«Социалистическое общество не может сложа руки наблюдать за тем, как у людей рушится сексуальная жизнь. Это не только вредит самим трудящимся, но и наносит удар по общественным интересам». С этих слов началась конференция по вопросам женского оргазма в Чехословакии в 1961 году. Участников волновал вопрос: «Какие данные есть у науки об отношении женщин к сексу и почему это отношение часто бывает столь негативным?».
Некоторые ученые придерживаются мнения, что в социалистических странах преобладало пуританское отношение к сексу1. Другие говорят о том, что социалистический режим привел к более полному и раннему расцвету сексуальности в гетеросексуальных парах, чем в странах Запада2. Особенно велики были эти различия в поздний период социализма, когда Запад проходил трансформацию, вызванную сексуальной революцией 1960-х годов. В Восточной Европе в 1960-х ничего похожего не наблюдалось — и это не удивительно. И все же некоторые определяющие признаки социалистического общества, прежде всего идея отказа от монетарной основы социальных взаимоотношений, а также акцент на женское равноправие в ранние годы социализма, создали среду, способствовавшую взаимно удовлетворительным сексуальным отношениям. Свобода сексуальных отношений от давления материальных факторов, наряду с довольно высокой самооценкой женщин, подкрепленной их финансовой независимостью (особенно в сравнении с их современницами на Западе), привели в результате к тому, что «у коммунистов секс был лучше». В то же время в социалистических странах появилась собственная уникальная школа сексологии, которая сыграла важную роль в формировании ожиданий от эротических отношений, представлений о сексуальных практиках и об удовольствии женщины.
Сексуальность в социалистическом проекте
Социалистические режимы, распространившиеся в Восточной Европе после Второй мировой войны, создали новый тип социального контракта, основанного на равенстве между людьми, невзирая на класс — а также на гендер. Во многих из этих стран равенство полов активно обсуждалось в период между мировыми войнами, но так и не стало реальностью. Законодательное воплощение принципы равенства получили уже после 1945 года. Коммунистические своды законов, принятые во второй половине 1940-х — начале 1950-х годов, уравняли супругов в правах, так что жены перестали нуждаться в согласии мужей на то, чтобы поступить на учебу или работу или чтобы жить отдельно; право родителей распоряжаться жизнью совершеннолетних детей было упразднено, а права собственности были на равных закреплены за обоими супругами. В это же время была либерализирована процедура развода.
В социалистических странах сексуальные отношения не рассматривались как маловажное частное дело. Как пишет историк Дагмар Херцог, «разговор о надеждах на будущее постоянно приходил к разговору о сексе. […] Секс оказался одной из важных тем для режима в его стремлении получить полную поддержку социалистического проекта гражданами»3. Классовые и гендерные иерархии подвергались пересмотру — и вскоре последовали изменения в сексуальных отношениях.
В разные периоды и в разных странах можно различить колебания уровня сексуальной открытости — и, в еще большей степени, уровня гендерного равенства. Социалистические страны тоже переосмысливали пол и гендер, и, соответственно, менялись правила и практики. Несмотря на такую изменчивость, социалистические страны никогда не отказывались от женского равноправия полностью, сохраняя соответствующие практические установки, особенно применительно к образованию и работе для женщин, включая меры по созданию условий для работающих матерей, такие как растущая доступность детских дошкольных учреждений. Этот факт подчеркивает важность равноправия для социалистического проекта. И все же признаки отступления от гендерного равноправия проявлялись каждый раз, когда социалистический проект подвергался пересмотру — будь то в сталинском Советском Союзе, десталинизированной Польше или в «нормализованной» Чехословакии. В каждом случае прогресс в области гендера и/или сексуальности приносился в жертву кажущейся необходимости «привести страну в порядок», и всякий раз женщины принимали удар на себя. В этих процессах суждения экспертов играли ключевую роль, формируя взгляды граждан социалистических стран на любовь и секс. Сексология стала областью экспертного знания, снабжавшей граждан информацией о физиологии секса, мерах контрацепции и о счастье в личной жизни, — и ее значение со временем возрастало.
На конференции 1961 года сексологи призывали отказаться от мысли, что качество секса можно улучшить одними лишь новыми техниками или приемами. Сексуальное воспитание «должно быть воспитанием любви и равенства между полами. Мужчины должны участвовать в ведении домашнего хозяйства и воспитании детей — только такие условия могут способствовать достижению оргазма у женщин», утверждала психиатр Ирина Кноблохова. «Женщина может испытывать неудовлетворенность и в интимной жизни, но в основном это связано с недостатком взаимопонимания с мужем, она чувствует его невнимание к ее потребностям, он перекладывает на нее слишком много обязанностей по домашнему хозяйству и заботу о детях». Кноблохова говорила и о вреде представлений, будто покой, отдых или занятия исключительно домашними делами лучше всего располагают женщину к сексу. «Лучше поддержать женщину в ее стремлении выйти на работу, где она может реализовать свои таланты и склонности, чем советовать ей сидеть дома, что ведет только к изоляции и чувству неудовлетворенности».
Послевоенные десятилетия: торжество гендерного равенства
Общей «социалистической» траектории для гендерной эмансипации и сексуальной свободы не существует, но можно зафиксировать совпадения периодов больших и меньших свобод в разных странах: примерно десять первых послевоенных лет преобладают прогрессивные тенденции, затем в 1960-х начинается возвращение к традиционному семейному укладу, который цементируется в 1970-х и остается определяющим для всех этих режимов, пока они не сошли со сцены в 1989 году. Гендерные режимы переносились в сферу сексуальности в ходе обсуждений учеными экспертами и дискуссий в СМИ. Существовали и общие демографические паттерны, которые тоже отличали социалистический лагерь от Запада.
Прежде всего, в Восточной Европе было больше как браков, так и разводов. Браки были универсальным явлением (многочисленными были и повторные браки, поскольку люди после развода часто вступали в новый брак); лишь менее 10% женщин старше пятидесяти ни разу не бывали замужем4. Ранние социалистические идеологи и представители власти исходили из убеждения, что при социализме у женщин нет необходимости выходить замуж ради денег или от отсутствия выбора. Социалистические браки должны были строиться на любви и товариществе, а не на экономической необходимости. А значит, если любовь уходила, то и супругов незачем было вынуждать оставаться вместе. С годами законодательство, регулирующее разводы, становилось все либеральнее (суды больше не стремились возложить на одного из супругов вину в неудаче семейного союза), и число разводов росло: за последние двадцать лет социализма число разводов удвоилось по сравнению с первыми годами после прихода к власти коммунистов5. Среди стран восточного блока были свои чемпионы по разводам, где их число сильно превышало средний показатель по соцстранам. В Чехословакии, Венгрии и ГДР процент разводов доходил до тридцати от всех браков — в остальных странах до двадцати6. К тому же инициатива развода чаще принадлежала женщинам7.
Еще одной свободой, которой женщин наделила социалистическая власть, стал доступ к абортам. Советский Союз вновь легализовал аборты в 1955 году, и большая часть стран соцлагеря (Польша, Венгрия, Чехословакия) последовали его примеру. При этом не только состояние здоровья или жилищные условия, но и просто «пожелание женщины» было достаточной причиной для прерывания беременности. На этом фоне совершенно необычной была ситуация в Восточной Германии: право на аборт женщины получили только в 1972 году8.
В целом, для первых десяти послевоенных лет социалистического режима были характерны растущий уровень гендерного равенства, причем как в нормативной сфере (общественные дискуссии и законодательство), так и на практике (прежде всего это сказалось на растущем числе студенток в вузах и женщин на хорошо оплачиваемой работе). Открытые дискуссии о сексуальности не были распространенным явлением, но неконвенциональные практики процветали, что доказывают не только легализация абортов и либерализация разводов, но и декриминализация гомосексуальности в Чехословакии и Венгрии в 1961 году, на годы опередившая аналогичные законодательные шаги на Западе. Ранние годы послевоенного социализма дали начало новым дискурсам и задали новые стандарты равенства. Повседневные практики менялись ускоренными темпами. У кого-то это могло вызвать панику, иным давало подкрепление — они-то и вышли на первый план в 1960-е годы и начали реформировать социалистический проект, который либо не оправдал их надежд, либо потерял управляемость.
Поздний социализм: пересмотр идей равноправия
Однозначный курс на женское равноправие продержался не слишком долго. К 1968 году большинство соцстран начали проводить в жизнь пронаталистские стратегии, сопровождавшиеся усиленным стимулированием рождения и воспитания детей (увеличение выплат на ребенка, значительное продление отпуска по уходу за ребенком), а в некоторых странах добавились и строгие ограничения абортов. Румыния выбрала путь, резко отличный от остальных стран, приняв решение полностью запретить аборты в 1966 году. Этот запрет, вероятно, стал ответом на самую высокую цифру абортов в регионе в середине 1960-х: четыре аборта на одного новорожденного. После вмешательства Николае Чаушеску только женщины старше сорока пяти лет и матери четырех и более детей могли получить разрешение на прерывание беременности. Женщины, совершившие нелегальный аборт, так же, как и врачи, подлежали уголовному наказанию и строго преследовались государством.
Что стояло за этими изменениями? Некоторые авторы объясняют эти чередования гендерных режимов прагматикой государственного управления: в раннесоциалистических государствах ощущалась нехватка рабочей силы, поэтому женщин выталкивали на работу, прикрываясь разговорами о равноправии; на более поздних этапах государству нужна была рождаемость, и поэтому женщин подталкивали к уходу в материнство, превознося «естественное» призвание женщины9. Предположительно, коммунистические лидеры руководствовались меняющимися идеями «социального строительства»10. Прагматические объяснения полностью игнорируют идеологические основания социалистической государственности. Однако равенство находится в самой сердцевине социалистического проекта: равноправие как для рабочих, так и для женщин. Идея женской эмансипации постоянно сопровождает социалистическое движение, и то, что немедленно после прихода к власти социалистов принимаются соответствующие законы, говорит о том, насколько это важный программный пункт. Кроме того, если поворот режима к концепции «женщины как матери — прежде и превыше всего» толковать чисто прагматически, то нужно забыть и о том, что рождаемость неуклонно снижалась с начала 1950-х: с 1951-го в Польше и Германии, с 1952-го в Чехословакии и с 1954-го в Венгрии11, и руководство каждой страны очень хорошо об этом знало. И тем не менее решающие сдвиги в государственной женской и семейной политике повсюду начались не ранее 1968 года. Более того, если бы руководство интересовали только цифры рождаемости, то вряд ли были бы легализованы аборты — а между тем в 1956 и 1957 годах это произошло почти везде. Скорее всего, это значит, что выбор был сложнее, чем «равноправие или пронатализм», и что государственная политика отражает нечто большее, чем чисто прагматические задачи.
В то время как политика пыталась обратить вспять прогресс и вернуть гендерные режимы в русло традиций, общественный дискурс на темы сексуальности расцвел пышным цветом. К 1970-м годам обсуждение вопросов секса велось совершенно открыто — иногда это были технически подробные описания сексуальных позиций, иногда — детальные рекомендации по теме «сексуальных дисфункций», таких как преждевременная эякуляция или аноргазмия у женщин.
Социалистическая Камасутра: для личного удовольствия и на благо родины
Семья и брак стали главным источником счастья и близости, которые не могли быть полными без удовлетворения в сексе. Такой взгляд на брак широко распространился, и суды все чаще признавали жалобы граждан на дефициты в интимной жизни. В начале 1980-х почти 40% браков в ГДР оканчивались разводом, и эта цифра была еще выше в крупных городах12. Тогда же сильно сократилось количество семейных консультаций: лишь 15% супружеских пар на грани развода направлялись на очные консультации со специалистами13. Все больше людей искали помощи в справочных изданиях по технике секса, которые стремительно набирали популярность.
Одним из таких руководств, которое открывало эпоху популярной психологической литературы в ГДР в 1969 году, была книга сексолога Зигфрида Шнабля «Мужчина и женщина. Интимные отношения» (Mann und Frau intim). Эта книга стала главным бестселлером за всю историю ГДР14. Сексолог протестовал против «глупейшей идеологии деторождения» и пропагандировал секс «ради удовольствия и наслаждения», давал парам инструкции — как стимулировать женщину, помогая ей достичь оргазма, особо останавливался на удовольствии от секса без обязательного коитуса, защищал контрацепцию, внебрачный секс, мастурбацию и гомосексуальные отношения15. Шнабль и другие сексологи, выпускавшие вслед за ним популярные книги полезных советов, пошли еще дальше, ниспровергая традиционные представления о различиях в сексуальных характерах мужчин и женщин. Они говорили, что либидо женщин так же сильно, как у мужчин, что женщины способны на множественные оргазмы и что большинство проблем женщин в сексуальной жизни связано с неопытностью или несостоятельностью мужчин. Если женщина не проявляла интереса к сексу, причины тому находились в домашнем неравенстве: «Мужчина, который не помогает своей занятой в профессиональной жизни жене ни в домашнем хозяйстве, ни в воспитании детей, не должен удивляться, если в ней гаснут желания. Если бы мужчина нес такую нагрузку, он бы тоже ко всему потерял интерес».
В Венгрии число разводов было среди самых высоких в странах соцблока, и местные ученые начали поиск рецепта счастливого брака. Они признали, что чаще всего брачный союз разрушает супружеская неверность. Однако вместо проповеди воздержания эксперты предложили совершенно обратное — открытый брак. Вильмош Силаги (Vilmos Szilágy) в своем руководстве по семейной жизни «Будущее брака» (A házasság jövője) писал, что патриархат в браке будет свергнут только тогда, когда удастся добиться настоящего гендерного равенства, партнерства и гибкости гендерных ролей. В качестве последнего и решающего шага Силаги призывал к сексуальной немоногамии: «Моногамия, в противоположность общепринятому мнению, не обязательно подразумевает сексуальную эксклюзивность. […] Многие примеры показывают, что вынужденная сексуальная верность, которую мы навязываем сами себе или своему партнеру, со временем подтачивает брак. В противоположность тому, что принято думать, сексуальная верность не равна человеческой верности, это не гарантирует солидарность партнера и не заменяет ее. […] Только модернизация брака и пересмотр отношения к верности может спасти моногамию»16.
В других странах времен позднего социализма дискуссии о сексуальности увязли в консервативном видении гендера. В Польше книги сексологов издавались большими тиражами, отражая читательский голод по советам в этой области. Сексологи твердо держались тех позиций, что испытать сексуальное удовлетворение возможно, только играя классические гендерные роли — женственные женщины, мужественные мужчины. Вышедшее в 1978 году руководство «Искусство любви» (Sztuka kochania), первая послевоенная книга о сексе в Польше, написанная женщиной-сексологом, постулировала: «Поведение женщины, сообразное ее полу, — путь к удовольствию от секса»17. Другая книга, вышедшая спустя пять лет, описывала успешный брак (удовлетворяющий супругов сексуально) так: «сильные стороны мужской и женской натуры дают ощущение взаимодополняющих, но разных психологических миров»18. Сексуальный прогресс был возможен только в традиционных гендерных ролях. Женщина, чтобы наслаждаться своей сексуальностью, должна была ограничиться домашней жизнью и позволить мужчине быть завоевателем. Уже в 1970-м Збигнев Лев-Старович предупреждал: «Женщины ждут большего от сексуальной жизни – это отчасти результат эмансипации и сексуального воспитания. Этот феномен — самая частая причина мужских половых дисфункций»19.
Так брак и (гетеро)сексуальность прошли несколько фаз изменений в социалистических странах Центральной Европы, и эти изменения имели разное направление. В Польше и Чехословакии движение шло от прославления равенства и обоюдности в любви к гендерной иерархии, которая изображалась необходимым условием успешной брачной и сексуальной жизни. Венгрия и Восточная Германии, напротив, от первоначального затишья в теме секса пришли к широчайшему движению за либерализацию в вопросах секса и гендера. В последние десятилетия социализма общество в Венгрии и ГДР продвигало идею сексуальности как необходимого компонента семейного счастья, на пути которого могло встать только неравенство между мужем и женой.