Один из ключевых вопросов, которым давно задаются эксперты и публицисты, — переживет ли путинский режим самого Путина? Особенно остро он встал после полномасштабного российского нападения на Украину, ведь теперь он касается будущего не только россиян, но также украинцев, Европы в целом, а возможно, и всего мира.
Внутриполитические перспективы России в этом отношении кажутся не слишком радужными: история показывает, что одну персоналистскую диктатуру, как правило, сменяет другая, а вероятность установления демократии довольно мала. Это плохие новости для оппозиционно настроенных россиян, но не обязательно катастрофические для остального мира: в конце концов, не каждый авторитарный режим готов вести кровопролитную региональную войну, которая вот-вот перетечет в мировую.
Однако в случае нынешней России все может оказаться хуже. Как пишет в статье для журнала Cicero политолог и правовед, специалист по Восточной Европе Александр Дубови, вторжение в Украину было волюнтаристским и разрушительным решением лично Путина. Но опиралось оно на представления о роли России в мире, которые начали вырабатываться в российских элитах еще до его прихода к власти.
Почему России никак не удается добиться неоспоримого влияния в своем регионе? Ответ прост: виноваты не какие-то враги, образы которых роятся в головах российских правителей, а неспособность Москвы предложить привлекательный культурно-идеологический проект с опорой на сильную экономику.
Именно ярко выраженная слабость Москвы на культурно-идеологическом поприще, дефицит так называемой «мягкой силы», стал ахиллесовой пятой Российской Федерации. Имея вполне достаточный потенциал, Россия вот уже больше трех десятилетий демонстрирует лишь ограниченную культурную привлекательность даже для постсоветского пространства.
В итоге Москва пытается достичь гегемонии и лидерства на этой территории, используя в военной, энергетической и экономической сферах исключительно жесткую силу и руководствуясь принципом «доминирование через страх». Вероломное нападение на Украину как нельзя лучше подтверждает этот тезис.
Но после фактического провала этой захватнической войны Россия лишилась своего единственного эффективного козыря — угрозы использования военной силы. Вряд ли кто-то в будущем так серьезно, как прежде, забеспокоится, когда россияне будут бряцать оружием.
Постсоветское пространство: как был утрачен контроль
После вторжения 24 февраля 2022 года у России не осталось и доли от прежней самоуверенности и недавнего влияния на постсоветском пространстве. У Москвы постоянно сужаются возможности для маневра. Причем даже военные успехи в захватнической войне против Украины вряд ли что-то изменят.
На Южном Кавказе влияние России сокращается за счет усиления Турции. В июле 2022 года Реджеп Тайип Эрдоган как бы случайно, но публично унизил Владимира Путина, заставив того ждать себя перед телекамерами. Что стало последним штрихом к картине их отношений, где каждый исходит исключительно из прагматичных личных интересов.
Казахстан, традиционный союзник Москвы в Центральной Азии, занимает критическую и твердую позицию, де-факто требуя от северного соседа партнерства на равных.
Республика Молдова после некоторых колебаний также дистанцировалась от России решительнее, чем когда-либо. И даже в случае Беларуси нужно обратить внимание на то, как отчаянно лавирует самопровозглашенный президент Александр Лукашенко.
С самого начала так называемой «специальной военной операции» в Украине Минску удается избежать втягивания беларуских вооруженных сил в конфликт. И это несмотря на огромное политическое и экономическое давление со стороны Москвы, сильнейшую экономическую зависимость и полное отсутствие какой-либо альтернативы для репрессивного и тиранического режима Лукашенко.
Система идеологической гибкости
Чрезмерная концентрация российской внешней политики на США показывает, насколько сильной оказалась постколониальная травма современной России, ставшей всего лишь одной из 15 республик бывшего СССР на распадающемся постимперском пространстве. Многие из сложностей, с которыми столкнулись постсоветские государства, переживает и Российская Федерация, но с другой степенью интенсивности. Главной проблемой России остается процесс «строительства нации» (nation building), остановившийся в зачаточном состоянии, и смутное, даже аморфное представление о своей национальной идентичности. В то время как в некоторых других бывших республиках СССР, несмотря на все трудности, в основном наблюдается движение к модернизации, в том числе благодаря смене поколений в элитах, в России время как будто остановилось, и даже наоборот — часы прогресса переводятся все дальше назад.
Основной преградой для обретения объединяющей национальной идентичности в России стала идеологическая гибкость Владимира Путина. Именно идеологическая всеядность была залогом успеха Кремля в его тактическом маневрировании и контроле над элитами и обществом. Как показывает пример позднего Советского Союза, крайне аполитичное, пассивное, атомизированное население поддается контролю гораздо легче, чем идеологизированное и активное общество. Российские власти готовы были поддерживать сколь угодно абсурдные и радикальные идеологические течения, лишь бы сохранить над ними контроль. Единственным исключением были организации, склонные к революционным методам: российские власти опасались насильственной смены власти под воздействием внешних сил. Вот почему, при всей обоснованности критики в адрес этого репрессивного режима, путинскую систему нельзя назвать фашистской. Внешняя политика России также почти всегда проводилась исходя из сиюминутных интересов, отличалась циничностью, идеологической гибкостью и никогда не несла на себе печать идейности, о чем, в частности, свидетельствует господствующие в России представления о многополярном мире. Но теперь кое-что изменилось.
Идеалистический самообман Путина
Идеологическая гибкость Владимира Путина уступила его же фантазиям о собственной исторической миссии — не исключено, что свою роль здесь сыграла и двухлетняя изоляция в период пандемии. Представления Путина об истории, нередко противоречащие фактам, в полной мере раскрылись в разговоре с молодыми российскими предпринимателями и учеными в преддверии Петербургского международного экономического форума [в июне 2022 года].
После того, как российский президент сравнил себя с Петром Великим, стало очевидно, что он уверен в собственной избранности. Захваченный идеей особой миссии, Путин, подобно Наполеону Бонапарту, короновал себя сам как законного квазимонархического правителя всея Руси. На таком фоне одержимость Путина мечтой о Российской империи на четвертом месяце кровопролитной захватнической войны по-настоящему удивительной не казалась.
Центральный элемент этого имперского политического сознания — идея о «собирании земель русских». Мысль эта обосновывается с помощью тенденциозного подбора исторических фактов. «Собирание» изначально обозначало территориальное расширение Великого княжества Московского с помощью завоевания и присоединения земель, принадлежавших распавшейся под натиском татаро-монголов в XIII веке Киевской Руси — исторического протогосударственного предка трех современных восточнославянских государств: Беларуси, России и Украины.
В этом отношении аргументы, согласно которым территория России и так достаточно велика, чтобы не нуждаться в дальнейшем расширении, бьют мимо цели. В интервью «Новой газете в Европе» Евгений Анисимов, профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге и ведущий российский специалист по петровской эпохе, отводит понятию пространства особое, крайне важное место в российском политико-историческом сознании. Дело в том, что территориальное расширение России само по себе имеет значительную ценность для политиков и населения. Сам факт, что у страны огромная площадь, уже служит весомым поводом для национальной гордости.
Долгое прощание с последней европейской империей
Независимо от исхода войны в Украине, имперской мечте России об объединении так называемого «русского мира» сбыться не суждено. Путин сначала помог родиться припозднившемуся «русскому миру», но сам же его и похоронил. Финальная попытка заявить о себе — и последняя империя Европы разбивается на тысячу осколков. Но ее лебединая песня не смолкнет еще долгое время.
Владимир Путин собирался оставить после себя сильную Россию, стабильную изнутри и доминирующую в регионе державу, пользующуюся уважением на международной арене. Однако в учебниках истории итогом его правления будет названо окончательное и бесславное завершение всех имперских устремлений России и начало длительного периода ее внутренней дестабилизации с последствиями, которые на данный момент предсказать сложно.
От Владимира Великого до Владимира «Отравителя трусóв»
Предстоящий системный кризис — дело рук самого Владимира Путина. Более двух десятилетий стабильность считалась главным достоянием путинской России, защищать которое необходимо любой ценой. Можно даже назвать ее ключевым элементом российской идентичности, фундаментом современного государства. С таким трудом заложенное и казавшееся непоколебимым, это основание оправдывало путинский режим во внутренней политике (а также на международной и региональной аренах) и было без какой-либо надобности сознательно разрушено им самим всего за несколько недель. Международные санкции в ближайшие месяцы, вероятно, приведут к тому, что окончательно канут в Лету и последние остатки былой социально-экономической стабильности.
С трудом поддающееся рациональному объяснению решение напасть на Украину привело к тому, что Путин окончательно потерял шанс остаться в анналах истории как один из крупнейших правителей России. Безусловно, фигура Владимира Путина, более 20 лет находившегося на вершине власти, войдет в учебники истории. Но с учетом спровоцированных им экономических и социальных потрясений, неумолимо надвигающихся на Россию, пророческим может оказаться выступление Алексея Навального на абсолютно кафкианском судебном процессе в феврале 2021 года: вопреки славным мечтаниям Путина, будущие поколения запомнят его не как нового Владимира Великого, а как Владимира «Отравителя трусóв».
Российская империя Шредингера
Но сколь справедливой ни была бы критика в адрес Путина, не следует забывать, что он — хоть и ключевая, но не единственная фигура в российской внешней политике. Действия России на международной арене определяются набором интересов и опасений, которые разделяет большая часть правящей элиты.
В основе внешнеполитического консенсуса лежит убеждение, что Россия — это внутриполитически сильное и дееспособное государство, которое остается суверенной великой державой, наследующей империалистические традиции в отношениях с внешним миром. Это великая держава наравне с другими такими же. В этом контексте российское великодержавное мышление не стоит в обязательном порядке сводить к (этно)национализму, оно основано на широком консенсусе элит, который дополняется последовательным и непротиворечивым пониманием угроз и целей в сфере политики безопасности.
В представлении российских элит, страна может существовать только как великая держава. Это напоминает кота Шредингера: стоит только однажды всерьез поставить вопрос о смысле и о сохранении статуса великой державы, Россия, какой мы ее знаем, исчезнет. Ожидать этого в средне- и краткосрочной перспективе не стоит. Не стоит забывать и о том, что внутриэлитный консенсус относительно целей внешней политики, а также о статусе великой державы России начал формироваться уже к концу правления первого президента России Бориса Ельцина, окончательно укрепился в эпоху Владимира Путина и, скорее всего, Путина переживет.
И даже близкий конец путинской эпохи (который сегодня, впрочем, еще не различим) не даст четкого ответа на неизбежно встающие судьбоносные вопросы о политических моделях российско-украинских отношений в будущем, о характере взаимодействия ЕС и России и, в конце концов, о будущем самой России, где образуются многочисленные линии раскола как внутри элит и бюрократии, так и среди населения. Внутриэлитные конфликты, системные проблемы и навязчивая приверженность статусу великой державы не только делают практически невозможной демократически легитимную и упорядоченную передачу власти, но, наоборот, практически гарантируют глубокий системный кризис — с исходом неопределенным не только для России, но и для всей Европы.
Призрак бродит по Европе
Для Европы в целом последствия последнего всплеска имперских амбиций России сейчас можно оценить лишь в общих чертах. По мнению ведущего болгарского политолога Ивана Крастева, сотрудника софийского Центра либеральных стратегий и венского Международного института наук о человеке (IWM), агрессивная экспансионистская политика Владимира Путина привела не только к сдвигу существующих границ в Европе.
Безумный империализм Путина заставляет фундаментально изменить саму концепцию границы между Западом и Россией. Эти перемены возвращают нас к самым мрачным временам европейской истории второй половины XX века и, вполне вероятно, будут иметь последствия на десятилетия вперед. Ни для России, ни для Европы ничего хорошего это не сулит.
Weitere Themen
Российско-финляндские отношения
«Война в Украине — это не конфликт двух имперских проектов»
Как поход Кремля против «гендера» привел российскую армию в Украину
«Путь для переговоров уже проложен»
Политика зависимости и перспективы беларуской государственности