дekoder | DEKODER

Престижной книжной премией «За европейское взаимопонимание», ежегодно вручаемой в Лейпциге вот уже тридцать лет, в 2025-м будет награжден беларуский писатель Альгерд Бахаревич. Жюри отметило его роман «Собаки Европы» («Сабакі Эўропы»). Тот самый, который власти Беларуси вместе с десятками других книг объявили «экстремистским». Сам Бахаревич покинул страну еще осенью 2020 года и живет в изгнании. И это лишь один из примеров, которые заставляют ставить неудобные вопросы. Пора ли признать, что вся настоящая литература живет теперь только в эмиграции? А шансов на развитие внутри страны не осталось? В то время за рубежом, благодаря демократически настроенной диаспоре, тиражи вот-вот взлетят? Или точнее все же было бы сказать, что у беларусов после 2020 года литератур две: свободная за границей и подцензурная на родине?

Критик Денис Мартинович размышляет о том, как незавершенная революция изменила беллит — это сокращение от «беларуской литературы» знакомо беларусам со школьных лет. .

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

В варшавском магазине издательства «Янушкевiч» стартовали продажи нового перевода «Вядзьмара» Анджея Сапковского, презентация Владимира Некляева в Вильнюсе собрала аншлаг — а в Минске объявили «экстремистской» очередную книгу. 

Примеры, которые, казалось бы, говорят сами за себя, можно множить и множить. В Беларуси разгромили сеть независимых издательств («Янушкевіч», «Галіяфы» и другие), но часть из них продолжила работу в эмиграции, где появились даже новые: «Гуттенберг», «Мяне няма». 

ПЕН-центр и Союз беларуских писателей закрыты. Однако первый уже успешно действует за границей, на смену второму пришел Международный союз беларуских писателей, его сайт — уже фактически полноценное медиа. В стране больше нет журнала «Дзеяслоў», но вместо него за границей выходит «Апостраф».

Число «экстремистских» книг в Беларуси перевалило за полсотни. Среди них и современная проза, (у того же Альгерда Бахаревича в списке, помимо «Собак Европы», еще «Последняя книга господина А»), и классика, такая как произведения Ларисы Гениюш. За границей эти книги не сложно купить. 

В эмиграции проводятся презентации, фестивали, вручаются премии. Казалось бы, пиши, издавайся! У тех же «Собак Европы» — уже пятое издание. Что еще надо для авторского и читательского счастья?

Но проблемы беллита начались не в 2020-м — тогда просто случилось так, что новые обрушились на ту культурную сферу, которая уже пребывала в кризисе. А старые никуда не делись. 

Непрофессиональная литература

Главной проблемой на протяжении десятилетий оставалась тотальная русификация, которая лишала литературу притока читателей, отдаляя их от нее. Беларусь находилась в российском информационном поле, и русская литература одними воспринималась просто как своя, для других же — несмотря на понимание ее «иностранности» — была ближе и понятнее, чем беларуская. 

Писатели чаще всего не могли заниматься одной литературой и писали в свободное от основной работы время

Учебники по беллиту оставляли желать лучшего. Акцент в них делался на темах, связанных со Второй мировой войной и жизнью в деревне. Так беларуская литература на старте теряла потенциальных читателей из числа современных городских школьников, все хуже понимающих эти реалии. 

Следствием стало отсутствие полноценного рынка. Слабый интерес к беларускоязычным книгам снижал тиражи, а 20-процентный НДС, от которого отказались в той же Украине, увеличивал цены на книги. Тиражи были небольшие, авторские гонорары — невысокие. Писатели чаще всего не могли заниматься одной литературой и писали в свободное от основной работы время, что сказывалось на уровне и количестве книг. Да еще и были вынуждены сами распространять их: у издательств чаще всего ресурсов на это не было. Чтобы далеко не ходить за примерами — так поступал и автор этого текста, написав две книги о Владимире Короткевиче.

Литературной критикой занимался с десяток человек и тоже в свободное время. Возникал замкнутый круг. 

Впрочем, всплески интереса к беларуской литературе все же случались. Например, к творчеству Андруся Горвата, ворвавшегося к читателям со своим «Радзівам Прудок». Или к Виктору Мартиновичу, каждые год-два выпускавшему в 2010-е новую книгу и собиравшему очереди во время автограф-сессий. Были и примеры успешного краудфандинга, благодаря которому вышел перевод произведений Светланы Алексиевич на беларуский. 

Такие кейсы могли решить частную проблему: распространить конкретную книгу или раскрутить конкретного автора, — однако не могли изменить государственную политику и запустить механизмы рынка.

Преодолеть русификацию в себе

В эмиграции удалось возродить литературный процесс в независимом сегменте в дореволюционном виде, вернуть его в состояние «до 2020-го» и даже двинуться вперед. 

Например, по-беларуски продолжают выходить части культового «Вядзьмара» Сапковского (перевод Катерины Матиевской), появился первый лицензионный «Валадар пярсцёнкаў» Толкина (работа Игоря Куликова). А вот «Гары Потэра» (перевод Алены Пятровіч) на паузе: правообладатели не захотели связываться ни с чем беларуским, пока РБ находится под санкциями. 

Все эти проекты выходили в издательстве «Янушкевіч», наиболее крупном из работающих за границей. Свои «фишки» есть и у других. К примеру, «Гутэнберг» стал издавать по-беларуски популярного у массового читателя Сашу Филипенко («Былы сын», «Крэмулятар»), в «Вясне» выходит на беларуском языке литовская классика (например, «Туўла» Юргиса Кунчинаса) и т.д.

Читатели рассеяны по миру, и издательствам пришлось приспосабливаться. Книги рассылают почтой, более активно участвуют в ярмарках и фестивалях, выпускают электронные издания, используют площадки типа Amazon и так далее. Беларуские издатели вышли на новый уровень, и у диаспоры есть все возможности для получения книг. 

Основная проблема — в размере аудитории. Ведь новая реальность автоматически не освободилась от влияния той ситуации, что годами складывалась перед 2020-м. 

Эмигранты не могли в одночасье преодолеть последствия многолетней русификации, пусть даже события 2020 года и дали для этого мощный эмоциональный толчок. 

«Тут няма татальнага дыктату рускага міру, гэтага ціску — інфармацыйнага, культурнага, медыйнага, які не дае развівацца беларускаму. <…> Таксама тут няма пастаяннага змагання з расійскім прадуктам <…>, што падсвядома вельмі дапамагае — у цябе быццам расчышчанае поле. Бяры, засейвай і працуй», — говорил в интервью Андрей Янушкевич («Здесь нет тотального диктата русского мира, этого давления — информационного, культурного, медийного, которое не дает развиваться беларускому. <…> Нет также постоянной борьбы с российским продуктом <…>, что подсознательно очень помогает — у тебя как будто расчищенное поле. Бери, засевай и работай»). 

Но это не быстрый процесс. Ведь нахождение в российском информационном поле не обязательно привязано к географии. Это выбор, сделанный в сознании конкретного человека, и многие сохраняют ему верность.

Самый высокий гонорар — 446 евро

Полноценного книжного рынка — что в Беларуси, что в эмиграции — как не было, так и нет. Использование краудфандинга только доказывает, что в книгоиздательстве не появилось больших денег. Александр Чернухо собрал 4,3 тысячи евро на издание нового сборника рассказов, издательство «Янушкевіч» — такую же сумму на перевод «Графа Монте-Кристо» на беларуский. Издательства по-прежнему вынуждены обращаться за помощью к читателям и частным спонсорам. 

Неудивительно, что писатели по-прежнему не живут с гонораров от тиражей. Прозаик Сергей Календа, как и раньше, работает парикмахером. Поэт Андрей Хаданович по-прежнему преподает: теперь он ведет «Перакладчыцкую майстэрню». Лауреат премии Гедройца Сергей Дубовец активно пишет для «Радыё Свабода». И так далее. 

Создается впечатление, будто диаспора поглощает книги огромными тиражами

Важно, что существуют европейские стипендии. Например, по одной из них Альгерд Бахаревич и поэтесса Юлия Тимофеева жили в австрийском Граце, теперь — в Германии.

Из-за обилия новостей про то, как открываются новые издательства, как беларусы активно участвуют в книжных ярмарках и презентациях, как новые авторы пишут все новые произведения, порой создается впечатление, будто диаспора поглощает книги огромными тиражами. И потребление действительно увеличилось — но не радикально, а тиражи остаются скромными. «От издателей я в разное время слышал про такой критерий: успех — это когда ты издаешь автора, а его книги за год продаются тиражом в тысячу экземпляров. <…> — говорит Павел Антипов, директор издательства «Мяне няма», добавляя: — Тысячу за год мы продали — но всех вместе». При этом почти половина пришлась на одного автора (без уточнения, на какого именно). 

Успехом издатель будет считать продажу в общей сложности 5 тысяч экземпляров книг автора. К слову, на такие же тиражи рассчитывают и издатели внутри Беларуси. 

В «Мяне няма» автор получает 1 евро с каждого проданного экземпляра, максимальный выплаченный гонорар — 446 евро. 

Андрей Янушкевич оперирует более крупными числами: за первую половину 2024 года его книжный магазин в Варшаве продал 1,6 тысяч томов. Общее количество распространенных через его площадки книг за этот период составило почти 7 тысяч экземпляров. 

Это хорошие показатели с учетом турбулентности, когда работу пришлось начинать с нуля. Но — и это понимают все участники литературного процесса — далеко не потолок. В целом тиражи остаются на уровне дореволюционных лет, если исключить некоторых конкретных успешных писателей. 

В поиске безопасных ниш

В самой Беларуси к проблемам, существовавшим и до 2020-го — прежде всего, к продолжающейся русификации, — добавились новые. Главная — атмосфера в обществе: вмешательство в литературный процесс может произойти в любой момент. Открыть независимое издательство невозможно, количество площадок для презентаций сократилось, оставшиеся СМИ пишут о литературе еще меньше, чем раньше, списки неблагонадежных авторов никто не отменял. За последние несколько лет в Беларуси для более-менее массового читателя не прозвучало никаких новых имен. 

Неужели настоящая беларуская литература действительно сохранилась только в эмиграции? Отвечая на этот вопрос положительно, мы попадаем в своеобразную психологическую ловушку.

Не все «альтернативные» писательницы и писатели автоматически эмигрировали. Каждый выбрал свою стратегию адаптации к новым реалиям

До революции в стране параллельно развивались два сегмента литературы: независимый и государственный. Характерный пример: за 2020 год премию имени Ежи Гедройца, которая тогда еще вручалась в Беларуси, получила Ева Вежновец, авторка повести «Па што ідзеш, воўча?». Эту книгу перевели на немецкий, чешский и норвежские языки. В том же 2021 году государственную Национальную литературную премию в номинации «Публицистика» получил за книгу мемуаров Александр Радьков, в прошлом высокопоставленный чиновник. 

На фоне массовой эмиграции возникла иллюзия, что независимый сегмент литературы уехал, а остался лишь государственный. На самом деле, не все «альтернативные» писательницы и писатели автоматически эмигрировали. Каждый выбрал свою стратегию адаптации к новым реалиям. Одни используют Запад как площадку для публикаций своих произведений (в лонг-листе премии Гедройца за последний год есть авторы, живущие по обе стороны границы). Вторые пишут в стол — об их произведениях мы узнаем позже. Третьим остается ориентироваться на немногочисленные независимые проекты, создавать их самим (например, сайт о литературе) или же пытаться попасть в государственные журналы или госиздательства. 

Остаются и более безопасные, но важные ниши: детская литература, краеведение, литературоведение, переводы, переиздание произведений классической литературы и изучение ее. Так, к слову, поступали и в СССР. Например, в государственном издательстве «Мастацкая літаратура» продолжается выход 25-томного собрания сочинений Владимира Короткевича — его готовит коллектив во главе с ученым Анатолем Верабьем.

«Сам здзіўляюся, колькі ў мяне панапісвана! Хацелася б гэта надрукаваць. А дзе? Наклад “Дзеяслова” усяго трыста асобнікаў. І ён не ідзе ні ў “Белсаюздрук”, ні ў бібліятэкі, ні ў школы. А “Полымя” ўсё ж ідзе», — говорил в 2023 году 83-летний Виктор Казько, когда независимый журнал «Дзеялоў» еще выходил («Сам удивляюсь, сколько у меня понаписано! Хотелось бы это напечатать. А где? Тираж "Дзеяслова" всего триста экземпляров. И он не идет ни в "Белсоюзпечать", ни в библиотеки, ни в школы. А "Полымя" все же идет»). 

Беллит не воскрес как птица Феникс, а, скорее, пророс как трава сквозь асфальт

В его словах — логика и мотив писателей, готовых к сотрудничеству с государственными журналами. Хотя попасть в них сейчас тот еще квест. Печататься же или нет с литераторами, уровень мастерства и политическая позиция которых могут сильно отличаться, — личный выбор каждого. Однако такая продукция все же распространяется по Беларуси, часть тиража обязательно пойдет в библиотеки. 

Насколько же доступна в «метрополии» литература, созданная в эмиграции, вам публично не ответит никто, хотя бы ради безопасности читателей. Очевидно, что книги в Беларусь передаются, но какие и в каком количестве, неизвестно. Учитывая общие тиражи, цифры будут невелики.

Послесловие

Беларуской литературе — единой, несмотря на события последних лет, — сложно и дома, и за границей. Просто в разных пространствах она сталкивается с проблемами разного уровня. В этих турбулентных условиях хорошо, что существует диаспора, выступающая мотором технологического процесса и площадкой, где можно выпустить то, что думаешь, без использования эзопова языка. И важно, что остается «метрополия», ради жителей которой, в первую очередь, и создаются произведения. 

Отойдя от первого шока, беллит действительно подал признаки возрождения. Нет, не воскрес как птица Феникс, а, скорее, пророс как трава сквозь асфальт. Насколько еще вырастет, предсказать не может никто. Сейчас у беларусов нет ресурсов радикально изменить условия существования беллита, но есть возможности развивать его в ожидании лучших времен. 

Текст: Денис Мартинович
Опубликовано: 09.12.2024

Читайте также

Беларуская культура на родине и в изгнании

Издатель «неправильных» книг

Белая эмиграция: почему из Беларуси уезжают врачи

Непроговоренная проблема беларуской оппозиции

«В конформизме обвиняют друг друга и внутрибеларусы, и внешнебеларусы»

«Теперь коллеги преследуют коллег»

Если бы беларуский театрал перенесся на машине времени из июля 2020 года в начало 2024-го, то не узнал бы привычную сцену: исчезнувшие коллективы, запрещенные спектакли, эмигрировавшие актеры… Одним словом, пепелище, на котором оставшиеся пытаются сохранить остатки былой «роскоши». 

Беларуский театральный критик Денис Мартинович рассказывает о расцвете театральной жизни во второй половине 2010-х годов — и о том, как подавление мирной революции сделало невозможной и ее тоже. Как артисты и целые труппы уехали из страны и что происходит с теми, кто остался. 

Шанс конца десятых

«Был на выходных в Беларуси. <…> Не покидало ощущение, что и пять, и десять лет назад в той же Беларуси я уже слышал эти речи. <…> это значит, что ничего по сути пробить невозможно, что ни говори. <…> можно рассчитывать только на внешний рынок — как это происходит с феноменом белорусской драмы, которая, как правило, выстреливает за пределами страны. <…> Слабый контакт театр — аудитория. Отсутствие режиссерских школ и открытых площадок. Неменяющееся образование. Необходимость (и по факту невозможность) лицензирования театральной деятельности, существующей вне государственных институций, — иначе сочтут за несанкционированный митинг. В Беларуси есть почти все. Новые драматурги, новые продюсеры, новые критики, новые артисты, чуть сложнее с режиссурой. А пробить плотину бледной, унылой госполитики в области культуры им всем совершенно невозможно». 

Это высказывание российский театральный критик Павел Руднев оставил в своих социальных сетях в 2015 году (авторская орфография и пунктуация сохранена — прим. дekoder’а). Оно точно отображало ситуацию, десятилетиями существовавшую в стране. Но в конце 2010-х годов в Беларуси наступила политическая оттепель, после чего дела в театре, казалось бы, тоже начали меняться.

Благодаря финансовой помощи банкира Виктора Бабарико и работе команды под руководством менеджера Анжелики Крашевской в ​​Минске сложилась система, альтернативная государственному театру. Она включала в себя ежегодный фестиваль ТЕАРТ с зарубежной и беларуской программой, проект TheaterHD, позволивший смотреть зарубежные спектакли на экранах кинотеатров, а также независимый экспериментальный ТОК-театр. Появление такой системы давало надежду, что будет прервана порочная практика постоянного обнуления, заставлявшая каждое новое поколение беларуских театралов начинать все сначала. Как это было, например, в сталинские годы, когда власть физически уничтожала театр. Или же в постсоветские, на которые пришлось сознательное недофинансирование культуры, сочетавшееся с государственным вмешательством. Комплекс этих обстоятельств еще до 2020 года приводил к уходу из профессии или эмиграции. Театральный слой становился таким тонким, что постоянно происходил культурный разрыв с прошлым и обнуление. Но появилась надежда, что театральные двадцатые сохранят преемственность по отношению к десятым.

Но случилось обратное. События 2020 года — результаты президентских выборов и насилие после них — не смогли оставить людей театра равнодушными. Самым громким стало заявление труппы Купаловского театра, ушедшей из своих стен практически в полном составе. После этого буквально за один-два сезона беларуский театральный мир изменился до неузнаваемости.

Кто на Запад, кто — на Восток

Увольнения, черные списки, нежелание работать в новых условиях, отсутствие перспектив привело к достаточно широкой эмиграции беларуских актеров. Основных направлений оказалось два: Россия и Запад (путь в Украину неизбежно закрылся после начала полномасштабной войны). 

На восток поехало меньшинство. Например, два купаловских актера: Иван Трус (перешел в питерский Александринский театр и сыграл в нем уже почти десяток ролей) и Павел Харланчук (две роли в Губернском театре Сергея Безрукова, а также активные съемки в сериалах). Режиссеры театра кукол Игорь Казаков и Александр Янушкевич успешно ставят в российских региональных коллективах как свободные художники. Анастасия Гриненко стала главным режиссером Иркутского музыкального театра и т.д.

Эмигранты, выбравшие западное направление, в большинстве своем переехали в Польшу и Литву. Вскоре они оказались на распутье. 

Первый путь связан с попыткой наладить деятельность постоянных трупп. Так появились «Купаловцы», Team.theatre, «Театр Августа», продолжил ставить Свободный театр, заявили о себе и некоторые другие коллективы. До этого театралы работали преимущественно в составе стационарных государственных театров (со своим зданием, постоянной труппой; небольшим, но стабильным финансированием). Теперь же они столкнулись с реалиями проектного театра, когда актеры выбираются под конкретную задачу, а итоговый творческий проект показывается ограниченное количество раз на арендованной площадке. Жизнь в эмиграции, уменьшение аудитории, отсутствие опыта работы по новой системе — все это привело к тому, что число премьер стало резко уменьшаться. Сегодня упоминавшиеся выше труппы фактически существуют не как постоянно работающие коллективы, а как бренды, под вывеской которых объединяются те или иные актеры. 

Второй путь выбрали те актеры и режиссеры, которые в индивидуальном порядке устроились либо в вышеназванные беларуские труппы, либо в зарубежные коллективы, где они работают на иностранных языках. Среди них наиболее известны режиссеры Юрий Диваков, Полина Добровольская и Микита Ильинчик. 

Третий путь — уход из театра в смежные сферы. Например, звезда Купаловского и «Купаловцев» Кристина Дробыш занимается озвучкой беларуских книг для проекта «Кніжны воз».

Новые реалии театральной Беларуси

Их коллеги, которые решили остаться в Беларуси, быстро столкнулись с новой реальностью. Одним из ее проявлений стало резкое изменение театральной географии. Помимо ТОК-театра в Беларуси до 2020 года существовало большое количество частных театров, инициатив и проектов. Практически все они — и «Территория мюзикла», и Современный художественный театр, и инициатива Homo Cosmos, и проекты на площадке ОК16, появившейся благодаря Виктору Бабарико, — прекратили существование (как и государственный театр одного актера «Зніч»). Начать новые проекты теперь невозможно: чиновники не дают гастрольные удостоверения на показы. 

Из «частников» сохранился лишь Камерный драматической театр (его возглавляет лояльная власти Наталья Башева); кроме того, проходят показы Семейного инклюзив-театра «i». После гибели критика Алексея Стрельникова стало известно еще и о закрытых показах-квартирниках, организацией которых он занимался. 

Зарубежная продукция, которую показывают в Беларуси, представлена российскими гастролерами. Уровень может быть разным: от спектаклей Большого театра России (поставленных еще в прошлом веке, но исполненных на высоком уровне) до откровенно провинциальных развлекательных постановок. Продукцию более высокого уровня предлагают российские театры, которых приглашают на фестивали «M@rt.контакт» (Могилев) и «Белая Вежа» (Брест). Но в целом на этом разнообразие и заканчивается. За театральные хлеб и зрелища теперь отвечают исключительно беларуские государственные коллективы — как в советские времена.

Цензура, увольнения, война

Традиционно считается, что жизнь государственных театров после 2020 года кардинально изменилась. Это правда, но касается она далеко не всех. Из Горьковского ушла актриса и лидер группы Naka Анастасия Шпаковская, оттуда уволили Александра Ждановича — всеми любимого Маляваныча. Театр-студия киноактера лишилась Елены Гиренок, сыгравшей одну из главных ролей в фильме «Купала». Но в целом афиша этих коллективов — а также столичных Музыкального и Молодежного, театров в регионах — осталась прежней. Их руководство и раньше не стремилось говорить со зрителем современным театральным языком. Одно из исключений — балеты хореографа Сергея Микеля, которые идут в Музыкальном. 

Жизнь других коллективов действительно изменилась в худшую сторону. 

Во-первых, в театрах прошли увольнения: от точечных до массовых. Первые затронули практически каждую труппу. Среди вторых (кроме упоминавшегося Купаловского) вспомним Гродненский областной и столичный Новый драматический театры — некоторые участники обеих трупп в 2020 году присоединились к забастовке. Или Театр оперы и балета: за предыдущие два сезона примерно треть балетной труппы была уволена или ушла сама, работы лишилось четыре дирижера и т.д.

Во-вторых, расцвела цензура. Разумеется, она существовала и прежде, но была относительно мягкой. Символом нового подхода стало закрытие в Витебске спектакля «Ціль» — за фразу «Няхай жыве Фландрыя» (в 2021 году). До этого в Беларуси постановки не запрещали после премьеры как минимум 20 лет. Порка была показательной: из театра уволили директора и нескольких актеров. С того времени до публичных запретов больше не доходило — но только потому, что ни о какой самодеятельности больше нет и речи. Названия спектаклей, текст пьесы или инсценировки утверждаются заранее. Потенциальная «крамола» отстреливается на подлете.

В-третьих, государство явно сделало ставку на войну, на Россию и на классику.

В репертуаре то одного, то другого театра стали появляться постановки, посвященные Второй мировой: «А зоры тут ціхія» (Купаловский), «Альпійская балада» і «Карней» (РТБД), «Альпы. Сорок первый» (ТЮЗ), «Храни меня любимая» (Музыкальный) и т.д. Этот список будет шириться: в планах других беларуских коллективов — аналогичные спектакли. Для показа военных постановок Купаловским театром организован специальный фестиваль «Перамога».

Современных беларуских драматургов в театрах теперь практически не ставят, выбор делается в пользу русской литературы. Причем не современной, а классической. Наиболее явный пример подает Горьковский. На сезон 2023/24 заявлено пять премьер. Одна о войне, четыре — по произведениям русских писателей: Пушкина, Лермонтова, Андреева и Сологуба. 

Ориентиры публично задает государство через своих доверенных лиц. «Мы увлеклись современной драматургией и забыли об огромном пласте классики», — провозглашает лояльный режиссер Виталий Котовицкий. Кроме того, беларуские театральные подмостки перестали быть местом для эксперимента (и для экспериментаторов). В отечественном театре теперь актуально исключительно традиционное прочтение произведений. 

Все эти события и тенденции на корню уничтожили преемственность. Статистика подтверждает это: в марте 2020 года беларуские критики назвали лучшие спектакли за предыдущий, 2019 год; из первой десятки к моменту публикации этого текста на сцене остались только два. 

Помимо разрыва преемственности театр принудительно обнулили, отсекли слой талантливых режиссеров и актеров, ввели цензуру, запретив говорить о наболевшем, после чего сказали: «Работайте». Неужели кто-то может поверить, что из этого что-то получится? 

«Инстаграмный» ТЮЗ и работы Корняга

Историческую сцену Купаловского театра теперь занимает собранная фактически с миру по нитке труппа, состоящая из московских студентов, до этого не учивших беларуский язык (напомним, речь идет о старейшем национальном театре), из малоизвестных беларуских актеров и нескольких активистов-старожилов из прежнего состава.

Театр оперы и балета окончательно повернул в прошлое: ставка сделана на восстановление балетов, поставленных художественным руководителем театра Валентином Елизарьевым еще в 1970-1980-х годах («Сотворение мира», «Щелкунчик», «Дон Кихот» и т.д.). Увольнения четырех дирижеров и солистов оркестра резко снизило музыкальный уровень театра. В остальном же Оперный остался верным политике десятых годов. На сцене театра идут всего две беларуские оперы («Дзікае паляванне караля Стаха» и «Сівая легенда» по Короткевичу) и один балет («Маленький принц»). В целом же предпочтение отдано проверенной классике XIX века без каких-либо экспериментов. 

Наиболее радикальные изменения произошли в ТЮЗе. Новый директор театра Вера Полякова фактически интегрировала в состав этого театра свой частный коллектив «ТриТэФормат». На постановки спектаклей приглашают исключительно московских режиссеров. Упор при этом делается на внешний эффект и яркую, «инстаграмную» картинку (вроде «Грозы», во время которой на сцену выливается чуть ли не кубометр воды) для привлечения зрителей. До прихода этой актрисы, вдовы предыдущего министра иностранных дел Владимира Макея, театр работал исключительно на беларуском языке. Полякова начала сознательно переводить его на русский. Теперь на всю страну осталось всего четыре театра (из 29), работающих исключительно на беларуском: Купаловский, Республиканский театр беларуской драматургии (РТБД), Коласовский и беларуский театр «Лялька» (последние два — из Витебска).

В большей степени наследие прошлого удалось сохранить столичному Театру кукол и РТБД. Хотя и там ситуация непростая. Прошли неизбежные увольнения, серьезно просел репертуар. В РТБД сняли ряд «неугодных» спектаклей (например, по пьесам Юлии Чернявской или Виктора Мартиновича). В «куклах» ряд «взрослых» спектаклей просто перестал попадать на афишу. От наследия Алексея Лелявского, возглавлявшего театр несколько десятилетий, практически ничего не осталось.

Оба коллектива пытаются держаться на плаву. В первую очередь эти попытки связаны с личностью режиссера Евгения Корняга — одного из немногочисленных представителей «новой волны» десятых, сохранившего возможность ставить спектакли в Беларуси. В РТБД вышли его «Пачупкі» и «Забалоцце», в Театре кукол, куда Корняг пришел на работу, — постановки для детей «Умная собачка Соня» и «Бабочки» (первый бэби-спектакль театра). Эти постановки в целом держат прежнюю планку, но новых спектаклей того же уровня в Беларуси практически нет. Это лучше всего доказывает, что шедевры или даже успешные проекты появляются скорее не благодаря, а вопреки обстоятельствам. И, к сожалению, в ближайшие годы ничего в этом отношении не поменяется.

Текст: Денис Мартинович
Опубликовано: 16.02.2024

Читайте также

«Беларусы уже не те, что до 2020 года. Воспоминания уничтожить невозможно»

Кто танцует «бульба-дэнс»? Беларуский шоу-бизнес после 2020 года

Белая эмиграция: почему из Беларуси уезжают врачи

Курапацкае кальцо