дekoder | DEKODER

«Если взять примерный совокупный бюджет всех редакций классических медиа [беларуского происхождения], то речь идет, по самым скромным подсчетам, о потере порядка 10 миллионов в год», — такую оценку дает Наталья Беликова, возглавляющая отдел международного сотрудничества в организации Press Club Belarus, которая объединяет профессионалов медиаиндустрии из Беларуси. — Это только СМИ, которые не получают прямой поддержки ни от какого государства. «Белсат», «Радио Свобода», Deutsche Welle сюда не входят».

Для одних редакций это было болезненно, но не критично, а вот некоторые другие лишились 70% бюджета. Что происходит с беларуским медиасектором в новой ситуации? Справляются ли редакции с тем, чтобы полноценно доносить альтернативную информацию до людей внутри Беларуси? Начался ли отток их аудитории?

СМИ вынуждены сокращать штат и объемы своей работы, но не закрываются полностью, рассказывает Наталья Беликова, с которой авторка дekoder’а Анна Волынец поговорила для этого материала.

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

Самая заметная тенденция 2025 года, непосредственно связанная с прекращением американской помощи: беларуские медиа начали больше экспериментировать со своими финансовыми моделями, диверсифицировать их. «Они стараются развивать активности, направленные на тех, кто уехал: собирать донаты, развивать локальные комьюнити, делают клубы со входными билетами… Но даже в самых успешных кейсах это покрывает лишь 10% годового бюджета», — говорит Наталья Беликова.

По словам Беликовой, дополнительных активностей и в будущем не хватит, чтобы прожить без донорской поддержки и сохранить устойчивость в долгосрочной перспективе. Для тех, кто хочет помочь СМИ, Press Club Belarus запустил платформу для поддержки Save Belarus Media.

Беларуские медиа не могут выстроить рекламную модель финансирования: иностранному бизнесу малоинтересна реклама, ориентированная на людей, живущих в Беларуси, а беларускому опасно связываться с независимыми СМИ, которые почти без исключения объявлены режимом Лукашенко «экстремистскими».

«Все настроены сохранить основные бренды»

Самый сильный удар нанесен по «огромному количеству» фрилансеров, говорит Наталья Беликова. Число заказов уменьшается, усугубляя их и без того уязвимое положение. 

Редакции существенно сокращают SMM-специалистов, уменьшают расходы на фото и визуальное оформление и на создание самих текстов — тоже. А следствием того, что материалов, в том числе эксклюзивных, становится меньше, с большой вероятностью будет и отток аудитории, прогнозирует собеседница дekoder´а. 

«То, как созданная медиа продукция доходит до аудитории, сильно зависит от технологических компаний, таких как Meta, Google, TikTok, YouTube. Для их алгоритмов важен объем опубликованного контента, и с его уменьшением будет снижаться влияние медиа в средне- и долгосрочной перспективе», — объясняет Беликова. 

Для алгоритмов важен объем опубликованного контента, и с его уменьшением будет снижаться влияние медиа

Тем не менее, отмечает руководительница отдела международного сотрудничества Press Club Belarus, ни одно СМИ не прекратило работу полностью. Как правило, «под нож» идут суббренды — небольшие проекты, не ассоциированные напрямую с основным продуктом.

«Все настроены сохранить [основные] бренды. Но количество суббрендов, контента сокращается, — говорит Наталья Беликова. — К концу года мы сможем измерить, каковы последствия для всей отрасли».

«Экосистему сложнее задушить»

Американские доноры воспринимали медиа не просто как НКО, работающие для гражданского общества, а как институции, деятельность которых нельзя просто остановить и спустя какое-то время перезапустить, отмечает Наталья Беликова. В свою очередь, европейские грантодатели чаще используют проектный подход, ожидая по окончании проекта конкретных показателей, которые отражали бы достигнутые изменения, — что не совсем релевантно для работы медиа.

«С этой проблемой сталкиваются не только беларуские редакции, но также СМИ из других восточноевропейских стран, из Африки и Азии, — рассказывает экспертка. — Поэтому сейчас среди тех, кто занимается управлением и развитием медиа, ведутся дискуссии об этой особенности и о том, как убедить классических европейских доноров пересмотреть проектный подход». 

Наталья Беликова подчеркивает: при адвокации СМИ, то есть при защите и продвижении их интересов во внешней среде (среди доноров, в международных организациях и в иностранных правительствах), важно говорить об их сильных сторонах и достижениях вне зависимости от контекста.

Главный вопрос —  как убедить европейских доноров пересмотреть проектный подход?

Сам Press Club Belarus при отстаивании интересов беларуских медиа всякий раз отмечает их способность работать в виде экосистемы, в которой соседствуют (и поддерживают друг друга) общенациональные и тематические медиа, нишевые издания и новостные агентства. Благодаря этому беларуские медиа сохраняют высокие охваты: «В этом сила: экосистему сложнее задушить, и за счет этого достигается эффект, информация независимых СМИ продолжает достигать аудитории», — считает Беликова.

На медиа в изгнании сохранился спрос внутри Беларуси 

Другая особенность и еще одна сильная сторона беларуских медиа — близость к Беларуси во всех смыслах. Основные медиахабы расположены в Вильнюсе, Варшаве, Белостоке. Там же редакции могут найти помещения для работы, студии, специалистов и технические средства, необходимые, например, для того, чтобы помочь пользовательницам и пользователям обходить блокировку без использования VPN. 

Положение беларуских медиа в изгнании, по мнению Натальи Беликовой, отличается еще и тем, что, в отличие от коллег из многих других стран, они могут по-прежнему ориентироваться на аудиторию внутри страны. И это при том, что медиарынок как таковой отсутствует из-за криминализации сферы СМИ: многие имеют статус «экстремистских формирований», часть продукции внесена в перечень «экстремистских материалов». Фактически это означает, что любой лайк к этим публикациям в соцсетях считается преступлением.

Около 15% аудитории внутри Беларуси пытается потреблять информацию из разных источников. Несмотря на репрессии

И ири всех этих вводных, отмечает Белякова, аудитория все равно демонстрирует спрос: «Несмотря на высокий уровень страха в обществе, большой процент [аудитории] — около 15%, согласно исследованию аналитического центра iSANS, — пытается потреблять информацию из разных источников. С учетом масштаба репрессий это довольно высокий процент людей, которые пытаются составить более сложную картину мира, чем ту, что предлагает пропаганда. А это свидетельствует о том, что общество остается еще довольно здоровым», — резюмирует Беликова.

Это то, что может помочь беларуским медиа говорить с донорами на языке достижений, поясняет она: рассказывать о своем уникальном ценностном предложении для аудитории, показывая целесообразность инвестиций.

Самую близкую аналогию нужно искать в Никарагуа 

Беларуские медиа в изгнании нередко сравнивают с российскими, но Беликова не считает такую аналогию точной. 

«Они несравнимы по влиянию на аудиторию внутри страны: в Беларуси независимые медиа охватывают гораздо большее количество людей, 25-30%, в то время как охваты СМИ, изгнанных из России, составляют 6-7% населения». 

Если проводить параллели с медиа из других стран, то ближе всего к беларусам окажутся коллеги из Никарагуа. Протесты, которые в Беларуси пришлись на 2020 год, в Никарагуа случились на два года раньше, в 2018-м, и сейчас независимые редакции продолжают работу из Коста-Рики.

Половина работников беларуских независимых медиа сообщает о психологических проблемах

«У них тоже сначала был период либерализации, и так же после выборов президент резко закрыл все независимые медиа, — рассказывает Беликова. — Журналистов высылали из страны самолетами, их лишают гражданства, но у независимых медиа, как и у нас, в обществе есть большой кредит доверия».

«Когда шок проходит, они говорят: “Первый раз, что ли?”»

И наконец, еще одна особенность беларуских медиа — устойчивость, приобретенная благодаря долгой работе в сложных условиях. Если точнее, в «нормальных» условиях демократии и рынка они никогда и не работали, напоминает глава отдела международного сотрудничества Press Club Belarus.

Выживание в каком-то смысле стало привычным способом существования: начиная с 1990-х годов прошлого века было всего несколько лет, когда журналистов в Беларуси не преследовали и не пытались лишить возможности работать легально. По состоянию на середину июня 2025 года в тюрьмах за профессиональную деятельность заключены 39 работников медиа.

Прямо сейчас сочетание множества факторов требует от медиа инноваций, которые помогут им сохранить устойчивость, объясняет Наталья Беликова. «Конечно, есть те, кто уходит из профессии. Другие уже нарастили “толстокожесть”. У нас была большая встреча после новостей о США, тяжелое состояние, непонимание перспектив… Но когда шок проходит, все говорят: “Первый раз, что ли?” Это обреченность, но она не выбивает тебя из колеи настолько, что ты не можешь дальше ничего делать». 

Но это — ненормальная ситуация, подчеркивает экспертка, стресс выливается в колоссальные уровни выгораний, тревожности, депрессий. Половина работников медиа сообщает о психологических проблемах, говорится в исследовании потребностей работников медиасектора, которое в декабре 2024 года презентовала Беларуская ассоциация журналистов. 

«Понятно, что всем хотелось бы простоять хотя бы год стабильно на четырех лапках, но состояние перманентного шока стало для наших медиа нормой. Да, оно сказывается на человеческом здоровье, проценте выгорания и депрессий… Но в то же время дает твердость».

Текст: Анна Волынец
Опубликовано: 26.06.2025

Читайте также

«Беллит»: иллюзия, что все писатели уехали

Всем, кто уехал. И всем, кто остался

«Перемены в Беларуси наступят. Доживу ли до них я — другой вопрос»

Алеся Буневич уехала в Вильнюс вслед за мужем в 2021 году, но иногда бывала в Беларуси. В апреле 2022-го она поехала на годовщину смерти матери, была задержана, попала в СИЗО. Сначала Алесю обвинили в «терроризме» в рамках дела «рельсовых партизан», а в результате осудили за незаконное пересечение границы. Буневич была признана правозащитниками политзаключенной, отбыла весь срок, вышла спустя два с половиной года и вернулась в Литву, к мужу и сыну. 

Перед интервью Алеся уточнила: любые ее слова могут отразиться на людях, остающихся в заключении, и говорить она будет исключительно о личном опыте. Комментарии Дианы Пинчук из правозащитного центра «Вясна» помогут оценить масштабы и особенности репрессий против беларуских женщин в целом. 

Подписывайтесь на наш телеграм-канал, чтобы не пропустить ничего из главных новостей и самых важных дискуссий, идущих в Германии и Европе. Это по-прежнему безопасно для всех, включая граждан России и Беларуси.

«При моем первом звонке сыну нас оборвали, когда он начал рассказывать про музыкальную школу. Он едва ли не рыдал, потому что не успел рассказать даже короткую историю. Почему оборвали? Ну вот потому», — Алеся не всегда может и сама объяснить логику того, что ей пришлось пережить. 

Основное место заключения беларусок — колония №4 в Гомеле. В ней держат около полутора тысяч женщин, из которых на начало ноября 2024 года 109 проходили по политическим делам. Алеся была одной из них. 

Женщины и мужчины находятся в разных местах лишения свободы и, как правило, не встречаются. Хотя у них есть небольшой контакт через видеопоздравления к праздникам, которые они отправляют друг другу по распоряжению администрации. Алеся Буневич объясняет: сложно говорить, что кому-то из политзаключенных легче именно благодаря гендеру, но все же условия разнятся, по-разному устроен микросоциум внутри колоний. 

«Мужчины выглядят солидарнее. Среди женщин готовы поддержать и прикрыть только свои, остальным ты безразлична», — говорит она. 

Собеседница отмечает, что в мужских колониях есть некая иерархия среди заключенных и обладатели более значимой позиции могут вести переговоры с администрацией. В женской колонии в Гомеле усилиями тюремного начальства такая иерархия почти стерта.

«Им положена всего одна пачка прокладок в месяц»

И на тюремные будни влияет то, что тела мужчин и женщин выглядят и функционируют по-разному. В частности, различаются гигиенические потребности: в период менструаций, а это в среднем от трех до шести дней в месяц, женщине нужно чаще бывать в душе. Но в колонии мыться можно раз в неделю в так называемой бане. На самом деле это душ, где за 12 минут женщине нужно раздеться, помыться, одеться. Способы поддерживать себя в чистоте в остальное время различаются от отряда к отряду, рассказывает Алеся. Один из неприятных, но простых и популярных — мыться над унитазом из пластиковой бутылки.

За малейший проступок политзаключенных могут лишить посылок

У заключенных нет и возможности переодеться, когда нужно. При этом, хотя в некоторых СМИ писали, что ограничили также передачу прокладок, на практике этого не произошло — по крайней мере, в колонии в Гомеле. Во всяком случае, так сказали Алесе Буневич недавно освобожденные женщины.

Проблема в другом: политзаключенных за малейший проступок могут лишить посылок, некоторые к тому же внесены в списки «террористов», и денежные переводы им запрещены. В итоге, с учетом мизерной зарплаты в колонии и периодического отсутствия прокладок в местном магазине, достать их бывает сложно. 

Даже представить страшно, говорит Алеся, как обстоят дела у женщин, которые находятся в местах с более строгими условиями — в штрафном изоляторе (ШИЗО) или помещении камерного типа (ПКТ): «Им положена пачка прокладок в месяц. Но что такое пачка прокладок при обильных месячных?»

«Я не похорошела, я вымыла голову»

В заключении сложно почувствовать себя красивой — а хочется. Но многое зависит не от самой женщины. Например, у нее может измениться размер белья, но родственники не могут удаленно подобрать нужный. Хотя в жару, иронизирует Алеся, без бюстгальтера даже удобно. 

Также она упоминает длинные волосы. Расставаться с ними обычно никто не готов, но уход превращается в квест: например, формально голову разрешено мыть два раза в неделю, а на практике часто получается и вовсе один. «Постоянно ощущение грязных волос, это отвратительно. [К тому же раз в год горячую воду отключают на две недели], и одно дело помыть ледяной водой короткие стрижки мужчин, и другое дело — волосы до пояса», — говорит Алеся.

Она вспоминает, что постоянно чувствовала себя непривлекательной — с грязными зализанными волосами, без косметики и в очках вместо линз, потому что в тюрьме появились проблемы с глазами. «Сейчас многие [тоже вышедшие] девчонки увидели меня и сказали, что я похорошела. Нет, я просто помыла голову, надела линзы и накрасилась», — говорит она.

Алеся Буневич после освобождения из тюрьмы, 3 августа 2024 года / Фотография © Из личного архива Алеси Буневич

«Ввести военное положение»

Медицины в тюрьме скорее нет. Медпомощь предусмотрена, но фактически доступ к врачам, лечению и препаратам затруднен, их нужно «добиваться» — просить или требовать.

В случае Алеси было две проблемы, после которых она решила не обращаться к врачам, пока не выйдет на свободу. Сначала ей запрещали принимать гормональные препараты, что привело к полному сбою цикла и сильным болям. 

Второй случай касался мигрени, которую Алесе предложили перетерпеть. Позже прописали уколы для сосудов — но помешали прийти на половину из них. Например, один из уколов был назначен в день, когда в колонию приехала проверка, а потому политзаключенную по распоряжению администрации скрывали вместе с остальными в отряде. В колонии это называется «ввести военное положение». 

Политзаключенным в основном запрещают свидания с близкими

Что касается репродуктивного здоровья, то собеседница критикует не только оказание гинекологической помощи, но и организацию труда в колонии. Алеся пересказывает нормативы по памяти: формально заключенные женщины не должны поднимать тяжести свыше 30 кг, фактически вес доходил до пятидесяти, и отказаться нельзя. 

Еще один аспект — беременности в тюрьме. Впрочем, это редко касается политзаключенных, объясняет Алеся, потому что их в основном лишают свиданий с близкими. 

«Вместо счастливого момента…» 

Отдельная тема для политзаключенных женщин — дети. С кем они останутся, ждать ли угроз, что ребенка заберут органы опеки? В случае Алеси Буневич ребенок остался с папой за границей, и это было хорошим вариантом.

Общение с близкими разрешается по телефону. «Но телефонные разговоры с родственниками у нас, “экстремисток”, короткие. Я ни разу дольше шести минут не звонила, да и шесть только однажды, чаще четыре-пять. Один раз дали поговорить полторы минуты», — вспоминает она. 

«Я в какой-то момент перестала ходить на звонки, настолько это был большой стресс»

Общаться можно с кем-то одним, трубку передавать запрещено. Звонок могут оборвать, например, если говоришь слишком тихо. Не дозвонилась с первого раза — перезвонить не дают. 

«В итоге вместо счастливого момента… Все это из-за отношения людей, которые могут дать разрешение. Или не дать. Я в какой-то момент перестала ходить на звонки, настолько это был большой стресс». 

После долгого заключения у матери есть риск утратить связь с ребенком. В случае Алеси она снова наладилась: «Но время нужно, и хорошо, что теперь оно у нас есть».

«Опыт заключения преследует, хочешь этого или нет»

Перед выходом на свободу заключенная должна сдать вещи и сразу расписаться, что получила их обратно — хотя на деле их отдают позже и порой не все. Алесе, например, не разрешили забрать из колонии униформу, купленную за ее же деньги. «Хотелось иметь косынку, которую я зашивала на фабрике четыре раза, а она разваливалась от старости. Не отдали, хотя не имеют права. Сказали: “Ты хочешь выйти? А то выпустим не сейчас, а среди ночи”», — говорит Алеся Буневич.

Дома первое время бывшая политзаключенная жила по тюремному расписанию, а личные вещи раскладывала так, чтобы семья смогла их найти и передать в тюрьму, если понадобится. В какой-то момент Алеся задумалась, когда и кому понадобится? И не нашла ответа. 

Алеся Буневич с мужем и сыном после освобождения / Фотография © Из личного архива Алеси Буневич

Опыт заключения преследует так же, как детские травмы, — хочешь этого или нет, говорит она. «Мне снятся люди, которые меня задерживали. Не хочется думать, что я в безопасности, потому что меня приходят искать домой, к отцу. Ничего не закончено, учитывая, сколько людей там остается». С бывшими сокамерницами они постоянно обмениваются новостями и много говорят о тех, кто остался в тюрьме. 

«Администрация ведет себя так, будто политзаключенные не выйдут никогда». Комментарий правозащитницы

«Алеся рассказала свой опыт, а историй таких тысячи», — объясняет Диана Пинчук, представительница правозащитного центра «Вясна», добавляя к рассказу бывшей политзаключенной подробности, о которых знает благодаря своей работе. Вот цифры, которые она приводит:

• С 2020 года более 1400 женщин осуждены в Беларуси в уголовном порядке по политическим мотивам. 
• Минимум 164 политзаключенные женщины удерживаются на ноябрь 2024 года в колониях и на «химии» (ограничение свободы с направлением в исправительное учреждение открытого типа).

​«Это ужасные цифры, за каждой из них стоят человеческие истории, надломанные судьбы. В местах заключения удерживаются и пенсионерки, и студентки, и матери, которых лишили родительских прав во время заключения, женщины с серьезными проблемами со здоровьем», — говорит Диана Пинчук. 

Многие политзаключенные женщины имеют проблемы не только с физическим, но и с ментальным здоровьем. «Условия, в которых содержат политзаключенных, достигают уровня пыточных, — говорит правозащитница. — Политзаключенные женщины в той же гомельской колонии №4 часто сталкиваются с дополнительными формами давления из-за того, что осуждены по “экстремистским” статьям». 

Они терпят постоянные издевательства, оскорбления и угрозы, объясняет собеседница, администрация колонии может устраивать им провокации с помощью других заключенных. «Политических» по надуманным причинам помещают в ШИЗО и ПКТ, отправляют в так называемый «пресс-отряд», где на заключенных особенно давят. 

«Условия, в которых содержат политзаключенных, достигают уровня пыточных»

При этом осужденным по политическим мотивам женщинам запретили в колонии посещать церковь, спортивную площадку и развлекательные мероприятия, напоминает Диана Пинчук. 

С политзаключенными не рекомендуется общаться обычным заключенным, вплоть до наказания за разговор. Им просто не отдают письма от посторонних людей, а иногда и от родственников. Так, в той же гомельской колонии политзаключенная политик Мария Колесникова содержалась в режиме инкоммуникадо, то есть полной изоляции, с февраля 2023 года по 12 ноября 2024-го, когда к ней пустили отца. Встреча была в присутствии силовиков и пропагандистов, они и опубликовали фото, на которых Мария улыбается. Посещение разрешили после того, как в конце октября журналист Би-би-си спросил Лукашенко, почему к Колесниковой 18 месяцев не пускают родных, а тот резко ответил, что, может, она им «неинтересна». 

Когда Марию перемещают, в колонии объявляют «военное положение», но ранее просочились сведения, что у нее серьезные проблемы со здоровьем после экстренной операции из-за прободной язвы, что она весит 45 кг при росте 175 см. 

«Одна бывшая политзаключенная ИК-4 рассказала, что они с другими женщинами удивлялись: почему администрация колонии ведет себя так, будто политзаключенные никогда не выйдут?» — говорит правозащитница. 

Политзаключенные женщины находятся в постоянном напряжении, в неизвестности, что их ждет. Им могут угрожать продлением наказания с помощью статьи 411 УК РБ о «неповиновении» требованиям администрации. Так, задержанную еще в январе 2021 года политзаключенную Полину Шарендо-Панасюк уже судили по ней трижды, срок ее заключения из двух лет превратился в пять, она по-прежнему в гомельской колонии. 

Чтобы поддержать родных, семьи тратят огромные деньги на передачи, адвокатов, учатся обходить ограничения, которые придумывает режим. 

«С освобождением, как и сказала Алеся, проблемы не заканчиваются. Заключение сильно отражается на здоровье женщин, и на восстановление потребуется много времени, — говорит правозащитница. — Кроме того, есть случаи, когда бывшие политзаключенные в Беларуси сталкиваются с новым уголовным преследованием. Некоторых женщин в колониях судят повторно по другим политическим делам, добавляют сроки и переводят в колонию №24 для “рецидивисток”». 

***

Во время активной фазы протестов многие были уверены, что ситуация в стране изменится и политзаключенные выйдут на свободу до истечения своих сроков. Но уже выходят те, кому в 2020-м присудили четыре года, а у многих приговоры по десять лет и больше. 

«И они могут досидеть свои космические сроки. Да, могут, — подчеркивает Алеся Буневич. — Это настолько страшно, что иной раз думаешь: нужны какие-то кардинальные меры. Если мы на них не способны, то придется идти на переговоры с диктатором-террористом, чтобы спасти людей. А пока затаили дыхание и, не ища логики и смысла, ждем, как чуда, очередного освобождения». 

Текст: Анна Волынец
Опубликовано: 22.11.2024

Читайте также

Белая эмиграция: почему из Беларуси уезжают врачи

Секретная служба по спасению беларусов

Непроговоренная проблема беларуской оппозиции

«Не бывает так, что здесь у вас насилие и дискриминация, а здесь — все отлично»

«Теперь коллеги преследуют коллег»

Круглосуточно семь дней в неделю команда эвакуации фонда беларуской солидарности BYSOL принимает заявки и вывозит из Беларуси людей, которым грозят тюремные сроки, ограничение свободы, административный арест или угрожает другое преследование по политическим мотивам. 

С января 2021 года команда BYSOL уже провела больше тысячи таких операций. Эвакуировали и отдельных людей, и целые семьи. О том, как это делается, с сотрудниками команды поговорила Анна Волынец. 

Обратите внимание! Проект будет рад сотрудничеству и совместным проектам с бизнесменами. Электронная почта для связи — evacuation@bysol.org.

Сколько людей бежит из Беларуси

«Много к кому приходят с обысками, и люди сразу с работы едут за границу. В чем пришел на работу — в том и уехал навсегда», — рассказывает представитель службы эвакуации фонда беларуской солидарности BYSOL.

Служба появилась в январе 2021 года, когда еще действовали ковидные ограничения. Осложняло работу и то, что остановилось прямое авиасообщение Беларуси с европейскими странами. Затем к сложностям добавился миграционный кризис на границе Беларуси с ЕС. 

За это время команда провела более тысячи операций по спасению, во время которых эвакуировали и отдельных людей, и целые семьи. 

Мы не называем имен, возраста, пола участников команды, чтобы не давать силовикам в Беларуси никаких данных. О команде можно точно сказать две вещи: во-первых, на всех ее сотрудников на родине заведены уголовные дела и они не ездят в Беларусь. Во-вторых, все они переживают за страну и беларусов. 

Основатели службы до 2020 года работали в сфере бизнеса, потом присоединились к протестам, делали собственные общественные проекты. Они, каждый по отдельности, столкнулись с политическими преследованиями, так что им пришлось спешно и тайно выезжать из страны. То есть покинуть свой дом и спать на чьей-то кухне, имея с собой лишь рюкзак, неделями искать возможность выехать за границы Беларуси и России, а потом — строить жизнь с нуля.

«Мы познакомились уже после выезда и поняли, что бежать надо будет многим. Организуя первый канал [эвакуации], мы понимали, насколько это важно, но не были уверены, что получится его найти», — говорят члены команды.

Прогноз оказался верным: ситуация в Беларуси не улучшается, даже наоборот, отмечают в службе.

«Поток репрессий такой же, каким был в 2020–2021 годах. Продолжаются зачистки. Все так же в камерах на четверых может находиться до десяти человек. Мы предполагаем, что проходит пять-десять задержаний в день, это около 300 новых репрессированных в месяц», — говорит команда. 

Многие люди решаются на экстренный отъезд, освобождаясь после административного ареста. Они делают это в течение нескольких дней, а порой и часов, если в дальнейшем им грозит уголовное дело. 

«Человек выходит из изолятора или СИЗО, успевает максимум принять душ и через час бежит», — говорят собеседники. 

Служба эвакуации строит свою работу на принципах законодательства ООН о беженцах. Это значит, что к целевой группе относятся только те, кто попал под политические репрессии. Таким людям служба эвакуации помогает легально покинуть Беларусь. Нелегальной миграцией не занимаются, подчеркивают в команде эвакуации. Конечная точка маршрута — ЕС, и въезд туда всегда разрешен. 

«Мы помогаем людям оказаться на безопасной территории. Однако путь до этой финальной точки бывает сложным и насыщенным драматическими событиями… По прибытии мы отправляем людей в органы государственной власти, чтобы они заявили о себе и прошли процедуру легализации», — объясняют представители команды.

«Решил заплатить пять тысяч долларов за свободу — и попал в СИЗО»

Случалось, что люди месяцами жили в буферной зоне, прячась в ожидании момента перехода границы, дня или даже часа «икс» — просветы для совершения необходимых действий бывают очень маленькими, объясняет представитель службы эвакуации.

Речь, например, о времени, когда нужно начать движение. Команда дает отмашку — и человек быстро садится в машину к незнакомцу. 

«Если на границе случается неудачная попытка перехода, человека возвращают обратно в квартиру. Он в панике и не знает, что делать. Мы-то знаем, а он — нет. Он хочет все бросить и перебегать границу сам, или ему в интернете пообещали вывоз на машине, — говорят члены команды. — Но мы знаем, что лучший вариант — это сменить квартиру и ждать следующей попытки перехода. Обычно человек действует по нашей инструкции и все получается. Но бывало, что люди пропадали со связи и делали по-своему, а потом мы вытаскивали их с помощью российских адвокатов из российских же СИЗО».

Другой вариант событий: человек находит в интернете людей, которые обещают ему переход границы, и дает им деньги. В известных службе случаях «помощники» в лучшем случае пропадали с деньгами, в худшем — приводили людей туда, где их задерживали пограничники. 

«Один из самых жестких случаев был, когда российские пограничники задержали бизнесмена средней руки, который решил отдать пять тысяч долларов непонятным людям. В результате он не только попал в СИЗО в России, но и был сильно избит, получил серьезные проблемы со здоровьем. Бывало, люди отдавали свои деньги мошенникам, а потом шли к нам, и приходилось искать деньги, чтобы их вывезти», — рассказывают в команде эвакуации BYSOL.

Не попадались только депутаты

Какого возраста в основном люди, которые бегут из Беларуси, мужчины это чаще или женщины, чем они занимаются? Любые категории и слои населения, которые только можно представить, говорят в команде. 

«Депутаты только не попадались. А так — бедные и богатые, от уборщицы до профессора, даже милиционеры. Чтобы некоторых людей выпустили под подписку о невыезде, за них вносили залог в сотни тысяч долларов. Был случай, когда КГБ потребовало с бизнеса оплатить якобы налоги, и сумма перевалила за полтора миллиона на нескольких человек. К нам идут и такие люди — и те, у кого в кармане 150 долларов», — рассказывают собеседники.

Команда эвакуации не берет денег за свою работу, более того, есть внутреннее негласное правило — оплатить дорогу, если у человека мало денег. Спасение одного человека обходится примерно в 500 долларов, в них входят стоимость билетов, такси и другие расходы. В результате человек оказывается на безопасной территории ЕС или третьих стран. Большинство вынужденных мигрантов имеют представление, где они хотят жить и на какие средства. Но в отдельных случаях у людей нет ни друзей за границей, ни работы, ни планов. Таким людям служба оказывает первичную консультацию, а некоторым помогают и в адаптации на новом месте.  

Как складывается судьба эвакуированных людей

Работа по эвакуации сложна эмоционально, говорят сотрудники BYSOL. Одна из проблем — осознание, что вывоз почти любого человека означает для него новые сложности и, возможно, новые страдания. 

Что говорят сами люди, приехавшие в никуда? По прибытии в большинстве случаев их не волнует, в какой они стране, сколько у них денег, как жить дальше. Волнует в первую очередь то, что они на свободе. «И большинство беларусов нормально устраивают свою жизнь, даже приезжая на вокзал новой страны вовсе без денег», — говорят в службе эвакуации. 

Многие релоканты подают заявки на персональные сборы, которые организует фонд BYSOL, или находят помощь другим образом. «Человек ощущает солидарность, когда другие люди собирают ему 1000–1500 евро для начала жизни в чужой стране. Это очень помогает. Если бы его бросили, то в будущем он стал бы строить жизнь сам по себе и забыл про Беларусь», — отмечают в команде.

Как правило, материальной помощи хватает лишь на удовлетворение первых бытовых нужд, поэтому экстренно переехавшим приходится сразу искать работу или какое-то время пользоваться помощью друзей.

«Таких, как мы, в мире единицы»

Служба эвакуации BYSOL стала лауреатом в номинации «Правозащитная кампания/инициатива года» в конце 2023-го на ежегодном вручении Премии правозащитного сообщества. 

Награду получал руководитель BYSOL Андрей Стрижак, а речь в честь победы от членов команды была анонимной, в записи и с измененным голосом. 

Андрей Стрижак на церемонии вручения премии Правозащитного сообщества / © Фото «Вясна»

Такова цена этой работы: кто-то из службы круглосуточно на связи, но ни один не говорит о своей работе публично. Зачастую члены команды даже не могут ответить на вопрос, где работают. 

«Изначально мы рассчитывали, что три месяца, полгодика — и будем заниматься своей жизнью. Но уже три года пролетели, как один день, а ничего не меняется», — говорят люди из службы эвакуации.

Опасна ли их работа? Скорее, да. В команде считают, что подобный опыт не получить в «мирной жизни»: «Это уникальная деятельность, которая вне контекста жизни всего мира. Таких, как мы, единицы, а то и вовсе нет. Сложно представить себе подобную структуру вне спецслужб или структур безопасности. Мы похожи на силовые структуры планированием, складом ума, аналитикой, подходом к задачам». 

Что будет, если кто-то из команды поедет в Беларусь? Вероятно, сядет в тюрьму, потому что на каждого есть как минимум материал по делам, не связанным с эвакуацией. Ими интересуются Департамент финансовых расследований, КГБ, региональная или минская милиция. 

«Мы не надеемся вернуться, мы пока думаем только о том, исчезнет ли потребность в эвакуациях. И в ближайшие года три точно не видим такой перспективы. Что еще хуже, мы не знаем, не нужна ли будет эвакуация и в случае смены власти. Так и живем, — говорят в команде. — Мимо нас проходит личная жизнь, дети растут без нас. Но это цена ответственности за жизни людей. Мы это делаем не по долгу службы и не пенсию зарабатываем. В плане отношения к делу мы стоим не на одну голову выше силовиков».

Текст: Анна Волынец
Опубликовано: 18.03.2024

Читайте также

Кто танцует «бульба-дэнс»? Беларуский шоу-бизнес после 2020 года

Издатель «неправильных» книг

Белая эмиграция: почему из Беларуси уезжают врачи

Лукашенко движется к тоталитаризму. Что может его остановить?

Как беларуский театр (снова) сделали белорусским

Борьба с инакомыслием в Беларуси ударила и по литературному рынку. После 2020 года власти ликвидируют независимые издательства, уничтожая возможность печатать неподконтрольные и, по их мнению, «неправильные» книги. 

Вариантов было два: закрываться или уезжать. Андрей Янушкевич, основатель издательства «Янушкевіч», выбрал второе. Он хотел продолжить дело своей жизни — издавать книги на беларуском языке. 

Эмиграция далась непросто, но в Польше издательство не просто восстановило работу, но и увеличило тиражи. Неравнодушные читатели собрали 23 тысячи евро на работу магазина «Кнігаўка», закрытого в Минске. Выходят книги беларуских авторов, в планах — книги на беларуском языке о Гарри Поттере и Ведьмаке, уже есть соглашение о переводе книг со Стивеном Кингом. 

О переезде, угрозах на родине и о том, почему беларуская литература сейчас развивается за рубежом, рассказал дekoder’у сам Андрей Янушкевич. 

Как беларуского «Гарри Поттера» задержали на границе

Британский посол в костюме профессора магии, очереди за сливочным пивом и распределение в Хогвартсе — так прошла в начале 2020 года Ночь Гарри Поттера в Минске. Среди организаторов — посольство Великобритании и независимое беларуское издательство «Янушкевіч».

Поводом для праздника стал выход в Беларуси книги «Гары Потэр і філасофскі камень» («Гарри Поттер и философский камень»). Первый тираж в 2000 экземпляров разошелся за три месяца. А второй через полгода остановили на границе с Литвой. Беларуские таможенники хотели подтверждений, что в книге нет призывов к свержению власти, объясняло в соцсетях издательство «Янушкевіч».

От прочих книг о Гарри Поттере, продающихся в Беларуси, это издание отличалось только тем, что было на беларуском языке. В итоге его все-таки пропустили в страну. Но уже весной 2021 года таможня задержала другую книгу издательства — тираж романа «Сабакі Эўропы» («Собаки Европы») писателя Альгерда Бахаревича. Книге не дали попасть в продажу, а через год роман внесли в «Республиканский список экстремистских материалов».

Издатель Андрей Янушкевич. Фото: Андрей Радоман

Магазин в Минске в один день и открылся, и закрылся

Претензии к издательству «Янушкевіч» появлялись у властей постоянно. В январе 2021 года в офисе прошел обыск, был задержан основатель Андрей Янушкевич. Его отпустили после допроса, но технику издательства конфисковали, а счета заблокировали. Доступ к ним вернулся только через полгода. 

В марте 2022 года издательство выселили из офиса. Во время распродажи хранившихся там книг люди стояли в очередях по несколько часов. 

«Мы думали, что лишение офиса — это инициатива районной администрации, а оказалось, приложена рука весьма высоких органов, — вспоминает Андрей Янушкевич. — Мы не восприняли это серьезно, не имели информации о причинах». 

Небольшое независимое издательство не сдавалось. 17 мая 2022 года в центре Минска открылся магазин «Кнігаўка» — для книг издательства «Янушкевіч», его друзей и партнеров. Название в переводе с беларуского означает «чибис». 

«Мы не осознавали, что против беларуского книгопечатания предпринята системная атака», — признается Андрей Янушкевич. 

Магазин «Кнігаўка» проработал всего день. Сначала на открытие пришли пропагандисты с государственного телевидения, комментировали книги, пытаясь найти в них фото СС или тексты про нацизм. Следом явился с обыском ГУБОПиК — силовики из подразделения МВД, которое с 2020 года занимается политическим преследованием. Они заявили, что подозревают магазин в продаже «экстремистской литературы», и конфисковали две сотни книг. 

«У меня тогда произошла интересная дискуссия с офицером. Оказалось, он делит книги на «правильные» и «неправильные». И мы, в его представлении, занимаемся «неправильными» книгами. Ну да, в самом деле… Ведь читателю в Беларуси достаточно Гарри Поттера на русском языке и не нужен Купаловский театр, если могут приехать гастролеры из Москвы», — саркастично отмечает издатель. 

На запуск продаж в Беларуси ушло четыре года, в Польше — меньше одного

Издательство «Янушкевіч» работало в Беларуси в 2014–2021 годах, выпустило около 150 книг авторов из разных стран на беларуском языке. 

Это был бизнес-проект, хотя издательство и получало грантовую поддержку на отдельные книги, например, от немецкого Института Гете, Фонда ирландской литературы, польского Института книги, министерства культуры Чехии.

После налета силовиков в 2022 году работа остановилась. Последовали новые задержания: на этот раз сотрудница магазина отсидела 23 дня, владелец — 28. В июне 2022 года Андрей Янушкевич уехал в Польшу. 

«Все это было неожиданно и не планировалось. Но я давно знаю Польшу и польский язык. У меня были тут знакомые, коллеги и друзья», — рассказывает он. 

После переезда пришлось фактически начинать с нуля. Команда не переехала, и сейчас работой занимается сам владелец издательства в сотрудничестве с редакторами, корректорами, переводчиками, дизайнерами из разных стран. 

Наладить работу помогли и читатели. Через полгода после переезда Андрея Янушкевича Беларуская рада культуры объявила сбор денег в поддержку издательства в виде новой для беларусов концепции «магистрата» — сообщества, которое соглашается поддерживать проекты в течение ограниченного периода времени. Через проект «Магістрат “Кнігаўка”» 325 человек за полгода пожертвовали 23 тысячи евро.

У издательства нет стационарного магазина, распространение книг происходит через интернет, например через маркетплейс Allegro. В планах — запустить продажи на Amazon, открыть офис с пунктом самовывоза. В августе 2023 года заработал онлайн-магазин, одноименный с закрытым в Минске — Knihauka.com.

«Пришлось и до сих пор приходится решать море проблем, связанных с легализацией, открытием и развитием бизнеса. Но постепенно все налаживается», — говорит Андрей Янушкевич. 

Издатель считает, что в Польше более комфортные условия для работы, чем в Беларуси: бесплатные идентификаторы ISBN, легкая регистрация бизнеса, большой выбор типографий, выгодные цены, много возможностей для распространения книг. 

«Все это помогло наладить эффективную продажу книг чуть ли не с самого начала. В Беларуси у нас ушло три-четыре года на то, чтобы сделать и раскрутить сайт, наладить связи с иностранными типографиями, потому что беларуские не устраивали по качеству», — говорит Андрей Янушкевич.

К тому же в Беларуси издателям нужно было зарегистрироваться в Министерстве информации и сдать квалификационный экзамен. Сдавшие получали специальное свидетельство; в январе 2023 года этот документ у Андрея Янушкевича аннулировали — первого среди частных издателей в Беларуси.

«Экзамен — абсолютная бессмыслица и служит идеологическим фильтром, чтобы не пропустить нежелательных издателей», — считает он.

«Книги — не хлеб, если не хватает денег, то без них можно обойтись»

За время работы в Польше уже вышло 15–20 книг, среди которых повесть «Ферма жывёлаў» («Скотный двор») Джорджа Оруэлла, переиздание легендарного романа Альгерда Бахаревича «Сабакі Еўропы» в партнерстве с издательством «Вясна». Тираж последнего количеством 1000 экземпляров разошелся за семь месяцев.

Такое количество книг в Беларуси продавалось примерно за год. Андрей Янушкевич объясняет, что в Польше выше «плотность» аудитории: «В Беларуси беларуский читатель растворялся в море русскоязычной книги. Люди не знали о нашем существовании. А тут нет русской монополии, плюс обостряется понимание, что ты беларус, а не русский. Хочется поддерживать идентичность, растет естественный интерес к беларуской культуре», — говорит он.

Продаются книги не только для взрослых. Например, фэнтези-роман для подростков Валера Гапеева «Вольнеры» разошелся за два месяца в количестве 200 экземпляров. То же с романами Алеся Кудрицкого «Казік з Каменнай горкі і Вядзьмак Схаванага Горада» («Казик с Каменной горки и Колдун Спрятанного Города»).

«Это дебют. Мы не вкладывали больших сумм в раскрутку и боялись, что тираж в 700-1000 экземпляров просто зависнет. Поэтому мы сделали пробную партию в 250 экземпляров, и она разошлась менее чем за два месяца», — говорит издатель. 

В 2023–2024 годах ожидается выход «Уладара Пярсьцёнкаў» («Властелина колец») и продолжение «Гары Потэра» («Гарри Поттера»). Среди достижений издательства за последнее время также контракт с «королем ужасов» Стивеном Кингом, книги которого появятся в переводе на беларуский язык. При этом на русский Кинг запретил переводить их после февраля 2022 года. 

Андрей Янушкевич объясняет: сейчас важно не упустить высокий спрос на беларуские книги. 

«Аудитория есть, и она жаждет новых книг, испытывает своеобразный голод. Мы еще не выходили на такие большие страны, как Великобритания, США, Франция, где живет много беларусов», — говорит он. 

Самое время интенсивно развивать культурные продукты, чтобы не упустить благоприятный момент. «Книги — не колбаса и не хлеб, если не хватает денег, то без них можно обойтись… Беларусы ищут свое и готовы тратить деньги», — считает Андрей Янушкевич.

«Я не устану повторять, что власть в стране — антибеларуская» 

Одна из последних книг издательства — «Хлопчык і сьнег» («Мальчик и снег») Альгерда Бахаревича. Ее выход планировался на весну 2021 года, но случился летом 2023-го. 

Как объясняет владелец издательства, тогда, перед публикацией, он дискутировал с автором по поводу нескольких резких фраз. 

«Автор прямо заявлял, что в стране царит фашизм и ситуация ужасна. Я понимал, что такое невозможно напечатать, включал самоцензуру и убеждал автора, которого уже начинали выживать из библиотек и магазинов. А потом стало ясно, что проблема не в нескольких фразах, а в том, что Бахаревича запрещают в Беларуси, — говорит Янушкевич. — Я рад, что здесь мы издали книгу без всяких вмешательств в текст». 

Издатель критично оценивает нынешние условия внутри Беларуси, влияние идеологии и культурной политики на книгопечатание. Он считает, что визит ГУБОПиК и закрытие магазина, как и преследование издательства, были связаны с распространением беларуских книг. 

«Я не устану повторять, что власть в стране — антибеларуская. Беларуское им надо только как лубок, как фасад потемкинских деревень», — говорит Андрей Янушкевич. В таком режиме и работают государственные издательства. 

«Мне смешно, когда я слышу, что в лидерах продаж — книга “Геноцид белорусского народа в годы Великой Отечественной войны”. Такая чушь! Я представляю, как тихим семейным вечером беларусы садятся в уютное кресло и читают сухой текст, отредактированный генпрокурором», — иронизирует издатель.

В стране, объясняет он, можно заниматься идеологическим обслуживанием или выпускать нейтральные, детские книги. Но нельзя держать руку на пульсе дня, издавая остросоциальные или злободневные книги.

«Я не удивлюсь, если нежелательным станет издание произведений Эриха Марии Ремарка. Его книги имеют мощное пацифистское звучание, а зачем, чтобы у беларуского жителя возникали ассоциации с войной в Украине?» — говорит он. 

Неугодные авторы вытесняются из сети продаж и библиотек, независимые беларуские издательства в основном не могут работать внутри Беларуси. Против них ведется системная атака, подчеркивает собеседник. В результате в 2022 году приостановлена работа издательства «Кнігазбор», а также деятельность издательств «Галіяфы», «Медысонт» и «Лімарыюс». 

«Это путинское возвращение в XIX век»

Может ли издатель сейчас вернуться в Беларусь? Пока нет для этого повода, объясняет Янушкевич. Подпольно печатать книги, как это делали большевики и другие революционеры 120 лет назад, сейчас не получится. А открыто невозможно из-за политики, которая нацелена на уничтожение всего беларуского. 

Издатель считает, что Беларусь в культурном плане превращается в российскую провинцию. 

«Это путинское возвращение в XIX век… Российскую империю называли “тюрьмой народов”, и мы сейчас превращаемся в эту тюрьму, только уже нового рода, — говорит Андрей Янушкевич. — Нужно, чтобы это изменилось: чтобы национальное беларуское оказалось для властей в приоритете. Чтобы оторваться от Москвы, нужно делать шаги, которые прошлые 15 лет делала Украина. Они поставили на ноги и свой собственный [книжный] рынок». 

А пока, объясняет издатель, единственная возможность вернуться — это остановить деятельность и спрятаться в деревне. «Но я уехал для того, чтобы свободно делать дело, — говорит он. — В Польше я могу издавать что хочу. В Беларуси это сейчас невозможно». 

Текст: Анна Волынец

Опубликовано: 01.09.2023

Читайте также

Другая Беларусь. Появится ли у беларусов цифровое государство?

После Путина: каково будущее российского империализма?

Как Лукашенко широко открыл «русскому миру» ворота в Беларусь

«Беларусы уже не те, что до 2020 года. Воспоминания уничтожить невозможно»

«В Украине мы, беларусы, чувствуем, что террор можно побороть»

Кто танцует «бульба-дэнс»? Беларуский шоу-бизнес после 2020 года

Революция 2020 года изменила картину мира беларусов и повлияет на будущее страны и всей Европы, уверен французский профессор социологии Ронан Эрвуэт, автор книги «Отложенная революция». 

Связь французского социолога с Беларусью — и научная, и личная. Ведь Ронан Эрвуэт прожил в стране в общей сложности пять лет, а изучает ее — почти 25. Жила в Беларуси и его семья. Сейчас его дом в Чехии, но исследователь продолжает заниматься Беларусью. 

Первый раз Эрвуэт приехал в конце 1990-х. Он изучал постсоветские страны в контексте этнографической социологии, специализирующейся на повседневности так называемых «обычных людей». 

С 1999 по 2001 годы он занимался наукой и преподавал в ЕГУ. Эрвуэт изучал такое явление, как дачи и огороды, описав их в своей кандидатской диссертации как не очень выгодную, но экзистенциально необходимую практику. В 2009 году он выпустил книгу «Datcha Blues: éxistences ordinaires et dictature en Biélorussie» («Дачный блюз: диктатура и повседневная жизнь в Беларуси»).

С 2006 по 2013 годы Эрвуэт также жил в Беларуси, собирая истории для новой книги. Социолог расспрашивал беларусов в деревнях об их работе и семейной жизни, о соседях, отношении к властной иерархии и к политикам. «Меня интересовало, что люди считают справедливым или несправедливым в своей повседневности, что они осуждают и что — нет. Так я хотел понять, каковы политические ожидания [беларусов]», — объясняет он. 

Исследование стало основой книги «Le goût des tyrans: une éthnographie politique du quotidien en Biélorussie» («Склонность к угнетению: политическая этнография повседневности в Беларуси»). Ирония в том, что издательство назначило ее выход на август 2020 года. «Для меня большим потрясением было видеть, что происходит в Беларуси, — вспоминает он. — Я был во Франции, не имея возможности поехать, а затем очень быстро начались репрессии». 

Осознав, что проводить интервью в Беларуси не получится, социолог решил работать с теми, кто ее покинул. Так появилась книга о событиях 2020 года и о том, что было после, под названием «Révolution suspendue: les bélarusses contre l’État autoritaire» («Отложенная революция: беларусы против авторитарного государства»). Она была написана и издана очень быстро — за два с половиной года. Профессор не исключает, что она будет переведена и на беларуский язык. 

Сейчас он работает над новой книгой, которая посвящена жизни и идентичности беларусов, живущих в изгнании.

Журналистка Анна Волынец обсудила с исследователем, что сделало возможным начало революции, почему даже в своем «отложенном» статусе она важна для истории страны и ждет ли Беларусь смена режима, подобно Чехословакии конца 1980-х. 

«Революция не провалилась, а замерла в ожидании»

— Можно ли сказать, что беларуская революция потерпела поражение? 

— В августе 2020 года я общался с друзьями из Беларуси. До 2020-го один из них думал, что перемены невозможны, но, увидев силу протестов, он поверил в свержение режима. И после 16 августа сказал мне: «Все-таки это революция!» 16 августа была надежда: вышли студенты, рабочие, женщины, медики, спортсмены, православные, католики и протестанты, даже некоторые силовики и дипломаты… 

Было ощущение, что протестуют все, даже в деревнях — хотя для протеста в деревне нужно немало мужества. Складывалось впечатление, что и государственный аппарат может измениться. Мог ли на самом деле? У нас нет данных, но, думаю, соотношение силовиков и людей на улицах заставило режим дрожать. 

После наступили методичные репрессии, которые длятся уже годы, и в этом смысле революция подавлена. Но я дал книге другое название — «Révolution suspendue», «Отложенная революция». Были моменты, полные радости и полные трагизма, но все это родилось из революции, и нужно отдать дань мужеству людей. Названием я хотел показать, что все было не зря и революция может возобновиться. 

Было ощущение, что протестуют все, даже в деревнях

Она осталась в памяти: у общества изменилась политическая идентичность, представление о собственном достоинстве и способности действовать. И с этой картиной мира люди войдут в какой-то другой исторический момент.

— Почему революция оказалась для многих настолько неожиданной? 

— Я действительно практически не знаю исследователей, дипломатов, экспертов, которые смогли предсказать восстание 2020 года в Беларуси. 

Свои выводы я делал на основе прочтенного в прессе и в академических текстах, а также из интервью со свидетельствами уехавших, которые собирал для книги (около 30 подробных интервью общей длительностью около 50 часов. — дekoder). Думаю, роль сыграли прежде всего события самого 2020 года [до начала революции]. Во-первых, во время пандемии люди стали поддерживать друг друга, и это было первым проявлением общего «мы», которого не было раньше. 

Второй фактор — специфичность избирательной кампании. В Беларуси не существовало традиционных партий, и кандидатам не мешало недоверие к их имиджу. Аресты и угрозы кандидатам начались еще до выборов, Тихановский оказался в тюрьме, Бабарико был задержан на пике популярности, Цепкало бежал… И в этот момент появляется Тихановская. Воплощая в себе идею достоинства и свободы, она становится популярной — Лукашенко, с его сексизмом и традиционалистскими взглядами на политику, не мог этого предусмотреть.

Третий элемент — события 9-11 августа, беспрецедентное наcилие над людьми. Уже не 2010 год, у всех смартфоны. Фото и видео наводнили интернет, потрясая общество и убеждая многих людей, ранее не готовых бросить вызов режиму, действовать. 12 августа на улицу вышли женщины в белом с цветами, забастовали рабочие… Выше, как и здесь, я говорю об общности, о «мы», которое рождалось на протяжении месяцев и росло с начала пандемии, во время подготовки к выборам и арестов кандидатов. И эта общность ощущала потребность высказаться.

Мобилизация людей произошла на уровне не только интеллекта, но и эмоций. Для части людей «быть там» стало моральным долгом. Речь не только о 20-летних. Я встречал людей 45-50 лет и старше, которые раньше занимались только своей жизнью, потому что думать о политике было невыносимо.

Мемориал памяти убитого силовиками Романа Бондаренко на Площади Перемен // Фото: © Анна Волынец 

Я вспоминаю интервью с женщиной, которая 9 августа ходила голосовать. Потом она пошла домой, на следующий день — на работу. Но она видела все, что происходило с ее детьми, которым за двадцать. И сказала себе, что больше не может притворяться, что все в порядке.

Протест проник на рабочие места, в жилища, вылился на улицы. Миролюбивые граждане видели, что нарушаются самые элементарные права. И требовали уважать права и достоинство, демократию и народный суверенитет. 

Все было не зря и революция может возобновиться

Развитие событий пошло по тому пути, по которому пошло, еще и благодаря тому, что происходило все последние десять лет. Нужно учесть развитие технологического фактора, который дал инструменты для мобилизации, или рост популярности независимых СМИ в интернете. Мало изучен фактор поездок беларусов за границу, в частности в ЕС, в 2010–2020 годах. Многие побывали в Германии, Польше и Франции, Италии и Швеции… Они не относили себя к политическим активистам, но отмечали: «Я возвращался в страну, в которой вырос и где все было нормально. Но вернувшись, говорил себе: что-то в этом мире не так».

И наконец, сыграла свою роль оппозиция. Ее численность была невелика, и ее деятельность не привлекала большого внимания, но эти люди 25 лет боролись против режима. Политическая работа оппозиции, а также деятельность НКО стали ресурсом и позволили опробовать некоторые формы активизма задолго до 2020 года. 

Беларусь могла измениться, как Чехословакия в 1989 году

— Когда происходят революционные события, то историкам и социологам нужно приложить много усилий, чтобы в них разобраться. И над самыми темными, и над самыми вдохновляющими моментами в истории Франции они работают до сих пор.

— В Беларуси мобилизация людей в 2020–2021 годах была самой крупной за историю независимости. Это переломный момент, который власти предпочли бы оставить в прошлом. Вряд ли так же можно назвать выборы 2015 года, а выборы 2010 года — лишь отчасти.

Исторически, мне кажется, произошел перелом в истории страны. Общество попыталось отказаться от навязанного произвола. К сожалению, режим был готов. Но это напоминает о том, как события могли бы пойти дальше.

Вспомним события в коммунистической Чехословакии в 1989 году. Разразились протесты, с ноября по декабрь произошла демократизация. В конце декабря режим сменился, потому что власть не применила беспрецедентное насилие, как в Беларуси. 

— События 2020 года напоминают вам Чехословакию? 

— Мне сложно провести параллели. Возможно, Бархатная революция развивалась похожим образом, но это требует научного исследования событий 2020 года в Беларуси, для которого недостаточно моей книги и даже еще нескольких публикаций.

Это скорее мои ощущения, но думаю, что беларусы уже не те, что были до 2020 года. Даже если протест угас, он успел изменить картину мира людей. У них осталась история, воспоминания индивидуальные, семейные и коллективные. Власти преследуют людей и запрещают говорить о проблемах, но воспоминания невозможно уничтожить.

Как огород помогает справиться с диктатурой

— Вы написали книгу Datcha blues («Дачный блюз»), в которой описываете дачи и огороды для беларусов в конце 1990-х — начале 2000-х как способ выжить под гнетом диктатуры. Справедливо ли говорить, что они также были способом сбежать от участия в политической жизни? 

— Когда я готовил свою докторскую по дачным огородам, многих удивляло, что я придаю им такое значение. Но это нормально для меня как социолога. Повседневная жизнь кажется очень понятной, но это точка входа [для исследователя]. Таким способом я проник во вселенную личных биографий, отношений внутри семьи. Та книга дает представление о том, как жили в Беларуси в 1990-х годах, но высказанные в ней идеи и сегодня, вероятно, имеют некий смысл. 

Моя работа о дачах амбивалентна. В ней есть идея о том, что дачи позволяют сбежать от политики, но ей противостоит идея о том, что они же возвращают людям достоинство. Получив его назад, можно уже не уходить в себя, смирившись с режимом, а, наоборот, протестовать.

С одной стороны, огород можно определить как средство контроля и эксплуатации, с другой — как форму пассивного сопротивления логике власти, место завоевания или утверждения свободы. Возвращение себя себе может быть связано с политическими идеями.

Дачи позволяют сбежать от политики, но они же возвращают людям достоинство

Дачи перестают быть исключительно инструментом приучения населения к лояльности, они становятся формой дезертирства для тех, кто в будущем захочет сказать свое слово.

Судьбы Украины и демократии в Беларуси теперь связаны

— Беларусы оказались вовлечены в череду событий в своей стране, затем многие переехали в Украину и даже воюют там… В чем, по вашему мнению, разница между беларуским и украинским обществами? 

— Разные типы власти формируют разное общество. Важно помнить, что в Беларуси с 1996 года существует авторитарная власть Лукашенко. Это 27 лет полицейского режима слежки и контроля, где нет возможности демократического выражения мнений.

В Украине так же были авторитарные порывы разных руководителей. Но все же преобладала скорее демократия с различными формами коллективного действия. Это ясно показал 2022 год, когда страна выстояла во время вторжения благодаря солидарности и взаимоподдержке. 

— Можно ли сказать, что события 2020 года и позже в Беларуси повлияли на происходящее в Украине?

— По некоторым признакам я могу сделать вывод, что события в Беларуси обеспокоили Кремль. Беларусь — это зона влияния путинского режима, который не переносит демократических идей. 

Уже 10 августа 2020 года Путин поспешил поздравить Лукашенко с победой на фальсифицированных выборах, заверил его в своей поддержке в экономическом, политическом и дипломатическом плане. Из-за репрессий Лукашенко страна оказалась изолированной на международном уровне, и он развернулся к Путину. 

Зависимость от России росла. У Лукашенко, вероятно, не было иного выбора, кроме как стать союзником России во время вторжения в Украину в 2022 году и создать стратегическую тыловую базу для российской армии.

В политическом плане это означает, что судьбы Украины и демократии в Беларуси теперь связаны, как повторяет Светлана Тихановская в своих заявлениях с 24 февраля 2022 года. Мне как социологу кажется, что теперь невозможно отдельно изучать общества и политические системы в Украине, Беларуси и в России. Мне представляется необходимым рассматривать события в этих трех странах в комплексе, чтобы понять происходящее во всем регионе. 

Судьбы Украины и демократии в Беларуси теперь связаны

Беларусь — одна из стран, граничащих с ЕС. События 2020 года, а затем участие Беларуси на стороне России в развязанной ею войне — это ключ к пониманию происходящего у границ ЕС сейчас и тех событий, что ждут нас в следующие месяцы и годы. 

Текст и перевод: Анна Волынец

Опубликовано: 30.06.2023

Читайте также

Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?

Другая Беларусь. Появится ли у беларусов цифровое государство?

Бистро #22: Почему в девяностые беларусы отказались от демократии?

Протесты и война. Как изменилась беларуская диаспора в Украине

Беларуские «КиберПартизаны» — хактивисты, которые бросили вызов режиму

Зенон Позняк

О «КиберПартизанах» в Беларуси впервые заговорили в 2020 году, когда они взломали ряд государственных сайтов, разместив там бело-красно-белый флаг и кадры насилия со стороны силовиков. Подобное цифровое сопротивление, на стыке хакерства и активизма, было новым явлением в беларуских протестах. 

Громко заявив о себе, киберпартизаны затем стали серьезной силой. Им удается оставаться на пике событий, работать вне и даже внутри Беларуси и теперь, в дни, когда основная волна протестов пошла на спад. 

В группу входят только беларусы и беларуски, но никто не знает их имен, лиц, возрастов, пола. Зато многие знают о результатах их работы, которая в 2022 году помогла на время остановить продвижение по Беларуси российских поездов с военной техникой. 

Киберпартизаны скачали терабайты секретных данных у силовиков и цензоров и продолжают свои атаки на государственные сайты Беларуси, а теперь — еще и России, чтобы приблизить падение режима на родине и помочь Украине победить. 

Что собой представляет группа «КиберПартизаны» в 2023 году, что они делают и какие у них планы — разбиралась Анна Вoлынец. 

Единственная известная киберпартизанка — в беларуском «списке террористов»

«КиберПартизаны» — самое закрытое и засекреченное сообщество беларуского сопротивления. Уже больше двух лет они взламывают государственные сайты, и никто до сих пор не знает их имен. 

Сейчас в состав группы входит около 70 человек, еще ряд людей находится в процессе проверки, объясняет Юлиана Шеметовец. Она — spokesperson, пресс-секретарь, представительница «КиберПартизан». Как ни назови, Юлиана остается единственным публичным человеком, лицом сообщества. 

О работе киберпартизан она рассказывает в собственном твиттере, также у киберпартизан есть отдельный твиттер-аккаунт, YouTube и телеграм-канал.

Юлиана Шеметовец — беларуска, в 2016 году она уехала в США получать образование и окончила там две магистратуры: по политическим наукам и анализу данных. 

В составе группы активистка занимается менеджерской работой. На родине КГБ Беларуси внес ее в перечень физлиц, «причастных к террористической деятельности». Что касается группы «КиберПартизан» в целом, то беларуское МВД признало их чат и канал в Telegram «экстремистским формированием». Также, по версии Верховного суда, киберпартизаны входят в состав террористической организации — имеется в виду объединение «Супраціў», к которому принадлежат еще несколько инициатив. 

Кто и когда придумал бороться с режимом при помощи хакерских атак 

5 сентября 2020 года государственные сайты Беларуси подверглись атаке, которую организовала группа примерно из пяти технически подкованных людей. Среди целей был и сайт администрации Лукашенко, на главной странице которого появился бело-красно-белый флаг. 

В конце того же месяца они взломали YouTube-канал гостелеканала и разместили там видео с действиями силовиков: мужчина в кожаной куртке разбивает стекло кафе. Эти кадры появились в знак протеста против насилия и фальсификации выборов. 

«Я подумала, что это крутая идея: у нас нет физической возможности защититься, но есть ум и современные технологии», — рассказывает Юлиана Шеметовец. После этого она присоединилась к киберпартизанам. 

Затем были взломы баз данных силовиков и сайтов крупных компаний с госкапиталом, публикация списков охраны Лукашенко, а также обещание провести люстрации, появившееся на чеках единой системы оплаты ЕРИП. Во всех этих случаях группа взяла ответственность за атаки на себя.

В 2020 году свою основную цель киберпартизаны формулировали так: «Поставить террористический режим на колени, чтобы в День Х он не смог противостоять воле народа». 

Сейчас они заявляют, что добиваются сразу нескольких вещей. Главная — сместить режим Лукашенко, вернуть в Беларусь демократию и верховенство закона, сохранить независимость и избежать поглощения Россией. В 2022 году к списку целей добавилась помощь Украине. 

Кого берут в киберпартизаны 

«КиберПартизаны» — это волонтеры с костяком примерно в 30 человек, которые состоят в группе дольше всех. Они и принимают стратегические решения. 

В группе есть и беларусы, и беларуски, большинство имеет техническое образование, но никто не был профессиональным хакером. 

У «КиберПартизан» несколько команд. Кто-то занимается написанием скриптов/программ, которые потом используются для атак. Кто-то — анализом данных или построением инфраструктуры для их поиска. 

Часть людей разрабатывает безопасные приложения. Например, есть «партизанские СМС» для обмена зашифрованными сообщениями и «партизанский Telegram», который позволяет установить ложный пароль для входа в приложение, при вводе которого уничтожаются некоторые переписки. В Беларуси силовики часто требуют пароли и проверяют телефоны у тех, кого подозревают в инакомыслии, и даже просто у прохожих.

Есть киберпартизаны, которые отвечают за безопасные телеграм-боты для более чем сотни независимых беларуских инициатив. Среди них, например, телеграм-бот, куда можно прислать фото подозрительного человека и проверить его связь с МВД. 

Объект для атаки выбирает узкий круг людей. Главный принцип — она не должна навредить жизни обычных граждан. 

Политические решения в команде принимаются большинством голосов, и примером такого решения можно назвать присоединение «КиберПартизан» к полку имени Кастуся Калиновского — отряду беларуских добровольцев, которые воюют в Украине. Решение было принято, потому что «империалистический путинский кремлевский режим» угрожает независимости не только Украины, но и Беларуси, объясняла Юлиана Шеметовец.

Киберпартизаны работают виртуально и анонимно. Юлиана признается, что лично и офлайн не знакома ни с кем, хотя с некоторыми постоянно общается онлайн, используя секретные чаты. 

Как попадают в группу? Если вкратце, то через проверку личности и уровня знаний. «Я не могу рассказать подробнее, чтобы не упрощать работу КГБшникам. Они постоянно пытаются попасть к нам, притворившись волонтерами», — говорит Юлиана Шеметовец. 

Самые успешные акции: атака на железную дорогу, взлом баз силовиков 

Большинство их атак не публичны, но о некоторых можно прочитать в соцсетях группы. Одной из самых успешных называют атаку на систему управления железной дорогой. Первый раз ее взломали в январе 2022 года, когда российские военные не покинули страну после совместных с беларуской армией учений.

«После начала военной агрессии России с киберпартизанами связались специалисты, которые раньше работали на железной дороге. Они проконсультировали, и во время второй атаки получилось безопасно отключить автоматику. Отключение было направлено на коммерческие поезда в надежде, что замедлится и движение военных составов», — объясняет Юлиана Шеметовец.

Расчет оправдался: по данным самих киберпартизан, автоматика не работала несколько дней и около двух недель российские военные поезда не ходили. 

Но атака все же повлияла и на обычных граждан — на две недели перестала работать онлайн-продажа билетов. «Это случилось из-за того, что система сделана неправильно с технической точки зрения. Я публично извинилась, но нам отвечали: “Ребята, не извиняйтесь. Люди мучаются в тюрьмах в Беларуси и умирают в Украине. Ничего страшного, если мы пойдем и купим билеты в кассе», — рассказывает собеседница дekoder’а.

Другой пример успешной публичной операции — «Жара», во время которой «КиберПартизаны» получили паспортные данные всех граждан страны, включая сотрудников КГБ и МВД. 

В распоряжение группы попало также множество внутренних данных силовых структур, включая 50 тысяч часов разговоров, прослушанных силовиками за полгода до взлома, в основном — самих сотрудников.

«За своими [силовики] следят больше, чем за оппозицией. Там было очень много информации, которая до сих пор используется для проверки личностей людей и для помощи журналистам в расследованиях», — объясняет Юлиана Шеметовец.

Уже собрано около двадцати баз данных, среди которых, например, информация МВД объемом 4,4 терабайт и утечка из российской организации-цензора Роскомнадзора объемом 1,2 терабайт. В последней есть информация не только о цензуре в России, но и о том, как Роскомнадзор цензурирует интернет в Беларуси.

Также у киберпартизан есть база с информацией о пересечениях беларуской границы за последние 15 лет всеми физлицами, включая иностранцев, и всеми транспортными средствами. 

«Это очень помогает расследовать шпионские истории, например вычислять людей из Украины, которые работают на российскую ФСБ. Они встречались в Беларуси, им это было удобно», — говорит Юлиана Шеметовец.

«Именно люди в Беларуси будут участвовать в смене режима»

Среди «КиберПартизан» есть люди, которые остаются внутри Беларуси, что сейчас в среде активистов считается очень небезопасным. Но киберпартизаны называют это важным и даже необходимым: 

«Важнее всех — именно те, кто сейчас в Беларуси, мы обязаны учитывать их желание помогать. Именно они будут участвовать в смене режима в самый важный момент», — говорит Юлиана Шеметовец.

Она подтверждает: пребывание участников группы в Беларуси — опасно, и они не задействованы в операциях с высоким уровнем риска. В остальных случаях группа разъясняет ситуацию, но доверяет участникам в том, что касается выбора средств защиты, полагая, что ответственность в первую очередь лежит на них самих.

За время работы группы, подчеркивает Юлиана Шеметовец, никто из киберпартизан не был задержан. 

Когда режим в Беларуси сменится, киберпартизаны планируют участвовать в работе над изменением системы управления.

«В период ослабления и смены власти никуда не уйдет опасность российского влияния — и даже усилится. После смены режима спецслужбы все равно будут нужны», — говорит Юлиана Шеметовец.

В группе много дискутируют о том, как должна проходить люстрация. Чтобы заложить основу такой работы, «КиберПартизаны» вместе с другими инициативами составляют списки людей и формируют архивы. 

«Они предложили новую тактику» 

Что еще важно знать о «КиберПартизанах»? Они — не просто хакеры, объясняет Юлиана Шеметовец. Они — хакеры-активисты, или хактивисты. В отличие от хакеров, данные и информацию они используют не для личных нужд или ради обогащения, а во имя политических или социальных целей. 

«Еще нам дали хорошее определение в западных медиа — Digital Resistance group, — говорит Юлиана Шеметовец. — И это больше, чем хактивизм: хактивисты часто децентрализованы, в отличие от нас».

В чем еще разница? Некоторые группы, которые называют себя хактивистами, работают на государство, например, в Украине, Израиле, США. В целом же хактивисты занимаются помощью разным группам людей, поддерживают WikiLeaks, сейчас — много помогают Украине. Их цели более разнообразны, например, противодействие слежке со стороны спецслужб или корпораций. 

«Нас иногда приглашают на встречи с либеральной молодежью — они крутые ребята, которых волнует, что Google, YouTube, Facebook следят за пользователями (…) Но мы с этим не работаем. Наша цель — обустроить страну, где можно жить и где такие дебаты будут актуальны. Массовые задержания [в Беларуси] происходят уже два с половиной года», — объясняет Юлиана. Она подчеркивает: у киберпартизан нет миллионных бюджетов и обязанности отчитываться перед какой-либо страной, они работают сами на себя ради смены режима в Беларуси. 

«КиберПартизаны» не связаны ни с какими группами хакеров, и лишь немногие могут сравниться с ними, утверждает профессорка антропологии из Гарвардского университета Габриэла Кольман, которая исследует хактивистские группы. 

Профессорка отмечает, что «КиберПартизаны» чем-то напоминают ей Xnet, которые, например, помогли посадить в тюрьму коррумпированных испанских банкиров с помощью полученной утечки электронной почты. 

«Не многие группы могут сравниться с ними («КиберПартизанами». — Ред) по уровню организации, решимости и упорства, — говорила Габриэла Кольман год назад. — Они предложили новую тактику, в которой хакерские атаки сочетаются с анализом разведывательных данных из открытых источников (OSINT) и работой на местах, например бывших силовиков и других. Это делает киберпартизан уникальными».

Текст: Анна Волынец

Опубликовано: 09.06.2023

Читайте также

Беларуские демократические силы и «невидимые» женщины

Беларуская диаспора: обновленная солидарность

Возрождение тоталитаризма в отдельно взятой европейской стране

Другая Беларусь. Появится ли у беларусов цифровое государство?

Протесты и война. Как изменилась беларуская диаспора в Украине

Как Лукашенко широко открыл «русскому миру» ворота в Беларусь

Беларусы и украинцы живут по соседству веками. Неудивительно, что беларусов в соседней стране — сотни тысяч, хотя об особом влиянии беларуской диаспоры в Украине никогда говорить не приходилось: люди часто приезжали и растворялись в похожей культуре. 

По мере сближения Украины с ЕС правила пребывания для беларусов становились строже, но ни туристов, ни эмигрантов это не останавливало. Особенно велик приток переехавших был после событий 2020 года в Беларуси. Тысячи политических эмигрантов нашли в Украине убежище и приют. 

24 февраля 2022 года изменило многое и для них. Тысячам людей пришлось стать дважды беженцами, покинув страну, которую они уже называли своим новым домом. 

Какой была диаспора до протестов в Беларуси и до начала широкомасштабного вторжения России? Как она изменилась? Многие беларусы остались жить в Украине и во время войны. Чем они занимаются, как складывается их жизнь, какое будущее они для себя видят? 

Анна Волынец изучила историю диаспоры и поговорила с беларусами, которые живут в Украине во время войны.

Раньше беларусы переезжали и мало интересовались беларускостью

«До войны беларусов очень любили и даже завидовали нам, потому что Лукашенко был очень популярен», — говорит бывший боец полка Калиновского, а сейчас представитель «Асацыяцыі беларускіх ветэранаў» Андрей Кушнеров.

Он переехал из Беларуси в Украину в 2005 году и прожил в ней до 2012-го. После этого постоянно приезжал, а в 2022 году пошел в добровольцы. Закончив службу, остался жить в Украине. 

Беларусам завидовали из-за стабильности, более высоких средних зарплат и чистых улиц, объясняет он, а еще ценились вкусная молочная и мясная продукция, хороший шоколад.

«Украинцы к беларусам относились очень хорошо, и тем сильнее был удар 24 февраля. Это было воспринято как предательство», — говорит Андрей. С началом войны, по его словам, быть беларусом стало не особенно популярно. 

Тем не менее беларусы до сих пор живут в Украине. Хотя раньше их было намного больше: в начале нулевых они были вторым по численности национальным меньшинством в Украине после русских. В 2001 году в стране проживало 275 тысяч беларусов. Около трети беларусов жили на востоке Украины, в том числе в районах, которые сейчас находятся под российской оккупацией. 

В Украину ездили, чтобы сменить обстановку, провести отпуск или сделать покупки, но примерно до 2010-х беларусы спокойно оставались в Украине на более долгое время. По правилам, они не имели права находиться в стране больше 90 дней за полгода, но до какого-то момента это требование можно было легко обойти. 

И некоторые беларусы уезжали надолго: учиться, работать, строить семью, а также — в поисках творческой карьеры или политических свобод. 

Организованные сообщества беларусов существуют в Украине минимум с начала 1990-х годов, например «Белорусское культурно-просветительское общество» или общество «Сябры» в Чернигове. Но сколь-нибудь весомой социальной силой, и уж тем более политической, назвать их нельзя. 

Беларусы были разобщены, считает Андрей Кушнеров. По его словам, до 2020 года они просто жили в Украине и не стремились объединяться. «Замкнутость людей играла свою роль, и до 2020 года беларуских сообществ существовало мало. Людей в основном не слишком интересовали беларуские мероприятия, концерты, постановки», — говорит он.

До 2020 года (а отчасти и после) в Украине действовали и организации «псевдодиаспоры», тесно сотрудничающие с режимом Лукашенко. Один из примеров таких объединений — «Всеукраинский союз белорусов», главой которого уже много лет остается экс-сотрудник спецслужб СССР и Украины Петр Лайшев. В союз входил «десяток-другой организаций, состоящих из пары человек», говорится в расследовании, посвященном диаспоре. Формальная цель организации — объединение соотечественников, а фактически она продвигала провластные нарративы как позицию всей диаспоры.

После протестов 2020 года в Украину бежали от репрессий 

В 2020 году в Украину массово стали переезжать политические беженцы и специалисты, которые не хотели попасть под репрессии. Украина не признала выборы в Беларуси, а ее власти продлили беларусам срок пребывания в два раза — до 180 дней. По истечении этого времени нужно было оформлять вид на жительство. 

События 2020 года изменили структуру беларуской диаспоры. С одной стороны, остались «старые» организации, такие как «Сябры», руководительница которой в 2020 году просила земляков не выходить на митинги и хвалила Лукашенко.

С другой, появились сообщества, которые создали недавно приехавшие: Free Belarus Center, «Беларускі Дом ва Украіне», «Беларускі інфармацыйны цэнтр». Их объединяет общий бэкграунд — отъезд вследствие репрессий. Эти сообщества — активные, продемократические, ориентированные на взаимоподдержку. 

По данным Free Belarus Center, только в августе 2020 года украинско-беларускую границу пересекло около 47 тысяч человек, но для многих Украина была промежуточной остановкой перед выездом в ЕС. К июню 2022 года около 10-12 тысяч человек осталось жить в Украине. 

Беларусы покупали квартиры, дома и машины, открывали бизнесы: например, бар «Карма» и арт-паб «Торвальд» в Киеве. 

Как беларусы живут и волонтерят в Украине 

30-летняя Василина* уехала из Беларуси в 2021 году: «За мужем могли прийти, счет шел на дни, мы не успели сделать визы и поехали в Украину», — вспоминает она. 

Сейчас пара живет на юге Украины и общается с активной частью диаспоры — людьми, которые подвергались преследованию в Беларуси после 2020-го и даже еще после 2010 года. Они проводили акции, помогали беларусам внутри родной страны и Украины, включая поиск жилья и работы. 

«Это вынужденное, но приятное сообщество — люди объединены эмиграцией и общей болью за Беларусь. Они лояльны друг к другу и готовы помочь», — говорит Василина.

С частью из них пара познакомилась через телеграм-чат, в котором беларусы обмениваются информацией о документах и бытовых вопросах, — такие есть в каждом крупном городе. Офлайн встречается, по словам собеседницы, меньше пятой части участников. Сейчас беларусы в ее городе не проводят акции, но продолжают помогать друг другу. 

«Часть ребят объединилась в помощь полиции и теробороне, чтобы патрулировать город. Часть делает полезные вещи для фронта, например окопные перископы и свечи, маскировочные сетки», — объясняет Василина.

Кому беларусы помогают больше? Физически и финансово, по мнению собеседницы, украинцам. Хотя и беларусам помощь оказывают «практически моментально», в том числе финансовую. «Но с начала войны у нас практически не появлялось новых беженцев из Беларуси, им сложно попасть в Украину», — говорит собеседница.

Тем не менее такие все же есть. До войны оставалось полгода, когда молодой человек другой нашей героини — Марии — уехал во Львов. Она собирала документы для переезда, когда наступило 24 февраля. 

«Мой молодой человек сказал, что хочет остаться. А я доктор по профессии, и если чем-то могу помочь… Переезд в Украину был очевидным решением», — рассказывает Мария.

В начале апреля она поехала в Украину через Варшаву. С первой попытки через границу ее не пустили. Мария какое-то время жила в лагере украинских беженцев и собирала документы. «Я распечатала переписки с организациями, где собиралась волонтерить, документы об образовании, данные встречающих», — перечисляет Мария. 

Во второй раз она доехала на поезде до приграничной станции на польской стороне. «Я плохо рассчитала маршрут. Вышла — а там лес, фонарь и стою я с вещами. Тогда я поняла, почему проводник при выходе из поезда меня перекрестил», — вспоминает она. Со станции она посреди ночи пошла к ближайшему хутору, где добрая пожилая женщина попросила сына отвезти Марию на польско-украинскую границу.

Собеседование длилось около часа, но на этот раз решение было положительным и беларуска попала во Львов. «Приехать было огромным счастьем. Целая ночь на ногах, я буду о ней рассказывать внукам. И нужно прислать той бабушке с хутора открытку, что я доехала. После такого начинаешь теплее относиться к людям».

Добровольцы-беларусы — не часть диаспоры

Беларусы воюют на стороне Украины. Общее число тех, кто сейчас служит в подразделениях ВСУ, уже уволился из армии или был убит, не более тысячи, рассказывает представитель «Асацыяцыі беларускіх ветэранаў» Андрей Кушнеров. 

Проходя службу по контракту, эти люди не принадлежат к диаспоре, а после — редко остаются в стране, объясняет собеседник: «Мой горизонт планирования на фронте был 15 минут по объективным причинам. По тем же причинам военные не интегрированы [в общество]», — говорит он.

Прощание с павшим бойцом полка имени Кастуся Калиновского. Фото: пресс-служба полка Кастуся Калиновского

Сам Андрей после службы остался в Украине, но кроме себя может назвать лишь несколько человек, которые сделали так же. Многие хотели бы, говорит Андрей, но не могут легализоваться. 

«Человек, который уволился со службы, должен иметь основания для проживания в стране: работу, семью и так далее. Если у него нет ВНЖ, то без оснований можно находиться в Украине 180 дней, включая срок до и после службы, — говорит Андрей. — Как правило, после увольнения у человека есть пара месяцев, потом он должен уехать». 

Что получают военные-беларусы от службы в Украине? Боевой опыт, побратимов, контакты, уважение в глазах украинцев, но зачастую к этому прилагается серьезное посттравматическое расстройство, а порой и инвалидность.

А вот льготы — не всегда, объясняет Андрей. На середину января 2023 года ему не было известно ни об одном беларусе, который смог бы добиться необходимого для этого документа — удостоверения участника боевых действий. Военные структуры беларусов в Украине, по словам собеседника, не занимаются этим вопросом, а у ассоциации ветеранов пока не получилось его решить. 

После февраля 2022 года многие уехали. В том числе из-за проблем с легализацией

Сейчас беларусы всеми способами поддерживают украинцев, считает беларуска Ольга*, которая волонтерит в Украине в фонде «Rayon nomer 1». По примерной оценке «Беларускага інфармацыйнага цэнтра», с началом войны около 80% беларусов уехали из Украины.

По словам Ольги, «большая часть переехала в безопасные страны или не смогла остаться из-за проблем с легализацией». 

Оставшиеся беларусы часто занимаются активизмом: документируют военные преступления, восстанавливают здания, вывозят людей с опасных территорий, организовывают краудфандинг — например, провели фестиваль документального кино «На мяжы» в декабре 2022 года. Показы прошли в Киеве, Одессе и Львове, собранные деньги потратили на аппараты для заживления ран.

Ольга приехала в начале 2021 года и кроме волонтерства для Украины занимается также документированием нарушений прав человека в Беларуси. В 2022 году она организовала в Буче выставку про политзаключенных беларусов, пострадавших за поддержку Украины. 

Ольга освоила украинский язык и старается в быту говорить на нем. Большую часть ее круга общения составляют украинцы. И хотя весной 2022 года в среднем отношение украинцев к беларусам заметно ухудшилось, наша собеседница не замечает, чтобы что-то изменилось во взаимодействии с ней лично. 

Каково положение беларусов в Украине теперь?

«Беларусы в очень беззащитной позиции. Здесь в Украине волонтеры, бизнес, государство вместе решают одну большую проблему. Но беларусов государство не поддержит, поддержат только такие же беларусы», — считает Ольга. 

С началом войны у беларусов без ПМЖ заблокировали банковские счета, лишь единицы получили возможность снова ими пользоваться. «Решение о разблокировке принимает банк по рекомендации СБУ», — объясняет Ольга. Своим счетом она пока не занималась. 

Беларусы живут в Украине во время войны из любви к этой стране и желания помочь. Их не останавливают сложности, которых сейчас много, начиная от заблокированных счетов и заканчивая работой. Ее в Украине мало, тем более для беларусов, а получить деньги от иностранного работодателя стало сложнее. Беларусам неохотно выдают любые документы, включая ВНЖ, беларуский паспорт нельзя продлить в стране, потому что посольство закрыто. 

Почему остались в Украине те, с кем мы пообщались? Василина объясняет, что она сделала это отчасти из чувства долга перед страной, которая приютила их, отчасти — потому что от них с мужем зависит работа других волонтеров. Но в будущем они собираются уехать из Украины.

Мария остается во Львове, потому что ей там хорошо: там семья, дом и планы на будущее. Но будет ли она и дальше жить в Украине, зависит от легализации. С апреля Мария занимается подтверждением своего диплома в Минобразования и науки. Без этого нельзя работать и получить ВНЖ. 

«Я бы не хотела уезжать, несмотря на войну. Это прекрасный город, и я не чувствую себя здесь чужой», — говорит она.

Текст: Анна Волынец
Опубликовано: 13.03.2023

* По просьбе героини мы изменили ее имя.

Читайте также

«Нас ждут визы, ров и колючая проволока». Как изменилось мнение украинцев о беларусах

Беларуская диаспора: обновленная солидарность

Другая Беларусь. Появится ли у беларусов цифровое государство?

Отношения Беларуси и Украины с 1991 года до наших дней

Политика зависимости и перспективы беларуской государственности

Другая, Новая, СВОЯ Беларусь — давняя мечта беларусов. В лукашенковском диктаторском государстве об этой вольной Беларуси думали, ее воображали, воспевали в песнях, стихах, ради нее создавали альтернативные вузы, школы, профсоюзы, организации… В 2020 году ее попытались воплотить в реальности. 

Увы, страна мечты тысяч беларусов не сбылась. Но она и не исчезла — просто снова изменилась. 

Еще перед выборами общество в Беларуси начало консолидироваться через интернет. И даже после (пока?) неудавшейся революции, волны репрессий и эмиграции этот процесс не остановился. Наоборот. Будто в одной точке сошлись желание преобразить свою страну, чувствовать сопричастность с ней и друг с другом, развитие технологий и то, что среди беларусов сейчас — много высококлассных IT-специалистов. 

Беларусы внутри и вне страны с помощью современных технологий создают свои независимые институции. Цель этих людей — создать новую страну. И первые результаты уже есть — начал работу проект «Новая Беларусь».

В материале Анны Волынец для дekoder’а — о том, как развивалась мечта беларусов и зарождалось цифровое государство, на каком этапе оно сейчас и сможет ли заменить людям захваченную режимом родину. 

Незалежная Рэспубліка Мроя и Вейшнория: первые тайные страны беларусов

«Пашпарт грамадзяніна N.R.M.» — альбом 1998 года группы N.R.M, чье название расшифровывается как «Незалежная Рэспубліка Мроя». Она была основана в 1994 году, в том самом, когда к власти пришел Лукашенко. Люди искусства первыми чувствуют угрозу свободе. Процесс закручивания гаек шел непрерывно, и в песне группы «Менск і Мінск» 2007 года уже отчетливо звучит: мы будто живем в двух городах, в безжизненном, постсоветском, диктаторском — и в любимом, теплом, беларуском. Так начиналась внутренняя эмиграция. 

Идея другой Беларуси ярко проявилась в истории с выдуманной страной Вейшнорией в неспокойном 2017 году. Весной по стране прокатились протесты, а летом власти решили провести с Россией военные учения «Запад-2017». По сценарию, на Беларусь и Россию напали некие государства, в двух из которых угадывались Литва и Польша, а третье располагалось на северо-западе Беларуси. Его и назвали Вейшнорией. 

Очень быстро маленькая, но гордая Вейшнория стала любимой страной беларусов в соцсетях. У Вейшнории появились герб, флаг, канал в телеграме, Центральная избирательная комиссия и Министерство иностранных дел. Идея захватила умы: в граждане страны записалось 15 тысяч беларусов, они создали свои ID-карточки, начали встречаться офлайн. 

«Хайп превратился в идею — можно ли построить «государство мечты» в интернете? — рассуждает один из бывших онлайн-депутатов Сейма (мы не называем его имя из соображений безопасности). — Была информация, что Вейшнория стала одной из крупнейших микронаций в истории интернета».

В августе 2022 года соцсети Вейшнории в Беларуси объявили экстремистскими. 

Путь от песен и мемов к альтернативным президенту и правительству

Вейшнория — не единственный пример второй реальности в одной стране. С 1990-х годов в Беларуси два флага и герба, официальный и неофициальный (и сейчас около половины жителей страны поддерживает каждый из них). 

В стране были два объединения писателей и два союза журналистов, государственные и независимые профсоюзы, общественные организации… В 2020–2021 годах большинство из неподконтрольных властям оказались еще и вне закона, и многие активисты попали в тюрьмы или были вынуждены уехать. 

Сфера культуры так же делилась на официальную и неофициальную. Артисты из второй группы годами попадали во всевозможные черные списки. Особый размах это приобрело после 2020 года. 

Попытка создать в стране независимый Европейский гуманитарный университет (ЕГУ) в 1992 году закончилась его эмиграцией в Литву в 2003 году. В 2022 году в стране закрыли практически все частные школы. 

В 2020 году жители Беларуси во время выборов провели альтернативный подсчет голосов на интернет-платформе «Голос». Теперь у страны два президента: Лукашенко не ушел, но часть беларусов стала считать своей президенткой Светлану Тихановскую.

В ходе революции 2020 года и после нее у беларусов число структур, дублирующих государственные, только увеличилось, и значительная их часть завязана на современные технологии. Появились независимая медицинская онлайн-служба Okdoc.me, карта беларуского бизнеса, объединение бывших силовиков «Байпол» и готовые оказать юридическую помощь правозащитники. Появились своя школа и виртуальные выставки. 

Беларусы пришли в 2020 год, движимые инерцией постсоветских изменений, отмечает социолог, автор исследования об обществе в Беларуси Татьяна Водолажская: «Наш локальный контекст — это отчасти инерция постсоветских изменений, когда десоветизация не состоялась, но какие-то изменения вроде бы все же происходят. <…> Те изменения, которые мы наблюдаем, кроме всего прочего, задаются тем, что можно было бы назвать инновационным технологическим развитием», — говорит она.

Революция 2020 года стала неожиданностью для многих, но предпосылки для нее существовали давно. «Открытость общества к восприятию и реализации технических и социальных инноваций, наличие квалификации и человеческих качеств, позволяющих участвовать в глобальных процессах, определяет потенциал развития страны в ближайшем будущем», — сказано в исследовании Оксаны Шелест, старшего аналитика «Центра европейской трансформации» 2017 года. 

 «Новая Беларусь» в 2022 году: приложение вместо государства

Цифровые технологии легли в основу проекта «Новая Беларусь». Это «цифровая версия демократической Беларуси в смартфоне. Созданный беларусами для беларусов, он открывает новые возможности для уехавших и оставшихся в стране», — объясняют разработчики проекта, а ранее — создатели платформы «Голос» Павел Либер и Ярослав Лихачевский, соучредитель стартапа Deepdee и фонда солидарности BYSOL. 

«Два года продолжается наша борьба. Я часто спрашиваю себя: зачем мы это делаем, зачем нам своя страна, может, можно как-то иначе?.. — сказал Ярослав Лихачевский во время презентации проекта в ноябре 2022 года. — Эта история началась лично для меня в 2014 году. Я был вдохновлен украинской Революцией Достоинства и подумал: «Если смогли они, то сможем и мы. Но с чего могу начать я?»

Проект доступен в виде сайта и мобильного приложения. Его создатели хотят дать гражданам Беларуси внутри и вне страны возможность работать, получать услуги, высказываться по поводу политических решений, платить налоги и оформлять цифровой паспорт. 

«Это площадка, где беларусы смогут обсуждать волнующие их вопросы, договариваться, как жить дальше. Наверное, с этого начинается политическая жизнь», — говорит Лихачевский.

Сейчас проект объединяет в себе новости, афишу, медицинские и юридические услуги, вакансии в беларуских компаниях, онлайн-обучение и экспертные консультации для бизнеса. В октябре создатели приложения сообщили, что ведут переговоры с одним из европейских банковских сервисов, чтобы подключить к нему приложение. 

В первом полугодии 2023 года на платформе планируют запустить подборки не только новостей, но и развлекательного контента; слой-карты с культурными местами, важными для беларусов; аналог платежной системы Revolut для беларусов внутри страны; образовательный модуль и модуль выставок, а также модуль для голосования. 

За первые несколько дней тестового режима приложение скачало 10 тысяч человек. За год разработчики хотят набрать 100 тысяч пользователей, за три года — 500 тысяч. Стольких пользователей, по мнению разработчиков, достаточно, чтобы начать разговор о паспортах. Но это не будет быстро или легко: «Я участвовал в [дискуссиях на эту тему даже] с ООН. И история беларусов настолько маленькая и неуникальная, что [убедить] европейскую бюрократию можно только чудом», — говорил Павел Либер в октябре 2022 года.

В таких дискуссиях количество беженцев из Беларуси сравнивают с потоком беженцев из Сирии или Ирана, которых «в месяц больше, чем беларусов в год». «Вот когда вас будет много и вы покажете полноценно функционирующее общество — тогда с вами будет интересно разговаривать… И мы абсолютно не оптимистичны в этом», — говорит Либер.

Либер сравнивает сервис с платформой «Голос», где набралось 1,2 миллиона пользователей за несколько недель — и утверждает, что такого не будет. «Если наберется 500 тысяч человек, то мы будем считать это успехом. Мы уверены, что с полумиллионом уже сможем разговаривать с ООН», — говорит он. 

Цифровое государство и изменения в реальной стране: что думают исследователи 

Есть как минимум два условия для появления «второго государства», объясняет Александр Адамянц, руководитель Офиса по образованию для новой Беларуси. Первое — это большое количество граждан, вынужденных уехать из страны из-за преследований и рассеянных на большой территории.

«Существенно, что это активные граждане, которые стремятся изменить политическую систему в Беларуси», — говорит он. 

Второе условие — это появление интернета и других технологий, позволяющих гражданам координировать действия, организовываться без привязки к определенной территории.

«Цифровое государство, таким образом, является логическим, “естественным” этапом развития виртуальной структуры общества», — объясняет Адамянц.

Он считает, что в физическом пространстве доля виртуального гораздо больше, чем мы привыкли думать, и ссылается на одну из главных идей израильского историка Юваля Харари: «В основе любого общества лежит социальное воображение. В разные эпохи это был миф, религия, общие верования… Благодаря коллективному мышлению и языку человечество смогло выйти за пределы природных законов, создать культуру и общество. То есть государство — это скорее виртуальная реальность, хоть и имеющая пространственное измерение», — говорит Адамянц.

Цифровое государство, объясняет он, основывается на добровольном участии, а потому более демократично. В рамках цифрового государства гораздо меньше потенциал злоупотребления благами в пользу отдельной группы, так как выйти из него проще, чем сменить страну проживания.

«Цифровое государство — это сетевая структура, которой труднее сконцентрировать ресурсы в одних руках. В нем выше уровень участия граждан, что само по себе условие демократии. В конечном итоге цифровое государство — это возможность создать организованное сопротивление и изменить ситуацию в нашей стране», — считает исследователь.

Помогут ли цифровые технологии создать отдельное государство, когда в стране — авторитарная власть? 

«Это благая цель, и я склонен верить: да, цифровые технологии могут использоваться обществом, чтобы отделиться от государства и его авторитарности», — говорит Олег Уппит, российский исследователь цифровой этики, взаимодействия общества и технологий и цифровой постгосударственности. 

В использовании технологий и взаимодействии людей очень важна децентрализация. «Речь про важность таких вещей, как консенсус: решения должны исходить от людей, которые договариваются между собой, а не из единых центров, — считает Уппит. — Централизация и государство находятся в головах. Технологии и цифровизация могли бы — и смогут — освободить общество. Но для этого надо перестраивать и мышление». 

Он объясняет: важно перестать поддерживать не какое-то конкретное авторитарное государство, а саму идею авторитарности, где комфорт продается в обмен на свободу. Исследователь признает, что не видел примеров, чтобы похожие проекты сработали, но настроен оптимистично. «Я верю, что это возможно, если люди будут мыслить как свободные существа, стремящиеся вместо инструментов контроля использовать инструменты взаимодействия», — говорит он.

Текст: Анна Волынец

Опубликовано: 09.01.2023