выказывали наибольшее раздражение политикой умиротворения России. Символом этой политики стал трубопровод «Северный поток — 2», который Германия отстаивала вплоть до начала российского вторжения, несмотря на многочисленные предупреждения из ЕС и Украины. При том что российские телепрограммы открыто называли ослабление Украины главной целью проекта. Тот факт, что ведущие немецкие политики не хотели замечать очевидную внешнюю и внутреннюю радикализацию России, вызывает раздражение до сих пор18.
При этом следует отметить, что значительная часть населения Германии в отношениях с Россией поддерживала политику последних десятилетий. Даже когда в октябре 2015 года тогдашний министр экономики Зигмар Габриэль поблагодарил российского диктатора за то, что тот уделил ему время «несмотря на сирийский конфликт», это не вызвало большого скандала в обществе19. Сложно сказать, могли ли политики до 24 февраля 2022 года убедить людей в необходимости более решительных действий в отношении России, если бы более точно сформулировали, какая опасность для Европы исходит от нее: в конце концов, до момента российского вторжения политическим консенсусом был отказ от поставок оружия в Украину, а Роберт Хабек, занимавший тогда пост председателя партии «Зеленые», подвергся критике со стороны всех политических сил, в том числе собственных однопартийцев, когда в мае 2021 года высказался за снабжение Украины «оборонительным вооружением»20.
Мы не можем утверждать, что ЕС и США сумели бы удержать Путина от полномасштабного вторжения, если бы проявили большую оперативность и решимость в поставках вооружений в Украину. Однако совершенно ясно, что политика Германии на российском направлении была основана на ложных предпосылках и предположениях, которые не были пересмотрены даже после того, как в 2014 году Россия вопиющим образом нарушила международное право на европейской земле. Зависимость от российских энергоресурсов в последующие годы продолжала только расти, а не уменьшаться. Никто не воспринял угрозу всерьез даже тогда, когда Путин сосредоточил войска на границе с Украиной, открыто отказал ей в праве на существование, назвав ее государственность «исторической ошибкой», а американские и британские спецслужбы предупредили о неминуемом вторжении21. Нынешний федеральный канцлер не был исключением, ведь еще в декабре 2021 года он высказывался против отказа от «чисто экономического» проекта «Северный поток — 2».
Слепые пятна истории
Фиксация немецкой внешней политики на России также привела к тому, что Украину долгое время не рассматривали как самостоятельный субъект. Министерство иностранных дел Германии, скорее, считало ее помехой германо-российским отношениям. Так, в вышеупомянутом интервью 2014 года министр Штайнмайер не только говорил о необходимости придерживаться традиций восточной политики, но и выказывал свое безусловное желание вернуться к добрым отношениям между Россией и Германией. Украина упоминается лишь в контексте «украинского кризиса» и косвенно — как триггер для военных действий со стороны России: Штайнмайер говорит о том, что протесты на Майдане привели к «эскалации» и теперь важно остановить «спираль насилия», при этом не называя российское нападение нападением, а войну — войной и фактически возлагая ответственность за «украинский кризис» на обе стороны. Все это имело слабое отношение к реальности, хотя в интервью министр представил свои слова как «объективный анализ ситуации»22. Дальнейшие события — впадение Германии в еще большую зависимость от российского газа, выдача разрешения на продажу немецких хранилищ газа «Газпрому» в 2015 году и кампания за снятие санкций с России — лишь добавляют штрихи к сложившейся картине23.
Вполне возможно, что другой подход к России, основанный не на идеализированных образах, а на реальных фактах, тоже не предотвратил бы нападение России на Украину. Однако слепота Германии явно усилила убежденность Путина в слабости Запада, что, скорее всего, облегчило решение о полномасштабном вторжении. Но дело, в конце концов, не в России, а в жителях Польши, стран Балтии и, прежде всего, Украины. Пострадав от национал-социалистической Германии, Украина уже во второй раз становится жертвой военного геноцида. Памятуя о Второй мировой войне и истории российско-германского империализма, жители Восточной и Центральной Европы разочарованы тем, что немецкие власти так долго шли на сближение с Россией и игнорировали их предупреждения. Все это заставляет их серьезно усомниться в надежности Германии как партнера. Нерешительность федерального правительства в вопросе оперативных поставок оружия в Украину и не четко артикулированная позиция по отношению к России продолжают подрывать европейскую репутацию Германии. И, самое главное, лишают Украину вооружений, столь необходимых ей для самообороны. Все это можно было сделать иначе.
1. Regierungserklärung von Bundeskanzler Olaf Scholz am 27. Februar 2022 // Presse- und Informationsamt der Bundesregierung (Hrsg.), Reden zur Zeitenwende, Berlin 2022, S. 7. ↑
2. См. Hallbach U., Repression nach der Annexion. Russlands Umgang mit den Krimtataren // Osteuropa 9–10/2014, S. 179–190. ↑
3. Cм. Senzow O., Haft. Notizen und Geschichte, Leipzig 2021. В сентябре 2019 года в рамках обмена пленными Сенцов был освобожден. ↑
4. См. Platzeck M., Wir brauchen eine neue Ostpolitik. Russland als Partner. Berlin 2020. ↑
5. После полномасштабного российского вторжения в Украину проведение «Петербургского диалога» было приостановлено. ↑
6 . Bulletin der Bundesregierung, Regierungserklärung von Bundeskanzlerin Dr. Angela Merkel zum Nato-Gipfel vor dem Deutschen Bundestag am 26. März 2009, S. 10.↑
7. "Entspannung kommt nicht von selbst" // Interview mit Frank-Walter Steinmeier. 22. Dezember 2014. ↑
8. Цит. по Ismar G., Steinmeiers Fehleranalyse in Bellevue. 5. April 2022. ↑
9. См. Bahr E., Wandel durch Annäherung. Rede in der Evangelischen Akademie Tutzing.15. Juli 1963. ↑
10. См. Schoenborn B., Reconciliation Road. Willy Brandt, Ostpolitik and the Quest for European Peace, New York 2020. ↑
11. "Entspannung kommt nicht von selbst"… Op. cit. ↑
12. См. Suny R., The Revenge of the Past: Nationalism, Revolution, and the Collapse of the Soviet Union, Stanford 1993. ↑
13. См. Michnik A., Verteidigung der Freiheit. Reflexionen über 1989 // Osteuropa 2–3/2009, S. 9–18. ↑
14. Bahr E., Überleben mit und in den Bündnissen // Vorwärts, 24. Dezember 1981. S. 1. ↑
15. Ibid. ↑
16. "Merkel sieht Sicherheit in Europa nur mit Russland", 18. Dezember 2014. ↑
17. Behrends J.C., Das Ende der Ostpolitik. Zur Kritik eines deutschen Sonderweges. 1. September 2014. ↑
18. См., напр, оценки бывшей корреспондентки ARD в Москве в программе "Markus Lanz" от 5 мая 2022 года. ↑
19. См. Hans J. Was Gabriel und Putin besprochen haben, 29. Oktober 2015. ↑
20. Bullion von C., Habeck offen für Waffenlieferungen an die Ukraine, 26. Mai 2021. ↑
21. См. Путин В. Об историческом единстве русских и украинцев. 12 июля 2021. ↑
22. "Entspannung kommt nicht von selbst"… Op. cit.. ↑
23. См. Wetzel D., Gasspeicher-Verkauf an Gazprom ist "unbedenklich". 26. März 2014. ↑
Читайте также
История расширения НАТО на восток
«Война в Украине — это не конфликт двух имперских проектов»
«Я называю это войной с признаками геноцида»
«Путь для переговоров уже проложен»
