дekoder | DEKODER

На глазах у всего мира, но без какого-либо его внимания режим Александра Лукашенко перестает быть авторитарным, обретая черты тоталитаризма советского типа.

Долгий путь от автократии к тоталитаризму начинается с первых шагов, и Лукашенко их сделал. Во-первых, придав репрессиям совершенно другой размах. После 2020 года они проникли во все сферы жизни, стали обязанностью некоторых ведомств. Другая примета времени — пропагандисты, которые могут закрыть книжный магазин или выставку, отменить концерт и указать, кого арестовать. 

Беларусь пока не за железным занавесом. Недовольные еще могут уехать, внутри страны доступны соцсети и онлайн-платформы. Но надолго ли? 

Движение в сторону тоталитаризма — органичное для Лукашенко, его режим — порождение советской системы, и в момент кризиса он возвращается к своему политическому ДНК. Пока нет причин думать, что этот откат остановится, пишет политический аналитик Артем Шрайбман. И непонятно, что, кроме поражения России в войне, может помешать властям Беларуси

Заглушенный грохотом российской войны против Украины, почти неслышно и незаметно для внешнего мира идет еще один процесс, аналогов которому не было в Европе десятилетиями. Режим Александра Лукашенко, пережив массовые протесты в 2020 году и пользуясь полной поддержкой России, перестает быть классической авторитарной системой, обретая все больше черт тоталитаризма советского типа.

Сразу оговоримся, что путь из автократии в тоталитаризм — долгий, и Лукашенко еще далек от «идеала», от государства вроде коммунистических Китая или Северной Кореи. Но несколько отчетливых шагов в этом направлении беларуская власть уже сделала. И неясно, что, кроме поражения России в войне, может остановить этот тренд.

Репрессии стали рутинной работой некоторых силовых ведомств 

Самое заметное для рядовых беларусов и для мировых СМИ измерение этого процесса — размах и системность репрессий. До 2020 года репрессивная политика Лукашенко и его силовиков была скорее точечной и превентивной. Под постоянным наблюдением и прессингом властей были самые видные активисты уличного протеста, некоторые оппозиционные СМИ, потенциально опасные для власти сообщества вроде футбольных фанатов или анархистов. Уголовные дела против оппозиции были скорее исключением, чем правилом. Число политзаключенных до 2020 года даже на пике измерялось несколькими десятками. Пытки и избиения задержанных случались, но были больше эксцессом исполнителя, чем системной практикой. 

После 2020 года изменилось все. Репрессии проникли во все сферы жизни и стали не просто освоенным, но рутинным и, по сути, основным занятием для некоторых силовых ведомств. Механизм стал работать сам по себе, включилась межведомственная конкуренция, когда успешность работы того или иного силовика оценивается по тому, сколько оппозиционеров он или его отдел смог найти и наказать. 

Количество только признанных правозащитниками политзаключенных приближается к полутора тысячам. Реальные цифры могут быть намного больше, потому что родные задержанных и осужденных часто боятся сообщать об этом, чтобы не усложнять положение своих близких. Для политзаключенных неформально установлен отдельный порядок содержания под стражей — в переполненных камерах, без прогулок, посылок, постельного белья, с ограничениями на переписку и на возможность получать лекарства. Практика пыток и избиений задержанных, от которых требуют разблокировать телефон или записать признание на видео, как возникла в августе 2020 года, так до сих пор и не прекратилась. Власть использует систему распознавания лиц и методично задерживает всех, кого удалось идентифицировать на фото протестов 2020 года. Под запретом оказалась не только деятельность оппозиционных активистов, независимых СМИ, но даже комментарии таким СМИ (это считается содействием экстремизму) и подписки на их страницы в соцсетях или на каналы в телеграме. В последние месяцы силовики стали все чаще приходить к родственникам политзаключенных, политических эмигрантов или беларуских добровольцев, воюющих на стороне Украины. В законодательстве Беларуси воскресили и советскую норму о возможности лишать политических беженцев гражданства.

Пропагандисты могут закрыть выставку, отменить концерт и указать, кого арестовать 

Перечисление новых репрессивных практик можно продолжать часами, но эволюция в сторону тоталитарного режима советского типа проявляется не только в жестокости и терроре. В конце концов, после смерти Иосифа Сталина брутальность и репрессивность советского режима сильно снизились, но тоталитарным он быть не перестал. При этом сегодняшние беларуские силовики явно превосходят по этому показателю своих учителей из КГБ СССР. 

Другим важным элементом перехода к тоталитарным практикам стало активное вовлечение в репрессии провластных активистов. Власть стала регулярно принимать решения о закрытии издательств, книжных магазинов, выставок и музеев, об отмене концертов и фестивалей, об арестах бизнесменов, экскурсоводов и музыкантов, о переименовании культурных учреждений после того, как на них пожалуются в своих статьях или в соцсетях представители нового прорежимного «гражданского общества». 

Словно неформальные идеологические инспекторы, эти люди — в основном блогеры и телевизионные пропагандисты — занимаются мониторингом всего, что происходит в культурной среде, и указывают силовикам на признаки нелояльности. Активистов такого рода стали привлекать и для давления на западных дипломатов. Когда те пытаются прийти на суды над политзаключенными или отдать дань памяти жертвам сталинских репрессий, рядом с ними всегда появляется несколько шумных пропагандистов, которые пытаются спровоцировать их на ответную грубость или вывести из себя. Некоторым арестам, как и в годы СССР, предшествует травля в государственных СМИ.

В роли партии власти выступает бюрократия

В отличие от классических тоталитарных режимов, в Беларуси нет партии власти. Это кажется принципиальной позицией Лукашенко, который начинал свою политическую карьеру как оппонент советских коммунистов в годы перестройки и видел, какую аллергию вызывает у людей партийный аппарат, особенно в ситуации экономического упадка. Роль партии власти в сегодняшней Беларуси отдана коллективной бюрократии. 

В конституции с начала этого года появился новый орган — Всебеларуское народное собрание (ВНС). Ежегодный съезд 1200 чиновников, местных «депутатов» и выдвиженцев от провластных организаций — наследников комсомола, ветеранских и профессиональных союзов. Этот орган, состоящий из проверенных людей без намека на возможность избирателей напрямую влиять на его состав, во многом напоминает Центральный комитет компартии СССР. ВНС сможет отменять любое решение других органов власти (кроме судов), включая указы будущих президентов и законы, принятые парламентом. ВНС будет формировать Центральную избирательную комиссию, назначать ключевых судей в стране и ставить финальную точку в процедуре импичмента. Одно из самых важных полномочий ВНС — право в течение пяти дней после объявления итогов президентских выборов объявлять их «нелегитимными» без каких-либо оснований, просто потому, что бюрократии не понравился победитель. 

Лукашенко, очевидно, планирует возглавить ВНС как председатель его Президиума (орган, чем-то напоминающий Политбюро) и таким образом контролировать своего преемника, если он вообще когда-то решится на транзит власти. А до тех пор конституция позволяет Лукашенко, и только ему, совмещать обе должности. Уже после принятия конституции он дважды заявил, что надо было вообще отказаться от прямых выборов президента и поручить его избрание ВНС, чтобы не дестабилизировать общество постоянными электоральными кампаниями. Здесь Лукашенко ссылался не на советский, а на китайский опыт. Но и это тоже движение в сторону конституционного устройства тоталитарных коммунистических режимов.

Советская конституция закрепляла монополию КПСС на власть. Лукашенко пока не пошел так далеко, в том числе и потому, что у него своей партии нет. Но в новом законе о политических партиях, который должны принять в ближайшие месяцы, власть собирается прописать запрет на существование партий, чья идеология противоречит курсу, заданному ВНС. Иными словами, съезд чиновников и провластных активистов будет задавать идеологические рамки для легальной политики в стране. За принятием этого закона последует перерегистрация партий, которую почти наверняка не удастся пройти ни одной оппозиционной.

Страна пока открыта, а соцсети работают. Надолго ли? 

Отсутствие четкой мобилизационной идеологии — это на сегодня главное отличие беларуского режима от классического тоталитаризма. Лукашенко пытался сформулировать особую беларускую идеологию с начала 2000-х, но сам многократно признавал неудачу в этом вопросе. Но отсутствие доктрины наподобие коммунизма, «чучхе», религиозного фундаментализма или фашизма не мешает беларускому режиму возрождать советские практики идеологического контроля. Только верность идеологическим догмам в этой системе заменяется на политическую лояльность. 

С недавнего времени в стране введена система личных характеристик при переходе на новую работу и поступлении в университеты. В этих характеристиках прежний наниматель или школа должны указывать, был ли человек замечен в протестной активности и как он относится к «конституционному строю». Негативная отметка ставит крест на надеждах человека устроиться на работу в госсекторе и даже в крупных частных компаниях. Этот тест на лояльность может быть критичным для многих работников культуры, учителей или врачей, потому что в их сферах государство доминирует. Вслед за государственными компаниями во многих крупных частных бизнесах появились «комиссары» — сотрудники КГБ, которые занимают должность заместителя директора и следят, чтобы в компании не работали оппозиционеры и чтобы она не пользовалась услугами идеологически ненадежных подрядчиков, например в сфере рекламы. Таким образом бывшие протестующие, если они когда-то попали на радары спецслужб, вынуждены эмигрировать не только из-за прямых рисков репрессий, но и из-за фактического запрета на профессию. Отток квалифицированных врачей, по многочисленным сообщениям из Беларуси, стал серьезной проблемой для отрасли и тех людей, кто зависит от качественной медицины.

Еще одно важное отличие от классического тоталитаризма — в том, что Лукашенко пока не стремится закрыть Беларусь железным занавесом. Недовольные могут уезжать. Несмотря на блокировки всех независимых медиа, внутри страны доступны основные мировые соцсети и онлайн-платформы вроде Facebook, Youtube, Twitter и Telegram. 

Невозможно быть уверенным, что эти послабления просуществуют долго. Движение в сторону тоталитаризма — не прихоть, а органичная для Лукашенко реакция на турбулентность последних лет. Его режим по своей сути — порождение советской системы, он сам открыто называет себя советским человеком. Частичный откат к знакомым советским практикам — это возвращение режима к своему политическому ДНК в момент экзистенциального кризиса. И увы, пока этот кризис будет углубляться, нет причин думать, что откат остановится. Разумеется, при условии, что у главного донора Лукашенко, Кремля, останутся ресурсы и воля его содержать.

Текст: Артем Шрайбман

Опубликовано: 16.12.2022

Читайте также

Инакомыслие и власть

Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?

«К “фашизму” и “Гитлеру” это никакого отношения не имеет»

Беларуские демократические силы и «невидимые» женщины

Новая беларуская оппозиция рискует повторить путь старой

Светлана Тихановская

В 2020 году неожиданно для многих в беларуской оппозиции появились новые лидеры и активисты, которых тут же окрестили «оппозицией 2.0». «Старая гвардия», готовившаяся к переломному моменту десятилетиями, оказалась вне игры, хотя и не утратила позиции полностью. 

Правда, и новые лидеры не смогли обеспечить победу протестам. Многие представители обеих оппозиций попали в тюрьму или были выдавлены за границу. 

Но, кажется, через два года новая оппозиция стала наступать на те же грабли, что и старая, — ее сотрясают междоусобицы и скандалы. А главное, она не имеет влияния на ход событий внутри Беларуси. Рейтинги зарубежных штабов демократических сил падают. Они рискуют увязнуть в склоках и маргинализироваться, как некогда произошло с их предшественниками.

Жива ли в политическом смысле старая оппозиция? Каковы перспективы новой? И не ждет ли нас «оппозиция 3.0»? Этими вопросами задается политический аналитик Александр Класковский.

Бурные события 2020 года породили феномен новой белaруской оппозиции. Старая гвардия идейных противников режима, которая много лет твердила о неизбежности революционной ситуации, парадоксальным образом оказалась практически вне игры в тот исторический момент, когда массы пробудились. 

Правда, и лидеры-неофиты не смогли обеспечить победу протестам.

Жива ли в политическом смысле старая оппозиция сегодня? Есть ли у нее шанс сказать свое слово в борьбе за смену режима Александра Лукашенко, перспективы которой после удушения протестов снова выглядят туманно?

Как режим постепенно маргинализировал старую оппозицию

Прообразом демократической оппозиции в Беларуси стал возникший еще на закате Советского Союза, в годы перестройки, Беларускі народны фронт (БНФ), созданный по примеру движений за отделение от СССР в странах Балтии.

В первые годы независимости в Беларуси не было поста президента, а парламент — Верховный совет — оказался относительно плюралистичным (тогда на выборах еще считали голоса). В нем действовала хоть и не слишком большая, но энергичная фракция того же БНФ.

Однако постепенно он стал утрачивать популярность. Многим беларусам, сознание которых подверглось сильной русификации, показалась слишком радикальной предложенная Фронтом программа национального возрождения. Значительная часть электората начала ностальгировать по СССР, чем и воспользовался талантливый популист Лукашенко, пришедший к власти в 1994 году на первых президентских выборах.

Между тем в начале 1990-х, при относительном либерализме властей, сформировался целый спектр политических партий. Некоторым удалось получить официальную регистрацию — до тех пор, пока крепчавший авторитарный режим Лукашенко не заморозил этот процесс (с 1999 года Минюст не зарегистрировал ни одной новой партии).

Пока режим был относительно «вегетарианским», время от времени заигрывал с Западом, оппозиционные партии хотя и подвергались дискриминации, но могли действовать в легальном поле: проводить манифестации, выдвигать своих кандидатов на выборах, вести агитацию.

Но сменить власть через урну для голосования у оппозиции не получалось. Во-первых, до поры до времени Лукашенко имел относительно широкую электоральную базу. Он обеспечивал неплохой по постсоветским меркам рост благосостояния (во многом благодаря финансово-экономической поддержке со стороны Москвы), и масса обывателей была благодарна вождю за «чарку и шкварку».

Во-вторых, на выборах власти занимались приписками, формируя избирательные комиссии в основном из «своих людей». И с каждой кампанией фальсификации (о которых позволяла судить, в частности, независимая социология) становились все более масштабными.

В-третьих, противников Лукашенко методично загоняли в гетто, используя пропаганду и репрессии (которые тогда еще дозировались). Их изображали лузерами и агентами Запада.

В общем, оппозиция, которую потом станут называть старой, была постепенно маргинализирована. Внутри нее усиливались распри. Из-за них она провалила даже собственные праймериз — процесс определения единого кандидата, призванного стать соперником Лукашенко, — весной 2020 года.

Президентские выборы, назначенные на 9 августа того же года, могли бы оказаться серыми, анемичными, но перчатку вождю вдруг бросили новые фигуры, за которыми не тянулся шлейф поражений и скандалов, — блогер Сергей Тихановский, бывший банкир Виктор Бабарико, экс-руководитель Парка высоких технологий Валерий Цепкало.

Когда Тихановского (а потом и Бабарико) арестовали, в борьбу неожиданно вступила жена блогера Светлана Тихановская. Избирательная кампания вчерашней домохозяйки стала феноменальной. В ее образе воплотились надежды на перемены, в итоге за Тихановскую проголосовали миллионы. Она, судя по косвенным данным, де-факто победила вождя режима.

Но Центризбирком объявил о победе Лукашенко с результатом в 80% голосов. Массовые стихийные протесты возмущенных сторонников перемен были жестоко подавлены. Саму Тихановскую выдавили в эмиграцию, часть ее соратников — тоже, часть посадили.

Внутри страны теперь выжигается все живое

Итак, новые лидеры не смогли по-настоящему возглавить мирное восстание, у них не оказалось стратегии. Но, если разобраться, действенной стратегии не было и у старой, классической оппозиции. В ее среде господствовал стереотип: если на улице окажется сто тысяч протестующих, милиция перейдет на сторону народа — и дело в шляпе, режим рухнет.

Но в 2020 году на манифестации в Минске выходило по несколько сотен тысяч человек. Однако верх взяли натренированные и хорошо экипированные силовики с промытыми пропагандой мозгами. Лукашенко же вошел во вкус насилия, сделал его основным политическим инструментом. Теперь новая оппозиция в таком же тупике, в каком была старая: против лома нет приема.

Тем временем Лукашенко велел провести перерегистрацию партий, что на деле будет означать ликвидацию старых оппозиционных брендов. Готовится новый закон о партиях, согласно которому на политическую арену допустят только сугубо лояльных — для бутафории.

Формально партии старой оппозиции — Объединенная гражданская партия (ОГП), Партия БНФ, Белорусская социал-демократическая партия (Грамада) (БСДП), «Справедливый мир» и другие — еще существуют, но де-факто они парализованы атмосферой тотального политического террора.

Пожалуй, последней попыткой легально провести публичную акцию стала апрельская заявка партии «Зеленые» на проведение традиционного «Чернобыльского шляха», которую власти предсказуемо отклонили. Выходить же на несанкционированные акции означает обречь себя на тюрьму.

Некоторые лидеры традиционной оппозиции, примкнувшие к протестам 2020 года, получили поистине сталинские сроки лишения свободы: христианский демократ Павел Северинец — 7 лет, социал-демократ Николай Статкевич — 14 лет.

Руководителю Партии БНФ Григорию Костусеву дали 10 лет, обвинив в «заговоре с целью захвата власти».

Cегодня всякая неподконтрольная властям активность внутри страны криминализирована: шевельнись, подай голос против режима — тут же посадят в тюрьму за «разжигание социальной розни», «оскорбление властей», «экстремизм», «подготовку массовых беспорядков» или по другой шитой белыми нитками уголовной статье.

Пример тому — пытавшаяся сохранить какую-то активность ОГП. В итоге ее верхушку арестовали. В начале ноября глава партии Николай Козлов получил два с половиной года колонии. Формально — за участие в уличном марше в августе 2020 года, по сути — за то, что пробовал наладить партийную жизнь и в нынешних суровых условиях. Недавно на съезде Козлова переизбрали председателем, но это чисто символический шаг. Из тюрьмы он руководить не сможет. Да и чем руководить? Все сидят, как мыши под метлой.

Иные деятели старой оппозиции вынуждены были спасаться от дамоклова меча репрессий за границей. Например, председатель БСДП Игорь Борисов оказался с семьей в Бельгии. В основном же выезжали в Литву, Польшу.

При этом часть старой оппозиционной гвардии примкнула в эмиграции к структурам новой оппозиции. Кое-кого относят даже к числу серых кардиналов. Во всяком случае, политическим неофитам явно пригодился организационный и прочий опыт тех, кто противостоит режиму уже много лет.

В команде Тихановской работают представители ОГП Александр Добровольский, Анатолий Лебедько, Анна Красулина. Ольга Ковалькова из «Белорусской христианской демократии» — одна из заметных фигур в составе Координационного совета, в котором видят протопарламент будущей Беларуси. Лидеру движения «За Свободу» Юрию Губаревичу доверено заняться «подготовкой кадрового резерва для новой Беларуси» в Объединенном переходном кабинете — этом прообразе правительства в изгнании.

Лукашенко будет побежден оппозицией 3.0?

Итак, старая оппозиция частично легла на дно и отошла от дел, а частично как бы растворилась в «оппозиции 2.0». При этом идейная база старой гвардии не пропала. Яркой визуальной фишкой протестов 2020 года стало море исторических бело-красно-белых флагов. Дали свои плоды усилия БНФ и других оппозиционных структур первой волны, направленные на развитие национального самосознания.

Представители старой оппозиции поначалу критиковали Тихановскую и других неофитов, пришедших в политику в 2020 году, за размытость платформы, реверансы в сторону Москвы, за уход от ответа на вопрос «Чей Крым?», недостаточное внимание к беларускому языку, историческому и культурному наследию нации. Сейчас новая оппозиция все четче артикулирует лозунги национального возрождения, противостояния имперской политике Кремля, европейского пути — то есть нащупывает опору в идейном фундаменте, созданном де-факто традиционной оппозицией.

Правда, при этом новая оппозиция стала наступать на те же грабли, что и старая. В последние месяцы 2022 года среду возникшей после 2020 года политической эмиграции сотрясают междоусобицы, скандалы.

По мнению критиков, команда Тихановской тянет одеяло на себя, отказывается от сильной коалиции, работает недостаточно прозрачно, не имеет четкой, убедительной стратегии. Некоторые члены этой команды пытаются трактовать справедливую критику и расследования независимых СМИ как подкопы, устраиваемые режимом и его спецслужбами.

Главная же проблема в том, что выдавленная за границу политическая эмиграция не имеет сильных рычагов влияния на ход событий внутри Беларуси. Развязанный режимом политический террор оказался действенным. Свирепыми методами Лукашенко забетонировал ситуацию в стране.

Трудно сказать, сколько продлится этот кошмар, но факт остается фактом: сегодня поднять массы на восстание против режима (перешедшего, по мнению ряда политологов, в тоталитарную фазу) — дело немыслимое. Так что любые стратегии его оппонентов повисают в воздухе. Многие сторонники перемен впадают во фрустрацию. Рейтинги зарубежных штабов демократических сил падают. Там рискуют увязнуть в склоках, скатиться к имитации бурной деятельности и в конечном итоге маргинализироваться, как это произошло некогда со старой оппозицией.

Конечно, режим Лукашенко не вечен. Но не вечен и мандат доверия к Тихановской, ее команде, всей новой оппозиции. И если она не справится с вызовами, то когда настанет час перемен, на их гребне могут оказаться совсем другие люди, фамилий которых мы сегодня не знаем. Возможно, это будет уже некая оппозиция 3.0, которая в конце концов перестанет быть оппозицией, а станет властью.

Текст: Александр Класковский

Опубликовано: 03.12.2022

Читайте также

Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?

Чемодан, компьютер, Польша. Что стало с беларуским IT-сектором из-за протестов и войны

Жить в Беларуси

Беларуские демократические силы и «невидимые» женщины

«У меня отняли корни, семью и родину»

Насилие и репрессии против инакомыслящих и активистов заставили десятки тысяч беларусов бежать из родной страны. После нападения России на Украину многие также решили покинуть Беларусь. За границей возникла новая диаспора, которая старается помочь демократизации Беларуси извне в надежде подключиться к переменам внутри страны, как только они начнутся.

В центре внимания варшавского коллектива художников Heartbreaking Performance — глубокие переживания людей, живущих в изгнании. Темой их фотовыставки стала тоска беларусов по дому. 

dekoder отобрал несколько фотографий с выставки и расспросил основательницу группы художников Анну Мацкевич о том, как начинался фотопроект и ради чего он создан

DEUTSCHE VERSION

— Как возникла идея выставки?

— Идея выставки фотографий появилась у меня еще до начала войны. Внезапно я обнаружила, что все время вижу улицы моего родного Минска — стоит лишь закрыть глаза. Вернуться туда я не могу, меня бы сразу арестовали за все, что я делаю в эмиграции: за мое искусство, активизм и за то, что я говорю правду. И я подумала: интересно, у нас у всех так, если мы долго не видим родные места? Я знаю еще один феномен: когда долго не видишь человека, то постепенно забываешь, как он выглядел, даже если это очень близкий человек.

Тогда я начала расспрашивать людей и выяснила, что я такая не одна. Многие скучают по дому, но не любят говорить об этом — слишком тяжело. И тогда я подумала: а не смогут ли фотографии любимых мест немного помочь нам?

— Вы называете свою выставку exhibition-experience — «выставка-опыт». Что имеется в виду?

— Когда я начала рассказывать о своей идее друзьям и тем, кто мог ее поддержать, кто-то сказал: а почему только фотографии? Почему не сделать сразу все, что можно? Я подумала: и правда, хорошо было бы дать людям почувствовать себя как дома, даже если они не могут вернуться домой. Такой Минск 2.0, нечто, что поможет поставить точку и найти силы двигаться дальше. Это не значит, что люди забудут о своем желании однажды вернуться домой. Но нужно закончить одну историю, чтобы дать начаться новой, чтобы дать шанс исцелению. Мы попытались воспроизвести атмосферу Минска, чтобы люди почувствовали себя там — и при этом в безопасности, не так, как было в городе, который они покинули за последние два года. Кроме фотографий есть звуки Минска, короткий документальный фильм, в котором люди с любовью вспоминают город. Есть доска, на которой можно оставлять записки — идеи и пожелания. А еще есть комната, где можно поплакать или позвонить своим любимым людям. Мы как бы создаем реальное переживание. Мы уже услышали несколько рассказов: люди узнавали на фотографиях свои дома, свои балконы, один мой друг даже узнал на фотографии собственную маму!

— Группа, которая организовала эту выставку, называется Heartbreaking Performance Art Group. Что это за группа и как она возникла?

— Когда начались протесты, я сразу занялась протестным искусством, иногда одна, иногда вместе с теми, кого привлекали мои проекты. Спустя некоторое время я увидела, что все крутится вокруг одной идеи: искусство как активизм, как инструмент для изменения людей и мира. И я знала, что эта идея найдет дорогу к правильным людям, а люди найдут дорогу к ней. Проект получил название Heartbreaking Performance. Я искала название, которое бы четко говорило: мы не занимаемся модным «философским» искусством, которое позволяет зрителю видеть то, что он хочет увидеть. Мы занимаемся искусством, которое что-то меняет, в котором есть значение, смысл. Искусство, которое обращается к сочувствию и рефлексии, вызывает сильную эмоциональную реакцию. У нас есть самые разные проекты: фильмы, концерты, перформансы, выставки. Люди, работающие над ними, на время проекта становятся частью Heartbreaking Performance, но некоторые решают остаться с нами и после окончания проекта, и это меня очень радует.

— Как вы отбирали фотографов для выставки?

— Некоторых я знала сама, а также мне помогал человек, который хорошо знаком с беларуской фотографией. Некоторые фотографы сами к нам пришли, потому что видели нашу кампанию в инстаграме. К сожалению, не удалось вовлечь всех, потому что отпечатки мы оплачивали сами, и музейное помещение не очень большое. Когда мы вернемся в Беларусь, то, надеюсь, будем регулярно проводить выставки со всеми теми прекрасными фотохудожниками, которые к нам обращались. 

Все скучают по Минску, некоторые слегка, другие очень сильно. Мы делали посты в инстаграме об участниках выставки. Я попросила всех написать несколько фраз о Минске — все, что угодно. И эти тексты были невероятно трогательными, они грели душу.

— Вы сами родом из Минска?

— Да, я из Минска. И с самого начала наших отношений с городом я люблю его, Минск мне как мать или отец. Как я уже говорила, стоит мне закрыть глаза — и я вижу Минск, иногда он мне снится. Когда нельзя вернуться, это очень тяжело. Мои друзья в Беларуси иногда меня не понимают, они говорят: «Ты же в безопасности, откуда такой негатив? Ты много лет назад решила уехать, так что теперь устраиваешь театр?» Это долгая история. Знаешь такие фильмы, где герой должен сделать выбор: улететь с инопланетянами и больше никогда не увидеть родную планету — или остаться дома и больше никогда не увидеть космос? Я никогда не понимала, как люди решаются все бросить и уехать навсегда. По своей воле я бы никогда на это не пошла. События в Беларуси 2020 года привели к тому, что это решение приняли за меня. У меня просто не осталось выбора.

— Вы уехали из Беларуси задолго до 2020 года. С чем был связан ваш отъезд? 

— Я уехала из Беларуси ради своей музыкальной карьеры. Дела в культуре очень плохи, как всегда при диктатуре. Много лет назад я приехала сюда, в Польшу. И хотя я наполовину полька, настоящая карьера из-за моего статуса иммигрантки не сложилась. Я делала попытки в других странах и думаю, что у меня бы все получилось. Но ковид вмешался в мои планы, так же как он вмешался в планы всех людей искусства во всем мире. Так или иначе, до 9 августа 2020 года я могла время от времени ездить домой и видеться с друзьями и семьей. Когда начались протесты, я думала, что диктатура скоро будет сметена. Но даже если бы я этого не ждала, то делала бы то же самое. Я стала активисткой и начала делать политическое искусство. Во весь голос и без страха показывать лицо. Не было писем или указаний на то, что меня арестуют, если я приеду в Беларусь, но я сделала много такого, за что люди сидят там в тюрьме. Все, кто в Варшаве участвовал хотя бы в демонстрациях, не могут чувствовать себя в безопасности в Беларуси. Там арестовывают людей абсолютно произвольно. Думаю, власти хотели бы посадить под замок всех, кто не согласен с их действиями, даже детей, но для них есть детские дома.

Так что да, у меня отняли мои корни, мою семью и родину, дом, куда я всегда могла вернуться. Это больно, и это тоже своего рода тюрьма. Я не могу жить нормально, если не могу вернуться домой. Мою жизнь как будто поставили на паузу.

— Фразу «Я хачу дадому» часто слышишь от беларусов, которые покинули родину из-за репрессий. Есть ли в этой фразе надежда на возвращение? 

— Да, я в это верю. Я знаю многих, кто вернется, неважно после скольких лет за границей. Они хотят к себе, в свою страну, чтобы помочь ее заново отстраивать, работать на ее лучшее будущее. Пропагандистские СМИ, работающие на режим, написали по поводу нашей выставки: «Ха-ха, эти лузеры вдруг поняли, что им хочется домой», и тому подобное. А я думаю, что в этом наша сила, мы громко и ясно говорим: «Да, мы хотим к себе домой». Это наша родина, у нас есть на нее право, вы у нас ее украли, но ненадолго. Мы подождем. Мы не поедем, чтобы нас посадили в тюрьму. Мы отсюда будем строить Беларусь и хранить ее извне, чтобы она могла жить и становиться современным, зрелым, самостоятельным обществом, когда для нас придет время вернуться. В одном фильме студии «Марвел» Один говорит: «Асгард — это не место. Асгард там, где наши люди». Беларусь — как такой Асгард.

Мы отсюда будем строить Беларусь и хранить ее извне, чтобы она могла жить и становиться современным, зрелым, самостоятельным обществом, когда для нас придет время вернуться.

— Каково положение беларуских мигрантов в Варшаве и Польше?

— Ситуация в Польше, к сожалению, сложная. Общество раскололось. Многие нас понимают и поддерживают. Но большая часть польского общества в принципе против иммигрантов и думает, что они должны либо вернуться на родину — неважно, будут ли их там арестовывать или убивать, такие подробности этих людей не интересуют, — либо должны делать грязную работу. «Вы же иммигранты, правильно? И нечего говорить о хорошей работе. Скажите спасибо, что вам вообще разрешили остаться». Думаю, война и тысячи беженцев очень повлияли на ситуацию, которая и до этого не была особенно стабильной. При этом, конечно, есть замечательные люди, которые очень помогают, и мы очень благодарны за поддержку, да и просто за то, что они есть. Но иногда страшно в автобусе или на улице просто говорить по-русски или по-беларуски с собственной матерью по телефону. Это очень странное чувство.

— Есть ли у вас уже планы новых проектов?

— Если наши финансовые и психологические возможности позволят, мы бы хотели привезти эту выставку в другие города, где сейчас много людей из Беларуси. Мы надеемся потом сделать такие проекты о прочих городах и местах Беларуси, для тех, кто не из Минска. Уже думаем, как показать выставку в Вильнюсе, ведем переговоры с бывшим рестораном «Минск» в Потсдаме, который недавно открылся как дом искусств. Это было бы идеальное место для нашего проекта!

Интервью: Редакция дekoder’а
Фоторедактор: Анди Хеллер (Andy Heller)
Опубликовано: 29.11.2022

«Ночь расстрелянных поэтов» — одно из ключевых трагических событий в истории Беларуси. В ночь с 29 на 30 октября 1937 года НКВД убило в Минске 132 человека, в том числе поэтов, писателей и представителей интеллигенции. Это страшное событие поднимает вновь вопросы о беларуской идентичности, культуре и репрессиях при Александре Лукашенко. В связи с ним в Беларуси в последние годы появилась новая культура памяти — не спущенная идеологами сверху, а развивающаяся изнутри гражданского общества.

Что именно произошло той октябрьской ночью 1937 года? Как возникла культура памяти об этой трагедии? Какие формы она принимает? И почему советская власть целенаправленно подвергла репрессиям национальную элиту Беларуси? На эти и другие вопросы отвечает историк Ирина Кашталян.

1. Что именно произошло в ночь с 29 на 30 октября 1937 года?

В ту ночь в Минске в подвале внутренней тюрьмы НКВД и в Пищаловском замке расстреляли 132 человека, тела которых затем захоронили к северо-востоку от города в Куропатах. Были убиты не простые советские граждане, а большое количество известных государственных и культурных деятелей, ученых, в том числе 22 поэта и писателя. Такого массового единовременного убийства представителей беларуской национальной элиты ранее не было. Поэтому эта трагическая дата периода Большого террора получила название «Ночь расстрелянных поэтов», или «Черная ночь».

В начале 1937 года НКВД БССР придумал существование Объединенного антисоветского подполья. В сентябре на уровне высшего руководства СССР был подписан основной список из 103 человек, впоследствии приговоренных за участие в этой вымышленной структуре к высшей мере наказания — к расстрелу. Местные сотрудники НКВД расширили этот список. У большинства убитых в ту ночь были также репрессированы близкие родственники. Еще в начале августа 1937 года были уничтожены несколько десятков тысяч конфискованных рукописей беларуских писателей-«врагов народа». Последствия от потери большей части национальной элиты 1920–1930-х годов и ее литературного наследия ощущаются в многонациональной культуре Беларуси до сих пор.

2. Почему беларуские поэты и писатели подверглись репрессиям?

В 1920-е годы советская власть допускала определенную свободу творчества писателей, для того чтобы они развивали пролетарскую культуру в рамках политики коренизации. С ее свертыванием в начале 1930-х годов популярные представители интеллигенции стали опасны для власти, хотевшей полностью контролировать общество. 

Многие из них погибли в ту страшную ночь. Среди них был поэт Изи Харик, активный член организации Поалей Цион, редактор еврейского журнала Штерн, автор 13 книг на идиш, осужденный как «член троцкистско-зиновьевской организации». Тогда же был убит и прозаик Платон Головач, один из лидеров литературных объединений Маладняк и Беларуской ассоциации пролетарских писателей. Арестованный в августе 1937 года, он под пытками признал «вину» и был приговорен к расстрелу за «организацию террористической группировки» и за «проведение немецко-фашистской деятельности». Жены обоих получили по 8 лет лагерей как «члены семьи изменников родины» и были отправлены в Казахстан, в Карагандинский лагерь НКВД. Убитых деятелей культуры за время Большого террора в целом было около 500 по БССР.

3. Когда и как стало известно об этом расстреле? Какую реакцию это вызвало в обществе?

Не только общественность, но и родственники расстрелянных узнали правду только десятилетия спустя. В советское время в семьях с осторожностью говорили об исчезновении родных. Долгие годы выжившие свидетели советских преступлений боялись рассказывать об этом опыте, опасаясь его повторения для себя и своих близких. Даже после ХХ съезда КПСС, на котором был осужден культ Сталина, что положило начало процессу реабилитации невиновных жертв политических репрессий, о расстреле как причине смерти официально умалчивали. Жене писателя Платона Головача Нике Вечер в 1956 году выдали справку о том, что он умер от паралича сердца в лагере в 1944 году. К архивам КГБ родственники получили ограниченный доступ только в начале 1990-х. 

Толчок к осмыслению событий «Черной ночи» дало открытие в 1988 году Куропат — места массовых убийств жертв сталинских репрессий 1937–1941 годов. Впечатленный историей расстрелянного поэта Валерия Морякова, его племянник Леонид затем много лет занимался возвращением памяти о репрессированных и написал книгу «Только одна ночь» — с выдержками из дел убитых, описанием их последних дней со слов выживших. К сожалению, сохранение памяти по данной теме остается только в общественном поле, государство в ней фактически не участвует. 

4. Как возникла культура памяти о «Ночи расстрелянных поэтов»?

С 29 октября 2017 года защитники мемориала в Куропатах начали проводить акцию «Ночь расстрелянных поэтов». Сейчас это признанная беларусами дата, когда отдается дань памяти деятелям культуры, убитым сталинским режимом. Ежегодно в эти дни проводятся мероприятия — акции памяти и литературно-музыкальные вечера, на которых зачитываются имена репрессированных и отрывки из их произведений, проводятся лекции о них. Также был создан ряд творческих тематических проектов: например, портал TuzinFM.by подготовил музыкальный альбом (Не)расстраляныя на стихи 12 расстрелянных поэтов.

События в Беларуси августа 2020 года разбудили интерес к теме сталинских репрессий у широких слоев, не согласных с режимом Лукашенко. У многих ранее неактивных представителей общества появился запрос получить знания об истории репрессий, например в ходе дворовых лекций. Из списка люди могли выбирать темы для этих лекций. Тема сталинских репрессий была одной из самых востребованных. Слушатели заинтересовались неофициальной историей своей страны. В первую очередь они захотели услышать об определенных исторических параллелях в применении насилия властями, а также о поводах для гордости беларуской культурой ХХ века и ее трагических страницах. Много активных людей после событий 2020 года оказалось вне Беларуси, а 29/30 октября стало для них одной из ключевых дат, позволяющих проявить солидарность и почувствовать свою идентичность.

5. Как белaруское государство относится к этому событию?

В недолгий период с 1991 года и до прихода к власти Лукашенко был большой интерес к фиксации преступлений коммунизма, ставились памятные знаки жертвам репрессий, приоткрылись спецархивы. Но после 1994 года в отношении к советскому прошлому произошел откат назад: нынешняя официальная историческая политика не направлена на критическое осмысление советского прошлого, и существует явное стремление к акцентированию внимания на жертвах Второй мировой войны за счет жертв сталинизма. 

Тема немного представлена в образовании. Имена расстрелянных поэтов упоминаются в учебнике по литературе за 10 класс, прорабатывается творчество прозаика Михася Зарецкого, но акцента на дате 29 октября 1937 года нет. В учебнике по истории Беларуси 9 класса появилось упоминание Куропат, но цифры жертв репрессий значительно занижены, о других местах убийств не говорится вовсе. 

Еще до 2020 года власти пытались перехватить у общества инициативу по контролю за Куропатами, но не для медиации, а для замалчивания, снижения политической активности граждан. Сейчас внимания к этому месту со стороны государства нет, а власти планомерно репрессируют активистов, защищавших мемориал, тех, кто пытался проводить там акцию памяти «Ночь расстрелянных поэтов».

6. Как будет отмечаться «Ночь» в этом году?

В прошлом году было организовано более 40 мероприятий к «Ночи расстрелянных поэтов» в 38 городах мира. В этом году акции проходят на фоне войны в Украине и непрекращающихся репрессий в Беларуси. Тем не менее они состоятся в различных странах, на разных континентах, где находятся беларуские диаспоры. Можно познакомиться с их картой на сайте nochpaetau.com. В Беларуси по политическим причинам проведение акций невозможно. На сайте также выставлено множество материалов, посвященных репрессированным поэтам: музыка, лекции и так далее. Организаторы предлагают небезразличным посетителям быть активными — от индивидуального ознакомления с ресурсами по теме до проведения памятных акций в различных форматах. 

Например, организация беларусов Германии Разам организует в городской библиотеке Бремена мероприятие, на котором можно будет принять участие в дискуссиях беларуских и немецких специалистов по теме политических репрессий в Беларуси в ХХ–XXI веках, поговорить о том, как беларуская литература противостоит репрессиям и войне, послушать концерт беларуских песен. В Белостоке и Варшаве пройдет презентация нового издания книги (Не) расстраляныя, посвященная расстрелянным писателям 1930-х годов.

Текст: Ирина Кашталян
Опубликовано: 28.10.2022

Читайте также

Инакомыслие и власть

Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?

Год исторической памяти

Слом эпох: фотографии Сергея Брушко о 1980–1990-х годах в Беларуси

Беларуские демократические силы и «невидимые» женщины

Гэта Беларусь, дзетка!

Во время протестов беларуски были активны, занимали лидерские позиции, помогали друг другу и вдохновляли на сопротивление не только других женщин, но и все общество. 

Активная фаза протестов позади. И на первых ролях — снова мужчины. Когда офис Светланы Тихановской сформировал Объединенный переходный кабинет, женщин в нем не оказалось вовсе. Последовало объяснение, что женщины проявили мало инициативы. 

Но так ли это? 

Исследовательница Ольга Шпарага поднимает в этой статье два главных вопроса. Первый — действительно ли женщины мало участвуют в новых политических структурах из-за недостатка активности или мотивации. И второй — о важности гендерной повестки для борьбы за демократическую Беларусь.
Если женщины играли такую важную роль во время протестов в Беларуси, придавая им импульс и дыхание, то им есть что привнести в политику и сегодня, считает исследовательница. Кроме того, в силу своей социализации женщины умеют слышать разные группы людей, вести командную работу. 

А вот отсутствие гендерной повестки — мина замедленного действия под все успехи демсил. Такая оппозиция рискует превратиться в то, с чем она боролась, пишет Ольга Шпарага в своем анализе.

8-9 августа 2022 года, во вторую годовщину президентских выборов, спровоцировавших многотысячные протесты по всей Беларуси — которые я называю revolution-in-progress, — в Вильнюсе прошла конференция «Новая Беларусь». Ее инициировала лидерка беларуских демократических сил Светлана Тихановская. На конференции был сформирован Объединенный Переходный Кабинет — коллективный исполнительный орган беларуских демократических сил.¹

Первыми членами этого Кабинета оказались четверо мужчин. Они представляют направления транзита власти, иностранных дел, а также восстановления правопорядка и вопросов обороны и национальной безопасности. То, что в кабинет не вошла ни одна женщина, а на самой конференции ряд секций были исключительно мужскими, вызвало реакцию не только Фемгруппы Координационного совета, но и широкого беларуского фемдвижения. 

Светлана Тихановская и ее советник Франак Вячорка отреагировали на это возмущение, призвав женщин более активно включаться в работу демократических политических структур. Месяц спустя, по всей видимости, под давлением общественности, в Кабинете появились и две представительницы — по национальному возрождению и по финансам и экономике. 

Это, однако, не снимает вопроса о том, действительно ли невысокая степень участия беларуских женщин в новых политических структурах обусловлена отсутствием у них мотивации и их малой активностью. Как и вопроса о важности гендерной повестки для борьбы за демократическую Беларусь. 

Вернулись в мир с «невидимыми» женщинами?

Протесты 2020 года были отмечены активным участием женщин. Объединенный женский штаб Светланы Тихановской, Марии Колесниковой и Вероники Цепкало, женская цепь солидарности, давшая толчок к масштабным мирным протестам после выборов по всей стране, женские марши. Наконец, сестринство и различные формы взаимной поддержки в изоляторах. Эти и другие формы активности и объединения вдохновляли на сопротивление не только всех новых женщин, но и беларуское общество в целом.

Женщины также занимали лидерские позиции в дворовых сообществах, сеть которых была важным проводником протестов; в профессиональных коллективах, включая независимые профсоюзы и стачкомы; в арт-, журналистском и других сообществах. Узнаваемыми стали не только представительницы штаба и Нина Багинская, но и феминистская активистка Ольга Горбунова, координаторка волонтерской службы «Вясны»; правозащитница Марфа Рабкова, дирижерка «Вольнага хора» Галина Казимировская и многие другие. 

В активную фазу протестов, то есть в 2020 году и в первую половину 2021 года, беларуские женщины были видны и слышны на различных публичных площадках в качестве важнейших участниц. 

Однако в 2021 году ситуация начала меняться. Во вторую половину 2021 года и в 2022 году мы, пользуясь словами соосновательницы Фемгруппы КС Юлии Мицкевич и журналистки Belsat Алины Ковшик, снова вернулись в мир, удобный для мужчин, — мир с «невидимыми» женщинами.² Мужчины оказались на ведущих, руководящих и экспертных позициях, а женщины — теми, кто пишет для них речи и занимается коммуникацией. 

Однако еще в большей степени беларуские женщины оказались в 2021–2022 годах заняты оказанием помощи и, на феминистском языке, «трудом, связанным с заботой». Это было обусловлено усилением репрессий и, в частности, принудительной ликвидацией беларуских НГО³, в которых женщины занимали лидирующие и другие позиции. В 2021 году в Беларуси были закрыты все гендерные и феморганизации, включая «Радиславу» — единственное убежище для женщин, пострадавших от домашнего насилия. 

Репрессии привели к тому, что значительная часть активисток и эксперток вынуждены были искать убежище вне страны. В Вильнюсе, Варшаве, Тбилиси, других городах и странах беларуские женские и феморганизации сконцентрировали работу на оказании помощи и поддержки — сначала беларускам и беларусам, а после 24 февраля 2022 года также и украинкам и украинцам. 

«Невидимый» труд «невидимых» женщин в 2021–2022 годах

«Невидимость» этого труда, связанного с оказанием помощи и заботой — поиском жилья и средств к существованию, оформлением документов и уходом за детьми, — стала частью популярного сегодня неолиберального тренда: в то время как этот труд становится более сложным, поскольку возрастают требования к качеству и условиям жизни, его социальное признание и вознаграждение не прибавляет в весе.⁴ 

По-прежнему распространены стереотипы, что про эту сферу не стоит говорить. Ведь те, кто ею занимаются, делают это по своей природной склонности и не заслуживают голоса в сфере политики, поскольку заняты чем-то несущественным и к политике не имеющим отношения. По мнению Юлии Мицкевич, на эту «невидимость» накладывается патриархатная риторика, «когда женщинам приходится доказывать, что они сделали что-то важное, в то время как вклад мужчин считается важным и ценным a priori».5 

«Невидимость», или затушевывание роли женщин в 2021–2022 годах, обусловлены не мотивацией и пассивностью женщин, а в первую очередь структурно-социальными стереотипами, распределением в обществах власти в пользу мужчин и их занятий, патриархатной риторикой, поддерживаемой беларускими медиа и представителями политических структур, прежде всего мужчинами. Это подтверждает исследование Chatham House июня 2022 года.⁶ Согласно ему, чуть меньше 40% беларуских женщин считают проблему низкой представленности женщин во власти актуальной — в сравнении с менее чем 25% мужчин. Только 41% мужчин — в сравнении с 70% женщин — считает требующей внимания тему насилия в семье. При том что летом 2020 года с подачи Лукашенко насилие в семье стало метафорой государственного насилия, против которого и восстало беларуское общество. Наконец, только 34% мужчин — против 75% женщин — считают важным перераспределение домашних обязанностей.

Что возвращает нас к стереотипному пониманию и ролей мужчин и женщин в беларуском обществе, и практик заботы, занятие которыми — особенно в ситуации репрессий в Беларуси и войны в Украине — является важнейшим проводником солидарности в наших обществах.

Почему важно участие женщин в политике и политических структурах

Сложившаяся ситуация не только обнаруживает причины «невидимости» женщин на продемократической политической беларуской сцене, но и позволяет сделать вывод о важности возвращения им «видимости». И дело не только в том, что женщины представляют более половины граждан Беларуси и, следовательно, требуют представленности на политическом уровне. Если беларуские женщины играли такую важную роль во время широкомасштабных протестов в Беларуси, придавая им импульс и дыхание, значит, им есть что привнести в политику и сегодня. 

Решающим является то, что женщины чаще, чем мужчины, ценят и умеют организовать командную работу. В том числе потому, что, в силу социализации, чувствительны к потребностям разных людей и групп, которым помогают быть слышимыми и видимыми. Участие женщин в принятии решений на политическом уровне в демократических странах подтверждает это. Женщины не только расширяют политическое участие, вовлекаясь в политику сами и воодушевляя других женщин, а также представительниц и представителей уязвимых социальных групп, что является важнейшим условием современной — партиципаторной — демократии, но и вследствие такого вовлечения способствуют повышению качества жизни всего общества. А в нашей специфической беларуской ситуации они будут способствовать расширению пространства для нахождения и принятия важных для всего общества решений. 

Значительная часть беларуских женщин, как показывает проведенное исследование, не удовлетворена своей слабой представленностью на политическом уровне. И при этом уже немало делает на локальном уровне, отвечая за работу различных проектов, связанных с оказанием поддержки, образованием, продвижением беларуской культуры (еще один яркий пример — Татьяна Нядбай, глава беларуского ПЭН-Центра, закрытого в Беларуси и продолжающего работу из Варшавы). 

Это значит, что для усиления их «видимости» и влияния на принятие политических решений нужно не просто призывать женщин к активному участию в политике. Нужно также устранять препятствия для него — например, приглашая не только мужчин для участия в экспертных дискуссиях. И создавать условия для этого участия, начиная с отстаивания гендерного равенства на всех уровнях политических институтов и объединений.⁷

Почему важна гендерная повестка и что показывает пример Украины

Появление в Объединенном переходном кабинете двух новых представительниц выглядит первым шагом в этом направлении. Финансовыми и экономическими вопросами теперь будет заниматься соосновательница и CEA IT-компании миллионерша Татьяна Зарецкая, а вопросами национального возрождения — журналистка и создательница социальных проектов, цитируемая мною Алина Ковшик.

Но в новом политическом органе объединенных демократических сил так и не появилась ни представительница или советница по гендерным вопросам, ни сама гендерная повестка. Хотя Фемгруппа КС не только в очередной раз предложила в новый Кабинет кандидатуру Юлии Мицкевич, теперь на позицию представительницы по социальным вопросам⁸, но и собрала в ее поддержку более 30 голосов беларуских общественных организаций и активисток и активистов, среди которых Free Belarus Center в Варшаве и Ambasada Kultury в Берлине, правозащитные организации Human Constanta, Human Rights Impact и другие. 

Гендерная повестка, которая делает акцент на учете интересов и потребностей женщин и ЛГБТК-людей, а не только мужчин, служит также напоминанием о том, что демократическая политика не может сводиться к подготовке силового сценария смены нелегитимного политического режима в Беларуси, который сейчас оказался в центре внимания Объединенного переходного кабинета. Потому что в таком случае нет гарантий, что к власти не придет новая хунта, аналогичная действующей. Для предотвращения этого необходимо создание чего-то вроде гражданской администрации, которой должны будут подчиняться военизированные структуры, если таковые возникнут. Видение беларуского общества во всем его разнообразии, как и контроль за применением насилия во всех его формах, должны быть важнейшими направлениями работы этих гражданских структур. 

Понимание этого мы видим, к примеру, в Украине, где 20 июня 2022 года, то есть в разгар агрессивной российской войны в этой стране, была ратифицирована «Стамбульская конвенция Совета Европы о предотвращении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием». Украинские феминистские организации также не останавливают деятельность и, отстаивая право на вооруженное сопротивление, поскольку «если украинское общество сложит оружие, то не будет украинского общества», в то же время стоят на страже прав человека.⁹ Они заявляют о важности обеспечения «видимости» и признания активной роли женщин в антиимпериалистической борьбе, а также о важности включения женщин на равных во все общественные процессы и механизмы принятия решений как в военное, так и в мирное время. 

В этой связи аргументы в пользу того, что нужно отложить внимание к гендерно-обусловленным проблемам и малой представленности женщин на беларуской демократической политической сцене, не выдерживают критики, обнаруживая неприглядные, если не авторитарные, границы этой политики.

Текст: Ольга Шпарага
Опубликовано: 19.10.2022

1. «Сахащик, Латушко, Азаров, Ковалевский: Тихановская объявила Объединенный Переходный Кабинет и назвала первых членов», 09.08.2022 // Сайт Светланы Тихановской. ↑

2. «Живоглод, Ковшик и Мицкевич спорят: почему в беларуской политике так мало женщин», 01.09.2022 // «Мне тоже не нравится». ↑ 

3. На сегодня это не менее 965 НГО, почти треть из зарегистрированных в Беларуси. Ситуация со свободой ассоциаций и организациями гражданского общества Республики Беларусь: обзор за август 2022 г. // Lawtrend, https://www.lawtrend.org/freedom-of-association/situatsiya-so-svobodoj-assotsiatsij-i-organizatsiyami-grazhdanskogo-obshhestva-respubliki-belarus-obzor-za-avgust-2022-g. ↑

4. Ср. N. Mayer-Ahuja und O. Nachtwey (Hrsg.), Verkannte Leistungstraeger: innen. Berichte aus Klassengesellschaft. Suhrkamp Verlag Berlin, 2021. ↑

5. Из комментария, который Юлия Мицкевич дала мне 2 августа 2022 года. ↑

6. Леся Руднік «Што думаюць беларусы пра аборты і гендарную няроўнасць?» // Цэнтр новых ідэй. ↑

7. Первый шаг к этому уже был сделан благодаря принятию оргкомитетом конференции «Новая Беларусь» «Декларации о целях и ценностях беларуских демократических сил». В разделе «Демократия» в этом документе можно найти «верховенство прав человека, запрет любой дискриминации и гендерное равенство». ↑

8. Впервые кандидатура Юлии Мицкевич была предложена офису Светланы Тихановской Фемгруппой КС на позицию советницы по гендерным вопросам еще в октябре 2020 года. ↑

9. Ср.: Право на сопротивление: феминистский манифест, 07.07.2022 // «Спільне». ↑

Читайте также

Как беларуские медиа пережили революцию, репрессии и эмиграцию

В одни ворота. Как в Беларуси власть переиграла футбол

Бистро #20: Два года с начала протестов в Беларуси. Что осталось от сопротивления?

Чемодан, компьютер, Польша. Что стало с беларуским IT-сектором из-за протестов и войны

«Нас ждут визы, ров и колючая проволока». Как изменилось мнение украинцев о беларусах

Жить в Беларуси