В январе 2020 года новый коронавирус казался европейцам далекой китайской инфекцией, с помощью которой СМИ щекочут нервы своих читателей, зрителей и слушателей. Сейчас очевидно, что эта болезнь, жертвами которой за год стало более 2 миллионов человек по всему миру, предопределит развитие общества на годы, если не на десятилетия. Но в каком направлении пойдет развитие?
Публицист и редактор журнала Blätter Альбрехт фон Лукке считает, что существуют две возможности. Первая — вакцинированные граждане с облегчением вернутся к привычному потребительскому образу жизни. Вторая — самоограничения превратятся в важный компонент новой этики во имя предотвращения новых и более серьезных кризисов, прежде всего экологического.
Статья фон Лукке озаглавлена вопросом, который в переводе с немецкого буквально звучит так: «Год коронавируса — это конец или поворот», Ende oder Wende? Wende (поворот) — распространенное в Германии наименование событий 1989–1990 годов, когда в ГДР пала социалистическая диктатура и две части страны воссоединились в демократическом государстве. 2020 год должен был стать годом празднования тридцатилетнего юбилея — если бы не пандемия. Фон Лукке полагает, что тот «поворот» в итоге оказался в неправильную сторону и пандемия дает шанс исправить ошибки.
Даже сейчас, когда после вспышки коронавируса прошел год, уже ясно, что мы оказались на самом, возможно, сложном и масштабном переломе со времен эпохальных событий 1989–1990 годов. Но и отличия от 1989 года огромны. Тогда падение Берлинской стены привело к роспуску Организации Варшавского договора и свержению коммунистических диктатур. На этот раз — в результате другого исторического события — поста лишился «лидер свободного мира» Дональд Трамп. История повторяется — пусть не как фарс, но едва ли не с противоположным знаком. В 1989–1990 годах — распад советской империи, в 2020 году — конец правления США, как раз в тот момент, когда Трамп пытался защитить свою власть автократическими средствами. Коронавирус оказался фактором, изменившим все. В 1990-е фундаментальные перемены шли на Востоке, Западу же почти ничего менять не пришлось, а сегодня кризис развивается именно в западных демократических державах. Тем временем авторитарный режим в Китае, где началась пандемия, устойчивее, чем когда-либо прежде. В результате нынешний кризис превратился, по словам канцлера Меркель, в фундаментальное «испытание для демократии». Или, если точнее, стал самым, пожалуй, серьезным вызовом для демократии со времен падения ее тоталитарного противника в 1990 году.
В конце года демократические государства, на этот раз столкнувшиеся и с крупными внутренними противоречиями, достигли пределов своих возможностей. В том числе и Германия. Ни разу за все 75 лет истории ФРГ экономическая активность не снижалась так сильно, и ни разу за это время отношения между государством и обществом не подвергались такой капитальной ревизии, как в 2020 году.
Удивительная смена знаков произошла и в политике. Радикальная критика государства и всей системы общественного устройства исходит уже не слева, а справа. «Новые консерваторы», как любят именовать себя члены и сторонники «Альтернативы для Германии» (АдГ), на деле проповедуют либертарианский анархизм и радикальный антиэтатизм и в роли правой антипарламентской оппозиции находят общий язык даже с самыми настоящими врагами государства вроде рейхсбюргеров — что показала недавняя попытка «штурма Рейхстага». За концепцией «Великой перезагрузки» (Great Reset) им чудится некая антинародная революция сверху, происки глубинного государства, действующего в интересах «глобалистов» — от Билла Гейтса до Джорджа Сороса. Но главное, эта правая оппозиция движима исключительно эгоизмом — в противовес ответственной государственной политике. Когда представители этой оппозиции говорят о свободе и «личной ответственности каждого», критикуя вводимые государством ограничения, — это либо наивное идеалистическое представление о человеке, которое тоже очень далеко от консерватизма, либо, скорее всего, крайне эгоистичное требование к государству: оставьте нас в покое и не подвергайте никаким ограничениям.
С другой стороны, сложилась удивительная коалиция христианских демократов и всего потенциально левого политического спектра страны: от партии «Левых» до СДПГ и «Зеленых». Если пользоваться терминологией Вебера, который разделял этику ответственности и этику убеждения, в этом можно увидеть проявление ответственного сознания, а позиция АдГ и, отчасти, Свободной демократической партии продиктована исключительно их инфантильно-эгоистичными «убеждениями».
Итак, ключевой спор года шел между открытым неприятием регулирующей функции государства с одной стороны и защитой этой функции — с другой. Через год после начала пандемии становится ясно, что 2021 год может оказаться еще более важным, чем 2020-й.
В 2021 году предстоят выборы разного уровня, и предвыборные дебаты должны продемонстрировать, какие уроки извлечены из текущего кризиса. Ведь коронавирус — это всего лишь отзвук климатического кризиса — главной проблемы века, последствия которой будут гораздо более серьезными, чем у нынешней эпидемии. Как точно подмечено, коронавирус распространяется невзирая на официальные праздники. Но коль скоро это верно для вируса, то тем более справедливо и для глобального потепления. Извлечь уроки из пандемии коронавируса означает прежде всего научиться мерам предосторожности. Если мы ничего кардинально не изменим сегодня, то завтра вся планета окажется в реанимации, без шансов на выздоровление. Поэтому так актуален вопрос, способны ли демократические страны сделать все необходимое для борьбы с климатической катастрофой с учетом того, что эти меры затронут фундаментальные основы нашей жизни в куда большей мере, чем сегодняшние меры против коронавирусной инфекции. Огромные выбросы CO2, порожденные начавшейся в 1989–1990 годах глобализацией и обществом потребления на Западе, стали своего рода «суперраспространителями» климатического кризиса.
И если мы говорим о необходимости действовать, сравнение с последним историческим переломом полезно. 1989–1990 годы были временем глобальной открытости, безграничных социальных контактов. Но падение Берлинской стены привело и к развитию крайнего индивидуализма: 1990-е годы стали десятилетием бурной жизни здесь и сейчас, когда люди забывали о будущем. Важнее всего были удовольствия, веселье и гедонизм с рейвами и Love Parade. Лейтмотив 1990-х — «главное, чего хочу я». На месте «мы» теперь осталось только «я». Лозунг неолибералов — «Нет такой вещи, как общество. Есть отдельные мужчины, отдельные женщины, и есть семьи».
Снятие ограничений
В 1990-е годы мир казался переполненным неограниченными возможностями. Конференция ООН по окружающей среде («Саммит Земли») в Рио-де-Жанейро в 1992 году вызвала к жизни красивую утопию под названием «единый мир», которая, однако, все больше походит на фарс. Сегодня мы видим, что мир глубоко разделен. Миллионы беженцев живут в катастрофических условиях в Ливии, Сирии, Турции и Греции. А для борьбы с экологическим кризисом прошедшие тридцать лет были просто потеряны, это были годы безответственности — не сделано ничего ради будущего. Несмотря на все международные договоренности, в конечном итоге преобладали интересы отдельных стран и личностей. Дональд Трамп, нарцисс из Овального кабинета, явил собой вполне логичную кульминацию этой разнузданной эпохи.
С началом пандемии коронавируса и уходом Трампа тридцатилетняя эпоха жизни без границ закончилась. 2020 год оказался годом «социальной дистанции» и ограничения любых контактов. Государство вернулось и распоряжается теперь в вопросах частной жизни с невиданной ранее активностью. Причем — в отличие от стран социалистического блока до 1989–1990 годов — это делается для защиты самих граждан и с одобрения подавляющего большинства, осознающего эту необходимость. История последних трех десятилетий заставляет задаться вопросом о том, чему следует научиться и что перенять из опыта борьбы с пандемией коронавируса.
Уроки кризиса
Сегодня необходимо отказаться от чисто экономической экспансии. На смену эпохе снятия всяких барьеров, продолжавшейся с 1989 года, должно прийти время ограничений. Вопрос отказа от некоторых привычек, как произошло в этом году из-за ограничений личных контактов и потребления, становится еще острее в свете климатического кризиса. Ведь по сути западное общество потребления — это и есть Трамп в миниатюре. Получит ли идея коллективного, общего, глобального мышления еще один шанс против гипериндивидуализма? Что важнее — максимальная реализация индивидуальных потребностей или выживание вида с достойной жизнью для всех? Вот важнейшие вопросы ближайших десятилетий.
C кризисом, вызванным пандемией коронавируса, сегодня борются двумя способами.
Во-первых, традиционным разгоном экономического роста с помощью набора новых долгов. «Шоппинг — это акт патриотизма», — такую рождественскую весть принес министр экономики Германии Петер Альтмайер. А главный редактор газеты Bild заявил: «Германия чувствует себя лучше всего, когда мы выражаем веру в будущее через потребление».
Подкупает та честность, с которой потребление провозглашается реальной и последней общенациональной идеей, своеобразной «ведущей культурой». При таком подходе вакцинация против COVID-19 выглядит настоящей панацеей, которая позволит вернуться к прежнему экстенсивному потреблению. Но это будет означать возвращение к фатальному статус-кво. Надежда, что вакцина сразу все исправит, — иллюзия соблазнительная, но очень опасная. Ведь против изменения климата прививки нет.
Так что вопрос, на самом деле, в том, как обществу выработать настоящий иммунитет, чтобы защититься от следующего вируса — и от «вируса» климатических изменений. Как выйти из системного кризиса капитализма и обеспечить рост экономики, не увеличивая при этом потребление, которое только усугубляет этот кризис? Вот главный вызов этого столетия.
Демократические страны Запада, очевидно, не располагают на данный момент какой-либо альтернативой потребительской модели жизни, которая после 1989–1990 годов благодаря им стала образцом для всего мира. Что-то другое потребовало бы полностью поменять приоритеты: солидарность следовало бы сделать главным принципом, более того, национальной и глобальной «ведущей культурой».
То, что сегодня с кризисом борются с помощью огромных кредитов, неизбежно, но это — жизнь в долг. Огромная задолженность накапливается, а ее погашение откладывается на будущее. И уже сейчас есть опасения, что если кризис затянется, даже у богатой Германии могут «кончиться деньги». Но кто же тогда будет платить по счетам? От обсуждения этого вопроса уклоняются, в первую очередь, правящие партии, предпочитающие отложить поиск ответа до выборов в Бундестаг.
А ведь стоило бы ввести специальные коронавирусные сборы, чтобы широко распределить это долговое бремя. Ведь кризис очень по-разному сказался на людях — причем именно наиболее уязвимые группы населения (как по состоянию здоровья, так и материально) пострадали намного больше остальных.
Ирония в том, что пандемия коронавируса и тем более изменение климата ставят перед нами вопрос о солидарности как раз в тот момент, когда отменяется «налог солидарности», введенный тридцать лет назад для 90% налогоплательщиков Германии. Однако сегодня речь идет о гораздо более фундаментальном вкладе — в солидарность на национальном и на международном уровне, а также в солидарность между поколениями.
Сегодня еще больше, чем прежде, солидарность — вопрос отношений между людьми разного возраста. В этом году ее проявили молодые — ради более уязвимых пожилых. Но изменение климата требует прямо противоположного. Здесь более уязвимо как раз молодое поколение, просто потому что оно проживет дольше, — и поэтому оно сильно зависит от того, насколько смогут ограничить свои потребительские привычки старшие, нередко находящиеся в более привилегированных условиях.
Поэтому важным и правильным было бы проанализировать те составляющие мобильности и потребления, от которых нам пришлось сейчас отказаться, — чтобы понять, что из этого действительно необходимо, а без чего можно спокойно обходиться и дальше. Ведь очевидно, что крайне вредные для окружающей среды короткие местные авиаперелеты не являются жизненно важными, особенно теперь — когда мы увидели, насколько легко с помощью онлайн-конференций решаются многие вопросы. Ясно, что в связи с экологическим кризисом самоограничение ради защиты других людей превращается просто в необходимое условие развития свободного общества. Это касается не только отдельных граждан, но и целых государств.
Во время пандемии коронавируса национальные правительства были фатально сконцентрированы на своих проблемах. Причина банальна: распространение вируса можно было остановить с помощью национальных и других территориальных границ, радикально ограничив мобильность людей. Но против климатического кризиса это не поможет. CO2 не знает границ. Поэтому в борьбе с ним солидарности на уровне национальных государств будет недостаточно. Фатален даже растущий в условиях нынешней пандемии «прививочный национализм», где в лидерах — разумеется — Великобритания. В общем, международная солидарность просто необходима, и она должна стать новой всемирной «ведущей культурой». В том числе и потому, что борьба с глобальным потеплением в рамках национальных государств приведет к тому, что некоторые страны, не утруждая себя выполнением требований, будут получать выгоду от мер, принимаемых остальными. А это, в свою очередь, сыграет на руку тем, кто отрицает изменение климата и настаивает, что действия национальных правительств бесполезны.
Сейчас необходимы серьезные совместные усилия всех стран мира. Первые тридцать лет после 1990 года были потрачены впустую; нельзя допустить такого же бездействия в течение еще тридцати лет — в противном случае атмосфера Земли будет необратимо разрушена. Несмотря на все ограничения контактов, пандемия коронавируса может оказаться тем фактором, который политически сблизит мир в 2021 году. Решающее значение будут иметь выводы из уникального для всех 2020 года. Либо мы перейдем к политике превентивных действий, направленных на устойчивое развитие, и будем принимать меры для предотвращения негативных явлений — либо наше общество и дальше пойдет по гибельному пути роста потребления.
Главное молодежное слово 2020 года — lost, «потерянный». В 2021 году придется выяснить, действительно ли 2020-й был потерянным годом — или он указал нам новый путь развития. Пока не ясно, останется ли он в истории «ужасным годом» с сотнями тысяч погибших от коронавирусной инфекции, или же с него начнутся глобальные изменения к лучшему. Надежда умирает последней.
Weitere Themen
Ковид или ковид-отрицатели — что угрожает демократии больше?
Пандемия дает Германии и Европе второй шанс на объединение. Часть 1
Пандемия дает Германии и Европе второй шанс на объединение. Часть 2
Что пишут: о «Яне из Касселя», ковид-отрицании и Холокосте
Германия — чемпион мира по борьбе с парниковым эффектом?